На следующий день, в холле мрачного серого здания Максим увидел Меркулова и какого-то мужчину в накрахмаленном колпаке.
— Это Максим, друг Антонова. — кивнул на Максима следователь. — А это Илья Ильич, психиатр, судебный эксперт.
Максим протянул новому знакомому руку, но тот отказался её пожать, демонстративно сунув руки в карманы белоснежного халата.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
— Ну-с. Пойдёмте. — дёрнув щекой, он привел их в кабинет, стены которого были обиты мягким материалом. На окнах темнели решётки.
— Да уж, мрачновато тут у вас, — протянул Меркулов.
— Позвольте предупредить, — понизил голос Илья Ильич, обращаясь к Максиму, — пациент под действием препаратов, и может вести себя несколько странно… мда. Постарайтесь не утомлять его разговором.
В кабинет в сопровождении санитаров зашёл бритый «под ноль» мужчина, в котором Максим с трудом узнал Сергея.
— Ну, здравствуй, брат! — он хотел подойти ближе, но Илья Ильич предупреждающе поднял руку и Максиму пришлось вернуться на место.
Сергей посмотрел на Максима мутным взглядом и узнав его, улыбнулся.
— Братишка! — он повернулся к доктору и махнул головой: — за мной приехал брат! Развязывай рукава, Гиппократ!
Тут только Максим заметил, что рукава Сергея завязаны за спиной. Раньше он видел такое только в кино.
— Серёга, дружище, — я сделаю всё, чтобы забрать тебя отсюда, но ты должен рассказать мне… где Марина?
Услышав это имя, Сергей закрутил головой, вправо-влево и часто заморгал.
— Стерва! Она бросила тебя, а затем и меня! — он снова закрутил головой. Это из-за неё я здесь, я.. из-за неё. Вытащи меня! — он кинулся к Максиму, но доктор кивнул санитарам, и они оттащили Сергея к противоположной стене.
— Серёжа. Прошу тебя, скажи, где она? Мы нашли её чемодан. Где она сама? Она жива?
Сергей опустил голову и стал бормотать себе что-то под нос, не обращая более никакого внимания на окружающих.
— Сергей! — крикнул Максим, но тот вместо ответа вжал голову в плечи, и завизжал:
— Развяжите, меня, суки! Развяжи-и-ите! Суки! — дальше отборный мат и страшные проклятия обрушились на головы присутствующих.
Доктор отвёл Максима в сторону и зашептал:
— Что вы делаете? Вы расстроили его… вы же засыпали его вопросами… я же вас просил!
— Простите… сам не знаю, как так получилось…
— Сегодня вы от него ничего не добьетесь. Впрочем, и завтра скорее всего, тоже.
— А.. когда можно его навестить?
Бьющегося Сергея санитары потащили по коридору.
— Не знаю. Состояние крайне нестабильное. Оставьте свой телефон, вам позвонят.
Когда вышли на улицу, следователь мрачно сказал:
— Плохи наши дела. Антонов — конченный псих.
— Это доктор псих. Заколол, небось, Серёгу. Он был нормальным пацаном! — Максим полез за сигаретами, руки его дрожали.
— А если я вам скажу, что Антонова задержали, когда он пытался убить девушку? Душил её. Хорошо, что неравнодушные граждане заметили, и скрутили его! Хороший пацан, ничего не скажешь! — чиркнув зажигалкой, сказал Меркулов.
— Душил? Девушку? Не поверю ни за что! — искренне возмутился Максим.
— Он вообразил, что это некая… Алёна. — Меркулов внимательно смотрел, как на лице Максима негодование сменяется удивлением.
— Как Алёна? Вы ничего не путаете?
— Алёна! Вы её знаете?— Меркулов достал записную книжку. Щёлкнуло автоматическое перо.
— Есть одна знакомая. Но вряд ли…
— Телефончик дадите? Адресок?
— Телефона у них нет. А адрес такой: Центральная, дом восемь, квартира четыре.
Простившись со следователем, Максим схватил сумку с гостинцами и побежал на автобусную станцию — нужный ему автобус уже стоял на остановке. Пока ехал до Столбушей, задремал. Во сне ему привиделась Маришка, какой он её запомнил на проводах: в голубом платье. Она улыбалась ему.
«Эй, толкните этого. Столбуши!» — вдруг крикнула она грубым голосом, и стала трясти его за рукав. Открыв глаза, он увидел дедка, который дергал его за рукав, выполняя распоряжение кондукторши.
Выйдя из автобуса, он огляделся вокруг. На остановке было написано «Столбуши», но никакой больницы не было видно. Дорога шла под гору, справа от неё расположились одноэтажные домики.
Ругая про себя усача, Максим пошёл по дороге к жилью, в надежде хоть что-то узнать о тёте Даше, а если совсем повезёт, то и о Марине.
Не доходя до деревни, он заметил девочку лет десяти. Она вела коз.
— Эй! Девочка! — крикнул Максим. — Где тут больница?
— Здесь нет больницы. Ближайшая в городе! — ответила она.
Максим остановился и в отчаянии снял кепку и вытер ею с лица дорожную пыль.
— Вот ёлки! А автобус когда?
— Сделает круг, постоит на конечной, и вернётся. Часа через четыре, —сочувственно протянула девочка.
— А станция далеко? — спросил Максим.
— Можно дойти до Черного. Там электричка. Но это восемь километров, через лес чуть меньше. Хотите, я попрошу Ваню, он отвезёт.
— Будь так добра! Я здесь подожду.
Девочка кивнула и погнала коз к домам. Тут Максим увидел машину «буханку». Он замахал руками, шофёр остановил не сразу, пришлось пробежаться.
— В город? — запыхавшись, спросил Максим в открытое окно.
— В город! Садись! — улыбнулся шофёр.
Махнув на прощанье девочке, Максим устроился на жестком сиденье, на котором для мягкости был постелен старый половик. Максиму хотелось успеть тряхнуть усача, поэтому он попросил высадить его на станции.
Но когда он приехал, прилавки стояли пустые, никого не осталось, лишь две какие-то бабульки продавали зелень. Максим спросил, давно ли ушёл мужчина, торгующий мёдом.
— Минут десять, как ушёл. — улыбнулась одна из старушек. — Купи, сынок, укропчик.
Усталый и злой, как чёрт, Макс пришёл домой и бросил на стол в прихожей пучок зелени. Сумку с мёдом и прополисом, повесил на ручку двери.
Вытирая руки о передник, из кухни вышла мать.
— Ты что так рано? С работы отпустили? —спросила она.
— Серёгу видел.
— Неужели Антонова?— охнула мать. — А.. Марина?
— Про неё ничего.
— И как он? Его мама, Ольга Сергеевна, знает, что он нашёлся?
— Знает. Наверное…
— Есть хочешь?
— Нет, спасибо. Ма, ты слышала о Столбушинской больнице?
Мать задумалась.
— Может, ты имеешь в виду Столбуновскую? В Столбушах вроде не было никогда больницы.
— А где эта… Столбуновская?
— А зачем тебе? Там психи одни, да шизофреники. Решётки на окнах. Помнишь, где раньше были теплицы помещика Столбунова? Теперь там больница, потому и прозвали в народе «Столбуновская».
— Мама! Ты гений! — Он чмокнул ничего не понимающую мать, схватил сумку с мёдом и выскочил за дверь.
Вахтёр не хотел его пускать:
— Не положено. День не приёмный, да и время позднее, нет никого. — говорил он, демонстративно зевая.
— Да ладно тебе, отец! Я насчёт работы, по рекомендации! Меня доктор ждёт!
— Какой доктор? Все уже по домам разошлись. — поднял брови охранник.
— Доктор Петров! Он сегодня дежурный! — уверенно врал Макс, сам не зная на что надеясь.
— Петров? — переспросил охранник. — первый раз слышу. Ты завтра приходи, здесь будет сам Болотов. Он здесь главный. А сейчас ступай домой. Хода нет!
Максим вдруг понял, что чудовищно устал. Он ощущал себя марафонцем, который за несколько шагов до финиша чувствует, что готов сойти с дистанции и лечь ничком в придорожную траву…
— Макс! Макс! Вставай! — тряс его кто-то за плечо. Это была мать. Оказалось, что он, вернувшись домой, сразу рухнул на кровать и забылся сном.
— Мам? Что случилось? Сколько я спал? — спросил он.
— Часа три проспал. Ты, прости, что разбудила, но тут к тебе следователь. Заходить не стал, ждёт на лестнице.
Максим вышел на лестницу, где его ждал Меркулов.
— Нашли? — спросил Максим.
— Кажется да. — кивнул Меркулов. — Приметы совпадают. Тебе, Максим, придётся пройти процедуру опознания в морге. Больше некому, родители Марины ушли в запой. Завтра утречком, часам к восьми, можешь подъехать?
— А сейчас никак нельзя? Я же теперь не усну.
— Сам хотел предложить. Внизу машина. Поехали!
Они приехали в морг ближе к ночи. Сторож был недоволен, и не хотел их пускать, не смотря на корочки Меркулова. Как оказалось, он решил устроить вечеринку для двух малолеток из медучилища.
— Посторонним очистить помещение! — прикрикнул на девчонок следователь, и их как ветром сдуло. — Степан Андреич, как не стыдно! — пожурил он сторожа. — Покажите нам номер семнадцать. Доставили сегодня днём.
Сторож, вздохнув, пошёл вперёд, пригласив мужчин за собой. Они вошли в прозекторскую, где на каталке и анатомических столах лежали трупы, накрытые простынями.
— Номер семнадцать! — громко сказал сторож, — показывая на каталку.
— Нет, Андреич, путаешь. Днём доставили девушку. Вернее то, что от неё осталось… покажи.
— Аааа! — сторож поднял палец вверх, — я понял! Простите, гражданин начальник. И он повёл их к холодильникам. Открыв один из них, он щёлкнул выключателями, и в помещении стало светло, как днём.
Макс смотрел на мёртвое лицо, и не верил глазам. Вроде Маришка, а вроде и нет. Девушка лежала в холодном стальном пенале, синяя и чужая. На шее у неё чернел след от верёвки.
— Красивая девка была, жалко. — медленно сказал сторож.
Раздался стук — Максим рухнул на пол, потеряв сознание.
— Ну а это уж совсем никуда не годится! Чтоб мужик сознание терял. Подумаешь, мёртвая девка! — возмутился Андреич.
— Не просто девка. Это его невеста.— сказал следователь.
— Ё-моё! — только и смог вымолвить Андреич.
Максим приехал домой под утро. Он был пьян, потому что из морга они со следователем поехали в ресторан, где Меркулов выпаивал его водкой. Через два часа нужно вставать на работу, а он не мог уснуть: слишком насыщенным на события выдался день. Он не верил, что Марина мертва. Тело видел, но не верил. Он уже сказал Меркулову о сомнениях. Закрывая глаза, он снова и снова видел мёртвое лицо. И к утру его сомнения переросли в уверенность: это не она.
На работу он не пошёл, позвонил Петровичу, тот отнёсся с пониманием. Днём к Максиму заявился не заставший его на работе Меркулов.
— Максим, а не было ли у Марины каких-то особенностей? Ну, родинки там, наколки? — он начал издалека.
— Нет. Откуда? Марина в тюрьме не сидела.
Следователь посмотрел ему в глаза, и откашлявшись, взял официальный тон:
— Рад сообщить вам, Максим Павлович — вчерашняя девушка не ваша невеста. Ту сегодня утром опознали родственники. Признали по наколке. Та красавица сидела по малолетке.
— Я так и знал! Как я вообще мог подумать, что это она! — схватился за голову Максим. — Наверное, я сам схожу с ума.
— Да сплюнь. А что ошибся.. Такое бывает часто, особенно если тело в таком состоянии, как у той бедолаги. Но главное ведь — теперь у тебя есть надежда! — Меркулов хлопнул Максима по плечу.
После этого случая Максим слёг. У него поднялась температура, он разговаривал в бреду с Мариной, Сергеем, звал тётю Дашу и благодарил какую-то девочку с козами. Мать плакала. Она не понимала, что происходит с её сыном.
Однажды Максим попросил её поехать в Столбуновскую больницу, умоляя привести ему тётю Дашу. Женщина не смогла отказать сыну и поехала в больницу, прихватив мёд и прополис.
Она вернулась одна, но ей удалось побеседовать с врачом и передать Дарье мёд. Мать узнала, что Дарья Амелина проходит дважды в год добровольное лечение, и к ней применялись те же правила, что и ко всем пациентам — никаких контактов.
— Ничего, — сказал Макс. — она выйдет, и мы всё узнаем.
Прошёл месяц, потом другой. Макс был дома, смотрел какой-то прибалтийский детектив по телевизору. Мать болтала по телефону с приятельницей, и, когда раздался звонок в дверь, открывать пришлось Максиму. Открыв дверь, он был поражён. На лестнице, стряхивая мокрый снег с воротника, стояла тётя Даша.
— Позволишь войти? — улыбнулась она и прошла в квартиру.
— Но как вы…
— Я пришла поблагодарить тебя за гостинцы, что передала мне твоя мама. Правда, я не ем мёд, но мне было приятно!
Мысленно обругав очередной раз усача, Макс принял у гостьи пальто и пригласил на кухню.
— Чай, какао?
— О! А какой чай? Я люблю китайский. Очень!
— Извините. Только черный индийский.
— Стало быть, будем пить индийский. Вы с мамой живёте? — она пробежала взглядом по стенам кухни.
— Да. С мамой.
— Ну-у. Вы же взрослый мужчина. Вам жениться пора.
— Моя невеста пропала. А вы сказали…
— Неужели? Так значит, та девушка не нашлась? — медленно сказала тётя Даша, массируя себе пальцы.
— Нет. Но знакомый следователь обещал мне найти её, хоть из под земли.
— Дай, Бог, Дай Бог! — покачала головой тётя Даша.
— А вы можете помочь узнать, где она? Где Марина? — спросил Макс, и закусил губу, вспомнив, что сумасшедшим можно задавать один вопрос и то осторожно.
Тётя Даша пила чай с закрытыми глазами, Максим даже усомнился, слышит ли она его. Но она вдруг открыла их, и сказала:
— Знаешь, сынок, у меня нет дара моей матери, я не такая способная, как сестра: не умею предсказывать будущее, лечить болезни. Иногда на меня находит, что-то, но я.. боюсь этого. Для тебя я могу попробовать. Дай мне какую-нибудь вещь, которой касалась девушка.
Макс задумался, и через минуту вынес и дал Дарье конверт от последнего письма Марины. Тётя Даша закрыла глаза держа в руках конверт.
— Слишком много…
— Что много?
— Слишком много рук его держали. Нельзя ли мне подержать само письмо?
Макс протянул ей письмо.
Женщина снова закрыла глаза и застыла на несколько секунд. Потом открыла глаза и виновато улыбнулась:
— Нет. Прости, ничего не вижу. Всё, что я могу сказать, что письмо писала девушка с любящим сердцем!
Тётя Даша встала и поблагодарив за чай, пошла одеваться. Подавая ей пальто, Максим спросил:
— Скажите хотя-бы, она жива?
— Не знаю, юноша. Правда, не знаю.
Тётя Даша перед зеркалом поправила шляпу и простившись, вышла. Едва за ней хлопнула дверь, из комнаты показалась мать.
— Это была Амелина?
— Да, мама. Тётя Даша, за которой я тебя посылал.
— Ну и как? — спросила мать.
— А никак. Вся надежда теперь на Меркулова.
Прошло несколько лет. Бараки на Центральной улице разрушили, на их месте вырос торговый центр. Старуха Амелина сидела в новой гостиной на диване. Под ногами у неё алел мягкий пуфик. Ноги у ведьмы отекали и болели, не помогали никакие заговоры и припарки. И без того скверный характер её стал вовсе несносным.
На федеральном канале шла передача — сеанс Анатолия Кашпировского. Лицо быстро ставшего известным на всю страну «психотерапевта» занимало весь экран. Грозно глядя на зрителей, мужчина с обрубленной короткой чёлкой вещал на всю страну: «Даю установку…»
— Да чтоб тебя крысы сожрали, чёртов шарлатан! — бабка не выдержала и швырнула в телевизор костылём. Телевизор опрокинулся, но Кашпировский словно издевался: «…боли уходят… исчезают».
— Бабушка, что случилось? — в комнату на шум прибежала внучка, Алёна. — Давай я переключу!
Она поставила телевизор на место и щёлкнула выключателем. По другому каналу автор программы «600 секунд», в которую помещались все убийства и грабежи совершённые за день, давал интервью своим коллегам о неслыханном успехе своей передачи.
— О! Ещё один! Глянь на него: вишь, у него рога растут! Одни бесы кругом! — плюнула в экран старуха и повелела Алёне выключить телевизор. Стало тихо, лишь доносились детские голоса с расположенной во дворе площадки. Только Алёна ушла, как бабка снова позвала:
— Алёна! Алё-ёна, подойди-ка!
— Что, бабуля?
— Есть что сладенькое поесть?
— Ба, тебе нельзя.
— Сама знаю. Но хочется… что ты будешь делать! Сходи-ка, купи тортик.
— Ба! Какой тортик! Сахар по талонам! Тортик!
— А ты в кооперативный зайди, что за углом. «Абрикотин» купи, я видела у них в витрине! Или нет! Лучше «Наполеон». На вот, денежку я дам.
Вздохнув, Алёна взяла у бабки деньги и вышла. Из стройной большеглазой девчонки она давно превратилась в бледную, равнодушную женщину. На голове её красовалась сожённая «химия», а опущенные плечи выдавали постоянную скорбь по загубленной жизни. Мать в прошлом году умерла от онкологического заболевания, бабка тоже была плоха. Алёна ловила себя на мысли, что когда та умрёт, её собственная жизнь наладится: она наконец выйдет замуж, а если повезёт, родит ребёночка. Она ненавидела себя за это, но мысли эти снова и снова возникали в голове, рисуя ей прекрасные картины будущего.
В кооперативной кондитерской скучающие продавщицы болтали о своём, и не прекратили разговора, когда зашла Алёна. Цены кусались, так что продавцы привыкли, что люди ходят к ним, как в музей.
— ТОрты свежие? — спросила Алёна, разглядывая витрину холодильника.
Смерив её взглядом, одна из продавщиц уткнула руки «в боки» и произнесла:
— А то!
— Девушка, мне нужен торт для пожилого человека. Поэтому свежесть важна. «Наполеон» когда сделан?
— Вчерашний.
— А «Абрикотин»?
— Не берите, ему уже неделя. Сегодня привезли только «Киевский» и «Прагу».
— Давайте «Прагу». Ой! Это «Прага»? Какая же это «Прага»? Она должна быть полита шоколадом, а не какао!
— Умные все стали! Берёте, нет?
— Нет, такую мне не надо! Давайте «Наполеон»!
Продавщица посмотрела на Алёну с жалостью и презрением.
— Не надо на меня так смотреть, а то прокляну! — неожиданно для себя сказала Алёна, протягивая ей деньги.
— Я что… это, нормально смотрю, — побледнела продавщица и вручила Алёне картонную коробку с тортом.
— То-то же! — усмехнулась Алёна.
Когда дверь за ней закрылась, продавщицы переглянулись.
— Блин, это же ведьмы дочка! Или внучка?
— Да кто их там разберёт!
— Жалко их. Говорят, бабка специально так всё обставляла, чтобы ни дочка, ни внучка не нашли личного счастья и были при ней, пока она не помрёт!
— Вот ведьма! И торт, похоже, для неё!
— Конечно, для неё!
Поднимаясь по лестнице, Алёна почувствовала неладное. Её вдруг резко бросило в жар, потом так же внезапно отпустило. Открыв дверь, она поставила торт на тумбочку, и крикнула:
— Ба! Мы с «Наполеоном» дома!
Тишина была ей ответом. Алёна со всех ног бросилась в гостиную. Старуха лежала на спине, еле шевеля губами.
— Бабушка, что? Скорую вызвать?
Старуха посмотрела на неё, как ей показалось, с отчаянием.
— Дашку… пусть приведет мне попа. Покаяться хочу.
— Ба, ты что это, а? Тётя Даша пять лет, как умерла! Кого ты хочешь позвать?
Старуха что-то прохрипела, но Алёна не могла разобрать, что. Она знала, что этот день придёт, но сейчас ей стало жутко.
— Бабушка! Я торт купила. Твой любимый, «Наполеон»… — она взяла старуху за руку, и та неожиданно крепко сжала ей ладонь.
Алёна вдруг оказалась в квартире на втором этаже старого барака. За столом сидела бабка, ещё крепкая, и раскидывая карты, вздыхала:
— По всему выходит, что Алёнка-то сбежит от нас! Вот он, чудик червонный, увезёт её от нас далече… И не увидим мы больше нашу кровиночку.
— Ну что ты, мам. Может оно и к лучшему? Здесь всё одно, нет нормальных женихов для неё. Может, и хорошо, что «далече»? — ответила ей живая и ещё здоровая Рита. Алёну они не замечали.
— Цыц! — сверкнула глазами старуха. — А о себе подумала? Кто за тобой приглядит, когда состаришься? Ты вот, лучше вспомни, нет ли у нашей Алёны хорошего парня на примете?
— Нет. Хотя постой… есть один, но похоже, он увлечён другой девушкой. Алёнка наша сильно плакала на днях.
— Кто таков? — старуха продолжала метать карты.
— Юльки Аносовой сын, Максимка.
Старуха задумалась.
— Хороший парень, положительный. Не пьёт, не курит. «Знак ГТО на груди у него…» — она засмеялась,— Он ведь отсюда не собирается уезжать?
— Да нет, вроде он курит, я видела. В армию собирается!
— Ну, как вернётся, так и будет наш.
— Но как же… как же? У него ж невеста есть.
Бабка отвлеклась от карт, и посмотрела на дочь:
— Какая невеста? Мы ей другого жениха найдём!
— Мама, я прошу тебя, не надо. Позволь Алёне самой выбирать свой путь.
— Так она сама и выбрала! Нравится ей Максим этот? Ты сама сказала, что да! Значит, решённое дело!
Тут Алёна увидела рядом с бабкой худенькую девочку. Имени её она не могла вспомнить, но знала, что девочка учится классом младше.
— Ничего не перепутай, девонька, — говорила бабка, — этот — Сергею Антонову. Этот — Маринке Романенко. Усекла?
— Да, баб Шур. Здорово! — у девчонки от возбуждения загорелись глаза, и она, взяв у бабки два маленьких шарика, разложила их по карманам.
— Вот тебе за труды, Полюшка. — ведьма надела на тоненький пальчик юной мерзавки колечко с рубином. — Как всё сделаешь, заходи денька через два.
«Точно. Девчонку зовут Полина» — вспомнила Алёна. Она поняла, что видит комнату, находясь за старинным зеркалом — комната была зеркально отражена.
— Но я хотела бы… — опустив глаза, прошептала девчонка, набираясь храбрости, и выдала: — мне бы хотелось стать, как вы.
— Хорошо, деточка. Приходи после, потолкуем за то.
— Мам, ну зачем ты позвала эту Полинку? Наша-то сама бы справилась! — обиделась Рита, едва за пигалицей закрылась дверь.
— Конечно, справилась бы! Но Алёнке лучше ничего не знать, не то себя выдаст. Девка-то ума небольшого!
— Она умная и сообразительная! Я в неё верю! — обиделась за дочь Рита.
— Мама! — бросилась к матери Алёна, но коснувшись стекла, словно получила удар током и комната вдруг расстаяла вместе с матерью и бабкой. Всё вокруг погрузилось во мрак.
Ей вдруг стало нечем дышать, спину обжёг мокрый холод, а на шее у неё сомкнулись чьи-то сильные пальцы. Она лежала на спине, на дне оврага, пальто насквозь промокло. Сверху её придавил какой-то парень.
— Ты что думаешь, это шутки? — визгливо кричал он. — Можно вот так взять и выбросить человека из жизни?! Да я из-за тебя лучшего друга предал! Что вам, бабам, нужно вообще: «люблю, не люблю!». Макс ни за что не простит, я его знаю!
Алёна узнала Сергея и поняла, что он, очевидно, считает, что она — Марина. Алёна беспомощно крутила головой, она не понимала, что происходит, но знала, что если ничего не предпринять, Сергей её задушит. Она повернула голову и увидела камень.
— Серёжа… — просипела она, и он ослабил хватку,— я не Марина, я Алёна! Парень наклонился над ней, и она со всей силы стукнула ему камнем в висок. Он завалился набок. Из рассечённого виска потекла кровь. Алёна с трудом выбралась из-под него и побежала споткнувшись о что-то твёрдое и большое. То был коричневый чемодан. Она забросала его ветками и побежала на станцию. Вдруг она заметила, что кто-то движется на встречу. Алёна спряталась в кустах и увидела свою тётку, Дарью. Лицо её было озабочено, и она явно спешила. Может, лукавила она, что нет у неё способностей? Теперь вот взяла и почуяла свежую кровь?
— Алёёёна! —голос бабки вернул её назад, в действительность, и она стряхнула с себя сырой апрельский вечер пятнадцатилетней давности. Спине всё ещё было холодно, и шея болела.
— Ба. Тебе лучше? — склонилась она над старухой.
— Помираю я. Прости меня. Там… в кухне, на стеллаже, чёрная… бан…ка… лежит кое-что… всё тебе… пожертвуй сколь-нибудь на доброе дело. — Старуха глубоко вздохнула. — А теперь ступай. Я притомилась,— она закрыла глаза.
Алёна вышла на кухню. Она сразу поняла, о какой банке шла речь. В ней старуха хранила корень беладонны, сильнейший яд. Алёна открыла банку и увидела множество золотых украшений. Там были кольца, перстни, серьги и цепочки, некоторые были ношены, а на каких-то пломба с наименованием не сорвана. Всего около килограмма, если не больше.
Алёна вспомнила, что бабка за услуги брала золотом. Их даже грабили несколько раз, но драгоценности всегда оказывалось не там, где думали грабители. Ходили байки про «заговорённое золото» — один из воришек признался, что открыл красную банку, в белый горох, с надписью «мука», а там старая мука и мучные жучки полезли. Открыл другую банку, с надписью «сахар», ага, есть рыжьё. Чтобы не возиться, банку с собой забрал. Пошли они с подельником за гаражи, подальше от людских глаз. У каждого за пазухой камушек для приятеля заготовлен. Открывают банку, а там… сахар. И в нём рыжие, крупные муравьи. Вот тебе и «рыжьё»!
***
Алёна сидела на кухне, перебирая украшения. Она вспоминала тот вечер, когда пригласила Макса к себе домой. Бабка с матерью специально ушли, чтобы не мешать.
Перед уходом бабка всё подробно объяснила, как и что делать, что при этом говорить.
У неё и чай был специальный заготовлен, но… кто-ж знал, что тётя Даша нарушит все планы? Бабушка очень злилась тогда, и ругалась, что всё мол, псу под хвост.
Внезапно Алёне попалось маленькое колечко, на тонкий пальчик. Где-то она его видела?
Интересно, что было бы, если ей удалось приворожить Макса? Сейчас, она скорее всего, была бы его вдовой с дочкой на руках. Ведь по ведьминой линии рождались только девочки, а их отцы были обречены на ранний уход из жизни. Нет, ведьмы не расправлялись с ними, просто такова была цена новой жизни в этой семье. Например, отец Алёны погиб от удара электричеством, когда ей не исполнилось и года. Её тётка, Дарья, зная о том, какая судьба ждёт её избранника в случае рождения ребёнка, так и осталась старой девой. Интересно, какой смертью бы умер Макс, если бы стал отцом её дочери?
А фамилию ведьмы никогда стороннюю не брали, так и оставались Амелиными уж без малого триста лет.
Она зашла в комнату, проверить бабушку. Та тихонько похрапывала. Алёна поправила ей одеяло, и выходя, осторожно прикрыла дверь. Ей захотелось прогуляться перед сном, отвлечься от тяжёлых дум.
Побродив немного возле домов частного сектора, она уже собиралась назад, когда услышала стон. Он раздавался из кустов бузины, бурно разросшихся у каменной изгороди богатого дома. Раздвинув кусты, Алёна увидела человека. Лицо его было залито кровью, ею же пропиталась светлая рубашка. Алёна склонилась над ним и коснулась руки. Мужчина, похоже, был без сознания.
— Эй! Кто-нибудь! Помогите! Тут мужчине плохо! — крикнула она. За каменным забором залаяла собака, но никто не вышел.
Алёна бросилась на улицу, и увидев идущего ей на встречу мужчину, бросилась к нему:
— Помогите, прошу: там человеку плохо! Он, похоже, ранен!
Прохожий, увидев лежащего на земле раненого, сказал Алёне:
— Будь здесь. Я пошёл искать машину. — но вдруг он часто заморгал: — Алёнка! Тебя не узнать, здорово!
Вглядевшись в прохожего, она узнала в нём Максима. Он возмужал и заматерел.
— Макс! Сто лет тебя не видела! Уезжал что ли куда?
— Потом поговорим, я попытаюсь сейчас поймать машину. Его, — он кивнул в сторону раненого, — нужно срочно доставить в больницу.
Через пятнадцать минут Максим и Алёна тряслись вместе с раненным в кузове грузовика.
— Ну как ты, рассказывай! — Алёна никак не могла поверить, что перед ней красавец Макс. Он был угрюм, поседел. — Женат, дети?
Он отрицательно замотал головой:
— Нет. Так и не обзавёлся. Ну, а ты как?
— Да и я всё так же. С бабушкой живу, плохая она совсем.
— Я тут тётку твою недавно встретил, Дашу.
— Что ты такое говоришь, Макс? Дарья, пять лет, как умерла. Ты, видать, обознался!
— Да нет. Точно она была! Я спросил её, как дела, а она сказала, что приехала мол, на похороны сестры… у тебя ведь, мать померла?
— Да, но мама умерла в прошлом году, а тётя Даши нет уже пять лет. Обознался ты, дружок.
— Да точно она это была! И точно, полгода назад! — сказал Макс, но тут машина остановилась.
Водитель вышел из кабины и открыл кузов.
— Погоди, брат, я сейчас позову кого-нибудь с носилками. — махнул рукой Максим, и выпрыгнув из кузова, пошёл к больнице. Из приёмного отделения он привёл санитаров, которые забрали раненного.
Максим пошёл провожать Алёну. Про тётку Дашу больше не заговаривали, вспоминали о школьных временах, говорили об учителях и общих знакомых, большинство из которых в поисках лучшей жизни оставили городок.
— А что, Маришка твоя, так и не нашлась? — решилась, наконец, спросить Алёна.
— Нашлась. — Макс сразу сник.
— Правда? Расскажи, как она. Где?
— В Москве живёт. Муж профессор, детей нет.
— И как же… ты её отыскал?
— Это не я. Меркулов помог. Мировой мужик: пообещал и нашёл!
Максим задумался, вспоминая о том, как Марина увидела его спустя столько лет.
Он позвонил в дверь, она открыла сама.
— Ты? — увидев его, она пошатнулась, и чтобы не упасть, схватилась за дверной косяк.
— Почему? — спросил он её тогда.
— Понимаешь…— она опустила голову. — Я провинилась перед тобой, и не смогла бы смотреть тебе в глаза. Я очень тебя любила, больше жизни!
— И Серёгу тоже?
— С Сергеем всё получилось против моей воли. Это было наваждение, понимаешь? Словно бес в меня вселился, а когда отпустил, я… я жить не хотела. — и она зарыдала, припав к его груди. — Прости меня, ради бога, Максим!
Из комнаты вышел профессор, муж Марины. Увидев жену, рыдающую на груди незнакомого мужчины, он сказал:
— Мариночка, что же ты гостя держишь на лестнице? Пригласи его в дом.
— Спасибо, не стоит. Я уже ухожу, — Макс бережно взял Марину за плечи и вернул мужу.
Сейчас, глядя на Алёну, он по её лицу понял, что она знает, что случилось тогда с его невестой. Что за «наваждение» на неё нашло. Но ему уже было всё равно. Марину не вернуть, да и куда он бы её привёл? После профессорской роскошной квартиры на третий этаж хрущобы?
Он до сих пор жил с матерью, в малогабаритной двушке, а у профессора только резной комод в прихожей стОит столько, сколько Максиму и за год не заработать. Фабрика закрылась — её купил, провернув аферу с ваучерами, тот самый человек, у забора которого они с Алёной нашли раненого. Теперь Максим перебивался случайными заработками: там – крышу починить, там – вагон разгрузить. Крутился, как мог.
— Ну, мы пришли. Вот мой дом. — сказала Алёна. — Зайти не хочешь? Бабушка, если вспомнит тебя, будет рада.
— Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз,— сказал Максим. — Ты раненого-то нашего не успела спросить, как зовут?
— Нет. — тряхнула волосами Алёна. — Завтра забегу в больницу, разузнать, как у него дела. Ну, пока, Максим. Заходи как нибудь в гости. Мы в двадцатой квартире.
— Пока! — он проследил, как она скрылась в тёмном проёме подъезда.
***
Бабка с утра почувствовала себя лучше и сразу потребовала от Алёны, чтобы та в обед зашла на рынок и купила ей свежего молока, творог и яички, непременно «из-под курочки». Но Алёна впервые нарушила бабкину волю, и вместо рынка отправилась в больницу. Пострадавшим оказался никто иной, как Василий Чудик, тот самый бизнесмен, купивший за ваучеры местную фабрику и распродав оборудование, сдававший теперь пустующие помещения разным фирмам и кооперативам. Под собственным забором он оказался в результате совершённого нападения.
Одновременно с Алёной к нему явился следователь Меркулов, которого она тотчас узнала. Это он заходил к ней несколько лет назад и выспрашивал о друге Максима – Серёге.
Больной недавно пришёл в себя. Его отмыли от крови, голова была замотана бинтом, сквозь марлю кое-где пробивались рыжие вихры. Врач предупредил, что больной ещё очень слаб и просил не утомлять его.
— А вот и ваша спасительница, Василий! — сказал врач, представляя больному Алёну.
— Подойди поближе. — попросил Василий. Алёна подошла. — Спасибо, сестрёнка. — улыбнулся он ей и слегка сжал её руку.
— Тут к вам ещё следователь, — сказал врач. — Хочет задать несколько вопросов!
С этого дня Алёна ходила навещать Василия каждый день, отпрашиваясь с работы пораньше. Начальница у неё была женщина понимающая, и узнав, что Алёна навещает в больнице мужчину, обрадовалась за неё, и с радостью отпускала.
Больному становилось всё лучше. Как-то они с Алёной гуляли в больничном саду и там он попытался её поцеловать. От неожиданности она дала ему пощёчину. Вечер и половину следующего дня она мучилась раскаянием. Еле дождавшись конца рабочего дня она по дороге в больницу решила, что если Вася захочет, она поцелует его.
Поднявшись к нему она заметила, что медсестры обращают на неё повышенное внимание и хихикают у неё за спиной. Когда она вошла в палату к Василию, поняла почему.
В палате был накрыт стол. С шампанским, фруктами и закусками из ближайшего кооперативного кафе.
— Садись, Алёнушка. У меня сегодня праздник, день рождения! — улыбнулся Чудик.
— А где дедушка? — кивнула она на заправленную койку.
— Выписался! — Василий откупорил шампанское и разлил его в хрустальные бокалы, которые волшебным образом заменили казённые стаканы.
Выпили. Никто из персонала их не беспокоил. Непривычную к алкоголю Алёну быстро развезло. Он начал её целовать и она не возражала. Но когда Василий дрожащими руками стал раздевать её, стала отбиваться. Он не отпускал, думая, что это игра.
— Не надо, Вася, отпусти, прошу тебя! — она боялась кричать, ведь на крик сбежится вся больница и тогда позора не оберешься. Ославят на весь городок.
— Ну что ты, — тяжело дыша, он оторвался от неё, — Ну что ты ломаешься, как целка?
— Вася, уйди! — она оттолкнула его, и вскочив, стала поправлять одежду.
— Я что, совсем тебе не нравлюсь?
— Сюда могут в любой момент зайти! Я не хочу позора! — прошептала она.
— Сами не зайдут, и другим не дадут. Я дал им денег. Иди ко мне, тьфу на них!
— Я… я.. у меня никогда никого не было. — очень тихо сказала она.
— Да? Так бывает? Сколько тебе лет-то? — он достал сигарету и прикурив, смотрел, как она поправляет волосы.
— Тридцать пять.
— Да знаю я, сколько. Я вообще всё про тебя знаю. — он вдруг начал смеяться. Сначала тихо, а потом всё громче. — Во я дурак! Всё о тебе узнал, кроме главного! Ну ладно, не дуйся, прости.
— Ты меня прости. Налей-ка мне ещё! — она передумала уходить. Теперь она решила избавиться от своей девственности, которая, как ей казалось, из добродетели превратилась в клеймо неполноценности.
Шампанское дало ей в голову, и она, потеряв всякий стыд, бросилась в объятия Василия. Надо отдать ему должное, он был с ней очень нежен. Вечером, возвращаясь из больницы, она шла и улыбалась встречным прохожим, как блаженная.
В день выписки он сжал её руку и сказал, что она замечательная. После чего её вдруг пронзила мысль: а что, если он женат? Обручального кольца у него на пальце не было, но его ведь могли снять грабители!
— Вася… увидимся ли мы ещё когда-нибудь? — со слезами в голосе спросила она, пряча глаза.
— Конечно! Я же теперь, как порядочный человек, обязан на тебе жениться. Только сперва мне надо закончить кое-какие дела. Как только закончу, сразу поженимся. Обещаю!
— От неожиданности Алёна села на ближайшую койку. Хорошо, что та была не занята.
— Что?
— Ты против? У тебя уже кто-то появился? Во я дурак! — стукнул он себя по лбу.
— Нет у меня никого, кроме тебя! — сдерживая слёзы, она выскочила в коридор.
— Я найду тебя, слышишь! — неслось ей вслед.
По дороге домой она репетировала речь, которую собиралась сказать бабке. Она хотела узнать, как ей избежать проклятия, преследовавшего её семью не одно столетие. Должен же быть какой-то выход. Ей нужна нормальная семья, муж, дети. Чтобы всё, как у людей. Она была готова на многое ради этого.
— Ба! Я дома! — крикнула она, снимая в прихожей обувь. Когда она вошла в комнату, у неё подкосились ноги.
Бабушка лежала на животе, посреди гостиной, руки и ноги её были раскинуты в стороны. Голова была повернута набок, глаза открыты. Она была мертва.
После похорон бабушки прошла неделя, а Василий всё не появлялся. Алёне приснился сон, тот самый, что она видела, когда бабка сжала её руку. Только теперь она стояла с другой стороны. Ей стали видны карты, которые раскидывала по столу старуха, гадая.
— По всему выходит, что Алёнка-то сбежит от нас! Вот он, чудик червонный, увезёт её от нас далече. И не увидим мы больше нашу кровиночку! — говорила старуха, держа в руках карту – червового короля.
Алёна проснулась и сказала себе «Чудик червонный». Так вон оно что — этот человек был ей предназначен! Её Чудик был рыжий — «червонный»!
По поводу Василия она успокоилась, потому что знала: раз он её суженый, значит, никуда не денется. Не приходит, значит не может. Наверное, не хочет подвергать её опасности.
Утром ей стало плохо: её стошнило после завтрака, и она поняла, почему у неё задержка месячных. У неё будет ребёнок. Значит, Васина жизнь в опасности!
Срок был небольшой и теперь перед ней стоял нелёгкий выбор: если она родит, её суженный умрёт. Утром она пошла к каменному забору, за которым был его дом. У входа стояли машины скорой помощи и милиции.
Недоброе предчувствие шевельнулось в груди. Внутрь её не пустили. Из дома вынесли тело, накрытое простынёй.
Алёна зарыдала и не разбирая дороги, побежала домой. К личному горю прибавилось то, что она слышала, как за спиной её обсуждают. Теперь ей казалось, что все знают о её позоре. Она уволилась с работы и закрылась в четырёх стенах. Выходила только за продуктами. Сдала в ломбард кольцо из бабкиного золота. На жизнь хватало.
Вскоре ей приснилась бабка. Она грозила ей пальцем и ругалась. На следующий день Алёна зашла в ломбард, и сдала сразу сто граммов золота. Она бы сдала больше, но в ломбарде не нашлось столько денег. После её визита, приёмщик был вынужден закрыть контору. Вырученные деньги она отнесла в церковь, находившуюся тут же, в двух шагах.
Молодой священник захотел лично поблагодарить щедрую благотворительницу, и был удивлён, застав плачущую у кануна женщину. Он подошёл и спросил, не может ли чем ей помочь.
— В моей семье все женщины занимались ворожбой, и прабабка, и бабка, и мать… Я пробовала, но у меня не было дара. А сейчас я беременна, а отец ребёнка мёртв, его убило наше семейное проклятие! Я хотела нормальную семью, как у всех!
Батюшка слушая её, качал головой. Он не осуждал, он сочувствовал! Говорил о том, что во всякой скорби нужно полагаться на Господа, Он не оставит.
После беседы с батюшкой ей стало намного спокойнее. Но душевный покой был не долгим: у квартиры её ждал подросток с огромной охапкой роз.
— Вы Алёна? — спросил парень,— это вам.
— От кого? — дрогнувшим голосом спросила она.
— Я не знаю. Меня просили передать, я передал.
— Кто просил?
— Какой-то фраер.
— Где он?
— Я почём знаю, я вас тут больше часа ждал. — сказал подросток.
Алёна взяла цветы и прошла в квартиру. В доме не было ни одной вазы, она положила розы на стол, и под ноги ей упала записка. От него. От Васи.
Он писал, что был вынужден уехать. Сейчас угроза миновала, но вернуться назад он не может, и поэтому просит её приехать к нему. Если она согласна, завтра в это же время у подъезда её будет ждать машина. Из вещей пусть возьмёт только самое ценное и документы.
«Да, да, да» — читая она кивала, щёки её были мокры от слёз.
Вечером она спустилась вниз чуть раньше. С собой она взяла небольшую сумку, где среди белья была спрятана банка с золотом. Как назло, мимо проходил Максим. В другое время она бы с удовольствием поболтала с ним, но сейчас ей было не до него.
— О, Алёнка, привет! Куда собралась в такой час? — спросил Максим.
— К жениху. — кокетливо ответила она.
— Кто такой? Я его знаю? – закуривая, спросил Максим.
— Ага! — улыбнулась она. — Мы с тобой его как-то вместе спасли.
— Алён. Ты разве не в курсе, что Чудик был убит? Почти сразу после того, как выписался из больницы. Заказуха. Его и охранника застрелили из пистолета с глушителем, никто ничего не слышал. Тела пролежали в доме почти две недели, пока соседи не вызвали милицию. Тебе повестка не приходила что ли?
— Откуда ты всё это знаешь? — она пожалела, что сказала ему про жениха.
— А у меня следователь знакомый, забыла? Я серьёзно: Василий Чудик убит.
— Ну, может, это ошибка? — она прикусила губу.
Возле них затормозило такси.
Задняя дверь открылась, и она увидела респектабельного мужчину. — Вы Алёна? Садитесь, вас ждут, улыбнулся он.
— Алёна! — схватил её Максим за ремень сумки. — Не делай глупостей!
Несколько секунд она колебалась, но после всё же села в автомобиль. Водитель резко дал по газам, автомобиль с визгом развернулся и исчез. Максим бросился к ближайшей телефонной будке.
Алёна открыла глаза и поразилась резанувшей глаза белизне.
— Где я? — сказала она, снова закрыв глаза.
— В больнице. — услышала она девичий голос.
— А ребёнок?
— Вам повезло, беременность удалось сохранить. Бандиты бросили вас на обочине. Очень спешили и просто выбросили вас из машины. Хорошо, что милиция была у них на хвосте. Вас спасли, но преступников, к сожалению, упустили.
На следующий день к Алёне пришли посетители: Максим и его знакомый следователь. Меркулов спросил, в какой ломбард сдавала она золото. Скорее всего, бандиты узнали о старухином наследстве именно через приёмщика. После того, как Алёна сдала крупную партию золотых изделий, приёмщик слил информацию о ней бандитам. Разумеется, не бесплатно. Изучив полученную с цветами записку, Меркулов просил вспомнить, не рассказывала ли она кому о своих отношениях с Василием.
— Да там и рассказывать не надо было, — глаза Алёны наполнились слезами, — Вася всё делал с размахом. Праздник устроил прямо в больнице. Для нас…
— Говорят, ребенка ждёте. От него? — спросил следователь.
— От него, — она опустила голову. — Васина смерть закономерна. Как я могла надеяться на что-то хорошее?
Через положенный срок Алёна родила. Когда врач развернула к ней младенца, она не поверила своим глазам:
— Это… мальчик?
— Сын! — врач передал кричащего младенца акушерке.
— Но у меня должна была родиться девочка!
— Ничего, за девочкой придёте через пару лет! — улыбнулся доктор.
Прошло несколько дней, за которые Алёна привыкла к мысли, что у неё — сын. Он представляла себе, как он станет взрослым, и будет жить с ней, как Максим Аносов со своей матерью. Невесёлый ход мыслей прервала акушерка, чьё круглое, румяное лицо появилось в дверях палаты:
— Амелина! Там за вами папаша ваш приехал. Собирайтесь. Одевайтесь теплее, сегодня двадцать пять!
— Какой папаша? — не поняла Алёна, но сердце её забилось чаще.
Спустившись вниз, она увидела мужчину. Он был в шапке и дублёнке.
— Василий! — окликнула она его.
Он обернулся и она разочарованно вздохнула. Это был Максим.
— Я подумал, что надо вас с ребёночком встретить. Поехали, отвезу вас домой. Имя-то уже есть у него? — кивнул он на свёрток, вручая Алёне букет хризантем.
— Его зовут Василий. — она села в машину на заднее сиденье.
В машине она задремала. «Будет наш… знак ГТО на груди у него» — слышался ей старухин смех. «Ничего этого не будет. У меня родился мальчик, сын. Проклятие разрушено» — сказала она себе под нос, открыв глаза.
— Что ты говоришь, Алён?
— Я говорю, что всё будет хорошо!
— А-а. Тут Меркулов тобой интересовался! Тоже хотел ехать встречать, но я отговорил. Тебе отдохнуть надо, после всего.
— Зачем отговорил? Он хороший, Меркулов. Пусть заходит в любое время, я его чаем угощу.
Доктор был прав: через два года Алёна действительно пришла в этот же роддом за дочкой, и сменила фамилию Амелина на Меркулову.
Автор Лютик
