— Самозванка! Не может у Паши быть на стороне никаких детей! – Марта презрительно взглянула на Виолетту, сидевшую напротив, притихшую и сжавшуюся, как испуганная мышка. – Не верю ни одному слову этой девицы, — продолжала Марта. – А вы, — она обратилась к Архипову, — вместо того, чтобы сплетни собирать, лучше бы мужа искали.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
— Мы этим и занимаемся. А сплетни – это не по нашей части, — буркнул Архипов. – И все-таки гражданка Грушина ответственно заявила, что является внебрачной дочерью вашего мужа. Вы раньше слышали что-нибудь подобное от него? Может быть его исчезновение, если, конечно, он не погиб, как-то с этим связано?
— Если эта аферистка каким-то образом связана с пропажей Паши, арестуйте ее и разберитесь, — Булавина указала на Виолетту.
— Вовсе я не аферистка, — пропищала девушка, — я не обманываю… и почему, когда говоришь правду, не верят. Но к исчезновению Павла Романовича я отношения не имею, я всего лишь его дочь, а он мой биологический отец.
— Да уберите вы от меня эту лгунью! — Взвизгнула Булавина. – Мой муж не может быть ее отцом, потому что он… потому что он бездетный. Мы оба бездетные, у нас нет вообще детей, понимаете? – Марта побагровела от негодования, на шее выступили красные пятна. Она резким движением откинула назад длинные, темно-русые волосы.
— Вот как! – Архипов взглянул на Виолетту. – Слышали, гражданка Грушина? Если этому факту будут еще и документальные подтверждения, то вы, либо вновь вводите следствие в заблуждение, либо кто-то ввел в заблуждение вас.
— Это правда! Мама не могла меня обмануть, — Виолетта готова была расплакаться, но держалась, проявляя завидную стойкость.
— Хорошо, поговорим с вашей мамой, — пообещал Архипов.
— Не получится, ее уже нет. Десять лет я одна, раньше хоть бабушка жива была, — Виолетта вцепилась в сумочку с такой силой, что кисти рук побелели.
— Понятно. – Вздохнул Архипов. – Можете идти. Обе. Если понадобитесь, вызовем.
— Ну, я-то пойду, а почему эту девицу отпускаете? – Марта указала на Грушину. – По ней же тюрьма плачет, неужели не видно?
— Вы, гражданка Булавина, словами-то не бросайтесь, как говорится, попридержите коней, голословное обвинение ни к чему хорошему не приводит. Грушину в тюрьму сажать нам пока не за что.
— А как же ее клевета на моего мужа?
— Это пока не доказано. И вообще, для начала надо найти вашего супруга. А потом можете ДНК сделать…
— Я согласна! – Виолета подскочила, хватаясь за предложение Архипова, как за соломинку. – Я хоть сейчас! Это докажет, что я правду говорю.
— Ну, вот сами там и разбирайтесь, — Архипов распрощался с женщинами, и они обе вышли из кабинета.
— Они там случаем не порвут друг друга? – Усмехнулся Веретенников. – Булавина готова была прямо здесь вцепиться в девчонку.
— Ничего, эта девчонка сумеет сдачи дать, не смотри, что хлипкая на первый взгляд, а стержень какой-то в ней есть. Ладно, нечего лясы точить, поехали на пятьдесят третий километр, где Булавин останавливался, может видел кто этих двух мужиков.
— А может Грушина выдумала все, не было никаких мужиков, ссорившихся с Булавиным?
— Возможно. Но вряд ли. Если бы придумала, она сразу бы эту версию выложила. А так, видно, что испугалась, промолчала первый раз от страха. Такое бывает: сначала человек дико боится, хочет все забыть, а потом привыкает к ситуации, начинает раскрываться.
_____________
Выйдя на улицу, Марта натянула перчатки, аккуратно спустилась с крыльца, пожалев, что не обула другие сапоги, каблук у которых был гораздо меньше. Зато Виолетта сбежала вниз резво, как молодая козочка со склона горы.
Девушка остановилась и подождала Булавину. – Зря вы так на меня. Я ведь не виновата, что Павел Романович оказался моим отцом. И я вам ничего плохого не сделала, я просто хотела, чтобы он знал правду, знал о моем существовании.
— Послушай, как тебя там, Виолетта, что ли… в моей семье беда, я не знаю, что с мужем, я вообще не знаю, жив ли он, — голос ее задрожал, — а тут ты… откуда вы только беретесь такие равнодушные, бесцеремонные девицы…
— Почему во множественном числе? Я вроде одна здесь. Или еще девушки появлялись, с которыми вы вступали в спор?
— Не передергивай! Я тебе о совести говорю, призываю, чтобы твоя совесть проснулась… да как ты вообще посмела такое сказать? И в такой момент!
Виолетта стояла, забыв накинуть капюшон на светлые волосы. – Знаете, что, Марта Сергеевна, я вообще вас не трогала, мне просто нужно было поговорить с Павлом Романовичем… я между прочим тоже в тот день рисковала, хотя не знала сначала. Те двое могли меня… не знаю, что могли со мной сделать, я ведь не знаю, кто они и что им нужно было от… вашего мужа.
— Да брось ты, — Марта снова презрительно посмотрела на девушку, — сбежала при первом удобном случае, даже в полицию не сообщила, молчала, пока тебя не прижали…
— Да, это так. Но, во-первых, я испугалась, во-вторых, не знала, что дело так обернется, а в-третьих, я искренне хочу, чтобы его нашли, поверьте, я в этом тоже заинтересована. И мы могли хотя бы это время держаться вместе…
Булавина снова презрительно посмотрела на девчонку и пошла к остановке, стараясь не вступать в разговор.
Она вернулась в пустую квартиру, закрыла за собой дверь, разделась и почти упала на диван, дав волю слезам. Было тоскливо и неуютно от самой ситуации. Более всего терзала неизвестность. Хотелось поговорить с кем-то, вылить свое страдание, поделиться всеми тревогами. Но не с кем. Свекрови не стало год назад. А своей матери она боялась говорить о случившемся. Во-первых, она жила в другом городе, во-вторых, у нее часто поднималось давление, а в третьих, еще ничего толком неизвестно, так зачем раньше времени волновать человека.
Да, можно было поговорить с коллегой, которая почти подруга. Или с друзьями семьи – Боровиковыми. Они уже в курсе. Но обсуждать появление непонятной «дочери» Марта не собиралась. Чувствовала, что не к месту сейчас эта тема для Боровиковых.
Она вспомнила девчонку, назвавшуюся дочкой Паши, и ее снова передернуло, словно коснулась чего-то неприятного. Понятно, что такого не могло быть. Но осталось так много невыясненного, непонятного, даже притягивающего к себе множеством вопросов. «Надо было с ней еще поговорить», — подумала Марта, понимая, как бы ни было это неприятно, но именно с этой девчонкой она ощущала что-то общее.
___________
Архипов с досады сплюнул, провалившись по колено в снег.
– Нет, Максим Юрьевич, никаких следов, — крикнул Веретенников, мы же тут были, осмотрели все.
— Всё, да не всё. Давай снова на трассу, тут часто машины одни и те же ходят, может, автобусников кого поймаем, может, видели кого.
Через два часа водитель автобуса вспомнил, как видел на этом месте две машины и трех мужчин.
— Номер точно не помню, я и не старался запомнить, — говорил мужчина, — а зачем мне, просто у меня особенность такая есть, могу ни с того ни с сего, что-нибудь незначительное запомнить, хотя понимаю, что мне это не надо.
— Ну вспоминайте, постарайтесь, хотя бы часть номера вспомнить помимо марки и цвета машины.
Водитель назвал предполагаемый номер, будучи не уверен, что это именно он. – Вы уж извините, кто же мог знать. Обратил внимание, что стоят на дороге, что-то выясняют, а так вроде ничего особенного, мало ли кто с кем разговаривает…
— Понятно. Спасибо. Проверим.
— Как думаете, Максим Юрьевич, нам повезло? – Спросил Веретенников. – Сейчас пробьют ребята номерок, и выйдем на преступников, там, глядишь, и Булавин всплывет на водохранилище…
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь.
— Да уж прояснилось бы скорей. Все идет к тому, что ушел под воду этот Булавин, скорей бы уж водолазы нашли тело, чтобы нам лишний раз круги в поисках не наматывать.
— Циник ты, Веретенников, — сказал Архипов, — при Булавиной так не скажи, она ведь верит, что муж жив. И кстати, в самом деле, еще неясно, что с ним, так что еще раз повторяю: не гони лошадей, Веретенников.
— Понял, Максим Юрьевич. Только зря вы меня циником называете, я реально смотрю на вещи. К тому же на самом водохранилище никаких следов, вода выступила, где машина проехала, да полынья огромная осталась.
— К сожалению, так и есть, — согласился Архипов. – Только следы съезда к водохранилищу, а дальше – пусто. И главное, никого не было, — как специально подгадали. И вот еще что интересно. На лед съезжают в другом месте – там удобно и безопасно. А Булавин, если это он был за рулем, именно там съехал. С чего вдруг?
________________
Марту привел в чувство звонок в дверь. Когда дома был муж, она не спрашивала, открывала сразу. И сейчас также сделала, забыв, что Павла нет. На пороге стояла соседка с нижнего этажа, которая переехала в этот дом две недели назад.
— Марточка Сергеевна, вы же меня помните, мы познакомились в первый же день. – Седовласая пенсионерка, в светлой блузке, торжественно держала в руках тарелочку. – Я тут пирог испекла, решила вас угостить. Я же помню добро. Вы с мужем так помогли мне тогда… кстати, что-то я не вижу Павла Романовича, машины-то его не видать…
— Вы извините, но мне не до этого. – Она хотела закрыть дверь.
— Погодите, — строго сказала соседка, — я вас чем-то обидела? – Она явно не собиралась уходить.
— Ничем не обидели, но мне не до этого сейчас.
— Ну хотя бы угощение мое возьмите… или брезгуете?
— О-ооо, да что же это такое? Прямо душная женщина… говорю же: не до вас…
— Что? Я – душная женщина?! – Пенсионерка надула накрашенные губы. – Неслыханная дерзость! Заявить такое! Да, пожалуйста, я не навязываюсь, пришла чисто по-соседски, поблагодарить, а тут такой прием…
Марта хотела все объяснить, но Нина Леонидовна демонстративно развернулась, ее седые волосы, скрепленные блестящей заколкой, тоже поблескивали. Видно подкрашивала слегка. Она стала спускаться вниз, что-то ворча себе под нос.
Марта закрыла дверь. На душе стало еще тяжелее. Снова опустилась на диван.
Повторный звонок поднял ее. Она даже обрадовалась, подумав, что снова пришла соседка, и уж теперь она объяснит ей причину ее не радужного настроения. Также, не спрашивая и не глядя в глазок, распахнула дверь.
Виолетта, неизвестно каким образом узнавшая адрес, стояла перед ней, держа в руках перламутровую сумочку.
— Нам надо поговорить, — сказал она. – Короче, разговор есть. Пустите?
Марта еще несколько часов назад представить не могла, что девица, назвавшаяся дочерью Павла, придет к ней домой, и, тем более, не могла представить, что она согласится впустить ее в квартиру.
— Проходи, — сказала Булавина и закрыла за девушкой дверь.
…ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ >