Это было последнее лето, когда Вероника оставалась тихой домашней девочкой.
Она училась в педагогическом институте, начинались каникулы, но из трех летних месяцев свободным был — только один. В июне – экзамены, июль – гуляй, не хочу, а в августе – педагогическая практика. Пройти ее можно было и в середине лета, а потом – быть свободной до начала занятий. Но они с Ларисой нарочно сговорились так.
НАЧАЛО ЗДЕСЬ
Все студенты хотели отмучиться пораньше, и на июль – толпились в очереди. А Веронике с Ларисой важнее было поехать в лагерь вместе, быть «на одном отряде». Вероника – вся в мечтах, не видела себя учителем рисования. Она хотела стать художницей, только художницей. И горластых, дерзких, непредсказуемых детей Вероника побаивалась. Лариска же, наоборот, была человеком приземленным и свое будущее связывала со школой – и никак иначе. Вероника надеялась, что Лариска возьмет детей в отряде в свои руки, а она будет у подруги на подхвате.
Лагерь им достался отдаленный, добираться нужно было пару часов. В тех краях девчонки ни разу не были. Мать Вероники говорила, что там очень красиво – старые сосновые леса, реки и озера. Но подружек это не особенно радовало. Никто не даст им спокойно купаться в речке или любоваться природой. Их главная забота будет — следить за детьми, чтобы сдать их после смены родителям целыми и невредимыми.
Так что вожатым – не до озер и не до грибов.
Выехали они за два дня до того, как начиналась третья смена. В небольшом автобусе собрался народ знакомый. Двое ребят с их факультета, а еще историки, филологи, биологи – педпрактика коснулась всех.
Лагерь не оправдал ожиданий. Ни о какой зелени речь тут не шла. Может быть там, за забором, вдали, и были заманчивые леса, но на вытоптанной территории самого лагеря росла одна-единственная большая сосна — огороженная заборчиком, наверное для того, чтобы дети не снесли и ее тоже.
Меня терзают смутные сомнения, – Лариска прищуренными глазами оглядывала будущих вожатых, – По-моему нас больше, чем требуется… Если по два человека на отряд… Мне кажется, кому-то отряда не достанется.
Позже ее слова оказались пророческими, но тогда им было не до подсчетов. Персонал лагеря между сменами развлекался как мог. Повара и кухонные работники «приняли на грудь», и студенты видели, как они гоняются друг за другом с длинными кухонными ножами. Слышался смех и беззлобная ругань. Шутки, так сказать.
Никому не было дела до вожатых. Пришлось бросить вещи в первом же корпусе, который попался на пути, а самим идти на кухню, заботиться о пропитании. На огромной сковороде пожарили яичницу для всех, заварили чай…
А после сидели на скамейках, уставшие, мучились от жары – и не знали, куда им приткнуться. Начальник лагеря и старшая вожатая вернулись из города, когда уже стало темнеть. И сразу созвали студентов в вожатскую комнату — на «педсовет». Тут-то и сбылись Ларискины опасения. Подружки не были горластыми, ждали своей очереди. В итоге – им-то отряда и не хватило.
После этого для начальства они перестали существовать. Будущим вожатым отвели комнаты, они могли отнести туда вещи, устроиться, и, наконец, отдохнуть.
А мы как же? – не выдержала Лариска, – Вы же заявку подали в институт на нас всех. Нам же тоже надо практику проходить…
Начальник пожал плечами:
Смотрите сами… Хотите – уезжайте. А можете другим помогать, в конце смены напишу вам какую-нибудь характеристику.
А жить нам где?!
Начальник задумался ненадолго. Потом ему в голову пришла светлая мысль:
Вон, видите двухэтажный корпус? Он еще недостроенный, на втором этаже только отделка идет. Но на первом в комнатах уже есть кровати. Там и устраивайтесь.
А матрасы? Постельное белье?
Но к начальнику подошла старшая вожатая с каким-то срочным вопросом – хотя время было уже позднее. И они принялись его обсуждать. В результате подружкам ничего не оставалось, как пойти в «недостроенный корпус». Кровати, примитивные, железные, с сеткой, тут уже были. Матрасы, подушки и одеяла – тоже. А вот о постельном белье речь не шла. Пришлось устроиться кое-как, подстелив под себя вещи из сумок.
Вероника так устала, что уснула моментально. Ближе к утру она стала слышать, как подружка то входит в комнату, то выходит из нее. Но спросить Лариску, почему той не спится – у Вероники не было сил. Все выяснилось утром.
Я, наверное, чем-то отравилась, – сердито сказала подруга, – Всю ночь меня полоскало…
Вероника поежилась. Заб-олеть в такой обстановке!
Что же ты меня не разбудила? Я бы за тобой поухаживала….
Да чем ты могла мне помочь? У нас же с собой ни лекарств, ничего… И мне жалко тебя было – ты спала без задних ног…
Выглядела Лариска неважно – бледная, осунувшаяся. Зато про себя она уже все решила.
Слушай, поехали отсюда! – сказала она, – И на кафедре непременно скажем, что начальник лагеря – непорядочный человек. Мы же не напрашивались к нему, он сам сказал – сколько вожатых ему нужно. «С запасом» посчитал, выходит. Поехали в институт, попросим новое направление, пока смена еще не началась. Иначе так и будем здесь – никому не нужные – торчать целый месяц.
Вероника не возражала. Спросила только:
А ты доедешь? Выглядишь ты не очень…
Ничего, как-нибудь…
Начальник лагеря отнесся к их решению уехать с тем же равнодушием. Лишь кивнул, что принял к сведению.
Скоро у нас машина пойдет до райцентра. Подкинет вас. А там уже на автобусе доберетесь до города….
В результате возле своего института девчонки оказались уже ближе к вечеру, и конечно, никого из преподавателей не застали. Разумнее всего было бы переночевать у Лариски дома (она жила неподалеку) и завтра снова приняться за поиски. Но Лариской иногда овладевал бес упрямства. Она стала звонить руководительнице практики, та- еще кому-то, и в течение часа девчонки получили новое назначение. Лагерь «Чайка» в городской черте, ехать надо «двадцатым» трамваем до конечной остановки.
Вот какого….лешего… тебе нужно было проворачивать все дела в один день? – сердилась Вероника, – Неужели этот треклятый лагерь не мог подождать до завтра? Я грязная, потная, с ног валюсь…
Я не хочу снова попадать в ситуацию, когда всё разобрали, – объясняла Лариска, – Доберемся, оформимся, потом отдохнем…
Впрочем, оказалось, что они опоздали и здесь. Когда они, наконец, отыскали свою «Чайку» в зеленом дачном районе – начал накрапывать мелкий дождь. Но начальник лагеря и старшая вожатая были дружелюбны и приветливы.
Девочки, если бы вы приехали хоть на полдня пораньше – мы бы вас с руками и ногами схватили. Ведь искали вожатых! С завода людей приглашали…. Но сейчас можем предложить только поработать уборщицами в столовой. День через день. Дадим вам отдельную комнату, все удобства у нас тут есть…
Андрей Борисович и Галя стояли под одним зонтиком и напоминали влюбленных. Корпуса были похожи на нарядные дачные домики. В них приветливо горели огоньки.
Вероника бросила на подругу умоляющий взгляд. Многое было в нем. «Ну давай, согласимся, – просила Вероника глазами, – И кончатся наши мытарства. И ответственность будет меньше – ведь нам не придется работать с детьми. Я согласна мыть полы, чего уж там…»
Нам отчет нужен по педпрактике, – проворчала Лариска, начиная сдаваться, – И характеристики.
Отчеты я вам помогу составить, – с готовностью сказала Галя, – Характеристики напишу…
Значит, так, – решил начальник, – Физрука переселим к музруку, а девочек – в освободившуюся комнату.
Вот на этой даче будете жить, – показала Галя, – Сейчас я всё организую, и вы заселитесь.
И действительно, прошла от силы четверть часа до той поры, как девушки закрыли за собой дверь своей комнаты. Правда ее еще предстояло доводить до ума – живший здесь физрук явно не отличался чистоплотностью. Но вдохновленные тем, что у них теперь есть крыша над головой, девчонки взялись за дело в четыре руки, и вскоре в комнате стало чисто и уютно.
Галя показала, где душевая, где столовая, в которой девушкам предстояло работать.
А вон там у нас бассейн, – Галя махнула рукой, – Он открытый, огорожен только. Я вам советую – чем на речку ходить, лучше после отбоя возьмите ключ у физрука, и поплавайте в волю.
Хорошо-то как, – радовалась в тот вечер Вероника. Она вымылась в душе, и теперь устраивалась в чистой постели, – Нет, все что ни делается – всё к лучшему. Я лучше буду убирать со столов тарелки и трижды в день драить полы, чем отвечать за этих бесиголовцев (это слово она переняла от бабушки)
А ночью Лариска ее разбудила.
Пойдем, пожалуйста, со мной в туалет, – жалобно попросила она, – Там паук…
Спросонья Вероника не могла понять – в чем дело.
Вот же уборная – деревянный домик, из окна видно…
Я ходила. А там в углу сидит паук. Огромный. Черный…
Ну и что?
А вдруг он на меня бросится?
Чушь какая…
Но в конце концов – у каждого свои страхи, и чужие страхи надо уважать – тогда есть надежда, что и тебя пожалеют, когда придет минута. Вероника покорно накинула халат и сунула ноги в шлепанцы.
Может, швабру возьмем? – предложила она, – Сбросим его оттуда шваброй и выгоним…
Ай, нет, нет! Вдруг ты его будешь скидывать – и отбросишь на меня. Я тогда сразу ум—-ру..
Вероника лишь вздохнула. Паук действительно раскинул черные лапы в своей паутине в дальнем углу уборной, однако ни на кого бросаться не собирался… Но ни разу с тех пор, зная о его существовании, Лариска не чувствовала себя здесь спокойно.
Работа оказалась несложной. Убрать столы, после того, как ребята поедят, подмести и вымыть полы. Кормили в лагере хорошо, а Веронике и Лариске поварихи накладывали особенно щедрые порции, сок наливали в чайник.
Если бы не физический труд, я бы отсюда вернулась такой хрюшкой…, – говорила Лариска.
Музрук, недовольный тем, что его «уплотнили», каждое утро будил девушек на полчаса раньше подъема, разворачивая под их окнами меха гармони. Девчонки вскакивали, будто на них холодной водой плеснули. А заканчивался день всегда одинаково – они плавали в бассейне – под открытым небом, под звездами, смывали с себя усталость, и тела становились невесомыми, и звезды отражались в воде – можно было развести их руками.
…Та ночь была в конце смены. В первом часу Лариска легонько потрясала подругу за плечо.
Ты чего?
Ну, пойдем со мной… Ну, паук же там…
Слушай, ты меня уже задрала. Не тронет он тебя, всё, отстань….
Вероника положила подушку на голову, чтобы не слышать голос подруги – и снова провалилась в сон. Но вскоре она проснулась. Глянула на часы. Прошло, наверное, минут двадцать, однако Лариски все еще не было. Ругая себя за отсутствие воли, но начиная слегка тревожиться, Вероника быстро оделась и открыла дверь. Сырой, уже прохладный (август все-таки) ночной воздух окончательно разбудил ее.
Вероника поспешила к уборной, но там подруги не было. Куда она могла деться? Девушка беспомощно оглянулась. Ну не ходить же по темным аллеям, отыскивая эту ненормальную? Может, она свидание кому назначила… Но кому? Мужчин тут было четверо – начальник лагеря, физрук, музрук и дворник дядя Вася. Ни с одним из них девчонки ни разу не флиртовали. Да и не позвала бы Лариска подругу с собой на романтическую встречу.
Вероника сама не заметила, как ноги понесли ее к бассейну. Еще несколько часов назад они там плавали. Вероника поднялась по ступенькам к глухой ограде, наудачу дернула ручку. Дверь оказалась открытой. Хотя они закрывали ее, и отдали физруку ключ.
Но сейчас Вероника что-то слышала…. Тяжелое дыхание, что ли…
Там, где стояла она – было относительно светло — фонарь близко. А — на другом конце бассейна – темнота. И все же там кто-то был. Веронике казалось, или она различала – силуэт мужчины, который нес что-то тяжелое, перебросив ношу через плечо..
Послышался плеск – и Вероника увидела знакомый розовый халатик, раскинутые руки, светлые волосы…
От уж-аса она не могла даже кричать… А вдруг ноги тоже откажутся повиноваться? Но нет – Вероника кинулась бежать, чтобы через минуту застучать обоими кулачками в окно начальника лагеря.
…Лариску так и не нашли. Единственной зацепкой оставались слова Вероники – но они ничем не подтвердились. Никаких следов не нашли ни в бассейне, ни возле него.
Лариска исчезла — и то, что она до сих пор числилась среди пропавших, которых следовало искать – было уже простой формальностью.
ЧАСТЬ 3
Мотоцикл стоял в гараже рядом с «тойотой» Алексея. «Ямаха» – память о прежней жизни Вероники, той – к которой она думала никогда уже не вернется. Алексей не раз предлагал продать мотоцикл – Вероника уже несколько лет на него не садилась. Но когда муж в очередной раз заводил об этом речь, молодая женщина только слегка морщилась:
Да ладно, пусть стоит, есть не просит…
Предполагалось, что мечта Алексея рано или поздно сбудется, они переберутся во Францию, и вот тогда-то, перед переездом и распродадут все лишнее.
Вероника некоторое время ходила по квартире, мерила ее широкими шагами, касалась рукою лба, подходила к окну – словом, не находила себе места.
Можно было сделать вид, что ничего не произошло. И когда Алексей вернется – даже не задавать ему вопросов. Пусть объясняет свою задержку так, как ему самому удобно.
Вероника догадывалась, что рано или поздно — подобное должно было произойти. Не зря сложилась поговорка «красивый муж – чужой муж». Почти наверняка интрижки на стороне – у Алексея были, есть и будут. Устроить скандал – глупая идея, если твой муж психолог. Чтобы успокоить Веронику он начнет говорить с ней так, как говорят с маленькими детьми. И все останется по-прежнему. Даже, если она доведет себя до истерики или пригрозит разводом, даже если ценой огромных душевных усилий добьется обещания больше не устраивать ничего подобного – все равно Алексей нарушит слово, потому что это жизнь, и потому что он – такой.
И второй раз будет еще больнее – как полоснуть лез-вием по еще не зажившей ра-не…
Конечно, есть женщины, которые относительно спокойно воспринимают измены мужей. Лишь бы те возвращались домой. Такие дамы в первую очередь ценят то, что дает им брак – деньги, устроенный быт, а кому-то – и положение в обществе.
Но Вероника знала, что еще большой путь предстоит ей пройти, прежде чем она сможет смотреть на интрижки Алексея сквозь пальцы. И достанет ли у нее сил вообще – на этот путь? Каждый раз, когда муж задерживается – думать, что он проводит сейчас время с очередной подругой….
И знать, что в любую минуту подобная авантюра может перерасти во что-то серьезное. Тогда семья рухнет. Жить – понимая, что ты балансируешь над пропастью…
Тщетно старалась Вероника сохранить холодную голову и действовать так, как будет лучше для нее. Она не рассудком, а каким-то инстинктом знала, что единственное может её хоть немного успокоить – это отъезд. Она должна уехать. А уехать она могла только в одно место.
Она распахнула шкаф. Дорожная сумка лежала на самом дне. Вероника стала выбрасывать вещи прямо на пол, чтобы до нее добраться. И столь же быстро начала швырять в сумку самое необходимое. Несколько смен белья, джинсы, пару свитеров. Кошелек, документы, карточки – это в маленький рюкзачок.
Вещи, валявшиеся на полу, Вероника сгребала, и снова запихивала в шкаф. Теперь любой, кто открыл бы его, сразу увидел, что внутри всё – вверх дном.
Вероника хотела уехать до возвращения Алексея. Ее легкое пальто теперь не годилось, и сапожки на шпильках тоже. Вероника сменила их на тяжелые ботинки, сорвала в вешалки куртку. Ее она тоже давным-давно не надевала – но размер не изменился, Вероника застегнула ее с прежней легкостью, все сошлось.
Мотоцикл был подарком отца. Когда он ушел из семьи, то, чувствуя себя виноватым, спросил – чего бы дочери хотелось? И с каким-то мстительным наслаждением Вероника выпалила про мотоцикл.
Это было то, что ей всегда запрещали, то – от чего бледнела мама, а отец твердо говорил:
Нет.
Но теперь у него была молодая подруга, а Вероника словно отошла в сторону, и он уже не так беспокоился за дочь.
Всё сошлось тогда в жизни Вероники. Она люто тосковала по подруге, которая в последние годы заменяла ей сестру, даже больше – они подходили друг другу как «инь» и «янь».
Ну вот, – говорила Лариска, – Выйдем мы с тобой когда-нибудь замуж, и кончится наша дружба.
Почему? – удивлялась Вероника.
Потому что как сейчас – уже не будет. Станем жить где-нибудь в разных концах города, воспитывать детей…На первом месте для нас будут – муж и дети…
А пока они после занятий (или даже вместо последней пары) ехали куда-нибудь в центр, и оставались там до позднего вечера. Обходили полюбившиеся магазинчики – если у подружек не было денег, то хотя бы полюбоваться на всякие колечки-сережки-духи – им никто не мешал. Заглядывали в кафе, чтобы выпить кофе с пирожными, и шли в кино на последний сеанс. А потом возвращались на трамвае. Веронике нужно было выходить первой, а Лариске – ехать до самого конца. Оказавшись дома, подружки созванивались – каждой нужно было убедиться, что у другой всё благополучно.
А еще они любили ходить в парк – на пленэр. Осенью и весной в этом большом парке на окраине города было особенно хорошо. Всегда можно найти безлюдный уголок, и рисовать – чтобы душа тонула в этом золоте осенних листьев, которые были везде – и над головой, и воздухе – падали тихо, невесомо, и ковром – под ногами. Весною же можно было опьянеть от запаха черемухи, от сознания, что приближается лето – а с ним и вольная пора, которая непременно приносила новые приключения – и впечатления.
В ту пору они играли с жизнью как дети. Ну вот и доигрались.
Ларисе лучше удавались портреты. Вроде бы самое что ни на есть простое лицо у натурщика, а когда Лариса заканчивала картину, хотелось стоять – и долго смотреть. И всегда думалось, что этот человек тебе – в чем-то родной, и с ним тебе хотелось бы подружиться.
Вероника предпочитала пейзажи. Каждая работа – как история. Вот поле перед грозой. Взглянешь – и тревожно сделается на душе. Будто ты там – и успеешь ли дойти до домика, что виднеется возле далекого леса? Или гроза настигнет тебя прежде?
Взглянешь на развалины особняка, что виднеются меж кустов сирени –и задумаешься невольно – кто тут жил? Как у него сложилась судьба?
Когда Лариса пропала – и поиски ее со временем свелись к простой формальности, это значило и то, что она больше не напишет ни одной картины. Ни одного портрета.
И тогда Вероника почувствовала, что обязана рисовать и за подругу тоже. Взялась за несвойственный ей жанр. Работа шла тяжело – будто камень в гору приходилось катить. Но дипломной работой Вероники стал портрет подруги. Молодая девушка только что вышла из воды, капли блестели на ее плечах, а на губах играла улыбка… Если Ларисы не было больше рядом- пусть она останется хотя бы так… На холсте. Картины всегда казались Веронике более «живыми», чем снимки. В каждой из них было две души – художника и его модели.
Но если после исчезновения подруги Вероника еще могла оправиться, то ситуация с родителями подкосила ее окончательно. Началось всё с того, что отец и мать до позднего часа говорили о чем-то на кухне. Вероника просыпалась и видела, что свет еще не погашен, льется в щелку. Слышала сдавленный голос матери и короткие ответы отца.
А на другой день отец сказал дочери, что подает на развод. Мать сидела, опустив голову и уб-ито молчала. Она прокомментировала ситуацию гораздо позже, когда отца не было рядом.
Бросает он нас. Променял на молоденькую.
Конечно, в жизни бывает и так, что человек потом раскаивается в поспешном решении, просит у прежней семьи прощения, надеется вернуться. Но с отцом ничего подобного не произошло. Вскоре после развода, он женился, и новоиспеченная семья уехала куда-то на Алтай.
Вероника так и не познакомилась с новой женой отца. Впрочем, он и не предлагал этого, и не звал дочь в гости. Фотографию мачехи и какие-то новости о жизни отца Вероника могла бы найти только в соцсетях, но гордость не позволяла ей «шпионить» за теми, кто оказался равнодушен – к ее собственной судьбе, к ее проблемам.
А вот с матерью дело обстояло плохо. Развод надломил ее. Она начала пить, и очень быстро, за пару лет дошла до хрони-ческого ал-коголизма. Теперь она выглядела гораздо старше своих лет, одевалась неряшливо, общаться с ней было трудно.
Возвращаясь домой, Вероника каждый раз не знала, что она застанет. То ли мать, спящую тяжелым сном, и запах спиртного, разлитый в воздухе. То ли у них собралась «теплая компания», причем не из тех женщин, с которыми мать раньше дружила, и которые теперь отшатнулись от нее. Нет, чаще всего это были совершенно незнакомые люди, причем встретившись с такими вне дома, Вероника, скорее всего, перешла бы на другую сторону улицы.
Тогда и началось вот это…Гонки на мотоциклах по ночным улицам, крутые ребята, свой жаргон… Вероника стала курить, когда собирались у кого-нибудь на квартире – могла напиться до полной откл-юч-ки. Правда, тут напитки были стоящие, не такое па-лево, как употребляла мать. Вероника словно искала у своих новых друзей защиты, но на самом деле – не осознавая этого – катилась по наклонной плоскости.
А потом приехала бабушка – мать отца – и все изменилось. К бабушке не подходило определение «старушка». Нет, это была старая женщина – с ясным умом и сильным характером. Приятели матери мигом покинули дом. Бабушка настояла на том, чтобы мать пролечилась в нар-кологии. А когда та вернулась – непривычно тихая, зато с новым другом, таким же «излечившимся», бабушка заставила ее разделить квартиру. Лишь в одном отец поступил «по-мужски» – оставил «трешку» бывшей жене и дочери.
Вероника у тебя – взрослая, – сказала бабушка матери, – Вы не уживетесь под одной крышей. У тебя – своя жизнь, у нее своя.
Получив в собственность «однушку», Вероника ощутила твердую почву под ногами. Бабушка прожила с внучкой несколько недель, пока та не нашла работу. Вероника устроилась учительницей рисования. И как-то сами собой кончились ее ту-совки и «крутые компании». Стало не до того. Дети могут вымотать больше, чем ночные гонки на мотоциклах.
Бабушка уехала. Жила она в маленьком городке на скромную пенсию. Сын не помогал ей, но она и не просила помощи. Зато она была в курсе всего, что происходило вокруг и нередко звонила Веронике:
У вас в музучилище будет концерт известного скрипача. Сходи непременно. Это звезда, может быть, больше никогда не услышишь его игру….
Не хочешь побывать на встрече с психологом – ожидается очень интересная тема…
Вероника не спрашивала, откуда бабушка все это знает. Александра Андреевна давно научилась пользоваться интернетом.
Вот на той лекции Вероника и познакомилась с Алексеем. Да, он был красив. Да, как только он заговорил, она ощутила и на себе его магнетизм. Но этим бы дело и кончилось, если бы в холле не собрались девчонки, которые ждали, когда Алексей будет уходить, чтобы подойти к нему с вопросами, а две девицы даже надеялись получить автографы. Вероника узнала одну из них, завязался разговор, а тут и Алексей подошел. Девушки обступили его, а он – вдруг- приобнял Веронику за плечи – и продолжал говорить «не выпуская ее из рук». Вероника подумала: «Ого! Ничего себе!» Но для Алексея – словно не было ничего естественнее.
В тот вечер он подвез ее на машине, а через пару месяцев они поженились.
С матерью же дела обстояли неважно. Бросив пить (новый друг ее вернулся к прежнему), мать стала надеяться, что отец рано или поздно приедет к ней. Она ходила к разным гадалкам, к бабкам, обещавшим «верный при-ворот». Повторяла без конца за-говоры – после этого ей пришлось лечиться уже не в нар-кологическом, а в пси-хиатрическом отделении. А хуже всего было то, что одной из «ясновидящих» мать подарила квартиру. Подписала дарственную, думая, что речь идет о за-вещании.
Теперь мать жила в квартире Вероники, а та переселилась к мужу.
Но вот сейчас, в эту минуту у молодой женщины была одна мысль – добраться до бабушки. Ткнуться ей в колени. Тем более, что там была не только бабушка. Но и Нюта.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ