Две матери
1946 год.
На свет появилась чудесная девчушка, которую Татьяна и Павел назвали Таисией. Казалось, вот оно счастье — муж вернулся с Великой Отечественной живым и здоровым, работа есть в колхозе на хорошей должности, сестра рядом и помогает во всём.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
А теперь вот и дочка родилась. Но у Тани было какое-то нехорошее предчувствие. Ей показалось, что судьба будто одаривает её своими благами перед каким-то испытанием. А еще она понимала, что в колхозе что-то не так. Недавно председатель приходил и попросил подписать бумагу, якобы выделение двух мешков пшеницы детскому дому. Но когда на следующий день она собралась в город, подошла к шоферу и попросила взять её с собой.
— Так не еду я, зачем мне сегодня в город? Через три дня подходи.
— Как же не едешь? — она удивилась. — А пшеница?
— Какая пшеница, Татьяна, ты чего мне голову морочишь?
— Для детского дома.
— С чего бы вдруг? Пшеницу мы всю отправляем вы гордо на склад, а они уже оттуда развозят по назначению. К тому же, на кой им пшеница, им сразу муку поставляют.
Тут Татьяна удивилась самой себе. И правда, это ведь первый раз, когда она подписывала документ на выделение пшеницы детскому дому. Председатель застал её врасплох, когда она работала над отчетностью, а вот водитель сразу странности заметил.
Поспешив в кабинет председателя, она вошла к нему без стука.
— Синицына? Ты чего тут?
— Николаич, где пшеница? Я вчера подписывала документ.
— Так в детском доме. Ты запамятовала, заработалась?
— Но Григорий сказал, что не собирался сегодня в город, да и зачем им пшеница, коли они муку получают сразу.
— Я не знаю, из города сообщили, что надо два мешка, бумагу прислали. А вчера вечером забрали. Ты не заметила, полуторка приезжала?
Таня видела полуторку, явно не их колхоза, потому слова председателя её успокоили. А вот зачем детскому дому пшеница, а не мука, она думать перестала. В конце концов — её дело маленькое.
***
Но уже через неделю нагрянула проверка. Таня, уверенная, что с документами всё хорошо, предоставила их проверяющему. Председатель с испуганными глазами не находил себе места и Таня поняла, что об этой проверке Иван Николаевич ничего не знал. Но с другой стороны, отчего его так распирает? Всё ведь у них в порядке.
— Пропали наши головушки. Кто-то наверх бумагу написал.
— Но что у нас может быть не так?
Иван Николаевич посмотрел на неё печально и вздохнул. А Таня вдруг всё поняла — он использовал своё положение и, скорее всего, воровал. Тут же вспомнила она про те несчастных два мешка пшеницы. Она вздрогнула — ведь и ей может попасть.
И она не ошиблась — уже вечером Ивана Николаевича и её увозили в город.
****
Шуре было больно смотреть на своего зятя. Павел запил, едва его жену арестовали. А уж как вынесли приговор — пять лет, так и вовсе беспробудно глушил горькую.
— Хватит пить! — когда в очередной раз она пришла с работы домой, Шура разозлилась. — Бери себя в руки! Таня жива. Да, она получила пять лет, да, её обманули. Но она жива и она вернется. И куда она придёт? В дом, где спившийся муж? Или, ты думаешь, мне легко? Часть меня забрали, моя сестра-близнец отбывает срок в лагере под Воркутой. На мне работа, Таечка маленькая, дом, а ты? Ты чем занят? Пьёшь? Скажи спасибо, хоть дом не отобрали.
— А знаешь, почему не конфисковали имущество? — пьяно спросил Павел. — Не знаешь… А я вот знаю.
Шура вздрогнула. И правда, она часто думала об этом, но боялась выразить мысли вслух. Может быть оплошность? Хотя какая у них может быть оплошность, казалось, всевидящее око структуры неустанно следит за всеми…Вот у арестованного бывшего председателя конфисковали всё, в том числе и дом. Его жена и двое детей уехали в другое село к её родителям. Но их не тронули, даже ни разу милиция во двор не вошла после приговора.
— И отчего же?
— Я ездил в город и прилюдно на собрании осудил свою жену. За это нас пообещали развести и сохранить наше имущество. Ради вот этого дома, ради вашего дома, — он обвёл руками вокруг себя, — я предал мою Танечку. Скоро нас разведут, я даже не имею права здесь находится. Заберу Таечку и уеду к тётке в соседнее село.
Шура поёжилась. Вот почему. Она смотрела на Павла, но не чувствовала ненависти к нему или обиды от этого предательства. В конце концов, ему самому сейчас больно. Кому было бы легче, не осуди он прилюдно Татьяну? Дом бы забрали, Таечка носила бы клеймо дочери воровки. Шура ведь и сама теперь стыдилась, прятала от людей глаза. Теперь она не готовила в колхозе, а посылали её на самые черные работы — переборка гнилых овощей, чистка свинарников и коровников…
***
И вот когда спустя два месяца после того, как Павел выступал на собрании, он получил документ о разводе, Шура приняла единственное, как ей показалось, верное решение.
— Ты должен на мне жениться.
— Ты с ума сошла? — он удивился.
— Ты должен на мне жениться, — повторила она.
— Зачем тебе это? Только не говори, что любишь меня. Несмотря на то, что я предал жену, я всё же люблю Татьяну. И, когда она вернется, мы уедем вместе.
— А если не вернется? Сколько людей сгинуло в лагерях. Ты о дочери подумал? Как ей без матери расти? Мне тошно от одной только мысли, что ты её захочешь увезти. Паша, я не прошу тебя спать со мной, но девочке нужна семья. Я нужна ей, она мне. Я буду ей самой настоящей мамой.
Он думал недолго, прикидывал и так, и эдак, в конце концов согласился с тем, что Шура права — его маленькой дочери нужна мать. да и куда, ему, собственно ехать? К тётке, у которой шестеро детей? Родителей он потерял еще в раннем детстве.
Павел утешал себя тем, что вернется Татьяна и всё поймет, он объяснит ей всё. В конце концов, может быть что-то изменится, можно будет и развестись. Самое главное сейчас пережить эти трудности.
Родная мать
1948 год.
— Мы уезжаем, — заявил Павел, войдя в дом.
— Куда? — Шура резко вскочила.
— В Карелию, в лесхоз. Я не хотел тебе раньше ничего говорить, боялся, что не выйдет ничего из этой затеи. Но сегодня в городе я подписал бумагу и мы отправимся на год на заработки. Ты, кстати, будешь там поваром.
Шура смотрела на мужа очень сердито. Как он мог вот так всё за неё решить? Почему он даже не спросил, хочет ли она этого? А потом усмехнулась. Муж… Только по бумагам, а на самом деле чужие люди.
— Чего ты так смотришь? Хочешь и дальше свинарники чистить? Для этого ты училась? Или, думаешь, что все забудут, что твоя сестра в лагерях сидит?
— А если она вернется и нас тут не будет?
— Мы успеем вернуться к тому времени. на крайний случай я оставлю адрес соседям. Собирайтесь, через неделю выезд.
Они уехали в Карелию и вскоре Шура поймала себя на мысли, что ей нравится здесь. Здесь не было осуждающих взглядов, здесь была работа, которая приносила ей удовольствие. Павел трудился на лесозаготовках, Таечка посещала ясли, им выдали жилье. Правда, комнату в бараке, маленькую, с двумя кроватями. Одну побольше принесли для супругов, другую детскую, для Таечки. Из остальной мебели были только три стула, небольшой стол и шкафчик.
Первый раз, поняв, что им с Павлом придется спать вместе, Шура готова была от смущения провалиться сквозь землю. Но вскоре это уже не имело значения — они оба так уставали, что едва добравшись до кровати, проваливались в сон.
А однажды, спустя месяц после приезда в Карелию Шура поняла, что Павел будит её посреди ночи не просто так…
В ту ночь она полностью отключила разум и чувства взяли вверх. Как бы не было стыдно признаться в этом, но ей был небезразличен Павел. Да и как можно было сдерживать свои чувства, если они уже больше года жили вдвоем под одной крышей, вместе вели хозяйство и вместе воспитывали Таечку?
Только наутро Шура поняла — он видит в ней Татьяну… Она плакала тихо и беззвучно, кляня себя на чем свет стоит.
Но спустя время всё повторилось и в конце концов они стали жить как настоящие муж и жена. О том, что будет в будущем, не говорили. Оба избегали этого разговора.
1951 год.
Они остались жить в Карелии. Так как у Шуры и Павла родился сын Степан в 1949 году, им выдали квартиру в деревянной двухэтажке. Две комнаты и крохотная кухня, но это было большой радостью после комнатки с клопами.
Но вскоре все же прошлое напомнило о себе — приехала Татьяна.
Её было трудно узнать — похудела, подурнела, некогда нежные руки, привыкшие только к работе с бумагами, были шершавыми, с грязью под ногтями. Не было красивых длинных кос, вместо этого была короткая стрижка «под мальчика».
— Я вернулась, — она плакала, протягивая руки к Таечке, которой вот-вот исполнится шесть лет. — Иди к маме, дочка.
— Ты не моя мама, вот моя мама, — девочка прижалась к Шуре, которая тоже плакала, глядя на сестру.
— Как же так, Шура? -Таня подняла на неё свои глаза.
— Прости, мы с Павлом… — лепетала Шура и тут к ним подбежал двухлетний мальчишка. Только взглянув на него, Таня всё поняла — это сын Павла, он ведь копия его.
— Значит, у меня больше нет семьи? Ты всё у меня забрала? — прошептала Таня. — Теперь мой муж — твой, моя дочь — твоя дочь, так? Небось, и документы сделала на неё?
— Так было лучше, Таня.
— Лучше? Для кого?
— Для твоей дочери. А теперь у нас с Пашей настоящая семья, -Шура погладила свой живот, который уже был заметен.
Таня с болью посмотрела на сестру и на свою дочь, которая жалась к своей тетке, считая её родной матерью. Она поняла, что бороться бесполезно — кто вернет ей ребенка? Павел не уйдет теперь от Шуры, ведь она носит уже второго их совместного ребенка.
Таня, ни слова ни говоря, развернулась и пошла прочь. Шура кричала ей вслед, пыталась догнать, но Таня лишь ускорила шаг, перейдя на бег.
А вечером Шура рассказала Павлу, что приезжала Татьяна, да, увидев Степана и её беременную, узнав, как у них обстоят дела, уехала.
В тот день Павел сильно напился. Он понимал, что возврата к прошлому нет, что Таня не простит его, что он не бросит Шуру, которая ждет ребенка, которая родила ему сына и заменила Таечке маму.
***
С тех пор он часто думал об этом предательстве, винил себя и это сказалось на его здоровье, стало шалить сердце.
Но и Шура при этом тоже испытывала душевные муки. В конце концов они довели её до болезни. В 1957 году она умерла от рака, осиротив детей — Таечку, которая так и считала её мамой, забыв про ту странную женщину, Степана, которому было 8 лет и шестилетнего Дениску.
А спустя несколько лет двадцатилетняя Таечка нашла снимок, который Шура хранила и теперь у неё возникло много вопросов.
****
1966 год
— Веня, ты и правда меня любишь и хочешь на мне жениться? — хитро спрашивала девушка.
— Правда, — кивнул Вениамин. Он был хорош в милицейской форме, трудно глаз было отвести от такого красавца. Таечка очень его любила и готова была сказать ему заветное «да», но всё же решила сперва получить желаемое.
— А можешь ты ради меня кое-что узнать?
— Это что же?
— Я не знаю, откуда родом моя мама, эта тема почему-то всегда была под запретом. К тому же я нашла вот это фото, — она показала снимок. — Выходит, у мамы есть сестра-близнец.
— Ну что же, я попробую узнать. Ты знаешь девичью фамилию матери?
— Липкина, — ответила она. Наверное, это была одна из немногих информаций, которую она знала.
А спустя месяц она сидела перед Вениамином и недоуменно его слушала. Как же так? Разве это возможно?
Вениамин узнал, что в Светличном и правда жили две сестры-близняшки, обе были замужем. У Александры муж погиб, а Татьяны пришел с победой в сорок пятом. Потом одну посадили за хищение социалистической собственности, а другая с мужем уехала в Карелию. Но что странно, у Татьяны, которую посадили, была дочь Таисия. Больше ничего он узнать не смог.
****
И уже через несколько дней поезд вез Таисию туда, откуда родом её мама.
— Скажите, Синицыны и Липкины где жили? -она остановила пожилую почтальонку, та смерила её удивленным взглядом и вдруг произнесла:
— Сколько уж воды утекло, а я будто на два десятка лет назад вернулась. Будто вновь вижу перед собой одну из сестер Липкиных. Только это их девичьи фамилии, после они замуж вышли.
— Так вы их знали?
— А как же. Да и знаю до сих пор. Татьяна по-прежнему живет в родительском доме. Бедная баба, вот уж испытания выдались на её жизнь.
— Подскажите, где этот дом? — в нетерпении переминалась Тая с ноги на ногу.
— А вон, четвертый от колодца по левую сторону, — почтальонка протянула руку вперед.
Тая подошла к дому, тихонько вошла во двор и увидела женщину, до боли похожую на её покойную мать.
Женщина вскинула голову, посмотрела на вошедшую девушку и вдруг заплакала.
— Дочка…
Вскоре они сидели за столом и Тая слушала свою родную мать, глядя на неё через пелену слёз. Она слушала и в ней боролись смешанные чувства. С одной стороны Шура, которая была на самом деле ей родной тётей, растила её как дочь родную. Но с другой стороны она лишила родную сестру дочери и мужа.
— Ты ж только не вини никого, кроме меня никто в этом не виноват, — словно угадав её мысли, произнесла Татьяна. — Если бы я не подписала ту чертову бумагу, проверила всё и вовремя сообразила, вышло бы по другому. Если бы отец не осудил меня прилюдно и не согласился на развод — отобрали бы этот дом. Кто знает, что было бы с тобой. И у тебя все эти годы была мама.
— Но они так с тобой поступили…
— Я сама ушла, я поняла, что не могла поступить иначе.
— Как же ты теперь живешь?
— Нормально, — вздохнула Татьяна. — Полы мою в сельском клубе, мне на жизнь хватает.
— Я приеду за тобой, слышишь, мама! Приеду! — обещала Таечка, через два дня прощаясь с матерью.
****
А вернувшись домой, она узнала страшную новость — её отец умер на работе от сердечного приступа. Он узнал, куда поехала его дочь и сердце не выдержало.
ЭПИЛОГ
Тая забрала мать к себе в город. Татьяна поселилась в родительской квартире и на правах тёти воспитывала племянников-подростков Степана и Дениса. Так как они уже подросли, им рассказали всю правду. Тая решила, что хватит в их семье тайн.
Спустя год после смерти отца она вышла замуж за Вениамина. Глядя на мать, она часто думала о том, как же судьба-злодейка жестоко пошутила над сестрами. Когда-то Шура воспитывала Таю, а теперь Татьяна заменяет её сыновьям мать. Но сколько боли было пережито и слез пролито. Она же сделает всё, чтобы её дети не познали такой судьбы.
Спасибо за прочтение.
Автор Хельга
