Артём не заходил несколько дней, и Мария Григорьевна уже начала волноваться и всё прислушивалась.
И вдруг звякнул дверной звонок, словно мальчик почувствовал, что о нём думают.
— Заходи скорее, заждалась тебя, — Мария Григорьева даже обняла бывшего ученика. По рюкзаку поняла, что он прямо из школы.
— Есть будешь? — по традиции спросила она, хотя сама видела, как мальчик осунулся. Растёт, да и вообще он часто голодный бывает.
НАЧАЛО ЗДЕСЬ
Артём кивнул, спешно вымыл руки, и через минуту уже сидел перед тарелкой наваристого горячего супа.
— Хлеб бери и рассказывай, что так долго не приходил? — присела рядышком Мария Григорьевна.
— Ванька с Лизой болели, мамка в школу не пускала, чтобы я с ними сидел, — невозмутимо улыбнулся Артём, — Она их в сад не водила, а сама работу ходила искать.
— Неужели работу искала? — недоверчиво покачала головой Мария Григорьевна, но не стала Тёме о своих сомнениях говорить. Он надеется, что мать за ум возьмётся, зачем его разочаровывать?
Вот ведь парень, никогда на жизнь не жалуется, принимает всё, как должное.
Артём тем временем уже ложка за ложкой суп съел, потом кусочки мяса на загладку. Хлебушком начисто всё с тарелки подобрал, и тоже в рот.
» Господи, давно я не видела, чтобы дети так ели, как же ему помочь? » — думала Мария Григорьевна, но жалостью не стала парня обижать. Лишь спросила, — Может ещё будешь?
— Можно немного, — солидно ответил Артём, глазами он наверное пол кастрюли бы съел. Но Мария Григорьевна положила половник, зато в нём мяса побольше. А потом чаю налила, — Вот твои любимые конфетки » Петушок » и булочка с маком, пей чай.
— Я по школе отстал, хотел по русскому спросить, ну и ещё кое-что, — Артём конфету медленно разворачивал, словно себя сдерживал.
— Бери ещё, у меня осталось, а это Ване с Лизой, да ещё вчера пекла пирожки с капустой и яйцом, возьмёшь?
Артём опять солидно кивнул, жевал булочку медленно, будто боялся, что она быстро закончится, — Спасибо, Марь Григорьна, как же вкусно!
— Только пирожки с капустой погрей, они холодные, — она сложила всё в пакет, но по глазам Тёмы поняла, что не будут они греть. Сразу слопают, сил ждать не будет, что же ей с ними делать ?
— А я сегодня дядьке из моего дома помог, — с набитым ртом радостно ответил Артём, — И он мне поверил, я видел, как он машину заводил, когда в школу бежал. И вдруг ясно так увидел, как он поедет и колесо у него лопнет! И дядька так удивился, колесо осмотрел, а на нём он сказал грыжа, и правда могло лопнуть!
Артём вдруг замер, жевать даже перестал, и спросил, — Марь Григорьна, а как это — я вижу, а другие не видят и не чувствуют, что может что-то случиться? Это же легко!
Она погладила его по голове и улыбнулась, — Да кто ж знает? Может у тебя дар такой, видеть то, что скоро произойдёт. А может просто совпадение?
— Ну да, — задумчиво согласился Артём, — Я тогда жене вашего дяди Вити с четвертого этажа сказал, что потоп у них будет. Она не поверила, а мне дядя Витя сегодня спасибо сказал. У них давно полотенцесушитель капал, дядя Витя муфту уже подобрал, а труба как рванёт. Но он с соседом справился, потому что был готов, а то бы потоп сильнее был.
— Молодец ты, Тёма, добрая душа, о людях беспокоишься, а у самого жизнь нелёгкая, — погладила его по голове Мария Григорьевна, — Ну идём, давай показывай, что там у тебя по русскому, да и ещё ты что-то хотел, да?
Они разложили на столе учебники, Мария Григорьевна как всегда предложила, чтобы Артём сам прочёл задание внимательно и подумал. И парень уже через несколько минут довольно сиял, — Да я понял, вот в чём дело, это же словарное слово! И тут тоже ясно, ну как так выходит, что у вас я сразу всё понимаю? А дома мамка как начнёт ругаться, и я ничего не могу сделать правильно, как так?
— Ничего, Тёма, зато разобрался, жизни без трудностей не бывает, — Мария Григорьевна и сама уже думала, чем бы помочь мальчику.
Ведь бывает, что и мать орёт, а вмешаешься, лишат мать прав, а ребёнку только хуже в детдоме будет. Нельзя тут рубить сгоряча, надо подумать хорошенько.
Да ещё и не один Артём, а братик у него с сестрой. Может мать его как-то одумается, о детях вспомнит, сожителя своего выгонит. Вот ведь вроде на работу пошла устраиваться, может и правда всё наладится?
— Спасибо, Марь Григорьна, а я ведь у вас хлеб весь сьел, — вдруг засмущался Артём, — А давайте я вам за хлебом сбегаю, у меня даже денежка есть, мне хватит, я мигом!
Тёма так обрадовался, что хоть что-то может доброе ей в ответ сделать, что Мария Григорьевна не стала его останавливать.
Только заметила, как проходя мимо комода, Артём опять резко остановился, будто что-то увидел.
Потом он обернулся, и Мария Григорьевна даже удивилась.
У Тёмы глаза светлые, а тут вдруг потемнели и в лице мальчик изменился.
И вдруг спросил, — Марь Григорьна, а почему ваша дочка к вам не приезжает никогда?
Она была ошарашена этим вопросом, а Тёма смотрел на фото на комоде, — Она тут у вас на руках маленькая, а сейчас же взрослая, да?
— Беги за хлебом лучше, Тёма, беги, — отмахнулась Мария Григорьевна, не зная что и ответить.
Артём пожал плечами и побежал, — Ладно, я быстро!
А Мария Григорьевна без сил села в кресло и взяла в руки фотографию в рамке.
На ней она держала на руках маленькую дочку Юлечку.
А Николай обнимал их обеих. Николая нет уже четыре года, они много лет вдвоем прожили, потому что Юлечку они потеряли.
Она всю жизнь себя винит за то, что отпустила дочку одну гулять во дворе. И ведь в окно смотрела, да не досмотрела, на минутку отвлеклась, глянь, а Юлечки нет.
Потом выяснилось, что они с ребятами в соседний дом пустой, что расселили, пошли смотреть. Кто то из ребят там что-то видел интересное.
Но было уже поздно.
Дом загорелся, может и сами дети случайно подпалили, у мальчишек были зажигалки. Занялось в момент, дом то сухой, двое выскочили, а Юля и ещё один мальчик так там и остались.
Они с Колей тогда ходили на опознание, узнать невозможно, но бусики на Юлечке были красненькие, на ярмарке купили, просила она очень. Ей через несколько дней семь лет должно было исполниться, но Юлечка не дожила…
Мария Григорьева задумалась и вздрогнула от звонка в дверь.
Ах да, это же Артёмка пришёл, он за хлебом ходил, вот ведь заботушка, хороший он мальчик!
Тёма вошёл и видения прошлого отступили.
— А хлеб теплый был, только привезли, я вам батон купил и себе домой Ваньке с Лизой, они тоже тёплый хлебушек любят, — радостно так сказал Тёма, что на душе у Марии Григорьевны потеплело.
И она сама для себя неожиданно сказала Артёму, взяв рамку с фото в руки, — Это муж мой, Николай Константинович, он от приступа сердечного умер четыре года назад. А это наша дочка Юлечка, она не может приехать ко мне, пожар был, и она… она погибла давно, маленькая была совсем, младше тебя. Вот так вот, Артёмушка, нет её, нет больше!
Тёма недоверчиво посмотрел на учительницу, потом опять на фотографию, — Нет, Марь Григорьна, ничего она не погибла, я точно знаю, что она живая! Просто я сейчас сытый очень, а когда я наедаюсь, я плохо понимаю, совсем не чувствую, что будет или что случится. Я потом голодный к вам приду и точно скажу, ладно, Марь Григорьна?
И Тёма взял пакет из рук учительницы, поблагодарил и весело побежал по ступенькам вниз.
А Мария Григорьевна не знала, что и думать, её всю трясло. Умом она вроде понимала, что этого просто не может быть. Ведь они опознали, и бусики на ней были.
Но мысленно она вдруг сосчитала, что Юле сейчас было бы тридцать пять. Интересно, а какая бы она могла быть?
И тут же Мария Григорьевна себя осадила. Да что она, совсем что ли ополоумела?
Нет Юлечки, много лет уже нет и быть не может иначе.
А Тёма просто очень добрый мальчик, он пожалел её, вот так и сказал, не подумал, как это может быть страшно — вдруг начать надеяться.
Нет, конечно нет, и хватит!
В следующий раз она скажет Артёму, что не хочет говорить про дочку.
Не хочет, чтобы он давал ей ложные надежды…
ЧАСТЬ 3
Мария Григорьевна подошла к подъезду и сразу услышала грубый, явно чем-то довольный, голос Клавдии.
— Ну наконец-то с этой семейкой разобрались, давно пора! Как голодранцы бегают, одёжа старая, заношенная. Да так и норовят у нормальных людей схватить, что плохо лежит. У меня недавно старший их чуть пенсию не украл, хорошо я вовремя заметила! Да это же маленькие преступники растут, у них другой дороги нет, да по их нахальным мордам сразу всё видно!
— Зачем же так злобно про детей говорить? — не выдержала Мария Григорьевна.
— Ой, вышла добродетельница наша, да ты бы лучше молчала, учительша! Сама то не лучше той мамки ихней, за детьми то смотреть надо, а не поощрять да задабривать! А не то они такого натворят без надзора. Вот и та мамаша хороша, её сожитель ограбил кого-то, а она с ним сбежала и детей бросила! В сговоре видно с ним была! Ну ничего, найдут обоих, да по заслугам на полную впаяют! А за этими оборванцами опека приходила. Так они пара зиты сгинули куда-то, уж не ты ли, Мария Григорьевна, этих малолеток преступных у себя прячешь? Да таких, как эти, надо вместе с их мамашей от всех изолировать! — ехидно улыбнулась Клаша, уверенная в своей правоте.
Намек на её вину за погибшую в пожаре дочку Юлечку Мария Григорьевна не собиралась ни с кем обсуждать.
А уж тем более с Клавдией.
Но молча слушать, как Клаша глумится и очерняет бедных Тёму, Ваню и Лизу было невыносимо!
— Клавдия, как вас там…Клавдия Андреевна, да ведь твои дети у меня учились. Жаль, что в школе не научить мать уважать и любить, да и дома не вышло. Вот видно от одиночества ты такая и стала, жаль тебя, ведь они к тебе не ездят совсем. А ты на чужих бросаешься, чтобы доказать, что другие ещё хуже.
Клаша, как рыба, ловила ртом воздух, не зная, что и ответить.
Мария Григорьева усмехнулась, глядя на неё,
— И кошелёк ты сама выронила, когда чуть не упала. Забыла, что я рядом с тобой шла и всё видела? А будешь гадости говорить, да делать другим, так они тебе в ответ прилетят обязательно.
Мария Григорьевна не стала ждать, пока Клаша очухается, она развернулась и вошла в подъезд, не показывая, что очень расстроена услышанным.
Так вот почему Артём уже несколько дней не приходил.
У него дома совсем всё плохо.
А если его родители куда-то пропали, как же Артём с Ваней и Лизой управляется? Да они же совсем одни остались, что же делать?
Дом и подъезд мальчика она знала, он рядом с её домом. Да только раз опека их не нашла, значит их дома нет.
Она вошла в квартиру, и даже не раздевшись, так и сидела в тёмной прихожей.
Эх, Тёма, Тёма, как ты там, где ты?
Мария Григорьевна и сама не заметила, как она к нему не просто привыкла, а переживала и беспокоилась о его судьбе.
Опять, как и тогда, много лет назад, в смятении и надежде найти своею дочку Юлечку, она ощущала полную беспомощность.
Ну неужели ничего нельзя сделать, чтобы эти дети не страдали…
Задумавшись, она не сразу услышала стук в дверь. Удивилась, отперла дверь, и увидела незнакомую девочку и мальчика лет пяти.
Стучали, потому что до звонка не дотянулась.
— Тётя, нас Тёма прислал, он идти не может, ногу сильно подвернул, — негромко сказала девочка.
Мальчик тоже хотел сказать, но она дёрнула его за руку, — Молчи, Ванька, я говорить буду, тебя тётя не поймет!
Увидев удивление Марии Григорьевны девочка сразу пояснила, — Ванька картавит и буквы не выговаривает, его вообще никто не понимает, только я и Тёма.
— Так ты наверное Лиза? — догадалась Мария Григорьевна, — А где Артём, что у него с ногой?
— Мы от всех убегали и он упал. Он в вашем подвале сидит, там трубы теплые! — шепотом сказала Лиза.
— Заходите быстро оба и дверь закройте, чтобы вас никто не видел. Сейчас будем кушать и думать, как Тёму сюда привести чтобы его злые люди не увидели. Подождём пока стемнеет…
Марие Григорьевне перед тем, как кормить, пришлось помыть детей, уж очень они были чумазые.
Одежду их она сразу кинула в стиральную машину. Но одеть их было не во что.
Но тут она вспомнила, что у неё в шкафу много лет лежат вещи Юлечки.
Она не смогла их тогда выбросить и иногда, втихую от мужа Николая, она их доставала.
Разглаживала ладонями дочкины платьишки и кофточки, прижимала к лицу, целовала и ей казалось, что она ощущает свою Юлечку. Вот закрыла глаза, а она тут, рядышком, рукой можно дотянуться…
Мария Григорьева нашла и бельё, и две подходящие футболки и треники, одела детей в чистое и стала кормить, чем было.
Утром случайно сварила много гречки, она получилась рассыпчатая, хорошо разварилась. Да натушила мяса с лучком, всё думала, что неделю доедать будет.
Ан нет, не зря наготовила…
Ванечка с Лизой в мгновение ока съели по полной тарелке вкусной каши с мясом.
Потом Мария Григорьевна сделала им сладкий чай с молоком и дала баранки с маком.
Детишки съели всё до крошки, словно это были изысканные пирожные, и глазки их тут же осоловели.
— Сидите вот тут, на диване, я вам мультики включу, вот вам думочки и плед мягкий. А я пойду в подвал, посмотрю, где Тёма и сюда его приведу. И никуда не выходите, ясно? — скомандовала Мария Григорьевна.
Сама собралась и тихо спустилась на первый этаж.
Дверца под лестницей в подвал и правда была не на замке.
Она её приоткрыла и тихонько прошла, как Лиза сказала. И сразу заметила, как тряпки рядом с трубой зашевелились, там и сидел Артём.
— Ну как же ты так, давай я тебе руку дам, так сможешь идти? — спросила Мария Григорьевна.
Артём радостно кивнул, — С вами смогу, я знал, знал, Марь Григорьна, ждал, что придёте за мной!
Её это уже не удивило, она помогла мальчику подняться.
Скинула с него эти тряпки, обняла и придерживая его подмышку, повела.
До квартиры они дошли без проблем, хорошо, что поздно и нет никого.
Дома Мария Григорьевна помогла Артёму умыться, приложила лёд к лодыжке, которую он подвернул. А потом замотала эластичным бинтом.
И дала ему свою футболку и бриджи со словами,
— Надевай что есть, зато всё чистое. Я и сама частенько ноги подворачиваю, хожу что ли неправильно. Вот и научилась сама лечиться, идём я тебе дам покушать, а то морю тут тебя голодом, — тихо шепнула Мария Григорьевна Тёме.
Они прошли на кухню.
На диване, перед включенным, телевизором уже давно сладко посапывали под мягким теплым пледом Ваня и Лиза.
— Марь Григорьна, я пока голодный, одну вещь сказать сказать хотел, — Тёма как-то странно изучающе посмотрел на свою спасительницу, словно боялся её напугать.
И ей тоже передалось его волнение.
Миг они молча смотрели друг на друга, а потом Тёма произнёс совершенно немыслимое,
— Я знаю, где ОНА!
— Кто? — срывающимся голосом спросила Мария Григорьевна, хотя сразу поняла, что Тёма говорит про её дочь.
Но поверить в это было просто невозможно!
— Ваша дочка. Я же говорил, что она жива, а пока сильно голодный был, вообще точно это понял. Вы меня много не кормите, а то я запутаюсь и дорогу забуду. Надо туда ехать скорее, я знаю, кто нас отвезёт. Мне же тот дядька с моего двора обещал куда хочешь отвезти в благодарность. Я ж про колесо его предупредил, что оно взорвется, спас его, — глаза у Артёма были опять почти чёрные, когда он это говорил.
И Мария Григорьевна на секунду явственно ощутила, как и ей передалась уверенность Артёма.
— Тёма, я только никак не пойму, а почему ты так настойчиво хочешь её найти? — её и правда это удивляло, ведь мальчик просто менялся в лице, когда речь заходила о Юлии. Это не было похоже на желание помочь ей из благодарности, тут что-то другое.
— Да я и сам не понял, не знаю я, но найти её надо обязательно! — с жаром ответил Артём.
— Ладно, идём ты поешь, весь вон осунулся, — позвала его за стол Мария Григорьевна.
— Только немного, много мне сейчас нельзя, — предупредил Артём.
Он с аппетитом, едва сдерживаясь, съел только пол тарелки каши с мясом, и отодвинул, — Спасибо, мне хватит!
— Ладно, теперь давай-ка спать, утро вечера мудренее. На разложенном диване ещё полно места, вот и тебе подушка и одеяло, хороших тебе снов, Тёма!
А сама легла в кухне на кушетке и никак не могла уснуть.
Всё думала, что же теперь делать?
Казалось, что поверить в то, что говорил Тёма, просто невозможно, но вдруг это правда?
Да и что ей делать с детьми, ну не отдавать же их в детский дом на самом-то дела?
Вот она и промаялась всю ночь, да только ничего путного ей в в голову так и не пришло…
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ
