Рассказ основан на реальных событиях, имена и населенные пункты не изменены.
Благодарю подписчицу за историю.
1942 год. Феодосия.
Страх липким потом покрывал спину Марии. Ей было очень страшно — вот уже дважды их город доставался врагу. И в этот раз, похоже, немцы здесь надолго…
В который раз за этот вечер она встала и прошла в комнату дочерей. Укрыв десятилетнюю Шурочку, она подошла к большой кровати, где прежде они спали с мужем, а теперь там видели свои яркие детские сны две семилетние дочери-двойняшки Фиона и Дуся. Поправив у них одеяло, она вышла из комнаты и села у окна. Бежать… Надо бежать вглубь страны. Только как? Кто вывезет их? Кому они нужны? Вся её семья спит сейчас за стенкой, да муж Алеша Родину защищает вот уж больше полугода.
Вдруг истошно залаял Барбос — дворняга, которую холодным февралем принесли во двор Дусенька и Фиона. Он всегда исправно отрабатывал свой хлеб — начинал лаять, едва чужак во двор войдет.
— А ты откуда взялся? — услышала Маша мужской голос и едва не закричала — это был голос её мужа.
Спотыкаясь, она бросилась к двери и выскочила на улицу.
— Алёша! Алеша! — она боялась кричать, лишь громкий шепот вырывался из её губ.
— Я весь вечер за домом следил. Пусто у тебя?
— Да, в доме только я и девочки.
Крепко обняв жену, Алексей втиснулся в дом и быстрым шагом прошел до кровати дочерей. Слеза скатилась по его щеке.
— Я сейчас разбужу их, Алеша.
— Не вздумай!- предостерег её муж. — Не надо их будить.
Они тихонько вышли из комнаты и Мария недоуменно смотрела на него.
— В чем дело?
— Машенька, при переброске наш эшелон попал под обстрел. Я сумел спастись, но у меня нет возможности добраться до своих. Вместе с Мишкой Якубовым я присоединюсь к партизанскому отряду. Уйду в три часа.
— Ночи? — заплакала Маша.
— Да. Я ненадолго заглянул, мне хотелось вас хоть на минуточку увидеть. — Он вновь обнял её. — Машенька, нельзя, чтобы кто-то знал обо мне. И дочкам не говори, не дай Бог проболтаются.
В три часа ночи её муж ушел, собрав необходимые вещи. Даже старую шинель покойного родственника в сарае смог отыскать — большая в плечах, длинная, до самого пола, но она могла надежно защитить его от апрельских ветров и и дождей.
Месяц она не видела своего мужа. Месяц она жила в страхе, боясь лишний раз выйти из дома, закрываясь на все замки, хотя прекрасно понимала — для них нет ни замков, ни преград…
И вдруг в её дом вошли четверо в немецкой форме.
— Собирайсь. Ты арестован! — его речь была похожа на лай, даже Барбос притих в своей конуре.
— За что? За что? — закричала Маша.
— Твой муж есть партизан. Мы его искать, но скоро найти! А ты жена партизан, — он кивнул и двое вошли в дом, спустя минуту выводя из хаты трех её дочерей… Мария поняла — кто-то из своих сдал, тот, кто видел её мужа среди партизан и узнал его.
****
— Где мои дочки? — она плакала, когда её и других женщин сажали в грузовые машины.
— Твои дети будут служить Германия.
— Нет! Нет! — она билась в кузове машины, как птица к клетке, но эти нелюди со смехом закрыли кузов и ударили по нему несколько раз. Пару раз дернувшись, машина поехала, увозя людей от родных домов…
Их привезли в Семь Колодезей, где был организован лагерь.
Ранним утром распахнулась дверь барака, где Мария и другие женщины провели свою первую ночь в плену, вошли немцы.
Они провели глазами по пленницам и ткнули пальцем в Марию и Екатерину.
— Встать! Шнель, шнель. Бистро!
— Куда вы нас ведете? — Екатерина завизжала, а другие притихли.
— Наверное, туда, куда вчера вечером отвели людей из первого грузовика, — тихо ответила Мария.
— Прощайте, бабоньки, — всхлипнула Катя.
— Прощайте!- тихо прошептала Мария, а когда её вывели на улицу, она подняла глаза к небу и громко произнесла: — Прощай, любимый мой Алешка. Прощайте, мои славные девочки…
И, когда они, казалось бы, уже простились с жизнью, их подвели к саманной облезлой хате и один из немцев, свободно говорившем на русском, кивнул на ведро:
— Хату надо побелить. Приступайте к работе.
Когда вечером Мария и Екатерина вернулись в барак, он оказался пустым. Уставшие женщины лишь переглянулись — они все поняли. Кое-где остались личные вещи тех, кто с ними вчера прибыл в этот лагерь. По бардаку и по следам на полу было понятно — они не сами вышли отсюда.
— Завтра и нас так… — прошептала Катя и, сев в углу, стала раскачиваться из стороны в сторону.
Едва рассвело, дверь вновь распахнулась. Мария увидела вчерашнего немца, говорившего на русском.
— Что, наш черед настал? — она решила не показывать им своего страха. Не хватало еще, чтобы она склонила перед ними голову и стала молить о прощении. С жизнью она уже и так простилась.
— На вас счет еще распоряжений не поступало, — её удивил его дружелюбный тон. — Идите пока на кухню, сегодня будете работать там.
Была какая-то грань надежды, что она сможет выжить, выбраться из этого ада. С тех пор она с Катей каждый день с рассветом вскакивала с дощатых полок и шла на работу на кухню. Но каждый день она проживала как последний. Каждый день, выходя из барака, она понимала — её могут повести в другую сторону, туда, где ежедневно кто-то прощался со своей жизнью…
*****
Февраль 1944 год.
Она была еще жива… Кати не стало в прошлом году — сдали нервы и она набросилась на одного из своих конвоиров. Расплата не заставила себя ждать. Сцепив зубы, чтобы не закричать, Мария последовала за вторым конвоиром на кухню…Она лишилась подруги, но не лишилась надежды.
Вот уже почти два года она готовила для офицеров и служивых лагеря.
В этот фильтрационный лагерь почти каждый день кого-то привозили, кого-то увозили… И каждый раз Мария по возможности разглядывала вновь прибывших, боясь увидеть здесь мужа или дочерей. Она не оставляла надежду выжить и что-то узнать о своих родных.
— Кого выглядываешь? — спросил тот самый переводчик, один единственный, кто говорил с ней по-человечески, остальные вели себя хуже цепным псов. Он застал Марию врасплох, когда она разглядывала вновь прибывшую группу мужчин. — Здесь партизаны, их поймали в лесах.
— Здесь может быть мой муж, — сердце её забилось часто-часто от волнения. Она постоянно вглядывалась в силуэты вновь прибывших, зная, что сюда свозят из её родных краев. Но в этот раз привезли партизан, большую группу.
— Тогда я ему не завидую. Партизан никто в живых не оставит.
— Алекс, — глаза её наполнились слезами. — Разрешите мне поискать его, если он здесь, то хотя бы дайте возможность попрощаться.
— Я не волен отдавать такие распоряжения. Но.. Ты ведешь себя тихо, работаешь хорошо, попробую получить разрешение.
Алекс ушел, а Мария продолжала вглядываться в толпу мужчин и вдруг она увидела его. Он стоял все в той же шинели покойного родственника. Похудевший, он будто был закутан в неё, как в одеяло. А вот ноги Алексея были босы…
— Алеша! Алеша! — закричала она. Она хотела его увидеть, но не здесь… Слезы бежали по щекам, чувствовалось какое-то отчаяние, опустошение…
Он услышал её крик, но не мог сделать ни шагу — рядом с ним был немец. Он с тоской смотрел на свою жену, но тут подошел Алекс и громко что-то сказал тем, кто охранял Алексея.
Мужчину вывели из толпы и подтолкнули в сторону Марии.
— У тебя есть пять минут, — произнес Алекс.
— Спасибо, Алекс. — прошептала она и бросилась к мужу.
Он обнял её, но тут же отстранился:
— Где дети, Машенька?
— Я не знаю, — она покачала головой и заплакала. — Мне сказали, что их увезли в Германию.
— Найди детей, Машенька. Мне отсюда не выбраться, а ты сделай всё, чтобы выжить и найти наших дочерей.
— Алеша, нас сдали…
— Я знаю, — глаза его были полны тоски и боли, кулаки сжались от злости.
— Но как вы сюда попали? Неужели и вас сдали?
— Нас окружили, мы прятались в катакомбах. Оставаться там — верная смерть. Было принято решение выйти, чтобы потом крысы нас не растаскали. А так… есть хоть шанс, что у меня будет хотя бы могила… Мы бы все равно не выжили…
— Мария! — услышала она голос Алекса, а в это время мужа уводили.
— Ты обещал пять минут!- плакала она.
— Я вообще мог не давать тебе с ним говорить, — рассерженно ответил Алекс…
— Он просил найти дочерей. Алекс, как мне узнать, где мои дети?
— Дети в Германии, забудь о них. Скоро все будет Германия.
Он развернулся и пошел прочь, а Мария плюнула в его сторону:
— Не дождетесь, — прошептала она.- Скоро вас, как собак гнать отсюда будут.
И она была права — меньше чем через два месяца Мария со слезами радости на глазах выходила из стен фильтрационного лагеря на свободу. Здесь, за колючей проволокой будто воздух был другим — чище и сладостней. Оставалось только найти дочерей. Она землю перероет, но найдет их!
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ
