Они переехали в этот район недавно. На месте снесённого ветхого квартала застройщики начали строить новый. Вот и первый дом уже сдали.
Обещают большой квартал, для молодых и динамичных. У Пашки именно такие родители. Мама — дизайнер, а папа — программист. Они всегда в движении. Часто работают вместе. Мама разрабатывает проект, а папа его визуализирует (слово-то какое) на компьютере. Они даже в каком-то конкурсе участвовали, и выиграли.
А Пашка «неправильный» уродился. Не динамичный какой-то. Наоборот, медлительный. Как говорит учительница Елена Анатольевна, всё время витает в облаках.
И новый дом ему пока не нравится. Может быть, потом здесь и будет красиво, а пока кругом только грязь и стройка.
Все Пашкины приятели остались в прежней школе, рядом с бабушкиным домом. А здесь и квартир много, и ребята, наверное, есть, но никто из соседей никого не знает. Все заняты своими делами, некогда знакомиться.
Зато, когда в новеньком лифте кто-то написал нехорошее слово, какая-то женщина строго и брезгливо спросила у Пашки:
— Твоя работа?
— Нет. — Удивился мальчик.
— Как нет? А кто тогда это написал?
— Я не знаю.
— Квартир понакупят, а вести себя не умеют. — Сердито сказала женщина и вышла на своём этаже.
Вот и все знакомства.
Так что во дворе и в подъезде Пашка старается не задерживаться.
В школу он ходит по старым улицам, которые пока не застроили новыми динамичными домами. Мальчику нравится, что дома эти низкие, а во дворах сохранились уютные деревянные лавочки. На лавочках иногда сидят кошки. Не бабушки — пенсионерки, а самые настоящие кошки. Пашке всегда смешно смотреть на них. Он даже специально выходит в школу пораньше, чтобы неспеша прогуляться по старым улочкам
А ещё Пашка всегда проходит мимо белого трёхэтажного здания больницы. Оно такое же старое, как и остальные дома.
Однажды он заметил в окне на первом этаже девочку. Она стояла, уткнувшись лбом в стекло, и глаза у неё были грустные.
«Красивая.» — Подумал Пашка. Он не знал, на самом ли деле эта девочка красивая, но ему она очень понравилась. Весь день он размышлял о том, почему у неё такие грустные глаза, и схлопотал два замечания от учительницы.
На следующий день девочка опять стояла у окна, и через день. Пашка остановился, и долго смотрел на неё через чугунные прутья ограды. Девочка тоже смотрела на Пашку.
А однажды Пашка помахал девочке рукой. Она нерешительно подняла ладошку и помахала в ответ.
С тех пор он больше не задерживался в старых дворах, а приходил к запертой калитке больницы и смотрел на девочку. Они махали друг другу руками, и Пашка шёл в школу.
Как-то, когда он стоял прижавшись лицом к холодным чугунным прутьям, кто-то положил руку ему на плечо. Мальчик вздрогнул и обернулся. Невысокая женщина по-доброму, внимательно смотрела на Пашку.
— Ты чего здесь стоишь?
— Я просто. Мимо шёл.
— Мимо шёл? Да я тебя каждый день здесь вижу. Я ведь в этой больнице работаю.
Пашка потупился, но всё-таки ответил:
— Там девочка…
— Так ты к Анечке приходишь? — Женщина улыбнулась. — Знаешь её?
— Нет, не знаю. — Признался Пашка. — Просто хорошая девочка. Стоит. И грустная.
— Да уж, ничего весёлого в её жизни нет. — Вздохнула женщина. — У Ани бабушка умерла, с которой она жила. Вот и поместили девочку к нам. А потом в детский дом отправят.
— И что, ничего нельзя сделать?
— Наверное, нет. Анечкиного папу ищут. Но поиск пока результатов не дал.
— А долго она у вас ещё будет?
— Не знаю.
— А Ане можно что-нибудь принести? — Пашка встрепенулся. — Когда бабушка болела, мы с мамой приносили в больницу яблоки и мандарины.
— Яблоки можно. — Улыбнулась женщина. — И мандарины. Приходи послезавтра, я буду дежурить. Нажмёшь вот сюда, на звонок, я выйду, заберу у тебя передачу.
— Я приду. Обязательно. До свидания.
Дома Пашка достал свои деньги. Денег было много. Их дарили на дни рождения, давали так, на карманные расходы. Пашка почти не тратил. Разве что на альбомы и маркеры с карандашами. Но и этого добра у него было достаточно.
Порылся в игрушках. Вряд ли девочку заинтересуют его модели и трансформеры. Подумал и положил в пакет толстый альбом и пачку новых, ещё не распечатанных маркеров.
Купил в магазине яблоки, мандарины, шоколадные батончики. Разных взял, неизвестно же, какие Аня любит. Хотел газировки взять, но испугался, что это в больницу нельзя, и купил сок.
Пакет получился тяжёлый. Пашка еле дотащил.
С трепетом нажимал на кнопку звонка у калитки. Вышла та женщина, которая разговаривала с ним в прошлый раз.
— Ох, — всплеснула руками — зачем же так много. Надо было понемножку всего положить.
— Я не знал. — Смутился Пашка. И добавил. — Пусть. Там же, наверное, и другие дети есть.
— Есть. — Вздохнула женщина. — У нас такие часто бывают.
Какие такие она не уточнила, но Пашка, кажется, понял. Он заметил в окне Аню и приветливо помахал ей рукой.
Девочка ответила.
— Ну, ладно, подожди. Сейчас передам твоей принцессе подарок от рыцаря.
— Я не рыцарь. Я Паша.
— А я Антонина Васильевна. Можно тётя Тоня. Чтоб знал, если понадобится. Ну, жди, Паша.
Она ушла. А Пашка с Аней по-прежнему смотрели друг на друга. Вдруг Аня исчезла. Мальчик хотел уже уходить, но девочка вновь появилась в окне. В руках она держала альбомный лист, на котором торопливо было нарисовано большое красное сердце.
Пашка продолжал каждый день ходить мимо больницы. У них с Аней уже сложился свой ритуал.
А в дни, когда дежурила тётя Тоня, он приходил не с пустыми руками. Однажды купил специально для Ани милого лохматого медвежонка с красным бантом. И с тех пор девочка, глядя в окно, всё время держала игрушку в руках.
— Мама, а ты бы не хотела взять ребёнка из детского дома? — Спросил однажды Пашка.
Мама оторвалась от планшета и недоуменно взглянула на сына.
— Что за странный вопрос?
— Почему странный? Вот я один в семье. Психологи говорят, что это плохо.
— А ты что, знаком с психологией?
— Я читал. — Увернулся Пашка. И упрямо продолжил. — А в детских домах много детей. Если бы каждая семья взяла хотя бы по одному ребёнку, такие дома можно было бы закрыть.
— Это что, пропаганда у вас в школе такая? — Поинтересовался прислушивающийся к разговору отец.
— Причем тут школа? — Обиделся мальчик. — Есть ещё что-то кроме школы.
— А вот лучше бы ты учился нормально. — Папа перешёл в наступление. — А то только и жалуются учителя на твою рассеянность. Надо об уроках думать, а не о глупостях разных.
Больше Пашка речь об этом не заводил.
— Бабуль, а ты взяла бы ребенка из детского дома? — Задал он тот же вопрос, приехав на выходные к бабушке.
— Наверное. — Бабушка погладила Пашку по голове. — Только мне уж ребенка не дадут. Старая я, внучек.
— А раньше почему не взяла?
Бабушка задумалась, подошла к окну. Промокнула платочком уголки глаз. Пашка виновато уткнулся лбом ей в плечо.
— Бабушка, прости. Я обидел тебя?
— Нет, Пашенька. Ничем ты меня не обидел. Вспомнилось просто.
— Расскажи, ба. — Пашка обнял её ещё крепче.
— Ну, расскажу, расскажу. Давай только мы с тобой чайку согреем. Ты же знаешь Валеру и Люду?
— Ты что, бабуль? Конечно, знаю! Это мамины брат и сестра. Твои дети. Только они к нам не приезжают почти.
— Мои дети. — Повторила бабушка. — На самом деле, Пашенька, это дети моего брата. Тебе они так же дядя и тётя, только вот не родные, а двоюродные. Когда Валерику исполнилось тринадцать лет, а Людочке восемь, они всей семьёй поехали отдыхать на Волгу. Брат с детьми сидел на берегу, а его жена решила искупаться. Попала в сильное течение и начала тонуть. Егор бросился за ней и…
Остались мои племянники сиротами. Хотели их тоже в детдом оформлять, да я не дала. Сначала отказывали, а потом всё же отдали. Вот и выросли. Мама твоя, самая младшая она была, так и осталась на меня обижена.
— За что? — Удивился Паша.
— За то, что свою любовь не ей одной отдала, на всех делила.
— Ты разве не любила маму?
— Да как же не любила, Пашенька? Любила, ещё как! И сейчас люблю. Но и Валерика с Людой не обижала. Ревновала меня мама твоя.
— Я бы не ревновал. — Пашка вздохнул. — Я бы радовался, что у меня брат или сестра. Когда маленький был, просил у родителей. Но мама сказала, что лучше одного до ума довести… Ой, бабушка, я что-то не то сказал опять. Мне и учительница говорит, что я часто, не подумав, отвечаю.
Бабушка только вздохнула и погладила Пашку по голове.
ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ