— Приползла-таки, мегера… Быстро она.
Татьяна грубо одёрнула короткую кухонную шторку и поглядела на чужих, поднятых ею позавчера из сугроба детей. Безвольно пошатнулся на окне цветок герани. Маленькая Вероника, вытянув голову, успела увидеть в окне свою родительницу. Она с усилием проглотила только что вложенную в рот ложку тушёной картошки.
НАЧАЛО ЗДЕСЬ
— Мама! Там мама! — крикнула она и ткнула пальчиком в окно, где над заснеженными полями уже расхаживал вечер в сине-седом плаще.
Наталка испуганно посмотрела на Татьяну, их взгляды встретились. Эта женщина, с виду такая суровая и холодная, к тому же некрасивая, отталкивающая с первого взгляда, успела сделать для них за один день больше, чем родная мать делала за год. Наталка и сейчас её боялась, не доверяла, поэтому вжала голову в плечи. Она не знала чего ждать от Татьяны.
— Сидите здесь. Я выйду.
Татьяна пошла через двор к калитке. На ходу приструнила лающего пса. Наталка видела как мать замялась на месте: так робеют служащие перед начальством или ученики перед грозным директором школы.
Не отворяя калитку, Татьяна гордо вздёрнула подбородок и остановилась. Перед ней стояло ничтожество и Татьяна всем видом выражала Раисе, матери девочек, своё неуважение.
— Что тебе?
Раиса облизала потрескавшиеся губы.
— Детей отдай, Таня. Давай по-хорошему разойдёмся.
— По-хорошему не выйдет. Тебе они зачем?
— Как зачем? — криво усмехнулась Раиса, словно была вынуждена слушать умственно отсталую. — Это же мои дети! Ты на них вообще не имеешь прав!
— Можешь считать, что твоих детей больше нет. Так бы оно и было, замёрзли бы насмерть, если бы я позапрошлым вечером не выдернула их из сугроба, пока ты напивалась с очередным мужиком.
— Из какого сугроба? И с каким я была мужиком? Язык попридержи! — взвизгнула мелкой дворняжкой Раиса и вцепилась в забор. Татьяна отметила грязные, обломанные ногти. — Ах, ты о Петьке! Это был друг семьи!
— Ты детей на мороз выбросила.
— Ложь!
— Это ты — сплошная ложь. Дети мне сами всё рассказали, и как к Наталке твой мужик приставал — тоже. Они подтвердят это в суде.
При слове «суд» Раиса шумно выдохнула и вокруг неё образовалось морозное облако пара.
— К тебе же, я так понимаю, уже приходили с проверкой от райкома? Наверняка приходили, раз принесли нам Наташин рюкзак и кой-какие вещи, — продолжала рубить Татьяна. — То ли ещё будет. Убирайся, Раиса, детей я тебе не отдам, они будут со мной, пока вопрос не решится.
— Доносчица проклятая! Стукачка! — брызнула слюной Раиса. — Вопрос? Какой ещё вопрос? Ты хочешь сказать, что меня лишат родительских прав?! А о судьбе детей ты не подумала? Думаешь, им будет лучше в детском доме, без матери? Веди их сюда! — завизжала она на высокой ноте.
— Это мы ещё посмотрим где им предстоит быть. Всё, уходи, некогда мне с тобой лясы точить.
Не прощаясь, Татьяна развернулась к дому и пошла по дворовой дорожке.
— Тащи их сюда! Слышь меня, обнаглевшая?! Ты кто такая вообще?! — кричала ей в спину Раиса, расшатывая всем телом калитку, — Детей веди ко мне, я сказала! Скотница! Страшилище! Морда обезьянья противная!
Татьяна развернулась на мгновение, мстительно улыбнулась и показала ей смачный кулак.
Она прошла в комнату и остановилась перед шкафом с одеждой. Туда же просеменили за ней и чужие дети, как утята. Татьяна порылась в глубине шкафа, вытащила какой-то объёмный куль, развязала его и просунула руку в глубину. На свет Божий явился плюшевый заяц с затёртыми серыми ушами. Лицо Татьяны на мгновение просветлело, словно его тронули воспоминания. Она протянула зайца Веронике.
— Нравится? Ну держи, теперь он твой.
Вероника запрыгала с зайцем.
— А что касается тебя… — задумчиво сказала Татьяна, глядя на Наталку. — Завтра в школу… Как насчёт новых лент для кос? Купила сама не знаю зачем… Посмотри какие! Новьё! И так идут к твоим серым глазкам!
Увидев нежно-розовые ленты, Наталка зажглась, но тут же остыла.
— Что такое? Не нравятся?
— Они слишком красивые для меня… Моя школьная форма… она… — опустила глаза Наталка.
Татьяна положила на плечо девочки свою широкую ладонь:
— Я посмотрю что можно сделать.
Татьяна постирала вручную видавшую виды школьную форму Наталки и вывесила её сушиться у печки. Она решила встать пораньше и привести её в порядок: добавить длины, обновить воротничок и манжеты… Касаемо шитья, Татьяна была мастерицей, хотя со стороны никто не взялся бы это утверждать: сама она всегда выглядела крайне просто, но опрятно. Могла бы она искусно вышить гладью воробья на одной из блузок, могла бы кофточку связать такую, что залюбуешься… Только зачем? Она же страшная, неприятно в зеркало лишний раз глянуть — губы как два расплющенных вареника, мелкие, невыразительные глаза, чёрные ястребиные брови, нависающие так низко над ресницами, словно она постоянно нахмуренная. А плечи — это просто ужас, как у заядлой пловчихи. Татьяна давно перестала надеяться на личное счастье.
Была она всего раз влюблена, но предмет её любви даже не догадывался об этом. Занесло Степана каким-то шальным ветром в их края… Был он уже женат на Раисе, матери девочек. Поселились молодые в деревне и Татьяна радовалась, что счастлив Степан… Татьяна ревностно следила за его жизнью, подмечала каждую деталь. Иногда ей хотелось убить Раису или хотя бы надавать по щекам. Хотелось крикнуть:
— Опомнись! Хватит пить! Ты зачем опускаешься?! У тебя же такой муж! Пожалей детей! На детей твоих без слёз не посмотришь!
Девочки были так похожи на Степана, что Татьяна не могла смотреть на них спокойно — они были словно и её детьми. Словно это её родных детей держат за высоким забором как скот, не ухаживают за ними, не кормят, не дарят любви! Их не любят местные жители, относятся, как к отребью! Каждый раз, встречаясь с Наталкой на улице, Татьяну разрывало от желания сказать девочке ласковые слова, пригласить её в гости, подарить конфетку… Эта жалость родилась из любви, а любовь усилилась от жалости. За этих детей Татьяна готова была умереть и она уже и сама не помнила тот момент, когда девочки стали для неё дороже, чем сам Степан.
Разрушать семью и отрывать детей от отца Татьяне не хотелось. Ведь если она пожалуется куда следует, детей заберут в детский дом. А разве там лучше? Здесь они были хотя бы под её безмолвным присмотром… Но всякому терпению приходит конец. Увидев детей поздним вечером в сугробе, вышвырнутых из дома, она резко поняла что должна сделать — забрать их к себе. К этому шла вся её одинокая жизнь!
Дарить любовь на словах Татьяна не умела, а сделать дело — это было по её части. Утром, проснувшись чуть свет, Татьяна полюбовалась спящими девочками и взялась за шитье. Не выспавшаяся, но гордая собой, она смотрела на Наталку у зеркала. Девочка крутилась и сияла. Татьяна так обновила её форму, что та стала как новенькая! Наталка обернулась резко на Татьяну — ей хотелось обнять дарительницу, отблагодарить… Но как? Татьяна такая суровая!
— Какая же ты красавица! — сказала Татьяна. В глазах её блестели слёзы. — Иди сюда, поправлю кое-что…
Наталка обняла её с разбега. Решила — будь что будет! Тёплая, мягкая, такая хорошая Татьяна! Обе расплакались. Татьяна сидела на стуле и Наталка, приспустив красную косынку Татьяны, погладила её волосы своей детской рукой.
— У вас волосы пахнут васильками и блестят, как речная вода.
— Девочка моя… — уткнулась Татьяна ей в грудь. — Я давно хотела…
— Вы же не отдадите нас никому? Я не хочу к маме… Хорошо, тётя Таня?
— Просто Таня. И нет — не отдам.
***
Суд был назначен на февраль. Свидетелей по делу было достаточно, удивительно только где они были раньше. Всем сразу стало жалко детишек. А Раиса как пила, так и продолжала пить, теперь у неё был повод — такое горе! Детей отняли ни за что! Степан вернулся домой на новогодние праздники. Детей нет. Жена в пьяном угаре. Дом как никогда напоминал свалку. Быстро выяснив что и как он направился к Татьяне.
Вначале он даже не узнал детей — его ли? Чистенькие, опрятные, весёлые, волосики у обеих заплетены в аккуратные косички-баранки! Даже щёчки успели немного округлиться! Пока тетешкались, Татьяна молча накрыла на стол. Пригласила.
— Чем богаты, тем и рады, не обессудь… — опустила она взгляд. Она всегда волновалась при Степане, как девочка.
— Да ты и не должна, Таня! Даже не знаю как благодарить тебя! — говорил Степан, а сам глазел по сторонам: хорошо у Татьяны дома, уютно, тепло и миленько. Много чего сделано своими руками: шторочки, половики, накидки, салфетки…
— Благодарить! — фыркнула Татьяна. — Да уж когда родителям нет дела до родных детей…
Степан виновато опустил голову. На коленях у него сидела Вероника и облизывала подаренного папой сахарного петушка.
— Давай потом поговорим, без детей? — сказал с мольбой Степан.
Он пробыл с детьми до позднего вечера. Видно было, что совсем не хочет уходить — поводил глазами, как бездомный, надеясь, что ему предоставят кров.
— Я же это, Тань… Ну… стараюся, — начал объясняться Степан уже на крыльце. — Приезжаю — всё отмываю, за детей везде оплачиваю… Но с Раиской жить невозможно… нет у бабы мозгов. Для меня вахта — спасение. Ежели детей отымут…
— А ты лучше мне как на духу скажи — там, на вахте, есть у тебя кто?
Степан выдохнул пар в морозный воздух. Почесал щетину.
— Есть.
— Любишь?
— Нет.
— А что тогда?
— Да не знаю я! Абы сбежать куда! Слабый я человек, Таня!
Помолчали. Собака Татьяны танцевала перед ними на все лады. Ночь уже.
— Что ж с детьми после суда будет? Меня лишат прав? — задумался Степан.
— А тут уж, думаю, как ты захочешь. Я детей никому не отдам и тебя… не выгоню, если придёшь. Только если придёшь, то уж навсегда, без всяких вахт. У нас в колхозе работы и на тебя хватит, а всех денег не…
— Стоп, стоп! Это как? Мужем твоим стать предлагаешь?
— А ты детей своих любишь? Кого больше — их или себя? Мать заменишь им? Разве плохо им со мной?
— Они ж никто тебе!
— Много ты знаешь! Они мне роднее всех родных! Сколько раз моё сердце кровью за их из-за вас, малодушных, обливалось?
— Но почему?
— Потому что невозможно любить человека и одновременно не любить его продолжение, — дрожащим голосом призналась Татьяна.
Степан ошалело посмотрел на неё. Таня отвечала ему прямым взглядом.
— Меня? Давно?
— С первого взгляда.
От потрясения Степан осел на холодное крыльцо. Татьяна тоже села. На них с интересом смотрела собака, склонив набок лохматую голову.
— Звёзды какие яркие… — сказал Степан. — Ладно, Тань… Может я и на ночь останусь? Дома у меня здесь нет, он был там, где дети, а теперь… Найдётся для меня местечко?
Татьяна встала, потянулась сладко-сладко, словно скинула с себя гору забот.
— Да придумаю уж. Пошли. Папаша…
***
Прошёл тяжёлый февраль, за ним в заботах промелькнула весна и настало звонкое лето. Живут Татьяна со Степаном на потеху всем деревенским, растят Наталку и Веронику. Родная мать их после суда, где её лишили родительских прав, упивалась около месяца, а в апреле исчезла. Поговаривали, что она в городе присосалась к какому-то мужику. Работать-то баба не привыкла, а без денег Степана сильно тяжко.
Татьяна похорошела! Лицо её стало прояснённым и добрым, разгладилась суровая морщина между бровей на лбу. А может так только кажется Наталке? Ведь теперь она точно знает, что душевнее тёти Тани нет женщины в её жизни. Выйдут они все вместе вечерком во двор, Татьяна расправит меха баяна и давай наяривать частушки с девчонками. Татьяна всегда зачинала первая и всегда в тему: частушек она знала несметное количество и подучила детей.
Бегала Вероничка босиком по двору после дождика, крутясь возле собранной свёклы, а Татьяна и вспомнила потешку. Баян заиграл, а потом…
А у нас во дворе
Квакали лягушки,
А по лужам босиком
Прыгали девчушки.
Уууу- уух!
Степан сидел и смеялся, подзадоривая Наталку — выходи, мол! Наталка юбочкой взметнула и давай пританцовывать перед ними:
Мама с папой и сестрёнка –
Вот она моя родня!
Ох, спасибо, дорогие,
Что вы есть все у меня!
Уууу-уух!
Татьяна играет, играет так задорно! Степан наклонился к её уху:
— Про братика когда расскажем им?
— Чур тебя! — игриво толкнула его плечом Татьяна. — Может и девочка там! Девочки лучше! Ты только погляди на Вероничку, вот умора!
Вероничка надорвала кожуру одной свёклы и измазала соком щёки. Подлетела к родителям, топнула ножкой и давай напевать, как артистка:
Я секрет румян достала
У прабабки Фёклы —
Лучше всех румян заморских
Сок от нашей свеклы!
Ииии-ууух!
Родители захлопали в ладоши. Степан опять наклонился к Татьяне:
— Тань, ребёнок у нас скоро общий… Некрасиво как-то… Живём уже второй год… Выйди ты замуж за меня, наконец! Людям в глаза смотреть стыдно! Неправильно живём мы!..
— Ох, какой правильный стал! — покраснела Татьяна.
— Так выйдешь за меня?
— Куда я уж денусь…
(Автор Анна Елизарова)
