Итак, она знала тайну Никиты, а он пока не догадывался об этом. И еще Алина знала, что за нее некому заступиться. Мама… Не хочется взваливать на ее еще и эту ношу, ей и так хватает забот. К тому же, в том, что касается ревности и измен – мать осталась ребенком. Отец никогда не изменял ей, для него существовала только она — одна женщина на свете.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Братья и сестры? Алина стала отдаляться от них с тех самых пор, как тетя Наташа взяла ее к себе.
После того, как Алина вступила в права наследства – это стало еще более ощутимым. Никто больше не заговаривал о квартире, братья и сестры послушались материнской воли, но теперь они говорили с Алиной с неким холодком. Вот и теперь – от них не дождешься сочувствия. За что ее жалеть? Она и так счастливица, по их меркам — ни за что получила такие хоромы. Уже вели родные меж собой разговоры, что надо заставить Алину подписать бумагу, что на родительский-то дом она не претендует.
Алина отчетливо ощущала, что сделала ошибку – после ухода тети Наташи она так и не получила образования. Даже попытку не сделала. Расслабилась.
Просто осталась в родной школе… Вахтершей, да. Несложная работа. Основной добытчик – муж.
А теперь она – старуха, которой можно подарить только швабру. Прелестно.
Можно было устроить скандал. Но Алина знала, что она на это неспособна. Хоть и была родом из многодетной семьи, и приходилось ей в жизни ссориться и отстаивать свои права – как без этого, но всегда крупная ссора давалась ей дорого. Тряслись руки – и она потом никак не могла прийти в себя.
А здесь была ситуация, которая исключала любую двусмысленность. Можно сказать, муж подписал «явку с повинной», обозначил в ней три пункта.
Первое – у него есть подруга, которой он дорожит.
Второе – Алину он еле терпит. Какие чувства могут быть к женщине, которая достойна только швабры?
Третье – живет с ней муж, оказывается, только ради квартиры. Как в старой миниатюре Райкина – метры, метры, метры…Без этих вожделенных метров Алина не нужна Никите ни в каком виде. Что он подруге в деталях и объяснил.
Так что сцену закатывать не стоит. А от всяких пошлостей типа «милая, ты всё неправильно поняла, я тебе сейчас растолкую» – тем более, избави Бог.
Вопрос, который сам собой встал перед Алиной – что теперь делать?
Тетя Наташа не раз говорила ей: «Остановись. Помедли. Не руби с плеча. Иначе потом об этом пожалеешь».
И Алина медлила. Но на месте оставаться не могла. Она ходила по пустой ночной школе. То поднимется по парадной лестнице – к актовому залу. То измеряет шагами коридоры. То свернет на лестницу боковую – к залу танцевальному, то заглянет в костюмерную театрального отделения – и стоит, тяжело дыша, среди плащей, камзолов, платьев и шляп.
Наконец, ноги принесли ее в просторную рекреацию на третьем этаже. Сейчас она была залита призрачным голубым светом фонарей. Алина сбросила туфли, расстегнула кофточку. Осталась в тонком трикотажном платье, не стесняющем движений. Встала на цыпочки, подняла руки над головой.
Еще в ту пору, когда она училась в школе, танец заставлял ее собраться, забыть обо всем остальном – кроме музыки и образа. Но сейчас музыки не было… Нужно очень-очень сосредоточиться, чтобы услышать ее каким-то особым внутренним слухом.
Если бы кто-то смотрел в этот момент на Алину со стороны – ему бы показалось, что музыка действительно заиграла – и подхватила танцовщицу. Невесомо, едва касаясь паркета, летела Алина. Это был «Вальс цветов» из Щелкунчика, который помнила она наизусть – и мелодию, и танец.
Тогда, в предверии выпускного, ясно стало — нет юноши, который мог бы танцевать с нею. К выпуску в их классе осталось всего два мальчика, и ни один из них не потянул бы эту роль.
Анна Айдыновна договорилась – у нее еще оставались связи – и к ним приехал выпускник настоящего хореографического училища.
Андрей.
Начав с ним репетировать, Алина сразу поняла, что этот юноша – далеко пойдет. В том, что касается мастерства – Алине было до него как до луны. Но Андрей ничем не показывал своего превосходства. Он нарочно тушевался несколько, отходил на задний план, был как оправа для драгоценного камня – для нее, для партнерши.
Он был готов жерт-вовать собой ради главного, ради искусства – из этого Алина и сделала свой вывод. Талант. Настоящий талант.
Андрей был хорош собой, но не его представляла сейчас Алина. Перед ее глазами стояло другое лицо. Не артист, играющий принца, а сам Принц. Пепельные волосы, тонкие черты лица и какая-то неестественная бледность. Наверное от этого голубого фонарного света.
Это напоминало галлю-цинацию – настолько реальной была картина. Сейчас даже не музыка была главной для Алины. Она перенеслась в другой мир, вошла в образ Маши.
И вернулась назад она — уже отчасти исцеленной. Во всяком случае теперь Алина знала, что делать.
В поздний час матери звонить было нельзя. Мать засыпала рано – уставала очень, и стоило ей положить голову на подушку, как она проваливалась в сон. Но утром поднималась раньше всех , и спешила на кухню.
На часах было около шести утра, когда Алина набрала домашний номер.
Что случилось? – испугалась мать, услышав ее голос.
Все хорошо…не бойся… Не волнуйся…. Я только хотела попросить тебя – дай мне ключ от бабушкиного дома…
Зачем?
Просьба была столь неожиданной, что мать опешила. Семье действительно принадлежал старый-престарый дом в деревне, оставшийся от бабушки. Но туда давно никто не заглядывал. Прежде они приезжали несколько раз за весну и лето – посадить картошку, окучить, собрать. Но в последнее время как-то об этом забыли.
Тяжелыми были эти выезды. А картошки в магазине – покупай, не хочу.
Иногда у матери брали ключ знакомые рыбаки – в тех краях рыбалка и правда была отличная. Только они и оживляли своими голосами старый дом А продать домик не удавалось – кому нужна такая рухлядь? Ветхое строение и заброшенный сад.
Что ты задумала?
Алина слукавила едва ли не в первый раз в жизни. И кому соврала – матери!
Подруга просит, – торопливо сказала Алина, — Хочет отмечать Новый год на природе. Фейерверки там всякие. Мясо на углях…
Дур-а – твоя подруга, – вздохнула мать, – Там, наверное, снегу сейчас – без трактора не разгребешь. И в самом доме, считай, ничего нет… Я даже насчет света не уверена. Лучше бы эта девушка сняла домик на турбазе. Я – что… Мне не жалко. Заходи за ключом. Только передай ей, чтобы поосторожнее…. Чтобы не сожгла ничего своими фейерверками.
Теперь предстояло самое трудное. Вернуться домой. Посмотреть Никите в глаза. Что-то сказать ему…. Но в какие фраы облечь то, что она сейчас чувствует? Сказать – так, мол и так, я всё слышала. Не надо слов. Мне нужно побыть одной, подумать, как поступить дальше. Маме ничего не говори, не хочу ее волновать.
Алина смалодушничала. Сменившись с дежурства – она долго стояла у окна и смотрела на свой дом. Она знала, что Никита вот-вот должен выйти. У него утренняя съемка. Когда Алина увидела знакомую долговязую фигуру мужа – она перевела дыхание и стала одеваться. Вот теперь можно было возвращаться – дома никого нет.
Алина собиралась так, как в школе собиралась в поход. Ничего не забыть…. Взять самое необходимое – потому что там, на месте, этого необходимого можно и не купить. Единственный маленький магазинчик в села работал до обеда, а на праздники вообще мог закрыться.
Почему Алина не пошла к какой-нибудь подруге? К матери не пошла, наконец? Почему ей захотелось такого полного, абсолютного одиночества? Она бы сама, наверное, на этот вопрос не ответила. Еще с детства не любила она, когда ее жалели… Хуже не было – когда стукнешься, чтобы вокруг заахали, стали «дуть» на ушибленное место. Лучше спрятаться от всех, забиться куда-нибудь под стол или залезть в шкаф, переждать, пока пройдет боль. А потом выбраться на свет Божий – и жить дальше.
Алина набросала записку – те самые слова, которые ей хотелось произнести вслух – и оставила лист бумаги на кухонном столе.
Суеверная, она присела «на дорожк»у, а минуту спустя, тихо закрыла за собой входную дверь.
*
В деревню было два автобусных рейса – утренний и вечерний. Алина, к счастью, успела на утренний. Что бы она стала делать, приехав сюда поздним вечером, она и сама не знала.
К дому пришлось добираться почти «вплавь» – нетронутая снежная целина была настолько глубокой, что местами Алина проваливалась почти по пояс. Хорошо, что дверь сарая осталась слегка приоткрытой, и оттуда удалось извлечь лопату. В первую очередь был откопан вход в дом, и Алина не раз, и не два вспомнила мать. Никаким подружкам, конечно, делать здесь было нечего, если только эти подружки не сумасше-дшие.
Но хуже всего то, что тщетно Алина щелкала выключателем – света не было. А значит – рухнули надежды на обогреватель «ветерок», который она привезла с собой.
На стенке, прямо на обоях карандашом были записаны имена тех, кто мог понадобиться – электрик, сантехник, откачка ямы, газовщик… Местами следы карандаша чуть стерлись. Кто и когда это писал, не сменились ли номера…. Алина все-таки набрала номер электрика и слегка воспряла духом. Мастер сказал ей, что придет завтра, и если за свет «уплочено», он посмотрит, что можно сделать.
Ну а пока оставалось топить печку, и доставать свечи. Алина знала, где они лежали – на кухне, в ящике стола.
Ей повезло еще раз – видимо, кто-то из знакомых рыбаков в последний приезд топил баньку и дров заготовил с запасом. Должно хватить на то, чтобы продержаться до следующего утра.
Через пару часов в доме потеплело. Алина сидела возле печки перемазанная и уставшая донельзя. Бессонная ночь, переживания, дальняя дорога – всё это вымотало ее. Теперь надо было принести воды. Откуда? Из колонки, конечно. Хорошо, что колонка была недалеко от дома. Но к ней опять-таки предстояло брести по глубокому снегу, а потом тащить назад ведро.
Ничего не хотелось делать. Ни-че-го. Может быть, она обойдется той маленькой бутылочкой лимонада, которую, уезжая, купила на автовокзале?
Алина закрыла дверь в комнату, чтобы теплый воздух не уходил. Пожалуй и лечь стоит прямо в куртке. Можно попробовать забраться в постель в свитере, но одеяло, матрас, подушка – всё отсыревшее…
Кто спал тут последний раз? Алина пересела к маленькому низкому окну. За мутными стеклами сгущалась синева…
Бабушку Алина помнила мало. Всего несколько сцен из далекого детства. Вот, почему-то они с бабушкой остались вдвоем, во всем доме – никого, кроме них. Алина маленькая, еще не ходит в школу. Такой же зимний вечер, и они вот так же сидят у окна.
Бабушка рассказывает ей про белую олениху. Скорее всего – это сказка. Или какая-то местная легенда.
Тут у нас вокруг – везде болота, – говорит бабушка, – Некоторые и зимой не замерзают. Так вот… Порой люди видят в наших краях белую олениху. Она такая красивая – что глаза отвести трудно. Белая-белая, и шерстка блестит как снег. Только глазки черные.Но не дай Бог ее увидеть.
А если увидишь, бабушка? Что тогда будет?
А тогда главное – за ней не идти. Наши, местные, все это знают. А заезжим кажется я — вот-вот схватят они эту олениху… Поймают, или застре-лят… Только-только на несколько шагов она впереди — они уж руки тянут. А она заводит их в болота, и оттуда уже им не выбраться
Алина никогда не видела белую олениху. Однако она поверила в рассказ бабушки, и после считала его чем-то несомненным. Так остается с нами то, что пришло из раннего детства.
Алина и один из своих снов числила в реальных, но не рассказывала о нем никому. Пятилетней, ей приснилось, что на ладошку упала маленькая звезда – голубая, сияющая, с острыми лучами. Так хотелось с ней поиграть, порадоваться ей, но взрослые заставили отпустить звезду в небо. Алина раскрыла ладошку и звезда поплыла вверх медленно, как пузырек воздуха из глубин океана…
Белая олениха была их той же серии.
Алина думала, что не сможет уснуть, выспаться на новом месте, в прохладной комнате, на отсыревшей твердой постели. Но неожиданно уснула крепко, без всяких снов. Бабушка говорила – будто камушком в омут канула.
И проснулась Алина поздно, когда на дворе было уже светло.
Она прислушалась к себе. Тело не затекло, голова была ясной, отдохнувшей. Но – удивительнее всего – то, что произошло вчера — Алину сейчас не мучило. Слишком далеко она уехала, вокруг был совершенно иной мир. И то, что она оставила в городе – казалось теперь нереальным. А здесь – солнечный день, сверкающий нетронутый день, тишина вокруг – и самые простые заботы. Умыться, вскипятить чай, позавтракать.
К счастью – электрик пришел с утра. Сравнительно молодой симпатичный мужчина… За полчаса наладил освещение. Он был местный, вырос здесь, вспомнил бабушку Алины ,а ее саму –нет (и правильно, она здесь почти не бывала). Пока электрик возился с проводкой, он развлекал Алину байками – рассказывал о местных достопримечательностях и связанных с ними легендах.
Вот так и оказывается – вроде бы неприметный, Богом забытый уголок, а у него своя история и свои сказки.
Алина узнала, что довольно далеко отсюда (почти целый день идти надо, раньше-то ездили!) есть заброшенное село, а следом за ним – гора. В пещерах той горы в свое время – веке так в семнадцатом или восемнадцатом – скрывались разбойники и беглые каторжники. И сейчас там кто-то вполне может спрятаться. Ученые говорили, что разветвленные подземные ходы тянутся километров на десять под землей – попробуй, обыщи их…
А вот бабушка рассказывала мне про белую олениху, – решилась Алина, – Такая легенда тоже есть, или я что-то путаю?
Несколько секунд она смотрела на замершую спину мужчины.
Есть, – сказал он наконец, но Алине показалось, что он растерял все свое красноречие.
Но он собрался с мыслями и продолжил.
Говорят, что когда-то давно, в каком веке – не спрашивайте даже – жила здесь одна…то ли колдунья, то ли просто травница – кто его знает…. А дальше по разному толкуют. Одни говорят, что на наше село напали – может быть, те же разбойники – и она завела их в болота. Никто не вернулся, только с тех пор стали видеть белую олениху. И думают, что это – душа ее. Другая версия — девушку эту сочли ведьмой и расправились с нею, и она теперь так мстит – даже через многие поколения…. Словом, точно вам не скажу, чему лучше верить, но одно посоветую: если увидите такого зверя – идти за ним не надо.
Электрик снова взялся за отвертку.
А на вашей памяти кто-то видел белую олениху?
Нет, – сразу сказал он, – Но вот что люди пропадали – было. Эти, как их… Из «Лизы Аллерт» к нам приезжали, искали… Большей частью – находили пропавших. Обычно грибники, особенно городские, которые в лесу потерялись. Ну и бывало, что ребенок или, наоборот, старик, который уже в ма-разме, не может найти дорогу домой… Тоже почти всегда это кончается хорошо.
А вот если кто на болотах пропал – тогда всё. Считай, даже следа не найдут. И ведь лезут туда каждый год, дурни. Ладно бы за клюквой, а то – за острыми ощущениями. Самая жуть была, когда одного парня нашли с помощью квадрокоптера. Пацан к тому времени по грудь провалился… И что? Никто уже ничего не успел. Квадрокоптер – это игрушка, за него не уцепишься, он не вытащит…. Только висит возле тебя и смотрит, как ты то-нешь.
Электрик подошел к выключателю и щелкнул с видом мага-победителя. Свет загорелся, и Алина перевела дыхание… Теперь можно жить. Зарядить телефон, быстро вскипятить воду, включить обогреватель.
Денег мужчина взял с Алины самую малость.
Сергей меня зовут. Если что – вызывайте, приду. Вы, наверное, в баньке попариться приехали…. У нас тут одни тоже – долго дом продавали, сами уж в городе жили, а в баньку приезжали.
Я даже не помнила, что тут есть баня.
Сергей удивленно поднял брови:
Пойдемте, покажу.
…В маленькой деревянной избушке было темно. Сергей достал из кармана фонарик.
Нет, сейчас я вам ее топить не посоветую. Вот тут котел глиной обмазать надо, здесь ржавчину снять. Но в целом – все поправимо. Хотите – потом и в этом помогу…. К вам, наверное, приедет сюда кто – Новый год праздновать?
Да, – сказала Алина, чтобы прекратились, наконец, эти расспросы, – Да, приедут, спасибо вам большое за помощь…
А глины я вам все-таки принесу, – сказал Сергей, прощаясь, – Сами вы ее тут не найдете. Это только местные знают, где надо брать…
Оставшись одна, Алина оделась и пошла в магазин. Очень захотелось деревенского хлеба. Родные, когда ездили «на картошку», всегда привозили с собой несколько буханок и булок. Этот хлеб быстро черствел, но свежий – он был неописуемо вкусен. Мама и тетя Наташа говорили, что такой они ели их детстве.
В магазинчике было тихо. Пожилая продавщица разговаривала со своей ровесницей. Та, видимо, пришла за покупками, но теперь две женщины увлеченно беседовали.
Алина скользила взглядом по полкам. Продавалось тут всё на свете – посуда и удобрения, снегоуборочные лопаты и ведра, продукты и одежда.
Вы спрашивайте, спрашивайте, – заметила Алину продавщица, – Может, сразу не углядите, чего вам надо, так я подскажу.
Передавая Алине хлеб, женщина спросила:
А вы к кому приехали?
И, как водится, удивилась, узнав, кто Алина такая.
Тонина внучка? Господи, я ж тебя такой маленькой помню… Надолго приехала? Остановилась у кого? В Тонином доме сейчас, наверное, жить нельзя….
И с нею тоже Алина поспешила свернуть разговор. Не хотелось сейчас – в эту минуту — ничего рассказывать о себе.
Хлеб был еще теплый. Алина шла домой с потяжелевшей сумкой, она взяла еще кое-что из продуктов, чтобы подольше не выходить. Взяла и пятилитровую бутылку воды.
Снег был белый-белый, даже на проезжей части. Дорогу чистили, но конечно, ничем не посыпали. А тротуаров тут не было. Поэтому идти приходилось осторожно, чтобы не поскользнуться, не грохнуться. Тетя Наташа рассказывала, как, навещая бабушку, поскользнулась и сло-мала руку.
Алина кипятильником согрела воду, заварила крепкий чай, сделала себе бутерброд с сыром. Она устроилась в меньшей из двух комнат, в спальне. Пусть тут была полутьма – окно на северную сторону и высокие сугробы. Зато «ветерок» гнал теплый воздух, Алина сняла куртку и прилегла на постель.
Она сама не ожидала, что уснет. Может быть, накопилась усталость. А может, это переживания отняли столько сил. Но уснула она крепко, и проснулась, когда в комнате было уже по-настоящему темно.
Завтра у всех будет праздник, и даже здесь, в деревне, найдется кто-нибудь, кто непременно станет запускать фейерверки. А у нее самой праздник заключается в том, что она не увидит Никиту. Она не может его видеть сейчас – ее просто начнет трясти.
Чувствует ли он себя виноватым хоть чуть-чуть? Как он будет отмечать Новый год? Может быть, пойдет к одному из своих многочисленных друзей? Что за глупости? Он отправится к своей подружке. Или пригласит ее к себе – в Алинину квартиру.
Позвонит ли Никита в эти дни? Приедет ли? Попытается ли он восстановить то, что разрушил своими руками?
Алина лежала и прислушивалась к себе. Отчего-то прежней острой бо-ли не было.
Ей впервые пришла в голову мысль — может быть, она никого на самом деле по-настоящему не любила?
Нет, любила.
Танец и музыку.
А требовать ко всему этому еще и принца – было бы чересчур. Младшая сестра Алины говорила — «чересчур жирно»
Слишком многого нельзя ожидать здесь, в миру, иначе чем бы тогда земля отличалась от рая?
Кто-то заслонил лунный свет, льющийся в окно. Алина приподнялась. Прямо на нее сквозь мутное стекло смотрела белая олениха.
Иногда жизнь показывает нам то, во что не сразу поверишь. Алина сначала почувствовала, как от нереальности происходящего у нее заме-рло сердце. Потом потрясла головой, надеясь, что, когда она откроет глаза, видение исчезнет…
Ничуть не бывало. Алина приникла к окну. Олениха отошла на несколько шагов. Теперь она переминалась на месте, и слегка фыркала, из ноздрей ее шел пар – от теплого дыхания. Она нюхала снег, и он слегка поскрипывал под ее копытами.
«Задернуть шторы, – давала себе мысленные приказания Алина, – уйти в глубину дома. Проверить – заперта ли дверь. Включить музыку. Ни о чем не думать. Главное – ни о чем не думать…»
Зверь сделал движение, показавшееся Алине вполне человеческим. Мотнул головой, указывая куда-то в сторону дороги – будто позвал за собой.
Позже Алина подумает, что то же самое ощущали, наверное, все, кто пошел за оленихой, поддался ее чарам. Молодой женщиной постепенно овладевало некое гипно-тическое состояние.
Сказка про Крысолова. Сначала крысы, а потом и дети пошли за волшебной дудочкой. Сказка про Олениху. Судя по рассказам, разные люди в разное время, поддавшись маг-ии этих черных глаз – шли куда попало, чаще всего – в болото, и с ко-нцами… И теперь Алине неудержимо хотелось присоединиться к этому стаду без-мо-зглых ду…. Она ведь даже не разделась полностью. Спортивные брюки и теплый свитер были на ней.
Алине осталось только надеть куртку с капюшоном и всунуть ноги в сапоги. У нее не было с собой фонаря, и она включила фонарик на сотовом телефоне.
Когда она открыла дверь, в лицо хлынул холодный воздух. Хорошо, хоть мороз не такой уж сильный…
Снова послышался скрип снега. Белая олениха вышла из-за угла дома. Теперь не приходилось сомневаться в ее реальности, если, конечно, Алина не сошла с ума.
«Если я до нее дотронусь, то просто ум-р—у, – думала Алина, – Вот прямо тут же, сейчас, на месте….»
Она протянула руку, и олениха потянулась к ее пальцем мордой. Но не могла же она рассчитывать на угощение? Алина ощутила теплое дыхание, но дотронуться до себя олениха не дала.
Она отошла на несколько шагов и обернулась. Явно звала за собой. Олениха не проваливалась в снег, точно была невесомой, но отпечатки маленьких копыт на снегу Алина видела ясно.
Зверь не собирался идти в сторону болот. Олениха вышла на дорогу, что вела в село — убедилась, что женщина идет следом — и побежала. Это был неторопливый бег. Олениха явно не хотела, чтобы Алина теряла ее из виду.
Дорога углубилась в лес. Днем по этой трассе то и дело проезжают машины – спешат туда-обратно. Сразу за лесом будет другое село… Болота в другой стороне. А значит риска нет. Можно пройти следом за зверем хотя бы немного…
Но Алина была уже в таком состоянии, что пошла бы за белой оленихой и в тря—сину, если бы та вздумала туда свернуть,
«Я только до леса, – твердила себя Алина, — Дальше не пойду. Мне просто любопытно. Дойду до леса –и сразу поверну обратно. У меня с собой телефон. Если что- можно сразу позвать на по-мощь».
Алина сама не заметила, как лес надвинулся на нее, а силуэт оленихи впереди стал вроде бы чуть светиться. В этой тьме его было видно отчетливо.
…Машину Алина заметила сразу, как только та показалась из-за поворота. Серый джип стоял, приткнувшись в обочине. Горел свет, и там, внутри кто-то был. Но он казался совершенно не-под-вижным.
Если это странное, мистическое животное, показываясь кому-нибудь, предвещало бе-ду – что оставалось Алине думать?
Что в этой машине сидит человек, способный причинить ей з-ло? А может быть, нужно просто пройти мимо машины — дальше? Алина всматривалась в дорогу, но олениха исчезла. Ее больше не было видно. Зато пошел снег.
«Пройду еще несколько шагов… Мне бы только разглядеть, кто там, внутри…», – белизна снега отражала тот немногий свет, что остался еще в воздухе, Алина теперь видела все и без фонарика. Она шла, опустив руку с мобильным телефоном. Но выражение лица у нее было такое, словно не мобильник она держала, а пи-стол—ет. При малейшей опас—ности вскинет руку и…
В машине был мужчина. Он сидел неподвижно, откинув голову. Может быть, спал? Алина подошла совсем близко. Она отметила неес—тественную блед—ность его лица. Да жив—ой ли этот человек вообще?
Она слегка постучала в стекло. Мужчина не пошевелился. Постучала сильнее. Вроде бы какое-то движение…Или это просто у него дрогнули ресницы?
Алина попыталась открыть дверь, готовясь к тому, что ей это не удастся. Но дверь открылась…
Молодая женщина протянула руку, коснулась щеки незнакомца. Она готова была отпрянуть, извиниться: «Простите, но мне показалось, что у вас что-то слу—чилось, что вам пло—хо…»
Человек открыл глаза, посмотрел на нее тусклым невидящим взглядом и вновь смежил веки. Он не спал. С ним действительно что-то прои—зошло. Может быть – сердеч=ный при-ступ? Надо вызвать «ско—рую»? Не может же человек быть до такой степени пь—я-н за рулем… И ведь запаха никакого. Нет, надо звонить…
Но мобильный телефон показал – связь здесь не ловит. Ни одной полосочки МТС не высветилось на экране…
Алина потрясла незнакомца за плечо. Вял—ое, безвольное те—ло. Во всяком случае в эти минуты человек не мог причинить ей вре—да. И Алина решилась.
С трудом отодвинула она незнакомца так, чтобы иметь возможность самой сесть за руль.
Машина вполне могла не завестись. И тогда выход будет только один. Придется самой бежать домой – и оттуда уже вызывать под—могу.
Но джип завелся, мотор заурчал.
Несколько лет назад старший брат Алины, обладатель старенькой «Лады», в этой же деревне выучил сестру вод—ить машину.
Но я же не заканчивала никаких курсов, – сопротивлялась она тогда, – У меня нет прав. И машины у меня нет, и вряд ли когда-нибудь будет…
А я и не предлагаю тебе лихачить на дорогах, – сказал брат, – Но в жизни могут быть разные ситуации. И это умение вдруг тебе когда-нибудь, в крити—ческую минуту пригодится. Вообще, как у нас бабушка говорила: «Что уметь – за плечами не носить».
Умение пригодилось, ага.
Дорога до дома – при Алинином «мастерстве» – заняла минут десять. Наконец, джип остановился возле дома бабушки, а молодая женщина стала размышлять – что делать дальше…
И тут, бросив взгляд в зеркало, она увидела, что незнакомец открыл глаза. Алина вздрогнула и невольно отодвинулась.
Вам пло-хо? – это было первое, что нашлась спросить она, и объяснила, – Я довезла вас до ближайшей деревни. Здесь уже есть связь. Там не было. Я могу вызвать вра-ча.
Не …. Надо… Со мной… Возиться…, – мужчина говорил очень тихо, точно выталкивал из себя каждое слово, – Я всё … Равно….
Что с вами? – Алина спрашивала уже смелее, – Вы можете просто кивнуть… Сер—дце?
Он смотрел на нее тем же безучастным тусклым взглядом.
Может быть вы…., – ей опять стало очень страшно, – Может, вы ран—ен-ы?
Он чуть заметно покачал головой – нет.
Давайте вот что сделаем… Я отведу вас к себе домой. Вы ляжете, и я сбегаю… Вра—ча тут нет, но есть медсестра. Поговорите с ней…А сейчас будет хорошо, если вы мне хоть немножко поможете…
Алина выбралась из машины, обошла дверь и открыла дверь с другой стороны.
Давайте, вы сейчас попробуете встать. Не бойтесь, опи-райтесь на меня. Я вам помогу. Но вряд ли я смогу оттащить вас волоком.
С большим трудом ему удалось сначала подняться, а потом сделать эти несколько шагов – до крыльца. Алина перебросила одну руку незнакомца себе через шею – она видела на какой-то старой картине – медсестра так вела ра—не-ного бой—ца.
Но этот человек, кажется, не обманул ее. Он не был ра-нен, во всяком случае – кро—ви заметно не было. Похоже, он просто чудовищно осла-бел.
В доме Алина и сама придерживалась за стены. Ей казалось – она сейчас рухнет под тяжестью чужого те-ла. Облегчение, которое она испытала, свалив свою ношу на кровать, было неописуемым.
Но ей еще предстояло повернуть незнакомца так, чтобы он лежал на спине. Поверх свитера на нем была надета тонкая куртка, даже не куртка – ветровка. Это зимой-то… И всё равно – это, наверное, нужно было с него снять.
Алина щелкнула выключателем. Да, ей правильно показалось. Незнакомец был очень бледным. И еще – его лицо… что-то знакомое… Хотя она не могла бы сказать навскидку – где встречалась с этим человеком, как его зовут…
Пепельные волосы…Боже мой, незнакомец походил на того, кого Алина так ясно видела перед собой в школе….Но этого не могло быть. Ведь тогда перед ней был лишь образ, рожденный ее воображением.
Незнакомец снова открыл глаза. Он не попытался шевельнуться, но Алине показалось, что взгляд мужчины стал чуть живее. Он уже не смотрел куда-то в пространство, взгляд явно сфокусировался на ней.
Как вы себя чувствуете? Я иду за мед-сестрой, да?
Мужчина покачал головой. И сказал – по прежнему тихо, но уже не разделяя слова паузами.
Не надо. После того, что… они делают… Не надо..бесполезно…. Хорошо, если мне осталось несколько дней.
Алина потрясла головой:
Я ничего…ровно ничего не понимаю… Вы больны?
Я ухожу, – сказал мужчина.
Глаза Алины расширились, когда она поняла, что незнакомец имел в виду под этим словом.
*
Прочитав записку жены, Никита некоторое время стоял, сжимая, комкая в пальцах лист бумаги. Все это было чертовски досадно и очень не вовремя.
Но Никита обладал весьма счастливой для себя особенностью. Какие бы новости на него не обрушивались – он по складу своему не способен был принять их близко к сердцу. Переживал он – самое долгое- несколько минут. А потом, словно пёс, которого неожиданно окатили водой – встряхивался и бежал дальше.
Записка Алины значила для него, что придется как-то решать это дело – уговаривать жену смириться с тем, что произошло и жить дальше – или, в крайнем случае – придется развестись. Там поглядим.
Но одно было несомненно. Алина в ближайшие дни не вернется, а значит – можно звонить Соне и всё переиграть. До этого они договаривались — каждый встречает Новый год со своей семьей. Никита – с Алиной, а Соня — с четырехлетним сыном. Но теперь мальца можно закинуть бабушке и отметить праздник вместе.
У Сони. Никита всё же он испытывал некоторую заминку — ну не мог он пригласить подругу сюда, в квартиру жены. Алина рано или поздно вернется, и соседи распишут ей во всех подробностях – мол, твой мужик без тебя водит баб… Тогда уже дороги назад не будет.
Но Никита не сомневался – Соня обрадуется новости, тому, что в первый раз они вместе поднимут бокалы под бой курантов.
Он немедленно позвонил подруге, однако ее слова для него стали полной неожиданностью.
Прекрасно! Насчет праздника возражений нет. Но… Ты сейчас дома? Я хочу зайти, посмотреть, как вы там живете…Я знаю адрес…. Чего ты боишься? Соседей? Мало ли кто может днем зайти к тебе по делу…. Да и праздников пока нет, будний день, люди на работе.
Никите ничего не оставалось, как смириться, и через полчаса Соня позвонила в дверь. Она сбросила Никите на руки шубку, а сапоги снимать не стала. И обошла квартиру с видом, которого Никита не мог понять. Ему казалось, что Соня покупательница – и осматривает предложенное жилье.
Чаю будешь? – он пошел за ней, не выпуская из рук шубу.
Она кивнула, и только тогда Никита повесил шубу на вешалку и отправился на кухню ставить чайник. Несколько минут спустя Соня присоединилась к нему. Она села за стол и смотрела как он готовит чай.
Чашки дома были разномастные, Никита выбрал для подруги самую красивую, которую можно принять за хрустальную. Это была любимая чашка Алины.
Знаешь, что мне пришло в голову? – спросила Соня, извлекая из чашки пакетик и размешивая чай, – Если вы с Алинкой будете разводиться – пусть она поменяется.
Куда, с кем? – Никита не понял.
Соня пожала плечами и объяснила:
Со мной.
Никите трудно было переключиться. Пожалуй, эта идея — последнее, что пришло бы ему в голову. Но он попытался вникнуть в то, что говорит подруга.
С доплатой что ли?
У Сони были «двушка» в хрущевке, в том районе, где центр переходил в окраину
Теперь раздражение на ее лице проступило явственнее.
С какой доплатой… У меня там хороший ремонт. А у нее здесь – бабкины хоромы какие-то… Еще кто кому доплачивать должен.
Боюсь, что Алина не согласится, – осторожно сказал Никита, – Даже если мы с ней разойдемся, то все равно… Это ее квартира…Ей тетя подарила.
Ну а зачем ей три комнаты? – Соня объясняла как младшему, – Она же одна…. Будет одна . Даже собаки у нее нет… И она не умеет ухаживать за жильем. Тут работы – начать и кончить. Еще сколько денег уйдет… А там она сразу получит квартиру в хорошем состоянии. Заезжай и живи. Одной ей – вполне хватит. А у меня Витька растет. Нам там скоро тесно будет. Особенно, если мы с тобой….
Соня, – Никита качал головой, – Она не согласится.
Что, она у тебя — вре-дина такая?
Ну… Получается, что я перед ней виноват. И тебе она ничего не должна…как бы… Это же твой ребенок, не ее.
Значит, надо что-то придумать, – Соня соображала на ходу, – Может, ее родственнички на нее надавят? Можно поговорить с ними, пообещать им какую-то сумму… За результат. Они, наверное, не больно-то ее любят, она же у них квартиру отт-япала.Ну а в крайнем случае – вышибал каких-нибудь нанять…
Соня!
Если ты не научишься добиваться того, чего тебе надо – знаешь, кем ты будешь по жизни?
Кем?
Неудачником, – сказала Соня, вставая, – Это и женщину-то не красит, а для мужчины нет ничего хуже. И спасибо за чай.
Алина с облегчением убедилась, что прогноз больного, похоже, не сбудется. Герман – он назвал ей своё имя – понемногу приходил в себя. Еще недавно он собирался уйти на тот свет, и она ему почти поверила. Тем более, что речь шла о каких-то таинственных «хозяевах», которые неизбежно заберут его душу.
Но вот он лежал у нее в доме – второй день – и ему явно стало лучше. Правда он каждые два-три часа засыпал, и тогда Алина ходила на цыпочках, чтобы его не побеспокоить. Но в остальное время с ним можно было говорить. Глаза у него сделались ясными, и на вопросы он отвечал вполне связно.
Алина снова сходила в магазин, взяла курицу, чтобы сварить суп для больного, взяла творог и кефир (от них, кажется, никому не становилось хуже), и в числе прочего купила бутылку шампанского. Ей хотелось хоть как-то отметить Новый год.
Алину уязвляло, что Никита так точно, так буквально послушался ее. Всё же настоящее отношение человека к тебе проявляется не в том, что этот самый человек говорит, а в том, что он делает, на что он ради тебя готов.
Никита не только не приехал за ней, он даже не позвонил. Это гибельная тактика – пустить все на самотек, ждать, когда тот, кого ты обидел — «перезлится». Да, это может сработать, и не раз… Но отчуждение будет расти и расти – до той поры, когда два человека окончательно разойдутся – каждый начнет жить своей жизнью.
Алине позвонила только мама – она беспокоилась о том, что дочь застала в заброшенном доме, как она там устроилась, и действительно ли собирается встречать праздник в деревне.
Хотя Алина ничего не рассказывала маме, та поняла без слов:
С мужем поругалась?
К счастью, мама не стала требовать подробного рассказа – как именно Алина поссорилась с Никитой, из-за чего, и что думает теперь делать. Вместо этого она спросила:
А к нам почему не хочешь приехать? Это же все-таки твой дом…И Новый год — семейный праздник. Ну как ты будешь там одна-то?
Про Германа, про то, что она не хочет его оставлять, Алина тем более не стала ей рассказывать. Вместо этого она стала вспоминать то, что может маму успокоить. В доме вполне неплохо, она прибралась, электрик починил свет, печку натопила, воды принесла. Благодаря обогревателю в спальне почти жарко. Магазинчик по-прежнему работает, так что голодной тут не останешься.
Ну может, тогда хоть к тете Кате пойдешь? – предложила мама, вспомнив кого-то из прежних деревенских знакомых, – У нее дом большой, хороший, найдется тебе место.
Алина поняла, что надо подобрать слова чуть пожестче, иначе мать будет настаивать на своем.
Иногда человеку хочется побыть одному, – сказала она.
Но на маму это впечатление не произвело.
А то ты одна по ночам в своей школе не насиделась… Ладно, если ты там все обустроила – отдохни, отоспись. Но ночью я тебе все равно позвоню, поздравлю…
Если бы такую настойчивость проявил Никита – у Алины было бы не так горько на душе.
Она сварила куриный бульон с вермишелью, налила тарелку едва ли не по самые края, и осторожно – чтобы не разлить – понесла ее больному.
Ты танцами занимаешься? – вдруг спросил он в тот момент, когда она подходила к нему.
Алина вздрогнула, и горячий суп проплеснулся на пол.
Почему ты так решил?
«На ты» они перешли как-то незаметно, и без всякой неловкости.
Осанка, – сказал он, – У тебя очень прямая спина. И то, как ты идешь, разбрасывая носки, и то, как даже сидя, незаметно для себя, ставишь ноги в позицию…
А ты тоже занимаешься этим? – огонек зажегся в глазах Алины.
Герман помедлил.
Тоже… В какой-то степени….Связан был…
Ну вот, он опять за свое. Алина поставила тарелку на тумбочку возле кровати и вручила больному ложку.
Зимний день короток.
Вот и последний день старого года истек незаметно. Оглянуться не успели, как уже стало смеркаться. Алина затопила печь. Она знала, что когда дом согреется, и на душе станет веселее…
Пусть маленькая комнатка, где лежал Герман, была неказистой. Кровать покрыта грубым шерстяным одеялом, а с потолка свисала «лампочка Ильича» без всякого абажура, но «Ветерок» деловито шумел,нагоняя теплый воздух, печь была уже горячей, в большой кружке заварен крепкий ароматный чай, а в сенях ждет своего часа бутылка шампанского.
Алина подтащила к постели Германа старое кресло, устроилась в нем с ногами.
Ты можешь рассказать мне, что это за люди… Из-за которых ты думаешь… Ты уверен, что…
Я не знаю, какие слова для этого подобрать. Ты мне все равно не поверишь…
А они… Эти люди… Они могут прийти сюда за тобой?
Герман словно прислушался, и Алина сделала то же самое. Но он слушал самого себя, какое-то внутреннее ощущение…
Вряд ли, – наконец, сказал он, – Да им этого и не нужно, они и так…
Что – так? Они твои хозяева, что ли?
Они считают, что в каком-то смысле — хозяева над всеми.
Через пару минут Алина поняла, что ее гость не скажет больше ничего.
Ну тогда, знаешь что… Расскажи мне сказку, – попросила она, – Если ты считаешь, что в реальности я тебе не поверю… Не пойму тебя…Тогда пусть это — будет сказкой. Ведь там может случиться всё, что угодно.
Хорошо, – сказал он, помедлив, – Только налей мне еще чаю, пожалуйста…
Горячий, крепкий и сладкий чай придал ему сил, заставил порозоветь щеки.
Ты, наверное, слышала, – начал он, – Что бывают такие люди… Их еще называют «энергетическими вам-пирами».
Слышала, – кивнула Алина, – И даже общалась. У нас завуч такая. С ней поговоришь – и как будто она из тебя всю кро-вушку выпила. Даже голова болеть начинает…
Герман слабо улыбнулся и кивнул:
Ну вот это на самом примитивном уровне. На бытовом. К счастью, ты не знаешь, что есть и другие.
И у них — нечто вроде Тайного Ордена?
В точку.
И они питаются…то есть, пьют…., – у Алины расширились глаза.
Герман покачал головой.
Нет, это не то, что ты себе представляешь…Им и кро-ви то нужно немного. Один глоток… Несколько капель… Это не причинит вреда даже ребенку. Ты можешь даже не заметить этого. Они вроде как клещи, уку-са которых можно не увидеть, пока своими глазами не увидишь, как клещ к тебе при-сосался… Сказку, говоришь? Ну вот и считай, что среди обычных людей существуют и такие, которые вместе с несколькими каплями кро-ви – выпьют у тебя твои силы, твою удачу, желание жить.
Потом ты можешь идти на все четыре стороны, тебя никто не станет держать. Но только после этого люди не задерживаются долго на свете. Они так или иначе уходят.
И что же, даже врачи не могут им помочь?
Если у человека нет ни сил, ни желания жить – здесь уже и самые современные лекарства бе-ссильны. Я знал таких… Врачи потом удивлялись. Вроде бы человек попал в больницу с сущей ерундой. Ну хорошо, пусть не с ерундой, но с первой стадией серьезной бол-езни, когда прогноз самый что ни на есть благоп-риятный. И что же… Человек просто угасает на глазах за несколько дней…
Герман и Алена будто условились меж собой – он рассказывает сказку, пусть страшную, но всё же – небылицу. А она – слушает. Но ей внезапно стало холодно, хотя в комнате было жарко натоплено.Алена запахнула на себе кофту.
И благодаря тому, что эти вам—пиры берут от других, – продолжал Герман, – Они… Ну не то, чтобы совсем бессмертны… Но если прочие люди живут в среднем не так уж долго, то эти легко задержатся на этом свете лет до ста, а то и дольше…И будут выглядеть здоровыми, сильными, и глаза их будут блестеть – от жизненной силы и от… голода….
Теперь Герман говорил даже охотно – точно хотел передать ей все то, что узнал. Для него эти знания уже не играли роли, но могли предостеречь ее, уберечь от беды.
И что же… Эти люди… Тебя…
Герман пожал плечами:
Можно сказать, что я сам нарвался. Близкий мне человек…мой брат ушел благодаря им. Сначала я не мог поверить, относился ко всему этому, как к детской страшилке, потом стал читать, наблюдать, анализировать, узнавать все больше… А потом всё оборвалось и для меня…
Алина бросила взгляд на экран мобильного телефона. До полуночи оставалось полчаса.
И что… Ничего невозможно сделать? Нет никакого спасения?
Ну какой выход тут можно найти, – его голос снова звучал устало, – Разве что сделаться таким, как они – отобрать жизненную силу у кого-то другого. Самому погу-бить человека… Нет уж, на мне эта – извини – пищевая цепочка – оборвется. Так чаще всего и бывает. Просто я знаю, что смог бы сделать – теоретически, а другие жерт-вы не знают. И уходят.
Отчего-то Алена не испугалась его после этого признания. Хотя Герман – вот он – лежал в нескольких шагах от нее. И теоретически мог схватить ее за руку и…
Она встала и подошла к окну.
Снег пошел, – сказала она, глядя как летят крупные хлопья, – Погоди, я сейчас.
Она ушла в сени и вернулась с бутылкой шампанского.
Если ты сможешь её открыть – я сейчас принесу чашки. Они у нас «будут работать» бокалами. А знаешь, почему я нашла тебя тогда на дороге?
Почему? – спросил он, – Я думал – ты просто шла мимо.
Что ж, у нее тоже было, что рассказать ему.
Сегодня, когда она покупала шампанское, Алина не сразу вернулась домой – она дошла до самого края села, до того места, где заканчивалась расчищенная дорога. Дальше нельзя будет пробраться до самой весны, до ее разгара – когда не только сойдет снег, но и земля подсохнет. Тогда здесь обозначится тропка, которая ведет к болотам.
Снег был первозданный, нетронутый, но Алене казалось, что она различает следы маленьких копыт.
Кто ты? Где ты? – спрашивала она, и не могла уйти, всё стояла и стояла.
*
Соня уступила и согласилась, чтобы Новый год праздновали у нее.
Если бы раньше знать, что твоя мадам такая обидчивая, что она соберется и уедет – можно было бы заказать столик в кафе, но теперь уже поздно, – сказала она с явным неудовольствием, – Я уже нынче звонила в «Красный дракон», даже там на суши и роллы заказы не принимают – всё занято…Придется довольствоваться моими запасами.
Ну, слава Богу, сейчас не времена дефицита… Стоит заглянуть в любой большой магазин. Скажи, чего ты хочешь, я все принесу…
Никита сам не мог понять – почему он чувствовал себя виноватым. Ну, перед Алиной-то понятно, но перед Соней-то за что?
Кстати, швабру-то ты купил? – напомнила Соня.
Какую?
Всё забыл… Ну, ту самую, с которой началась эта история, – в знак прощения Соня потрепала Никиту по волосам, – Ладно… Значит так… В магазин пойдем вместе…
А Витька?
Оставим его сидеть перед телевизором.
Маленький Витька рос на редкость дисциплинированным, точно не в семье воспитывался, а в армии. Соне достаточно было сказать: «Включи себе пока мультики» , как пацан кивнул и уселся перед телевизором.
Дети не должны мешать взрослым жить свою жизнь, – говорила Соня.
И сын у нее не то, что отвык капризничать, он и привычки такой выработать не успел.
Соня с Никитой ходили по магазинам около двух часов, даже мужчина уже начал нервничать:
Давай закругляться…. Не стоит так надолго оставлять парня одного…
Но Соня только фыркнула. Для нее это было еще одно подтверждение того, что характер у Никиты слишком мягкий. Сама она в душе гордилась тем, что всегда умеет настоять на своем.
Ладно, – она все же решила пойти ему навстречу, – Выберу сейчас торт и всё… А ты пока сходи за лимонадом.
Никита отправился в тот конец магазина, где были полки с напитками. Но когда через две минуты он вернулся, неся две «полторашки» с колой и фантой – Соня ничего не выбирала. Она стояла у витрины с тортами, но глаза у нее были одновременно несчастными и злыми.
Представляешь? Нет, можешь себе вообразить. Только я подошла – гляжу, тут какая-то тетка моет пол. Задела меня ручкой швабры. Старая такая швабра, деревянная… И в ней гвоздь торчит… И эта карга зацепила меня…
Оцарапала? Порвала что-нибудь?
Оцарапала мне руку. Стала извиняться, схватила меня за кисть, чтобы посмотреть – глубокая ли царапина…. И вдруг наклонилась и слизнула капельку кро-ви….
Преддверие Нового года Никита любил больше, чем сам праздник, и тем более – больше, чем последующие дни с их бездельем и тяжелыми застольями.
Радостное ожидание торжества.
Сверкающая мишура и зажженные гирлянды в магазинах.
Сумасбродные покупки, когда на все машешь рукой – мол, шут с ним, один раз живем….
Постепенно наполняющийся холодильник, причем все запасы — «НЗ» до праздничного дня.
Преображение города – точно за ночь вырастают на площадях горки и ледяные скульптуры.
Дом, наполняющийся запахом хвои (они с Алиной каждый год ставили настоящую елку, а игрушки были «фамильные», оставшиеся от тети Наташи)
И совершенно волшебный вопрос: «Ты с кем встречать будешь?» Как будто Новый год был некой линией, вратами под радугой, узким проливом меж скалами, через которые проходит твой корабль, машиной времени… И в этот миг лучше не быть одному, нужно ощущать рядом чье-то дыхание, сжимать чью-то руку…
Хотя Никита и поддавался легко порывам (Соня, его связь с нею — была одним из таких порывов) всё же он привык к определенным традициям, и без них праздник был ему не праздник.
Привык к снежинкам, которые виртуозно вырезала Алина и затем наклеивала их на окна, к тому, что жена готовила душистый эгг-ног, и разливала по бокалам, к запаху буженины, доносящемуся из кухни, к музыке, которая в последний день года всегда звучала в их доме – легкая, словно перезвон льдинок.
Он привык к накрытому для двоих столу, и блюдам, которые готовились только к этому празднику, и больше в течение года не подавались…
У Сони все было иначе. Маленькая — специально нужно обратить на нее внимание, иначе не заметишь – елка на тумбочке, телевизор фоном – с утра до вечера, больше для того, чтобы отвлечь Витьку, еда, заказанная в кафе (к запасам Сони относилось только дорогое вино)…
И привычка засиживаться до утра – смотреть фильмы один за другим, подливая себе в очередной раз в бокал.
На другой день Соня обычно «отсыпалась за весь год», и Витька сам доставал еду из холодильника и разогревал ее в микроволновке.
А в этот раз Соня вообще не думала о празднике. Она загорелась идеей, которую во что бы то ни стало хотела осуществить.
Соня знала, что Никита ей в этом деле не помощник. Он слишком мягок, податлив, и всё основное придется решать без него.
Эту тактику Соня отработала со своим бывшим мужем. В определенный момент следовало подластиться, угодить, чтобы мужчина расслабился, а потом перехватить вожжи у него из рук.
Вот и сейчас Соня уловила, что Никите чего-то недостает. И тут же примерила роль идеальной хозяйки дома. Она хлопотала, накрывая на стол, вручила «своим мужчинам» подарки, и вообще делала все, чтобы Никита растаял. Но когда он разливал шампанское по бокалам – ей пришлось опустить глаза. Она вспоминала старый мультик Диснея и мышонка Рокки, в глазах которого светилось слово «Сыр». Так и у нее неоновыми огнями горела мечта «Квартира в центре». Соня опустила затрепетавшие ресницы.
Но когда Соня пила шампанское, на нее вдруг нахлынула такая нечеловеческая то-ска, что если бы она в этот момент стояла на краю крыши – шагнула бы вниз, не задумываясь. Это был не тот случай, когда можно взять себя в руки и перетерпеть бо-ль. Соня невольно приложила руку к сердцу – ей показалось, что кто-то забирает у нее душу, саму жизнь. К счастью – это длилось несколько секунд. Потом отпустило.
*
В первый же день, когда Никита с фотоаппаратом отправился на «зимние съемки», Соня позвонила старшему брату Алины и условилась с ним о встрече.
Она уже «провела разведку» и узнала, что молодому человеку под тридцать, зарабатывает он мало, и вместе со своей девушкой снимает квартиру. То есть, был шанс, что он примет ее «деловое предложение».
По телефону Соня не стала распространяться о своих планах, упомянула только, что речь идет о заработке. И попросила Константина прийти в кафе – то, что рядом с его домом.
Сама она явилась туда первой. Когда Константин появился на пороге, и начал оглядывать зал – она сделала приглашающий жест. Официантка тотчас принесла им кофе, по рюмке коньяка и мороженое.
Соня перешла к делу. Она не считала справедливым завещание родственницы, согласно которому квартира досталась сестре Константина.
Вы юрист? – растерялся Константин, – Вы хотите оспорить завещание? Но….наверное, уже поздно? И мама… Она против, чтобы мы этим занимались.
Соня почувствовала, что семя упало на благодатную почву. Молодой человек не оборвал ее сразу, значит, он готов слушать и дальше. Соня предложила вариант. Брат может так или иначе надавить на сестру, уговорить ее поменяться с ней, Соней, квартирами. При этом он получит хорошую сумму за посредничество.
Константин задумался. Соня видела, что молодой человек вот-вот поддастся на ее уговоры. Зачем его бездетной сестре такая роскошь? Если же Алина переедет в «хрущобу» – несправедливость будет не такой уж вопиющей. Константину же деньги придутся куда как кстати.
Соня уговаривала, касалась руки Константина, глаза ее мерцали, будто она гипнотизировала собеседника.
Поговорите с Алиной, – внушала она, – Скажите, что в противном случае будете оспаривать завещание через суд…порвете с ней отношения, не будете считать ее своей сестрой… Мать расстроится из-за такой ссоры в семье… Но сразу не давите, а мягко, постепенно, подводите Алину к тому, что нужно сделать. Если она не захочет меняться именно со мной – пусть выставит квартиру на продажу…подешевле. А я свою – подороже. Потом куплю ее метры, и вы все равно получите свои деньги, ведь эта сделка будет совершена, благодаря вам…Подумайте…И не стоит жалеть Алину. Сестра не должна была поступать так, как она это сделала. Алина присвоила себе то, что по праву принадлежало всем племянникам – ведь у вашей тети не было других наследников. А маме можете пока ничего не говорить – ни к чему ее расстраивать.
Когда Константин ушел, Соня осталась за столиком. Она заказала еще одну чашку кофе, и поздравила себя с тем, что сделала первый шаг. Ее план должен осуществиться.
Внезапно рука ее замерла, потом Соня каким-то неровным судор-ожным движением поставила чашку на стол, так что кофе пролился на скатерть. Женщина взялась за голову. Она сама не могла бы объяснить, что с нею происходит. Это было абсурдно, но Соня ощущала себя древней старухой, которой жить осталось всего-нечего.
«Я бо-льна, – подумала Соня, – Господи, со мною прежде не было ничего подобного. Что случилось? Что произошло?»
На глаза ее навернулись слезы… А тело уже безошибочно знало – доктора тут не помогут, с этим не справиться медицине…
«Может быть, эта тетка заразила меня чем-то? Но этого быть не может…. Или я пересекалась с нею прежде, и где-то перешла ей дорогу? Не помню такого… А может быть – ее подослала Алина?» – Соне внезапно стало стра-шно до холодного пота.
Сама она верила во всю эту ерунду, в сглаз, порчи, привороты… Может быть, и Алина узнав, что Соня стала ее счастливой соперницей, решила из-вести ее с помощью какой-то бабки? Нужно непременно встретится с той отвратительной женщиной, схватившей ее за руку…
И квартира, и все прочие желания внезапно отошли для Сони на второй план. Соне вспомнился день, когда хор-онили ее отца. Одна из старушек подошла к гр—обу, и положила отцу в карман пиджака пластмассовую расческу.
Чтобы было ему там чем причесаться, – пояснила она.
Вот так – строишь планы, постоянно стремишься добиться большего, завладеть еще тем и этим, превзойти других, а останется тебе – грошовая расческа, которую кто-то из жалости положит тебе в карман. Да и она-то там не нужна.
Соне ни на мгновение не пришла в голову мысль, что она задумала плохое дело и судьба пришлет бумеранг. Бумеранг летит только к тем, кого мучает совесть, кто осознает, что он заслужил «ответку». Такого совестливого и настигает расплата. Соне же мысли о совести и справедливости были чужды.
Просто в этот момент она чувствовала, что жизнь ее в опа-сности, и хотела спастись любой ценой. Абсолютно любой.
*
Белая олениха пришла еще раз – на исходе новогодней ночи. Она больше не заглядывала в окно и никуда не звала. Шел снег, олениха бродила по саду, и в какие-то моменты казалось, что она сама соткана из снежных хлопьев.
Ты ее видишь? – спросила Алина у Германа.
Тот приподнялся на постели, приник к окну, и какое-то время молчал. Так бывает, когда мы видим чудо и не находим слов.
Алина знала, что в селе до сих пор живет старик, который прежде работал учителем в школе. Богдан Тихонович страстно увлекался краеведением, и от него дети узнавали гораздо больше, чем положено на уроках. Он рассказывал о том, как в их краях сраж-ались отряды Пугачева, как десятилетия спустя после этого пришли сюда первые поселенцы, как строили они первые избы…
И первого января, в тот день, когда все еще сидят по домам, Алина решила сходить к краеведу – может быть он знает что-то больше, и расскажет – откуда появилась старинная легенда о белой оленихе?
…Богдан Тихонович был дома. Еще на пороге Алина объяснила ему, зачем пришла. И старый краевед взволновался. Давно уже никому не нужно было то, что он собирал по крупицам всю свою жизнь, и чем готов был так щедро делиться. Когда-то давно он надеялся, что в селе будет музей, что он передаст туда все свои находки, и может быть, станет работать там экскурсоводом.
Гости села будут рассматривать древние черепки и наконечники стрел, и красивые волжские агаты, старинные фотографии, прялки и многое другое. Но мечте его не суждено было сбыться, и Богдан Тихонович доживал свой век в одиночестве. В первое утро нового года тропинка к его дому была не протоптана.
Он пригласил Алину войти, усадил ее в комнате, а сам пошел «за альбомом». Она же в это время рассматривала фотографии на стенах и думала о том, как легко жизнь может отобрать всех близких людей.
Старик вернулся, неся альбом, обтянутый коричневым бархатом.
Деточка, – сказал он, открывая нужную страницу, – Вы же живете на том самом месте, где стоял прежде ее дом…
Ее дом?
Вот поглядите.
Старик открыл нужную страницу, и Алина увидела рисунок, сделанный, видно, кем-то из местных художников. Бревенчатый дом и рядом – молодая женщина в странной одежде – то ли это платье, то ли просто длинная рубаха.
Я в свое время расспрашивал стариков, смотрел записи в церковных книгах, и вот… это мой бывший ученик нарисовал по моим описаниям. К сожалению, даже имя этой женщины точно установить не удалось. Анна…или Ханна или Ганна… Что-то такое. Бывшая крепостная, к ней действительно шли, как к знахарке. Она леч-ила людей травами, заго-ворами, молит-вами… Для того времени – ничего необычного. Ну вы же, знаете, наверное, что здесь у нас, неподалеку, и разб-ойники обретались. И когда они однажды решили ограбить село – Ханна завлекла их за собой на болота. Говорят, она посулила им сокровища, и ей поверили. Ведь были те, кто считал ее ведь-мой, а ведь-мы знают, где спрятаны клады. Только никто назад не вернулся – ни она, ни те, кто отправился вслед за ней. А через некоторое время люди впервые увидели белую олениху. С тех пор считалось, что она оберегает здешние места от врагов.
Это сейчас, когда в моде разные фильмы уж-асов, когда люди любят пощекотать себе нервишки – легенду эту перекроили и стали говорить, будто ведьму сожгли на костре, и ее неупо-коенный дух стремится причинить зло другим людям.
Когда меня об этом спрашивали, я как мог опровергал эти измышления. Так что если вы ее видели – это добрый знак, это означает, что она будет беречь ваш дом. Ах, как много дал бы я да то, чтобы увидеть ее самому.
Старик сидел напротив Алины, смотрел на рисунок, очки у него были старые, одна дужка обмотана шерстяной ниткой, стекла помутнели…Но в этих стеклах, как в зеркале, Алина в какой-то миг увидела отражение чудесного животного.
Она и сама ощутила несколько дней назад, что присутствие белой оленихи было благим и не несло в себе никакой угрозы. Может быть, душа женщины, жившей давным-давно, поможет ей отвести удар и от Германа?
Соня понимала, что ей нужно отыскать ту самую тетку и расспросить ее. Соня еще никогда не попадала в ситуацию, когда ее будущее зависело от одного-единственного человека, но это был именно тот случай. В магазине работало несколько уборщиц – в разные смены, но на ее счастье — нынче мыла полы именно та, которая была ей нужна
Соня увидела ее и пошла прямо к ней. Теперь она лучше ее рассмотрела. Худощавая, седые волосы выбиваются из-под косынки, а лицо довольно молодое, и это уже само по себе насторожило Соню..
Варвара! – окликнул кто-то уборщицу.
Соня подождала, пока Варвара не вернулась, и цепко схватила ее за локоть, сама удивляясь тому, какую силу обрели ее пальцы. Варвара вскинулась, но Соня сказала, глядя в сторону:
Пошли, дорогая, куда-нибудь в тихий уголок, поговорить надо.
И еще сильнее стиснула острый локоть. Варваре ничего не оставалось делать, как кивнуть. Она отвела Соню в маленькую полутемную подсобку.
Две женщины молча смотрели друг на друга. А потом заговорили почти одновременно.
Что ты со мной сделала?!
Надо же, а ты живая еще…. Видно крепко ты себя любишь, что еще держишься…
Говори, – велела Соня, – По доброму говори. Я же чувствую, что со мной творится. Расскажешь – я тебе столько денег дам, сколько ты в своем магазине и за десять лет не заработаешь. Откажешь – найму людей, которые тебя изу—вечат, чтобы ты сама потом на тот свет захотела.
Старуха заговорила. Сначала Соне показалось, что она грубо шутит, пытается уйти от ответа, подсунуть вместо правды какую-то детскую страшилку. Но Варваре не было нужды притворяться. И Соня в конце концов поверила, что эта тетка с седыми патлами, именно она отобрала, высосала из нее — все жизненные силы, и осталось Соне всего ничего – дай Бог ночь простоять и день продержаться.
Как это можно остановить? – поме=ртвевшим голосом спросила Соня, – Повернуть вспять?
Этого я не знаю, – сказала Варвара, – Это только Хозяева знают. Я – что? Прислуга. Мне немного надо.. Мне бы жить, не болея…Потому и беру у других – здоровье, силы… На вечность я не замахиваюсь…
Ты понимаешь, что я могу с тобой сделать? За то, что ты сделала со мной?
Варвара смотрела на нее безмятежными глазами. Соня вспомнила – однажды она принесла с улицы одичавшего котенка. У него был один интерес в жизни – еда. Через несколько дней Соня поймала его на том, что он залез в пакет и сож-рал куриное филе. Соня схватила котенка и сильно сжала маленькое тельце. Котенок не знал, что будет дальше, но глаза у него оставались такими же безмятежными – мол, я сыт, и это главное.
Вот также сейчас глядела на нее Варвара. Она тоже была сыта. Сониной жизни ей на какое-то время хватит.
Где их найти? – спросила Соня, имея в виду хозяев, – И, главное, что мне им предложить,чтобы они пошли навстречу?
Они много где обретаются. Я всех мест не знаю. А ты сходи в ночной клуб, – Варвара назвала модное местечко, – Там почти наверняка застанешь. А что им предложить? Ты меня насмешила. У них все есть. Все, что тебе не снилось. Разве есть у тебя что-то, что в сказках бывает… Живая вода… Вечная жизнь…
Тут можно было бы и отчаяться, но слишком многое для Сони сейчас стояло на кону. Надо попробовать договориться. А там – будь что будет.
Варвара ее, кажется, даже жалела.
Ты можешь еще маненько продержаться, если с тобой кто-то поделится…
Чем? – спросила Соня с невольным страхом.
Сделай так — как я с тобой поступила… И представь в тот момент, что ты…. Ну будто губка. Всё впитываешь, что в человеке есть. И за счет этого живешь. Тогда у тебя будет еще какое-то время
*
Никита вернулся со съемок очень довольный. Зимний лес был по-настоящему хорош, фотографии должны были получиться замечательные.
Пока Соня разогревала обед, он набрал номер Алины. Надо было всё-таки узнать, когда она планирует вернуться. И дальше действовать сообразно этому. Сейчас, в хорошем настроении, говорить с женой было легче.
Соня услышала голос Никиты, догадалась, с кем он ведет разговор и встала на пороге кухни. Жестами показала, чтобы он включил разговор на «громкую связь». Никите не хотелось этого делать, но он подчинился.
Какая тебе разница теперь, – говорила Алина, – Я задержусь. Возьму дни за свой счет — до конца каникул в школе. Надеюсь, когда я вернусь, тебя в моей квартире уже не будет. Осмотрись, собери всё, что тебе нужно – и до свидания.
Неужели тебе там так уж хорошо – в этом ветхом деревенском доме? Возвращайся, я никак не буду на тебя давить. В конце концов – это же твоя квартира…
Мне хорошо, – Алина подчеркнула последнее слово, – Ко мне тут приходит сказочный зверь… Белая олениха…
Ты много выпила? – осторожно предположил Никита, – Может этот зверь – белая гор-ячка?
Он догадывался, что жена, наверное, перебрала с шампанским, и сейчас не вполне понимает, что несет.
Нет, – сказала Алина, – Это настоящий сказочный зверь, из легенды.
Она начала рассказывать. Никита покорно слушал, не веря ни единому слову. И он не обратил внимания, как за его спиной насторожила уши Соня.
*
Константин, видимо, обдумал предложение Сони, так как он позвонил сестре на другой же день. Он забыл о том, что надо действовать деликатно, «не давить». Мягко, но настойчиво подводить сестру к желательному результату.
Не успев поздороваться, он вывалил на Алину такой ворох обид, что молодая женщина рот приоткрыла от изумления. Как же долго брат сдерживался, какую же рану носил он в душе….
Ты, наверное, считаешь, что всё тебе отписано справедливо, – говорил брат, – А ты ведь у тети Наташи жила, как королева. А мы все эти годы… И огород на нас был, и снег чистили, и ремонт делали – в частном доме работы невпроворот. Но досталось всё тебе, а мы – остальные – просто мыкаемся без своего угла. Не будем же мы дом делить, мать на улицу выгонять.В итоге я сейчас ползарплаты за съем отдаю. И не знаю, что буду делать, если у нас с Нинкой кто-нибудь родится.
Чего ты хочешь? – устало спросила Алина.
Она слишком хорошо знала брата. Когда тот «входил в раж», то мог говорить часами.
Ты не считаешь, что тебе нужно что-то поскромнее? Вот есть вариант – одна женщина хочет с тобой поменяться. У нее квартира с хорошим ремонтом. Ты переедешь туда, а разница достанется нам…
Тебе? – уточнила Алина, – Или ты поделишься с остальными? Ладно, Костик, давай поговорим потом. Несколько дней все равно не изменят твою судьбу.
Алина нажала на «отбой», улыбнулась из последних сил, и слегка развела руками – вот, мол, какие у меня родственники.
Перед этим она поила Германа чаем, но оба забыли и про чай, и про земляничное варенье. Говорили о танцах – Герман работал хореографом в театре оперетты. Когда Алина об этом узнала – молодой человек сразу вознесся для нее на недосягаемую высоту.
Но сейчас Герман видел, что Алина искренне расстроена.
Тебе очень дорога эта квартира? – спросил он.
Понимаешь, мне важны не столько метры, сколько память. Там всё хранит следы рук тети Наташи, там прошло мое детство…
Тогда борись за то, что тебе дорого, – посоветовал он, –Борись изо всех сил. Ну а если не выйдет отстоять – просто отпусти и забудь. В жизни всегда нужно поступать так. Нельзя из чего-то делать сверхценность, потому что судьба обязательно постарается отобрать. И всегда помни, что из этого мира мы уходим с пустыми руками.
Герман сказал это так, как будто уже стоял на пороге и прощался с ней. У Алины слезы выступили на глазах. Она не знала, как он уйдет. Может быть, просто не проснется завтра утром. И еще она понимала – хотя с Никитой она прожила годы, потерять его — ей было бы легче, чем этого человека, которого она так мало знала.
*
Это был небольшой, элегантный и очень дорогой ночной клуб, где никогда не собиралось много народа, так как сюда не просто было попасть. Соне пришлось вручить охраннику, дежурившему у двери, несколько крупных купюр, и на ходу сочинить историю – почему она непременно должна войти внутрь. Честно говоря, ничего толкового придумать не удалось, Соня старалась заменить дыры в истории обаятельной улыбкой. И в конце концов, охранник все-таки распахнул перед нею дверь – очевидно счел, что хрупкая женщина не нанесет их клубу невосполнимого ущерба.
Понаблюдай, ты сама их узнаешь, – сказала Варвара.
И вот теперь Соня, сидя в самом дальнем уголке, пыталась это понять. Она отнюдь не была завсегдатаем подобных клубов, но ей казалось, что ничего необычного здесь не происходит. Негромкая музыка, луч света сконцентрировался на девице в серебристом купальнике, которая танцует у шеста. Посетителей немного, десятка два. Вон официант пронес коктейли на подносе.
Вы позволите?
Соня вздрогнула. К ее столику подошел молодой человек. Длинные волнистые волосы забраны в хвост. Дорогой костюм. А лицо…. Запоминающееся лицо, длинное, как у лошади.
Соня улыбнулась ему, а молодой человек склонился, точно хотел поцеловать ей руку, только эту руку, поданную ему, он перевернул так, что свет упал на беззащитные жилки..
И Соня решила рискнуть.
Уже я выпита другим, – то ли сказала, то ли напела она.
Все это можно было принять за шутку, но она ощутила, как дрогнули его пальцы.
Но у меня есть кое-что интересное для вас… Не хотите принять участие в охоте на бессме-ртного белого оленя?…
Его кр-овь, в отличие от моей, может подарить вам вечность.
Снова шел снег. Шли первые дни года, но случилась оттепель и казалось, сейчас – не начало января, а уже наступил март.
Алина стояла в саду и протягивала белой оленихе руку – ладонью вверх. На ладони лежал кусок сахара. Алина понимала, что зверь, скорее всего, откажется от угощения, но прийти с пустыми руками не могла.
На. Подойди, пожалуйста. Не бойся….
Олениха приблизилась и осторожно обнюхала пальцы Алины. Молодая женщина ощутила прикосновение ее влажного носа.
Я хочу, чтобы ты освободилась, – шепотом сказала ей Алина, – Чтобы ты ушла на зеленые луга – туда, где ты и должна быть….
Договорить Алина не успела. Чуткое животное приподняло голову, к чему-то прислушиваясь, и мгновенно насторожилось.
Что случилось? – спросила Алина, как будто зверь мог ей ответить.
Белая олениха рванулась прочь, и одним прыжком преодолела ветхий забор. Теперь она стояла на дороге, в любой момент готовая пуститься в бегство. Но пока не убегала, а кого-то ждала.
Только теперь Алина уловила шум моторов. А минуту спустя в конце деревенской улицы появились машины. Явно нездешние. Два черных джипа ехали один за другим. При взгляде на них Алине стало не по себе.
Олениха сделала почти человеческое движение – указывая Алине в сторону дома – мол, иди туда. Сама она словно ожидала, пока нежеланные гости доберутся до определенной черты.
Это охотники? – с ужасом спросила Алина, – Но ведь они не могут тебя?… Ведь ты…
Машины пересекли невидимую черту, и олениха бросилась бежать. Но Алине показалось, что движется она медленнее, чем могла бы – вероятно, олениха хотела, чтобы преследователи не потеряли ее из виду.
Алина поспешила в дом. Она пересказала Герману сцену, свидетельницей которой стала. Он слушал, и лицо его делалось мрачным. Если бы он мог встать, то не побоялся бы и выйти наперерез. И будь, что будет.
Это они? – догадалась Алина?
Они.
Но ведь олениха… Она… Не от мира сего…
У них особые пу-ли. Те, которыми они смогут ее уложить…
Но зачем она им?
Испив ее кр-овь, они надеются получить бессм-ертие….
Алина не знала, куда побежала олениха, но догадывалась – в болота. Там был ее дом, там она могла спрятаться от преследователей…
Я пойду туда! Ей надо помочь…
Сейчас ей может помочь только она сама. И тебе нельзя идти туда, пока они не вернутся. Иначе не вернешься ты…
До самых сумерек Алина простояла у окна. Никого так и не было. Черные джипы не проехали мимо нее в обратном направлении. А когда стемнело – впервые за несколько ночей олениха не вошла в заснеженный сад.
Алина спала чутко, то и дело просыпалась, приподнималась на постели, чтобы лишний раз заглянуть в окно – никого.
Утром молодая женщина не находила себе места от тревоги. Как только рассвело – она сказала Герману, что пойдет в магазин. Но сама миновала маленький домик с вывеской. Почти бегом добралась до окраины села.
Вот и следы от колес…. Алина пошла по ним, стараясь не оступиться, чтобы не провалиться в снег. Она шла долго – пока не закончилось поле и не начался лес. На краю его стояли две черные машины с открытыми дверцами. Алина поняла, что дальше охотники проехать не смогли, и люди стали преследовать зверя пешком.
У Алины немного отлегло от сердца. Если бы они покон-чили с оленихой, то вернулись бы и уехали. И на снегу непременно бы остались капли кро-ви
Но выжила ли сама олениха? Или пожертвовала собой? Может ли такое существо по-ги-бнуть? Герман что-то говорил про особые пу-ли. Может быть, они из серебра?
Идти через лес было очень тяжело. У Алины мгновенно набились полные сапоги снега. Она старалась ступать след в след, но это не слишком помогало. Алина тяжело дышала, и думала – насколько хватит у нее сил… И если что – где она тут спрячется?
Мужские следы вели в одну сторону. Обратных – не было.
Минут через двадцать Алина добралась до болота. И поняла, что тут и закончилось для них — всё. У края лед был еще крепким, но дальше – он становился все тоньше и тоньше. Вот лед провалился под ногами, разбежались трещины, но охотники пошли дальше. Возможно, они надеялись, что там не так уж глубоко. Или обо всем забыли – о всякой опасности — добыча была уж слишком заманчивой, и они решили рискнуть. А белая олениха, завела их в самое сердце трясины…
Алина вскинула голову. Олениха стояла метрах в ста от нее – на тонком льду. Там не было снега, и лед казался серебристым, как вода. Олениха не проваливалась, наоборот, копытца ее едва касались льда.
Алине хотелось плакать от облегчения. Она надеялась, что зверь подойдет к ней, ведь они уже привыкли друг к другу. Но несколько мгновений спустя, Алина поняла, что олениха ждала ее, чтобы проститься. Их взгляды встретились и некоторое время не отрывались друг от друга. Потом олениха повернулась и неспешно побежала туда, где были самые глубины болот.
Алина протерла глаза. Она видела уже не зверя – женщина в длинной белой рубашке уходила вдаль. Вот и ее уже не различишь – только снежные хлопья падают с неба.
Никто не сказал Алине об этом – она сама поняла. Душа освободилась. Все кончилось с того же, с чего и началось.
Снова болота, снова враги, которые не должны вернуться…Олениха жила здесь, чтобы дождаться их.
Теперь она уходила туда, где ждали ее зеленые луга.
И вечность.
… Соня перевела дыхание. Внезапно ей стало легче. Отступило, а потом и исчезло гнетущее чувство тоски. И если прежде она знала, что обречена, то теперь Соня будто вернулась к самой себе, к прежней. Она была молода, впереди – еще изрядная часть жизни…
Но что-то необратимо изменилось в ней. Так бывает, когда человек тяжело пере-б-олеет, и прежние ориентиры для него уже не будут важными, и новые ценности придут на смену..
Соне теперь достаточно было ее собственного дома, ей не хотелось больше ничего добиваться, выг-рызать у судьбы. Утром проснуться – разве этого мало? Верить, что после зимы для тебя наступит весна, и лето – разве это не счастье? Сын рядом- неужели что-то еще надо?…
Соня держала руку Никиты, а тот как-то странно смотрел на нее.
-
Сегодня вроде не Хэллоуин…., –осторожно сказал он.
Соня опустила глаза, увидела на руке мужчины отпечатки зу-бов…
-
Ты решила поиграть в вам-пира? – спросил Никита, – У тебя было такое лицо, что мне даже стало немножко не по себе…
-
Прости, прости, прости….
Соня помолчала, а потом вдруг сказала:
-
Переезжай ко мне.
И, видя, что Никита то ли не понимает ее, то ли до него просто не доходит, что она сказала, Соня пояснила:
-
Алина тебя всё равно не простит, я знаю…Хватит тянуть эту резину. Заедешь к ней, соберешь свои вещи и… У меня все-таки две комнаты, поместимся как-нибудь… Всё слишком запуталось, так нельзя дальше жить, надо всё расставить по своим местам.
-
Ты хочешь сказать, что Алина меня не простит?
-
А ты хочешь, чтобы она простила? – Соня выделила слово «хочешь», – Жизнь так коротка, а ты желаешь притворяться, и жить с женщиной, которую не любишь? Брось это всё, не лги самому себе. Не стоит оно того.
Какое-то время Никита сидел в задумчивости, а потом оделся и ушел. Соня знала, что вскоре он вернется к ней – с вещами.
*
… Силы к Герману вернулись быстро. На другой день он смог подняться, и вскоре сделался таким, каким был прежде.
-
Как будто спало чье-то колдовство,- Алина хотела пошутить, но потом закусила губу, подумав, что может быть, так оно и было, – Лучше мне объясни, куда ты ехал, когда я тебя нашла?
-
Я тогда очень плохо соображал. Думал, что еду к родителям, они живут не в этой деревне, но неподалеку отсюда. Хотел попрощаться. Почему я свернул на ту самую дорогу — Бог весть…
-
Судьба, – сказала Алина.
… Они договорились, что поедут отсюда – в город, в областной центр, туда, где жил Герман. Он уже сейчас говорил, что хочет увидеть Алину в своем театре, что не ее это место – дежурить на вахте, выдавать ключи, и мыть коридоры школы искусств.
-
Ну почему же, – возразила она, – Помнишь старый мультфильм «Щелкунчик»? Там все начинается с того, что бедная героиня приходит убить комнату, где стоит елка… У меня тоже – так сказать – все началось со швабры.
Этот последний день они провели так, как проводят его люди, приехавшие зимою в деревню, чтобы отдохнуть. Герман расчистил дорожки, а потом вместе с Алиной слепил снеговика – пусть стоит у калитки, и ждет их, ведь они непременно вернутся.
Они жарили над костром сосиски, надевая их на палочки, и пили горячий сладкий чай.
Среди ночи Алина подошла к окну – и увидела, что звезд на небе столько, что и тьмы нет, небо точно светится бриллиантовыми огнями, сияет изнутри.
Но к утру пришли тучи. Зима была в самом разгаре, еще будут и морозы, и метели, но все это непременно кончится. Когда они с Германом садились в машину, Алине показалось, что она заметила под окном свежий след.
-
Погоди, – сказала она Герману.
Но когда она подбежала, то увидела, что след – птичий. Легкий снег упал Алине на лицо. Она вскинула голову. На дереве, прямо над ней сидела ворона и клевала ветку рябины.
Автор Татьяна Дивергент
