— С матерью девочки я познакомился во время прохождения срочной службы, имел с ней кратковременную связь, о беременности не знал.Почти четырнадцать лет спустя меня разыскали сотрудники службы опеки и попечительства, сообщив, что, возможно, я являюсь биологическим отцом ее дочери.
ЧАСТЬ 1 ЗЕСЬ
ЧАСТЬ 2 ЗДЕСЬ
ЧАСТЬ 3 ЗДЕСЬ
ЧАСТЬ 4 ЗДЕСЬ
ЧАСТЬ 5- 6 ЗДЕСЬ
Глава 7. Краткий ликбез
Андрей был прав – готовить оказалось не так уж и сложно. Странно, раньше Вера о подобном и не подозревала.
Наоборот, иногда наблюдая за тем, как что-то готовит домработница или мама, она была готова поклясться: приготовить какое-нибудь блюдо сложней, чем сварить эликсир вечной молодости.
А вот поди ж ты, вся готовка на самом деле – включи плиту и подержи будущий ужин нужное количество времени на сковороде или в кастрюле.
Хотя, конечно, еда была другой. Больше похожа на ту, которой кормили в детском доме. Но при этом нельзя сказать, чтобы она была невкусной.
Вкусная, нормальная еда. Но раньше дома они такое никогда не готовили. Супы, салаты, запеченное мясо, тушеные в духовке овощи, всякие закуски и запеканки.
Андрей, судя по всему, питался по принципу «чем меньше возни – тем лучше». На гарнир у них, судя по всему, стабильно будет либо крупа, либо макароны, а в качестве мясной составляющей – либо «разморозь и разогрей», либо «свари или пожарь курицу».
Хотя в ее прошлой жизни жареное мясо считалось очень-очень вредным и недопустимым к употреблению продуктом.
Сама Вера, впрочем, тайком от матери периодически наведывалась и в находящийся у школы фастфуд, и во всякие чебуречные.
Каждый раз при этом чувствуя себя героиней шпионской саги. А уж чтобы ей спокойно дали чипсы или сухарики – такого не было никогда.
Увидев однажды дочь с пачкой «кириешек» мать прочитала ей полуторачасовую лекцию о том, как ее разнесет от неправильного питания, как посыпятся зубы и волосы, и как настанет полный конец всем системам ее растущего организма.
Перспектива Веру не напугала – строго говоря, она вообще ее выдумкой посчитала. Просто стала прятаться лучше, чтобы материнские нотации не выслушивать.
Своими размышлениями по поводу правильного или неправильного питания она поделилась с Андреем за самостоятельно приготовленным ужином.
По совету мужчины обжарила гавайскую смесь, закинула туда банку сардины в масле и разложила полученное месиво по тарелкам.
На вид было не особо-то и красиво, даже, кажется, подгорело в одном месте, но вкус получился отменным.
— Вер, все эти рассуждения про «вредно» и «невредно» у меня уже вот где стоят, — честно признался мужчина. – Вот как было мне лет столько же, сколько примерно тебе сейчас, началась вся эта вакханалия.
Такое ощущение, что людей вокруг массово преподаватели ОБЖ покусали, не иначе.
И если перечислить все продукты, которые за этот период вредными объявляли, то питаться нам попросту нечем – опасно все.
При этом товарищи, которые угрожают всем подряд тем же гастритом, не учитывают, что его, вообще-то, бацилла одна провоцирует.
А тот же диабет нельзя просто взять – и «наесть» себе шоколадками. Нет, может и можно, но это надо одними шоколадками лет сорок питаться.
— А лишний вес?
— А лишний вес – это лишние калории, поступающие в организм и ни на что не расходующиеся.
И нормативы этого дела для обоих полов и всех возрастов тоже есть в общем доступе.
И если тебя с детства не откармливают на убой – то ты при соблюдении норм потребления пищи более-менее в свой калораж вписываешься, так что особо можешь о таких вещах не переживать.
Вера фыркнула против воли. С Андреем почему-то получалось не переживать о тех вещах, которые сильно заботили маму.
И наоборот – там, где Вера раньше не задумывалась о чем-либо, приходилось напрягать извилины и руки да браться за дело. Вот как с теми же ужинами.
Интересно, что еще будет «не так»? Вот, например, с той же школой. Мама ругала Веру даже за «четверки».
А уж если в дневнике появлялась тройка – девочке приходилось по полночи сидеть и разбирать тему, порой даже под крики родительницы и собственный плач.
Впрочем, у них в школе многие так учились. Родители считали, что это правильно – контролировать успеваемость детей и следить, чтобы они не стали дворниками.
— Слушай, а может, мне еще за тебя домашку делать надо? – сощурившись, уточнил Андрей, когда Вера поделилась с ним этой информацией.
— Ну… — девочка пожала плечами.
— Нет, вот давай рассуждать логически. У нас есть два варианта. Всего два, на самом деле.
У человека есть мозги, либо у человека нет мозгов. Если у человека есть мозги – он вполне в состоянии сам сесть и разобраться и с темой, и с задачей, и со всем прочим.
Если у человека нет мозгов – зачем его напрягать лишний раз тем, на что у него все равно не хватит мозгов?
— Ну так… Образование, нормальная работа, нет?
— Ну хорошо, берем образование. Школу закончили, пошли, допустим, в технарь или в институт. Там что? Все волшебным образом станет понятным?
Я когда на своей специальности учился, там убрали, начиная со второго курса, все школьное, но добавили профильных предметов, которые были сложней и углубленней, чем школьное правоведение, в десятки раз.
При этом все эти предметы, так или иначе, применяются в итоге в работе. По крайней мере, в нашей сфере.
Если ты не тянешь эти предметы и за тебя все делают мама-папа, то работать за тебя тоже они будут?
— То есть, по-твоему, тройки вообще не проблема?
— Ты после девятого уходить собираешься, или после одиннадцатого? – уточнил Андрей прежде, чем дать ответ.
— А есть разница?
— Да, есть. Если после девятого и в технарь – там зачисление идет по результатам среднего балла в аттестате.
Если ты учишься до конца – тогда зачисление идет по результатам ЕГЭ. И, технически, тебе может помочь немного с поступлением аттестат с одними пятерками, но важней сдать ЕГЭ на нормальные баллы.
Если ЕГЭ завалил – то будь ты хоть золотым медалистом, а никуда не поступишь, пока не пересдашь на нормальный результат.
— Ага. То есть тройки – это вот вообще нормально, да и в школу ходить необязательно, по-твоему? – хмыкнула Вера.
— Нет, вот в школу ходить обязательно, потому что, напомню, мы с тобой у опеки на карандаше.
И если ты начнешь прогуливать – там народ решит, что я не справляюсь со своими родительскими обязанностями, а значит – пора тебя обратно в детдом забирать.
Напомню, что если ты хочешь обратно – нет нужды заморачиваться со всякими многоходовками, есть простой и легкий путь.
Ну а если не хочешь – то в школе чтобы как штык, за исключением больничных и всяких ЧП.
— Ага, ясно. И можно учиться на тройки. Вот так вот легко. И ты мне слова по этому поводу не скажешь.
— Не скажу.
— Мама говорила, что ругает меня за тройки, потому что ее волнует мое будущее. Получается, оно тебя не волнует? – вырвалось у Веры.
Мысленно она тут же отвесила себе подзатыльник. Не хватало только еще какого-то беспокойства и заботы о себе выпрашивать у мужчины, с которым она третий день вместе живет.
— Волнует, но только в тех аспектах, которые лежат в моей зоне ответственности. А моя зона ответственности – это, прежде всего, финансы и безопасность.
Если тебя кто-то в школе пальцем тронет, или нужны какие вещи – это ко мне. А уж с учебой сама разбирайся.
Нет, я могу тебе объяснить и подсказать что-то в тех предметах, которые сам понимаю. Но волноваться за твое будущее больше тебя самой просто бессмысленно.
Если человека устроит окончить девять классов и сидеть кассиром в «пятерочке», то как ты не пинай его, чтобы учился – он все равно закончит девять классов и сядет за кассу в «пятерочке».
— Ага.
— Ну и учти дополнительно еще такой момент – твоя мама сидела дома, как я понял.
С учетом наличия домработницы и только одного ребенка – у нее была масса времени, чтобы заниматься чем-то еще помимо базы.
Отец наверняка только финансовым вопросом занимался.
Ты чего?
Вопрос был адресован нервному смешку Веры.
— Да так. Ты просто так спокойно этим словом называешь Игоря, что аж как-то… непонятно.
«Не по себе», — этого вслух она не произнесла. Но Андрей, видимо, понял.
— Юридически на тот момент времени именно он был твоим отцом. И тринадцать лет из жизни так просто не выкинешь.
— Ему это скажи.
— А будет смысл?
Вера вздохнула. А потом затронула еще одну тему, которая пока что у них в разговоре не поднималась, но, возможно, могла всплыть.
— Мне, наверное, придется привыкать звать тебя папой?
— Пофиг, — Андрей махнул рукой.
— То есть как это?
— А вот так. Я теперь твой отец по документам вне зависимости от того, будешь ты меня звать папой или и дальше продолжишь называть Андреем.
— А как же… люди?
— А что люди?
— Вопросы будут задавать. У нас еще и фамилии разные.
— У меня в школе уже спросили об этом.
— И что ты им сказал?
— Правду.
— Какую правду? – у Веры холодок по коже прошел, когда промелькнула мысль, что Андрей мог взять – и вывалить незнакомым людям всю историю ее злоключений после маминой см ерти.
А ведь с него запросто станется, он же весь такой… непонятный.
— Самую обычную правду. С матерью девочки я познакомился во время прохождения срочной службы, имел с ней кратковременную связь, о беременности не знал.
Почти четырнадцать лет спустя меня разыскали сотрудники службы опеки и попечительства, сообщив, что, возможно, я являюсь биологическим отцом ее дочери.
После установления факта отцовства я забрал девочку себе.
— И ведь не соврал даже, — снова фыркнула Вера.
На душе отлегло.
— А я никогда не вру. Так проще жить и не надо запоминать, кому и что сказал, чтобы не запутаться в своих же собственных показаниях.
— А почему тогда сказал, что не собираешься меня забирать, когда разговаривал с директором приемника? – подначила Андрея Вера.
И тут же поняла, что себя выдала. Но было поздно – Андрей наверняка уже понял, что тогда она подслушивала.
Судя по тому, как он нахмурился – разговор сейчас будет не из приятных.
— Я действительно не собирался тебя забирать.Так, для справок, мне начали затирать о том, что я мог бы, при отсутствии родителей, взять опеку над девочкой в память о ее матери и тех отношениях, что у нас были.- Чего?! – округлила глаза Вера. – Ты ведь сам им только что сказал, что у тебя с мамой не было отношений.
Глава 8. Сомневаешься – откажись
Вопрос Веры застал Андрея врасплох. Учитывая все, что было сказано тогда в директорском кабинете…
Тут еще вопрос, что именно из сказанного слышала Вера?
— Я так понимаю, ты подслушала разговор, который состоялся еще когда я пришел в приемник в первый раз, до получения результатов теста, — уточнил он у девочки.
— Ну, — та кивнула.
— И что именно ты успела услышать? – Андрей прикинул, что из всего, сказанного тогда, он бы никогда не сказал при Вере, потому что такие вещи для ушей подростков не предназначались.
— Ну, примерно с того момента, как ты говоришь, что можно открыть для меня хит-парад мужчин моей матери.
И до того момента, как тебе начинают втирать, что ребенок старше пяти лет все равно хочет семью, дом и все такое.
— Ага, — Андрей прижал ладонь к лицу. – Ясно. Сразу говорю – извиняться за свои слова и по поводу твоей матери, и по поводу всей этой ситуации я не собираюсь.
Просто потому, что… При тебе я бы этого не высказал, мозги имеются. А уж то, что за словами не следил при разговоре с этой теткой – так выбесила до невозможности.
— Выбесила? Тебя? – со смешком уточнила Вера. Потянулась к чайнику.
Судя по смеху, та вообще не представляла, что Андрей действительно умеет злиться.
– По тебе не скажешь, что тебя вообще можно выбесить.
Ты как этот… Танк какой-то.
— Можно. Если постараться. Или если быть откровенной ду… , как та дамочка, директорская секретарша.
С чего бы начать… А, да, с того, что у нее вообще не было права открывать рот во время этого разговора.
Секретарь – это про «письмо напечатать» и «кофе заварить», а не про разговоры с потенциальным родителем несовершеннолетнего подопечного.
Ну а то, куда она постоянно вела разговор, говорит об отсутствии у нее мозгов.
— Это почему? Нет, я понимаю, что у нее представления немного оторваны от реальности, но в целом ведь она как лучше хотела.
Знаешь, все эти истории, когда ребенка забирают все-таки в семью, а не в детский дом – они же считаются вроде как хорошим концом.
— Да вот я бы так не сказал, — Андрей пожал плечами. И тут же привел в качестве примера несколько случаев со своей работы, с которыми сталкивался буквально в последние полгода.
Особую жесть, конечно, Вере рассказывать не стал, но обрисовал пару ситуаций, когда по факту оказывалось, что в семье детям было опасней и физически хуже, чем в детском доме.
— Ага, то есть ты разозлился, что она, фактически не зная еще тебя, да и меня толком не зная, активно нас сводит, — сформулировала Вера. – И поэтому со зла сказал, что не собираешься меня забирать, чтобы она уже отстала.
— Не совсем. На тот момент и в той ситуации, которая сложилась, я действительно не собирался тебя забирать.
Так, для справок, мне начали затирать о том, что я мог бы, при отсутствии родителей, взять опеку над девочкой в память о ее матери и тех отношениях, что у нас были.
— Чего?! – округлила глаза Вера. – Ты ведь сам им только что сказал, что у тебя с мамой не было отношений.
— А тетенька этот момент слушала тем местом, на котором сидела. Нет, какой-то частью души я ее могу понять – по горячим следам ребенка, который вот только вот сейчас прибыл в приемник, пристроить куда-либо проще, чем того, кто в детдоме пару лет покантовался.
Причем и для ребенка, и для тех, кто его принимает, проще. Вот только мозгами тоже надо думать и специфику ситуации учитывать.
— Ага, значит ты не хотел меня забирать, а потом передумал.
— Я не передумал. Передумал – это когда человек меняет свое решение при условии, что все обстоятельства остались прежними.
А я принял новое решение, основываясь на полученных данных.
Не забывай специфику моей профессии, я приучен принимать на веру только реальные доказательства.
Все слова, которые сказаны до получения доказательств, они…
Все равно, что по дереву постучать. Пустой звук.
Все вот эти рассуждения о том, что «возможно, эта девочка – твоя дочь» — им просто не было места.
А вот когда пришли результаты ДНК теста и по суду прописали, что ты – дочь, тогда шестеренки и зашевелились.
— А у меня сложилось ощущение, что ты вот так вот раз – решил, пришел и забрал, — призналась ему Вера. – Даже как-то…
Вроде как романтично получилось. По крайней мере, та секретарша на тебя прямо влюбленными глазами смотрела.
— Ну, на самом деле все было не совсем так. Вот ты почему согласилась со мной поехать?
Тоже ведь не взяла – и сходу к незнакомому мужику в машину села, были какие-то выводы сделаны, хотя бы на основании встречи в суде.
— Ты на суде себя адекватно вел. В смысле, не было вот этих вот воплей «зачем мне не сдался ребенок, не буду платить алименты, не позволю ее мне в дочери записать»…
Мне просто ребята рассказывали, какие драмы порой разыгрываются в таких вот ситуациях.
При этом ясно ведь уже, что бесполезно это. Истери, не истери – результат теста есть, получайте ребенка, папаша.
Ну а потом, я знала уже, где ты работаешь. Вас ведь регулярно проверяют на предмет… — Вера покрутила пальцем у виска.
Андрей не сдержал смешок.
– Ну а сейчас ты чего смеешься?
— Да с того, что мы, в принципе, по одному пути шли. Я уже после того, как решение суда получил, сунулся с ним в обнимку в твою бывшую школу.
Обрисовал ситуацию, мол, так и так, оказался отцом, хочу знать, что за ребенок, хотя бы в общих чертах.
Мне там и рассказали, мол, девочка адекватная, ведет себя в рамках нормы, учебу учит.
Через свое ведомство данные КДН запросил, что ты на учете не состоишь. Ну а потом, уже когда дал запрос на оформление окончательное тебя к себе, еще и медицинскую информацию запросил.
— То есть, если бы я болела, ты меня к себе не забрал?
— Смотря чем. Ты сама видишь, как я живу. С утра до вечера работа, в перерывах между работой и сном есть пару часов делами позаниматься или посидеть вот так вот, как мы с тобой сейчас.
Воспитывать в таких условиях здорового ребенка вполне возможно просто с учетом того, что в тринадцать лет человек – единица достаточно самостоятельная.
Еду купил, вещей купил, в школу устроил – а дальше пара советов, если вдруг вопросы возникнут, ну и помощь в тех ситуациях, которые только взрослые могут разрулить.
Годовалого бы, например, я не потянул. Как и человека, которому нужен постоянный медицинский уход.
Одно дело, если в дом с ребенком нельзя приносить мандарины или кошку, совсем другое – когда нужна круглосуточная сиделка, чтобы дите дом не спалило.
Ну и, естественно, я бы не взял на себя ответственность за человека, который состоит на учете, пропадает по впискам и творит всякую дичь. Просто потому, что с такими людьми нужна работа дефектолога, да и то не факт, что поможет.
— То есть, если не уверен, что справишься – лучше откажись, я все правильно поняла?
— Именно так. А еще всегда, когда смотришь на ситуацию, рассказанную со слов другого человека – принимай во внимание тот факт, что человек будет говорить так, как ему выгодно.
Вот та секретарша, например, хотела свое ЧСВ почесать за чужой счет. Показать, какой она великий дипломат, уговорила-таки забрать ребенка.
А вот твои школьные учителя – они лица беспристрастные, им и на меня, и на тебя наплевать с высокой колокольни, поэтому рассказывали все без каких-то приукрашиваний и побуждений к действию.
А самая беспристрастная вещь – результаты экспертиз и проверок, подтверждающие, что ребенок с головой дружит, социализирован, на учете не состоит.
— Для тебя, смотрю, факт постановки на учет – это прямо-таки показатель.
— Вот ты смеешься, а на самом деле это серьезный показатель.
— Да ну? Я знаю ребят, которые сами по себе как люди не очень, но на учет их никто не ставил.
— Вот ты и ответила на свой вопрос. На учет в полиции ребенка ставят, если он совершил преступление, но при этом слишком мал, чтобы его наказать.
И если я вижу, что ребенок состоит на учете – отношение у меня к нему подсознательное, как к преступнику уже, потому что, уж извини меня, в те же десять-двенадцать лет уже все знают, что воровать нехорошо.
— Но уголовная ответственность с четырнадцати как раз из-за того, что какие-то вещи ребенок может сделать по глупости. Или его подначили. На «слабо» там взяли, или еще как.
— Но ведь не каждого ребенка можно подначить? Не каждый проявляет глупость? Вот скажи, тебе ведь предлагали «по приколу» стащить что-то в магазине. Я более чем уверен, что предлагали.
— Была у одноклассников такая тема.
— И?
— И зачем мне эти проблемы? Кругом камеры, поймают на раз-два-три. Учет там будет или нет, неясно, обычно в таких ситуациях родители могут полюбовно договориться, чтобы полицию не вызывали, но как минимум дома мозг вынесут.
А то и отберут что-нибудь, или под домашний арест посадят. Оно мне надо, спрашивается?
— Вот, то есть у тебя уже есть понимание причинно-следственных связей и осознание, что некоторых действий лучше не совершать просто потому, что за них потом огребешь по полной.
А раз все это понимание есть, я могу с тобой вот так вот сесть и сказать: так и так, мол, Вера, запрещенку, которую только взрослым продают, не употребляем, с мальчиками только за ручку держимся, школу не прогуливаем и по ночам на улице не шляемся, иначе придут дяди из опеки и скажут «чемодан, вокзал, детдом».
И ты берешь и говоришь, да, Андрей, я все поняла. А потом не делаешь конкретно вот этих вот вещей, которые я перечислил.
То есть, как минимум, со своей стороны избавляешь нашу образовавшуюся семью от проблем с законом. И вот с такими вводными уже можно работать и как-то справляться.
— Ясно, — Вера задумалась. И замолчала. В полной тишине они допили чай, Андрей помыл посуду, пока Вера сметала крошки со стола. – Знаешь, а я бы тоже не пошла в семью к какому-нибудь ненормальному, который бы меня строить начал с первых же дней.
Ну, знаешь, люди, у которых «так не сиди», «туда не ходи», «вот так не смотри» — и эти замечания каждые три минуты сыпятся. Мне с мамой этого хватило. Хотя я все равно по ней скучаю.
Вот на этой ноте они и закончили разговор. После чего разошлись по комнатам спать.
Андрей опасался, что первый учебный день обернется какими-то сюрпризами и дополнительными проблемами, но никак не мог подозревать, что произойдет именно то, что в итоге произошло. Впрочем…
Подсознательно он был готов и к такой ситуации. И среагировал, как он сам считал, вполне на нормальном уровне.
Верка – так та вообще в восторге была.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ
