Слова молитвы вмиг вылетели из головы. Еще раз и еще! Страх прошел и теперь все это светопреставление лесник наблюдал сквозь туманную пелену. Шаман громко завывал и бесновался, края его одежды вздымались словно крылья, пока он не встал, как вкопанный. Костер совсем потух, выпуская струйки дыма с потрескивающими красными отсветами угольков. Силантий пришел в себя, когда собака лизала его заиндевевшую от мороза руку. Он стоял как истукан посреди шаманского чума. Старик Эргис, сощурив глаза-угольки, как ни в чем не бывало, протянул ему миску с горячей ароматной похлебкой:
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
— Ешь, Силанта, набирайся сил. Вспомнил чего? Хочешь увидеть невесту? Я тебе помогу – ты мне. Айями будет довольна!
— Откуда ведаешь, Эргис, про Варвару?- заволновался Силантий.- Она жива? Знаешь, где ее найти?
— Знаю,- присел у очага шаман,- в тайге повсюду.
Силантий нехотя присел рядом на разбросанные оленьи шкуры.
— Пусть к тебе вернется и Айями успокоится…
— От нечистого все это,- посерьезнел Силантий.- Не надобно мне такого.
— Как знаешь,- лукаво улыбнулся старик,- все одно — другую скоро встретишь.
— Эргис, что ты заладил про этих баб,- поморщился Силантий,- сказываю, никто мне не нужен. Душа очерствела. Слушать тебя – греха набираться!
— Ты, кушай, Силанта, кушай,- опомнился шаман,- словами сыт не будешь.
А поутру спустились Эргис, Силантий и Геркен к реке – туда, где лежали обглоданные кости оленей. Дымка вела себя беспокойно, вынюхивала что-то, а к воде не шла. Сразу понял лесник — лютует голодный шатун. Кора у деревьев в округе содрана, корни выкорчеваны. Огромные когтистые следы продолжались до самой реки. Вода местами оттаяла, густой пар поднимался от незамерзшей полыньи.
— Точно вам говорю — медведь!- настаивал Силантий.- А вы Айями, Айями заладили. Тьфу!
— Она медведя наслала. Злой дух. Держит его кто-то в этом мире,- закивал шаман,- а ты не веришь, Силанта? Десять зим, как Айями объявилась.
— Ты своим богам – демонам молишься, Эргис, а я своим! Несешь околесицу!- рассердился Силантий.- Как бы этот шатун к вам на стойбище не пришел. Хоть бы жерди поставили, да водой чумы облили!
— Я с Верховным духом Бугой разговаривал,- важно сказал шаман,- он мне совет дал…
— А что нужно этой…Айями?- нахмурившись, спросил Силантий.
— Да кто же знает,- рассеяно ответил Геркен,- кто же знает.
Вдруг из-за сугроба донесся скрип снега. Собака остервенело залаяла. Силантий и тунгусы обернулись – аж, замерли: показался мохнатый силуэт медведя. Зверь стоял в шагах двадцати, исхудалый, грязный. Шерсть его была покрыта толстым слоем льда и свешивалась с боков мерзлыми космами. Медведь громко зарычал и встал на задние лапы. Силантий вскинул ружье и взял шатуна на мушку. Зверь резко пригнулся, сгорбился и бросился на людей. Силантий выстрелил. Пуля отскочила от намерзшей спины медведя и ушла в снег. Старик Эргис стащил с себя шаманскую шапку и кинул в сторону шатуна. Медведь будто испугался, пронесся мимо и с грохотом угодил в полынью. Добивать медведя не стали – там и потонул. Тунгусы вернулись к стойбищу. Силантий засобирался в свою избушку.
— Видишь, Силанта, верховный дух Буга нас спас,- заметил, победно улыбаясь, шаман.
— Не скажи, Эргис, все мы под Богом ходим, на всё его воля.
— Мои духи больше знают,- хвастался шаман,- они во мне живут, советуют, как да что. Позови любого!
— А твоя Айями? Чего ты ее боишься?- спорил с шаманом лесник.- Бесы! А мы их крестным знамением!- не унимался он.
— Не наш дух Айями, чужой. Поглядим, Силанта, кто сильнее. Ты вот, свои страхи можешь победить? А желания? Сила есть в тебе? Тогда одолеешь Айями!- насупился шаман и, не дожидаясь ответа, скрылся в чуме.
Силантий сухо попрощался с тунгусами и пошел обратно через тайгу к заимке. Дымка понеслась за хозяином. По пути созрела у лесника одна затея: прихватил он ту самую тонкокорую поваленную березку, обрубил ствол пополам и потащил с собой бревно. К ночи Силантий добрался до сторожки, заперся в избушке, зажег лучину, вставил в светцы. На стол поставил чадящую свечку и принялся за работу. Всю ночь Силантий выстругивал податливое дерево, орудовал теслом, ножовкой, топориками да самодельными стамесками. Наутро кривой ствол обрел округлые формы. Вырисовывалась деревянная скульптура! Еще много работы у Силантия: вытесано грубо, углы торчат, поверхность шершавая. Кто посмотрит, не угадает. Но мастер был собою доволен. Варвара из памяти все никак не выходила: ее улыбка, глаза печальные, коса золотистая. Забылся совсем Силантий, что ни день – возится со своей поделкой. Неделя за неделей – ни до чего мужику, стружка повсюду, изба закоптилась, Дымка на подножном корме, а он мастерит свою скульптуру. Вот и плавность линий, и лицо точь-в-точь, как у Варвары, те же черты. Стоит красавица в полный рост, словно живая! Налюбовался Силантий своим творением, прикрыл чистой тряпицей и с умилением уснул. Утром пробудился, глядит: его деревянное изваяние — в другом углу избы, тряпица сброшена на пол. Силантий почесал затылок, переставил статую на прежнее место. Показалось ему, что плечи Варвары вздрогнули, слегка повела она головой.
— Что за наваждение!- протер глаза Силантий.- Совсем заработался…мерещится всякое.
Занялся Силантий делами, вышел из сторожки на околицу – благодать! Снег подтаял, появились первые проталины, птицы пели взахлеб. Хороша весна в тайге! Дымка сонно потягивалась, глядя на яркое солнце.
— Ну, вот и свиделись, любимый,- послышался за спиной молодой женский голос,- ждал ты меня, искал?
Силантий опешил и медленно обернулся. В дверях стояла его Варвара. Не деревянный истукан из березки, а девица из плоти и крови.
— Вот я, пришла, вся твоя без остаточка,- поправляя золотистую косу, сказала девушка,- обними невестушку!- и руки к Силантию протянула.
Дымка вдруг зарычала, грозно оскалилась и бросилась к незнакомке. Варвара цыкнула на нее, лицо – злое, каменное стало. А собаке- то, что! Чует недоброе, на крыльцо запрыгнула – нет никого! Силантий вытер намокший лоб. Ничего не поймет: вернулась Варвара, сама его разыскала? Или неведомое порождение тьмы в ее милом образе? Рванулся лесник в избу – ходит Варвара, платочком цветастым подвязалась, улыбается. Опомнился Силантий, дух у него захватило. Подошла тут к нему Варвара, руки свои белые на плечи положила. Холодом нестерпимым повеяло от ее ласковых прикосновений.
— Силантий, люба я тебе?- спросила девушка.- Истосковалась я вся, покоя мне нет. Иди же ко мне!
Словно сквозняком обдало с ног до головы. Отстранился от нее лесник, почуял, неспроста всё это видится ему. Неужто, старик Эргис накамлал, чтобы вернулась Варвара.
— Как же ты меня нашла?- покосился на Варвару Силантий.
— А я всегда с тобой,- улыбнулась красавица,- пока ты думаешь обо мне.
— Да, что ж я уподобился шаману?- отстранился Силантий.- Идола себе сотворил? Да воскреснет Бог, и расточатся врази его…и бегут от лица его ненавидящие его…
Варвара замерла на месте статуей, платочек упал с головы, а слезки так и застыли в неживых глазах. Не поднялась рука Силантия до изваяния дотронуться. Собрал он кое-какие вещички, взял Дымку и в деревню Князевку отправился. Пробирался по рытвинам и оврагам, где ручейки неслись, набирая силу потоками, через прибрежные низины. Заночевал в тайге у костра. К вечеру следующего дня вышел Силантий на опушку – раскинулась перед ним затерянная в лесах деревенька. Деревянные купола церквушки еще издалека видны. Одни дома выстроились у подножья холма, другие взобрались на склоны, а с пригорка вниз как пойдешь, река шумит – Енисей — батюшка! Спустился Силантий к воде. Благодать! Чуть волна рябит, рыбаки на лодках промышляют. Широк Енисей, до другого берега – скалистого и высокого, покрытого соснами, плыть и плыть.
— Пришел, значит, Силантий!- бодро окликнул вдруг кто-то со спины.- Давненько не показывался в родных местах.
Лесник узнал бодрый голос отца Тихона. Поклонился в пояс, сложил одну ладошку в другую:
— Благословите, батюшка.
— Бог благословит.
Уважал он отца Тихона до глубины души. Хоть батюшка еще не был умудрен почтенными сединами, но нес в себе мудрость, простоту и искренность. Худощавый стан его всегда скрывала черная ряса, но глаза ясные, намоленные, проникновенно смотрели на каждого своего прихожанина. Привечал батюшка каждую заблудшую душу, любил беседовать с деревенскими. Забили колокола, приглашая к вечерней.
— На службу, Силантий, приходи,- посерьезнев, сказал батюшка.
— Приду, отец Тихон,- кивнул Силантий.
Скоро соберется народ. Дворов в Князевке больше двух десятков наберется, приход немалый, а бывало из окрестных сел ехали издалека, кого крестить, кого венчать. Силантий решил для начала заглянуть к Егорычу, у которого всегда на постой оставался. Много Егорыч не брал, так, чтоб семью прокормить. Подошел лесник к знакомым воротам. Залаяли собаки, почуяв Дымку. За высоким забором слышались детские голоса. Из окошка выглянула хозяйка, махнула рукой. Вскоре вышел сам Егорыч: дородный крепкий мужик лет сорока с густыми рыжими усами.
— Здорово, Силантий, проходи, гостем будешь,- радушно произнес хозяин.
Лесник кивнул, снял шапку и оказался во дворе. Мальчишки, сыновья Егорыча, обрадовано закричали. Силантий всегда баловал их поделками да свистульками разными из дерева. Лесник протянул детям подарки, потрепал по светлым головам и поднялся на крыльцо. Из сеней выскочила незнакомая девушка и пробежала мимо, стыдливо опустив глаза. Чем-то она заприметилась Силантию: то ли гордой статью, то ли огненной копной сплетенных волос.
— Племяшка, братова дочка,- сказал Егорыч, грустно глядя ей вслед,- Агафья. Совсем одна осталась. Забрал я ее к себе. Пущай обживается.
— Ладная девица,- вырвалось у лесника.
— Так ведь на выданье, уж осьмнадцать годков минуло.
Промолчал Силантий, взгляд отвел. Егорыч прищурил пронзительные желтоватые глаза, почесал затылок и добавил:
— Я, правда, приданого за ней много дать не могу. Так по мелочи жена хлопочет. Почитай, что бесприданница Агафья. А вдруг лето угораздит дождливое да холодное? Урожая нет, что кушать будем, сами не ведаем.
— А что ж птицы: не сеют, не жнут, а Господь о них заботиться, дает пропитание?
— Верно, говоришь, Силантий, однако ж мы не птахи, мне семью кормить надобно. Тебе легко судить – живешь бобылем, ни о ком окромя себя не думаешь. Промыслом охотничьим занимаешься, еще и жалованье получаешь.
Хотел было ответить Егорычу Силантий, да передумал. Посмотрел на маковки церкви и сказал:
— Пойду на вечернюю…душа истосковалась.
На клиросе уже стояли низенькие старушки в темных платочках. Певчие тихонько распевались тоненькими дрожащими голосами. Умиление захлестнуло сердце Силантия. С благоговением посмотрел он на строгие иконы в деревянных резных рамах. В церквушку набился народ. Началась великая ектинья – просительная.
— Миром Господу помолимся!- затянул отец Тихон приятным баритоном.
Его песнопение живо подхватили певчие. И тут Силантий невольно посмотрел на клирос: среди старушек подпевала Агафья. Девушка бросила на него мимолетный взгляд. Голос ее звучал красиво, объемно, приятно на слух. Отец Тихон с кадилом обходил весь храм, за ним шел пожилой диакон. Кадили алтарь, иконостас и сгрудившихся прихожан. Дым – густой белый пахучий, возносился над молящимися, как чистое благодарение и смирение пред Господом. Силантий чувствовал это смирение, и душа его ликовала. Церковь опустела, лишь ярко догорали свечи у центрального аналоя. После службы его окликнул батюшка:
— Погоди, Силантий! Как жить думаешь?
— Как и жил, батюшка,- удивился лесник,- молитвами, верою да мирскими делами.
— Нехорошо человеку быть одному,- задумался батюшка, подбирая слова,- ведаю о твоей давней истории, десять лет прошло, но Господь не велит отчаиваться…думал ли ты о семейном счастье…жениться, к примеру?
— Кто ж пойдет в мою сторожку?- выпалил Силантий, почесывая бороду.- Да и Варвару забыть я не могу, все мерещится она мне.
— Худо, что мерещится,- покачал головой отец Тихон,- а ты молись за ее душу, а сам о своей судьбе подумай! Уж скоро пятый десяток разменяешь, ни жены, ни детишек.
Промолчал Силантий. На ступенях он троекратно перекрестился и нахлобучил шапку на свои густые черные кудри. Может и прав священник, пора остепениться, чем он хуже других? И лицом вышел, и плечами широк, и силу недюжинную девать некуда. Пока думал, ноги донесли до избы Егорыча. Калитку открыла ему Агафья со свечным фонарем в руке. Тусклый свет упал на ее миловидное лицо.
— Вечер добрый, красавица,- заговорил с ней Силантий,- не боишься по темноте одна ходить?
— Так, по хозяйству много забот,- улыбнулась Агафья,- когда мне пугаться!
— Хорошо у дядьки живется?- не отставал Силантий.
— Не жалуюсь,- поглаживая подскочившую Дымку, ответила девушка.
— Слыхал я, деревня опустела твоя?
— С людьми лучше, чем одной,- пожала плечами Агафья.
— А я один,- вздохнул Силантий,- привык уж.
— Как же, и словом не с кем обмолвиться?
— Отчего не с кем, а Дымка на что?- пытался шутить Силантий.
Ночевал он в тесовой пристройке. Под полом долго скреблись мыши, и сразу Силантий не уснул. Лишь под утро его сморила тяжелая дрема. Чудилось ему, как деревянная статуя Варвары вновь обрела человеческие черты. Бродила по избушке, ждала у окошка. Проснулся он, когда солнце высоко стояло над макушками сосен. Агафья зашла в пристройку, робко поставила на лавку кувшин молока и протянула гостю еще теплую краюху хлеба.
— Спаси Бог, на добром слове,- улыбнулся Силантий.
— Сама пекла,- похвасталась Агафья.
От хлеба исходил тот родной аппетитный запах, который Силантий помнил еще с детства, когда мать доставала из печи пышущий жаром каравай.
— Агафья, ты…постой,- тихо позвал лесник.
— Что?- рассмеялась девушка.
— Пойдешь за меня замуж?- сорвалось у Силантия с губ.
Агафья вмиг изменилась в лице, на широко распахнутых изумрудных глазах выступили слезы. Она захлопала длинными ресницами, вытерла заплаканное лицо рукавом и с укором произнесла:
— Шутить изволите или недоброе что задумали? Так я не из таких!
— Прости, Агафьюшка, если чем обидел,- бросился к ней Силантий.
— Стойте, а то дядьку позову!- отстранилась от него девушка.
Силантий поостыл немного и уселся на лавку. Эх, не пара он видной молодухе, пропахший лесом, дымом, нелюдимый. Зачем ей такой? Но Агафья не спешила уходить, и, усмехнувшись своими кошачьими глазами, спросила:
— Неужто замуж? А ежели дядька не отдаст?
— Поговорю, отдаст,- уверенно добавил Силантий.
Агафья залилась нежным румянцем и выскочила из пристройки. Во дворе Силантий встретился с Егорычем и, недолго мешкая, признался в своих намерениях. Егорыч слегка подивился, что так скоро, да бесприданницу берет, сироту, но согласие дал. Решили со свадьбой не тянуть. После воскресной литургии Силантий ожидал, когда освободится отец Тихон.
— Что же благое дело,- выслушав Силантия, сказал батюшка,- даю свое благословение. А обручение свершим к концу недели, всё чин по чину.
Невесте пошили красный расписной сарафан, Силантий выменял у кого-то из здешних свои поделки на белую тонкую рубаху и серый сюртук – поношенный, но из добротного сукна, видно с чьего-то барского плеча. На обручение жениха и невесты собралась вся деревня. Был июньский воскресный день – солнечный и теплый. Отстояв долгую службу, жених и невеста, как и положено, исповедались и причастились. Но на душе у Силантия легче не стало. Язык не повернулся сравнить себя с тунгусами – язычниками. Утаил Силантий и то, что участвовал невольно в бесовском камлании.
— Все ли содеянные грехи ты открыл мне, раб божий Силантий?- задал вопрос отец Тихон, накрывая кающегося частью своего одеяния – епитрахилью.
— Да разве упомнишь,- тяжко вздохнул Силантий.- Видно все, батюшка.
Его рука, лежащая на Святом Распятии, невольно дернулась. Отец Тихон прочитал разрешительную молитву и снял покрывало с головы жениха. Силантий перекрестился, поцеловал Распятие и Библию похолодевшими губами и, дождавшись благословения, отошел в сторону и смотрел на все будто со стороны: взволнованную невесту в расшитом бисером коснике с полупрозрачной фатой, отца Тихона с кадилом в руке, радостные лица прихожан в сторонке. Наконец священник вывел обручающихся на середину храма, в руках их горели венчальные свечи. Воск медленно скатился и упал горячей каплей на пальцы Силантия. Тут он словно очнулся, пришел в себя, оглянулся к невесте, чувствуя, как ему передается ее волнение. Отец Тихон торжественно знаменовал их венцом:
— Венчая раба божьего Силантия…и рабу божью Агафию…
Троекратно отпив из чаши кагора, Силантий с трепетом надел будущей жене серебряное кольцо, оставшееся от матери. Образ Варвары стирался, уходил нерассказанной тайной, освобождая место новой любви. С Силантия и Агафьи сняли тяжелые венцы. У царских врат обручившиеся поцеловали икону Спасителя и Божьей Матери, приложились к кресту. Отец Тихон протянул им две старинные иконки – свой подарок:
— Ангела-хранителя вам в дом! Умножайтесь и ходите в мире. Да пребудет с вами Господь!
Свадьбу скромно отпраздновали в избе Егорыча, он сам с женою встречал церемонию у ворот с иконами, приглашая в дом. Уже накрыты длинные столы для гостей – вина да вкусностей вдоволь, Силантий не поскупился, все сам оплатил. Благо вовремя у приказчика жалование получил. Женихом по деревенским меркам он считался не бедным, думали бабы – повезло Агафье, в нищете не пропадет. Тут и песни затянули – поначалу грустные, а затем пошли в пляс с шутками да прибаутками, заканчивающиеся привычными криками: «Горько!»
К ночи захмелевшим гостям накрыли второй стол, а жениха и невесту увели в пристройку, где для них приготовили брачное ложе. На скамье раскидали перины, в углу на колченогом столе горела свеча. Агафья стыдливо распустила длинные огненные косы. Силантий притянул молодую жену к себе и поцеловал в сладкие девичьи уста…
***
Вы можете Поддержать литературный клуб любой суммой
Или оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
***
После Троицы молодых собрали в дорогу. Нехитрый скарб Агафьи водрузили на низкую крепкую лошаденку. Силантий подсадил жену, взял лошадь под уздцы и повел к опушке. За кобылой увязалась верная Дымка. Агафья с грустью смотрела на деревню.
— Не печалься, Агафьюшка,- гладил ее по руке Силантий,- на медовый спас вернемся, свидишься с родными.
Жена Егорыча громко голосила им вслед. Сам дядька смахнул украдкой скупую слезу. Они постояли у опушки и вернулись в дом. Агафья не боялась тайги. Дивно ей казалось жить, с лесом роднясь, в далекой сторожке. Силантий берег жену, как зеницу ока. Забылись его прежние чувства, душа обрела свободу. Мог ли о таком он мечтать! А как детишки пойдут, оставить место и вернуться в Князевку – пусть другой кто послужит на благо, узнает все тяготы и радости жизни лесника. Несметные рои гнуса, совсем одолели Агафью, с трудом отбивалась она от назойливых насекомых. Когда солнце село, и знакомая тропа стала теряться среди зарослей травы и поросших мхом корней деревьев, Силантий остановился на ночлег возле быстрой речушки. Разжег костер, Агафья стряпала что-то в котелке. Вдруг дремавшая Дымка встрепенулась, повела носом в сторону чащобы, шерсть ее встала дыбом. Кобыла жалобно заржала, забив копытом. За деревьями показались серые тени – волки! Целая стая. Выследили путников, целый день шли по следу. Силантий винил себя, что раньше не заметил, бдительность потерял. Хорошо, что ружье с собой и немного патронов.
— Сиди тихо, Агафья,- предупредил муж,- выберемся как-нибудь. Кобылу они учуяли, легкую добычу. Так просто не отстанут.
Он набросал в огонь еще больше сухих веток. Разросшееся пламя метало вокруг яркие искры. Агафье чудилось, что в тайге притаился чей-то женский силуэт. Громко закричала сойка. В полутьме мелькнула золотистая коса. Агафья ничего не сказала мужу, отгоняя дурные мысли. Силантий и так всю ночь караулил, боялся задремать ненароком. Агафье тоже не спалось, пока волки обреченно выли на выплывший тонкий месяц. С рассветом воцарилась тишина, лишь слышалось, как потрескивали сучья в костре. Путники снялись со стоянки. Правда Дымка вела себя беспокойно, повизгивала и не отходила от Агафьи. Шли они до излучины реки, дальше тайга густела, начинался мрачный ельник. Внезапно Дымка бросилась в кусты ивняка, послышалось грозное рычание и собачий визг. Силантий остановил лошадь и направился к кустам, держа ружье наготове. Волчий вожак сцепился с бедной Дымкой, безжалостно подбрасывая истерзанную псину. Силантий, не мешкая, выстрелил в этот слившийся рычащий клубок. Где-то совсем рядом испуганно бросилась врассыпную стая, затрещали ветки. Лесник перезарядил карабин и выпустил пулю в колыхавшиеся кусты. Вожак застыл с простреленной спиной. Он широко расставил лапы, качнулся и упал прямо на еле живую собаку. Дымка жалобно скулила, пытаясь поднять морду, сил встать у нее уже не было.
— Хорошая, ты моя,- погладил ее по голове Силантий,- чего тебя понесло, горемычная?
Дымка вздохнула и закрыла глаза. Агафье до слез стало жаль собаку. Силантий прикрыл еще теплую псину еловыми ветками и забросал росшим повсюду зеленым мхом. Нужно трогаться дальше, еще с полверсты Силантий и Агафья прошли молча, думая каждый о своем. Сизые тучи нависли над тайгой, заморосил дождь. Сумерки спустились задолго до заката. Силантий огляделся вокруг, с трудом различая незнакомые места, холод дикой кошкой пробежал по его спине:
— Мы сбились с дороги…придется идти наугад.
— Как же так? Что делать-то? Гроза будет, гляди, какое небо!
В воздухе удушливо пахло прелой землей и хвоей. Порыв ветра расшатал деревья-великаны, подчиняя своему безумному танцу. Донеслись слабые раскаты грома. Хлынул ливень. Путники спрятались под поваленной сосной. Силантий набросил на Агафью свой зипун, оставшись в светлой рубахе, которая тут же намокла. Совсем рядом над головами затрещала и взметнулась молния. Агафья прижалась к мужу. Перед глазами в ярком проблеске возникла знакомая женская фигурка – невысокая стройная с длинной светлой косой. Агафья вскрикнула и зажмурилась. Варвара! Схватив жену за руку, Силантий выскочил из укрытия. Скользя по вязкой земле, они бросились бежать напрямик, через бурелом. Агафья крестилась и тихонько повторяла:
— Господи, помилуй! Господи, помилуй!
Оглянулись – нет никого. Жалобно заржала брошенная лошадь. Силантий вернулся за кобылой. Ветер стих. Снова мелкий промозглый дождь. Путники вышли к пролеску. За кустами и деревьями — знакомая сторожка.
— Чудеса!- выдохнул Силантий, обнимая Агафью.- Вот мы и дома.
Все по-прежнему на заимке: избушка исправная, низенькая банька копченая, проложенная мохом, полянка с дикими пионами да золотыми купальницами, лишь собачьего лая не слышно. Вспомнил Силантий про Дымку – совсем тоскливо сделалось на душе. Прошел он в нетопленную избу, открыл дверь перед женой:
— Заходи, Агафьюшка, принимай хозяйство.
Она шагнула за порог – так и обомлела: стоит у окошка деревянная статуя Варвары, словно их дожидалась. Силантий не выдержал, подхватил свое творение и вынес в баньку. Запер крепко, отряхнул руки и в сторожку вернулся.
— Кто это? – задрожала Агафья.- Это она нас преследовала всю дорогу! Волков напустила! Кого ты смастерил на свою голову?
— Статую!- вырвалось у Силантия.- Варвара это, невеста моя пропавшая. Из березки выстругал я по образу ее, всё забыть не мог, но тебя как встретил…
Агафья уже не слушала, закрыла лицо руками, прижалась к белой печке и расплакалась:
— Сожги дьявольское изваяние! Силантий, прошу, сожги! Чует мое сердце, не даст она нам житья!
Лесник нерешительно потоптался на месте, глаза в пол опустил, ёкнуло в сердце глупая жалость:
— Пусть лежит в баньке статуйка, авось, Бог милует. А у страха — глаза велики.
Молодая хозяйка растопила печку, подмела замусоренный пол, убрала пыль с икон. Снова загорелась лампадка. К вечеру наварила Агафья каши, стол накрыла скатеркой из приданого. Избушка посветлела, в окошках — кружевные занавески. Силантий смотрел, не нарадовался. Все по дому исполняла жена, голодным не оставит, порядок наведет, а ночью одарит пылкими поцелуями да утехами. Про Варвару забыли, пока случай не представился. Ночью проснулся как-то Силантий – Агафья спит на его плече. Почувствовал он нестерпимый холод, хоть и лето на дворе. Повернулся вбок – Варвара рядом, на другом плече примостилась, по груди его гладит студеной рукой. Думал Силантий – сон привиделся. Ничего Агафье не сказал, собрался на охоту. А сам отправился шамана Эргиса искать. Что он там накамлал? Пусть исправляет все проклятый колдун! К вечеру добрался до становища. Встретил его вездесущий Геркен:
— Что случилось, Силанта? Слыхали, жену молодую в чум свой привёл?
— Привёл,- кивнул лесник,- а старик Эргис где?
— В чуме…отдыхает.
Силантий двинулся к жилищу шамана. Геркен забежал вперед:
— Нельзя беспокоить Эргиса…погоди он сам выйдет.
И точно через какое-то время, сонно потягиваясь, появился шаман. Старик нахлобучил на голову причудливую шапку с рогами и взял сучковатый посох.
— Ну, здравствуй, Эргис,- поздоровался Силантий.
— Рады гостю,- улыбнулся шаман уголками тонких губ.- Что хотел или так пришел?
— Узнать хотел,- подступил к нему лесник.
— Коли узнать, идем к огню,- предложил шаман, беря в руки бубен и колотушку.- Про невесту или жену?
— Избавь меня от этого наваждения,- почти взмолился Силантий.- Сил нету! Везде ее вижу!
— Айями не уйдет так просто,- пробормотал старик.
Тунгусы почтительно расступились, уступая место старику. Геркен стал поодаль, с любопытством прислушиваясь, к разговору. Негромкими ударами в бубен шаман призывал духов. Пламя разгоралось на глазах. Эргис протянул к нему руки, не одергивая и не обжигаясь.
— Она у тебя в доме,- закрыв глаза, сказал шаман.- Вижу двух женщин – одна неживая, душа ее неприкаянная! Ты ее сам позвал, сделал тело, вдохнул прожитую жизнь. Другая – красивая, волосы цвета пламени. Неживая хочет погубить соперницу. Вернуться тебе надо.
— Что ты мелешь, Эргис?- отшатнулся Силантий.- Сделай что-нибудь, отвадь призрака! Ты же можешь?!
— Айями никого не слушает,- покачал головой шаман.
— По-твоему, Варвара и есть Айями…,- догадался лесник.
Шаман ничего не ответил, прошелся по кругу, подпевая себе что-то под нос. Старик вытащил из широкого рукава какие-то засушенные коренья и бросил их в костер. Поднялся черный удушливый дым. Геркен и наблюдавшие ритуал тунгусы зацокали языками, хмурясь, и обреченно закачали головами. Что-то шло не так. Шаман стал задыхаться, пока не упал на землю и забился в странном припадке. Геркен принес воды и плеснул старику в лицо. Эргис затих, будто умер. Потом подскочил и, вытирая морщинистое лицо, подошел к Силантию:
— Тут я бессилен, Силанта. Прости. Даже Великий Буга не хочет помогать. Айями не желает уходить!
— Что же мне делать, старик?
— Ты у меня спрашиваешь, Силанта?- развел руками шаман.- Спроси у своего Бога.
— Бога?- повторил, словно эхо лесник.- Что я творю, Господи! Зачем я здесь?- опомнился он.
— Что надумал?- спросил его Геркен.
— Пойду в деревню за отцом Тихоном.
— Поздно уже, ночь скоро,- схватил его за руку Геркен.
— Все равно пойду,- настаивал Силантий.
— Пусть идет,- подал голос шаман,- не держи. Луна осветит ему путь, а ты, Геркен, дай ему факел.
Геркен послушно выполнил указания старика. Силантий наскоро попрощался с тунгусами и скрылся в чаще. Под ногами чавкала раскисшая земля. Луна неслась по пятам за Силантием. Не обманул шаман лесника. Силантий брел всю ночь, думая, как его Агафья там одна. Успеть бы! К утру показались маковки церквушки. Силантий спустился с пригорка и забежал в пустой храм.
— Батюшка! Отец Тихон!- робко позвал он.
Из ризницы вышел священник. Он удивленно посмотрел на Силантия.
— Отец Тихон, помогите, ради Бога!- упал на колени лесник.
— Что случилось, Силантий? Почему ты здесь? Где Агафья?
— Я во всем виноват, не повинился, не покаялся. Агафья без вас пропадет. Дух Варвары нас в покое не оставляет. Помолитесь за нас, грешников?
— Ах, ты вот о чем, раб божий. Сотворил себе божка. Слукавил, не отмолил вовремя? Чувствовал я…ну, да ладно!- поднял мужика с колен батюшка.- Куда идти?
По тайге отец Тихон и Силантий пробирались до полудня следующего дня. Чем ближе к сторожке, тем бешеней заколотилось у лесника сердце. Вовремя ли они явились? Встревоженная Агафья вышла из избушки.
— Что стряслось, Силантий, на тебе лица нет?- удивленно спросила она.- Батюшка, вы здесь?
— Вот, отца Тихона к нам привел,- трясущимися губами произнес лесник.
— Ты ж на охоте был, а ружья не брал,- заметила Агафья.- А вы, батюшка, милости просим в дом, проходите.
Молодая женщина в пояс поклонилась, пропуская в сени священника. Он медленно переступил порог, осмотрелся: чистенько, светло, уютно. Перекрестился на божницу и, развернувшись к Силантию, спросил:
— Где ж твое дьявольское изваяние?
— Так, в баньке статуя, будь она неладна,- ответила за мужа Агафья.
Отец Тихон вышел на поляну. Дверь баньки была подперта снаружи и завалена всяким скарбом. Он заглянул в мутное маленькое окошко почерневшего сруба. Батюшке показалось, там кто-то есть. С лохани, стоявшей в углу, поднимался белый пар. Женский силуэт мелькнул и спрятался в полутьме. Священник невольно перекрестился и отпрянул от окна. Силантий переглянулся с Агафьей.
— Баню истопили?- спросил, копаясь в своей дорожной сумке, батюшка.
— Как же можно!- вскрикнула Агафья.- Там она, Варвара!
Отец Тихон достал стеклянный сосуд и окропил баньку.
— Святая вода – Божья благодать,- улыбнулся священник,- во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Изыди, нечистый!
Силантию почудилось или и вправду сруб слегка пошатнулся, дверь дернулась. Батюшка продолжил окроплять все вокруг святой водой, неустанно читая слова неизвестной молитвы. Агафья подбежала к окошку сруба. Внутри, как птица в клетке, билась о стены Варвара. Бледное лицо ее было искажено ужасом. Она скребла ногтями свое белое тело, рвала длинные волосы, смеялась безудержным смехом, пока не упала на пол замершей статуей, такой, как смастерил ее Силантий из светлой березы с длинной косой и грустными глазами. Отец Тихон расчистил вход и распахнул дверь в баньку:
— Убирай вон истукана, Силантий! Сожги от греха подальше!
Лесник нехотя двинулся с места, поднял свое застывшее в дереве творение и вынес на середину двора.
— Вот вам, наука! Образам святым поклоняйтесь, а не идолам!
— Спаси вас Бог, батюшка,- бросился в ноги священнику Силантий,- а грех свой я отмолю! Ей-Богу, отмолю.
Агафья поспешила натаскать хвороста, между поленьями всунули растопку – сухой мох, смолистые щепки, водрузили посередине безмолвного идола. Жадно занялось красное пламя, его язычки, переплетаясь друг с другом, растеклись и побежали вверх по деревянной статуе. Поднялся ветер. Костер разгорался, полыхал, отражаясь в глазах Силантия безумными движениями скорчившегося обугленного изваяния. На мгновение померещилось, что Варвара ожила, вскинула руки к небу и вдруг рассеялась кучкой черной золы, разлетевшейся пеплом, дурным сном.
— На всё воля Божья,- вздохнул отец Тихон и перекрестился.
Силантий приобнял Агафью и, помедлив немного, сказал:
— Собирайся, жена, ни к чему нам здесь оставаться. Уходим.
— Куда? Что надумал?
— В Князевку возвращаемся,- решительно произнес Силантий,- послужил тайге – хватит. Пора о душе вспомнить, о детишках подумать. Батюшка, возьмете прислужником в храм? Я и починить могу, и подлатать, и сторожить!
— Ты же грамоту разумеешь! Чтецом возьму, мне помощники нужны,- улыбнулся батюшка и его намоленные синие глаза подернулись слезой умиления.
Сторожку наспех заколотили. Отец Тихон уже скрылся в чащобе. Силантий мешкал. Он тоскливо посмотрел на заимку и пошел по знакомой тропинке. За ним поспешила Агафья, держа свою кобылу, навьюченную нехитрыми пожитками, под уздцы. Но что-то сковывало ее движения, замедляло шаг. Взгляд в спину! Варварин взгляд! Агафья медленно обернулась – густое багровое марево окутало поляну туманной завесой, неясная тень, маячившая у заколоченной избушки, метнулась в сторону сквозь бревенчатые стены. Агафья вздохнула с облегчением – отпустило и догнала Силантия. Видно снова старику Эргису придется греметь шаманским бубном – задабривать злую Айями.
Автор: Марина Екатериничева