Проснулись они одновременно. Резко открыли глаза от хлопка входной двери.
Дождь за окном все ещё моросил, вечерело рано.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Сашка почему-то не переживала по поводу реакции домашних. Она была уверена – имеет право. Покосилась на Марину. Та как раз смотрела на неё с волнением, и, наверное, именного от этого волнения невпопад продекламировала:
– И где-то хлопнет дверь, и дрогнут провода. Мы будем счастливы теперь, и навсегда!
Сашка хихикнула.
– Привет, пап! – она вышла из своей комнаты.
– Спишь что ли? А Алена не пришла ещё?
– Нет. Но я не одна.
Отец на секунду застыл, посмотрел вопросительно.
– С мальчиком? – вид у Сашки был сонный, явно из постели, поэтому отец и напрягся.
– Нет, – она оглянулась.
Из двери уже высовывалась голова гостьи. Она была похожа на потрепанного воробья. Волосы торчали. Она вышла торопливо, пытаясь пригладить вихры.
– Здравствуйте! Я вот попала в такую ситуацию …, а Ваша дочь любезно согласилась …
– Паап, короче Марина поживет у нас три дня. Она к сыну приехала, а он не знал и уехал. Случайно. Ну, квартира закрыта.
– К какому сыну? – И тут Сашка нашлась, придумала на ходу, чтоб сгладить эффект, – К сокурснику моему, ну, …– имени сына своей гостьи Сашка не спросила, поэтому оглянулась на Марину, но та не понимала намека и сейчас глупо улыбалась, глядя на отца Саши, – В общем, к Игорю.
– Неет, не к Игорю, к Андрею я, – Марина, продолжала улыбаться и смотреть на отца.
– Ой! Что говорю! – Сашка стукнула себя по лбу, – К Андрею, да. Они так похожи с Игорем.
Отец хлопал глазами.
– Но, если Вы против, я, конечно, сразу уйду, не беспокойтесь, – так же улыбаясь, произнесла чудотетенька.
– Ну, что Вы! – встревожился папа, – Если Саша Вас пригласила, то конечно…Мы не против… , – Дмитрий явно был ещё ошарашен, приходил в себя, – Если Саша Вас пригласила, то и я… добро пожаловать, – он протянул руку.
Марина ухватилась за нее, начала трясти обеими руками и приговаривать:
– Не беспокойтесь, буду тиха, как мышка, шустра, как белка и послушна, как хорошо выдрессированная собака. А вообще, собираюсь посмотреть Москву, поэтому буду приходить в берлогу лишь к ночи.
Отец уже улыбался уголками рта.
– Ну, покормите меня? Я проголодался. Да и гостью, Саш, – он пошел мыть руки и переодеваться.
– К Андрею, к Андрею…, – шепотом ругалась Сашка, – Не могли подыграть, что ли?
– Ну, блин, не сообразила. Не оскудела земля русская идиотами, – шептала в ответ чудотетенька.
Моросил за окном мелкий дождик, слабо ещё грели батареи, ранняя темнота собралась нагнетать уныние, но здесь на кухне было крайне тепло и весело. Марина в подробностях рассказывала, как она летела в Москву. А они утирали слёзы смеха.
Она вызвалась помочь дедушке с ходунками …
– А этот старичок такой чудной оказался. Ух! Кто б знал, что он баляка. Отношения наши развивались стремительно: от знакомства до близости. На полпути он уже запамятовал, что я по доброте души помогать ему начала, почуял собственность, и начал покрикивать на меня этак: «Ну, что ты возишься!» или «Где тебя носило? Отчихвощу щас». А я чего, чешу затылок – умный молчит, когда дурак ворчит.
Марина весело рассказывала о том, как пришлось силой усаживать старичка на его место, как она ударилась головой о полку.
– А потом он пристал к проводнице: «Почему самолёт моют перед полетом, неужели раньше нельзя было это сделать?», а самолёт от обледенения антифризом поливают. Еле объяснили. В середине пути ему показалось, что мы падаем, и он потребовал, чтоб меня к нему пересадили. Сказал, что я его давняя сиделка. А в аэропорту, когда его встретили родственники, он им сказал, что я поеду с ним. Я – его женщина и у нас отношения. Те смотрят на меня вопросительно так. Я машу руками у него за спиной, головой трясу, мол, не-не-не…. Чего тут строить, какие отношения – стройматериалы уже не те. Его повели, а он оглядывается так, грозит мне палкой, – Марина сделала суровое лицо со складкой меж бровей и тряся кулаком в воздухе скрипучим басом Яги пропела, – Придет осень – за все спросит!
Марина рассказывала все столь комично, вставляя странные словечки, что Саша и Дмитрий Сергеевич смеялись до слез.
Если в первые минуты ужина он ещё думал только о том, как бы поскорее избавиться от общения с гостьей, так неожиданно свалившейся на шею в очень тяжелый день, то теперь на этом не слишком удобном стуле, ему было столь хорошо, что уходить из этой компании определенно никуда не хотелось.
Они уже поели, выпили два чая по кругу, а потом Дмитрий достал небольшую бутылку коньяка.
– Вы не против? За знакомство…
– Я не против, – скромно улыбалась Марина, – Я ж послушна, как выдрессированная собака. И вообще, никто не способен быть таким милым, как непрошенный гость.
Пришла Алена. Гость прошенный. А может уже и хозяйка. Ей представили Марину. Причем сделал это Дмитрий.
– Алёнушка, знакомься…Марина – мама сокурсника Саши. Она поживет у нас чуток.
Алена приняла, как должное. Но видно было, что обрадовалась не сильно. Но кто б обрадовался?
– А … Надеюсь, все будет хорошо? – подозрительно смотрела она на гостью.
– Не сомневайтесь, истинный интеллигент не занимается мокрухой без крайней на то нужды, – выдала чудотетенька.
Алена выпучила глаза, папа с Сашкой прыснули … Они уже познакомились.
Алена немного, кажется, обиделась, но присоединилась к ним. Она расспрашивала Марину о жизни в селе, а потом как-то резко, как будто хотела подчеркнуть контраст их жизней, начала повествовать о том, как сходили они с коллегами в ресторан.
– Всё-таки что ни говори, ресторан этот с именем! Здесь знаешь, за что переплачиваешь. Конечно, многие сочтут полным идиотизмом отдавать несколько тысяч за горячее. Но если бы они только попробовали эту оленину и это восхитительное вино. Мне кажется, я ещё не перестала чувствовать его аромат.
– Вы так вкусно рассказываете, – восторгалась чудотетенька, жуя веточку укропа.
Но с приходом Алёны, с её рассказами сидеть стало скучновато. И вскоре все разошлись. Саша и Марина заказали на утро билеты в Третьяковку. И, с чувством исполненного долга, разбрелись по комнатам.
Саша слышала еще, как тихонько разговаривает по телефону гостья с сыном, а потом она уснула.
***
– Ходила осень… Просила мира…
Желала счастья, дружить звала…
И рисовала дождём пунктиры…
Смотрела в души сквозь блеск стекла.
С этих слов гостьи начался у Саши воскресный день. Чудотетенька рассказала его на кухне, глядя на улицу, сквозь оконную туманную зыбкость дождя.
– Ох, брр, если честно, и идти-то никуда не хочется, – потянулась Сашка, – Там такая сырость.
– Мы почувствуем себя частью стихии, частью осени, – пропела Марина, размешивая ложкой чай, – Третьяковка ждёт нас! Но если ты не хочешь …
– Нет, хочу. Давненько я там не была, – вспомнила Саша, – Классе в восьмом нас туда возили. Я потом, кстати, в кафе пойду, на встречу с Эдиком.
– Парень твой? Чувак?
– Ой, откуда Вы таких слов нахватались? Так давно уже не говорят.
– А у нас говорят. Я ж дискотеки веду в клубе, тусуюсь, так сказать, не по возрасту.
Из спальни выплыли по очереди Алена и отец. Алена начала делать свежевыжатый сок с помощью соковыжималки.
– Ух ты, здорово! Я только по телевизору видела такое. Ну, и в инете, – восхищалась гостья.
– У нас только я такой пью. Дмитрий и Саша пьют кофе, – Алена продифилировала, полы шелкого халата зашуршали.
«У нас… Давно ль ты у нас-то?» – заметила про себя Саша.
– А я чай. Люблю очень чай. Знаете, такой … чтоб в чайнике заварить. Я липу добавляю в сезон, мяту… Осенью и зимой от такого чая вообще душа согревается, аж петь хочется.
– Любите петь?
– Люблю. Как не базлать? То ли просто музыку слушаю…
Разговор зашёл о музыке, и Марина оказалась знатоком. Они нашли общий язык, и Саша подумала, что, вероятнее всего, чудотетенька находит общий язык со всеми. А по знанию музыки она Алёну ещё и переплюнула. Во даёт!
***
В Третьяковку приехали в прекрасном настроении. Даже в метро с Мариной ехать было интересно. Ее восхищало все, от оформления станций, до собачки на руках у женщины. Она рассуждала то о стилях московского барокко и элементах русского зодчества, то смешно косилась на нелепо одетого мужчину, который вызвал у неё такой шквал эмоций, что Сашка насмеялась от души.
Марина вертела головой, наблюдала. Она была внутри всего ее окружающего, и была его частью …
В Третьяковке она тут же познакомилась с очень пожилой женщиной – интеллигентной седой старушкой с палочкой. Та оказалась знатоком ценностей Третьяковки, рассказывала очень интересно, и они ходили втроём.
– Смотрите, эта женщина, которая скоро умрет от туберкулеза. Княжна Тараканова находилась в тюрьме за лжесвидетельство, что она была дочерью императрицы Елизаветы. Но кто его знает, может она говорила правду…, – рассуждала старушка.
– Да что Вы говорите! Как жаль бедняжку, так страдает, – впечатлялась Марина, а потом очень долго стояла перед картиной, смотрела и смотрела, как будто сама хотела вклиниться туда – в то время, в ту камеру, в ту женскую душу.
Вскоре она откидывалась, вдыхала глубоко, как будто возвращалась оттуда – с зазеркалья картинного полотна.
Саша наблюдала за ней – серый свитерок, джинсы, короткая стрижка. Эта женщина слилась с галереей, была её частью.
И ей тоже вдруг захотелось проникнуть вот также глубоко, попробовать – как это. Она подошла к картине «Явление Христа народу» и долго рассматривала лица. И на секунду ей тоже показалось, что и она среди них, но лишь на секунду.
– А Вы знаете, что вот этого персонажа Иванов писал с Гоголя, они дружили, – старушка-знаток тихонько подошла сзади.
В зале иконописи Марина совсем замолчала. Обычно она говорила без умолку, а сейчас растворилась в залах галереи, иногда ловила глазами Сашу, легко улыбалась и вздыхала. Вздыхала, как человек испытывающий сейчас огромное счастье, улыбалась, как будто делилась его частичкой.
И Саша тогда подумала, что такие вот выставки и создаются именно для подобных Марине людей. Здесь они в своей стихии.
– Марина, а Вы не ищите работу в Москве? Моей правнучке ищут няню. Мы хорошо заплатим, больше сотни. И проживание. Мне б хотелось, чтоб это была женщина, подобная Вам, – вдруг предложила старушка при прощании.
Марина разулыбалась.
– Ух ты! Соблазнительно. Но нет. Пока ещё у себя поработаю. Жаль, что у нас не такие зарплаты. А Вам от души желаю, чтоб с няней правнучке повезло!
Настроение было осенне-романтичным. Времени до встречи с Эдиком достаточно, и дождь ушёл на передышку. Правда он ещё оседал на людей с оголённых ветвей, с крыш домов, обрызгивал всполохами ветра.
Они шли по парку. Воздух был прохладен и чист, пропитан запахом мокрой листвы.
– Я вот думаю – а почему она предложила Вам работу, она же совсем не знает Вас…
– Не знаю, – развела руками Марина, – Сама диву далась. Но, если поразмыслить, в принципе, не так много надо времени, чтобы узнать человека. Надо просто быть с ним в гармонии какое-то время.
– Это как?
– Ну, как объяснить? На одной волне что ли. Это уметь надо.
– Я, наверное, не умею, – Сашка ничего не понимала.
– А сейчас многие не умеют. Вот смотри. Сейчас идем мы по парку, и людей вон сколько. А ты знаешь, зачем они тут?
– Как зачем? Гуляют, так же как и мы, воздухом дышат.
– Вот-вот. Я не умею объяснить, наверное. Но, понимаешь, многие из них не гуляют, а как это … выгуливают себя, что ли… Получают что-то от мира, а свое не отдают.
– Так чего отдавать-то?
Марина вздохнула.
– Наверное, себя, свою любовь. Мне кажется природа и мир ждут этого от нас, и люди ждут. Улыбнёшься человеку, он этому так рад, и тоже в ответ, так и весь мир … Когда любишь его, он отвечает тебе тем же …
Сашка все думала и думала об этом. Внутри её как раз жила обида на этот мир. Чего ему улыбаться? Он с ней обошёлся как-то не очень хорошо – забрал столь близкого человека. Так где же справедливость?
А Марина показывала ей маленькие чудеса. Вот махнула рукой на рябиновый куст. С высокой крыши падали крупные капли и густая рябиновая кисть трепетала под ними, сбрасывая на асфальт ягоды.
– Смотри вон, видишь, дождь клюет рябину. Здорово, правда?
Или
– Ох! Теперь эта клумба с наголо облетевшими цветами.
А потом дождь пошел опять – неожиданно и резко. И они заскочили в кафе, которое располагалось в подвальчике. Заказали горячий чай.
И пока ждали заказ, Марина смотрела за окно под потолком и читала стихи.
– Я , с хитростью в душе, вошла в кафе. Я спряталась за стол, укрытый нишей. Дождь за окном пристроился, как нищий, и сквозь стекло желал пройти ко мне. И вдруг я увидала — там, в окне, мой верный дождь один стоял и плакал. В моих глазах двумя слезами плавал лишь след его, оставшийся во мне.
– Это кто написал?
– Ахмадуллина, ещё в 60-х. А звучит современно, да? Потому что ничего в этом мире не меняется. Тебе ко скольки на встречу с юношей-то?
– С чуваком-то? – вспомнила Сашка, – Ещё полтора часа. Кстати, мы вечером, наверное, в клуб. Так что…
– Не волнуйся за меня, я ещё погуляю по Москве. Хочу в Кусково сьездить. Хороший парень?
– Парень как парень. Свой давно. Я привыкла.
– Любимый должен вызывать восторг и гордость. Разве нет?
– Да какой – любимый. Он просто… удобный что ли. В душу не лезет, на всяком там не настаивает. Дружим, в общем.
Марина молчала. Принесли чай.
– Вы какая-то другая после Третьяковки, задумчивая что ли…, – заметила Сашка.
– Да? Ну да. Так ведь и ты немного другая, Саш. О чем думаешь? ….Стой, не отвечай. Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что мир несправедлив.
– А чего, справедлив что ли?
– Мир как мир. С жизнью и смертью.
– Вот именно, со смертью…
– А как без смерти? Без нее не будет движения, а если хочешь – не будет развития. Так суждено, а ты закрылась в свою раковину и не хочешь говорить ни с кем о маме. Ты чувствуешь вину, – Марина говорила, как будто упрекала.
– А если и есть там моя вина?
– Ты ошибаешься. Ее там нет. И эта твоя ошибка не даёт тебе жить нормально.
– Почему Вы так считаете? Я нормально живу, – Саша насупилась, эта тема была ей неприятна. Сердце выпустило привычные иголки.
Но Марина как будто этого не замечала, как будто издевалась. В кафе почти никого не было и дождь захлестал по асфальту, как будто искал покаяния.
– В чем твоя вина? Расскажи.
И Сашка разозлилась. Да чего она пристала? Зачем лезет в душу! Никто, никто к ней с этим давно не лезет! Отец вообще молчит о маме, и бабушка. Эдик и Светка давно знают, что тема эта для неё закрыта. Ей хватило там в детстве идиотских психологов, которые только и делали, что говорили – расскажи, давай поговорим…достали …
Но было бы странно злиться или уходить. Почему-то Саша опять начала говорить откровенно. Откровенно, но с этакой злостью «получайте, раз так хочется…»
– Хотите? Ну, пожалуйста! Только, боюсь, Вам это не понравится. Я совсем не такая, какой показалась Вам. Я злая и капризная была, уж точно. Мы ругались сильно с мамой, я уходила из дома. Маме хотелось, чтоб я была пай-девочкой – скрипка, языковая школа … Она … она очень требовательная была, очень. У меня даже телефона нормального не было, как у всех. Она решила, что девочке четырнадцати лет интернет вреден. А мне хотелось, понимаете! Я завидовала, ну и начала отстаивать свои права… Вот, вот Вы спрашивали, что у меня в руках, там на фото… Эти часы – её подарок, в день смерти ее, я выкинула в окно. От злобы, от желания иметь нормальную обычную жизнь, телефон, планшет, свободу… А она меня практически закрыла, понимаете. Я часы выкинула, а она уехала, села в машину и уехала, а я … Я больше её не видела. Понимаете? Она уехала из-за меня, она расстроена была из-за меня… Она погибла из-за меня! – Сашка почти кричала.
Марина секунду помолчала, а потом спросила:
– Скажи, а если б можно было все вернуть, как бы ты себя повела?
Сашка молчала. Она давно так не высказывалась, все это таила внутри.
Как бы она себя повела, если бы …? Что тут отвечать, неужели непонятно?
– Как как? Конечно, не так бы. Я б сейчас все отдала, чтоб она тогда не уехала, – сказала она себе под нос.
– В чем же тогда твоя вина? В том, что ты не знала будущего? В том, что тебе не явился ангел и не подсказал, как будет?
Сашка не знала, что ответить. Сейчас она сама себе напоминала ту, четырнадцатилетнюю обиженную девочку. Но, если вдуматься, ведь Марина права. Но если бы, если бы …
А на улице стеной встал ливень. Казалось, тучи вот-вот спустятся на Московскую улицу, задавят всех своей громадой и мрачностью. Деревья поклонились земле, они все уже отдали, все, что могли. Что требовала от них ещё осень?
А Марина смотрела на эту стихию и продолжала.
– Мама знала, что это всего лишь период. Что вы его преодолеете. Она тревожилась, потому что боялась за тебя, она была строга, потому что хотела как лучше. Она может и ошибалась, ведь она не Господь Бог, она имела право ошибаться. И ты ошибалась. Но это был кусочек вашей жизни, который надо помнить тоже, – Марина положила руку на руку Саши, – Не надо бояться это вспоминать, Саш. Надо принять, что маму постигла смерть, но в этом нет ничьей вины, ни её, ни твоей, ни мира тебя окружающего. И говорить об этом нужно. И вспоминать маму надо. Вместе с папой, с бабушкой, с друзьями, наедине с собой. Ради себя самой … Это не должно мешать жить дальше.
Сашка только сейчас поняла, как давно хотелось ей об этом поговорить. Как хотелось. Хоть с кем нибудь. «Стоп» – командовала она в такие минуты. Она об этом не говорила даже с собой, не вспоминала эту ужасную сцену перед смертью мамы. Мамы! Любимой мамы! Родной мамы!
– Вы думаете … нет, а Вы уверены, что она меня простила?
– Она простила тебя ещё при жизни. Это я знаю точно. И она обязательно пришлет тебе какой-нибудь знак.Ты не получала его только потому, что замкнулась в себе, прикрыла гармонию с миром, вот он и не может передать тебе весточку. Откройся, говори с мамой, вспоминай. И не проси прощения, зачем? Она давно простила.
– Она мне даже ни разу не приснилась, – Саша начинала плакать.
– Сон – это продолжение жизни. А ты исключила маму из своей жизни, вот и не снится. Верни, и она придет.
Саша тихо плакала. Утерла нос, только когда позвонил Эдик, отменил встречу. Он сказал, что в Москве стихия. Сильные дожди обрушились на неё, кругом потопы, транспорт встаёт.
– Сань, а чего это? – Марина показала рукой на вход в кафе.
По ступеням к ним вниз бежала вода … Официант и тот ещё этого не заметил.
Они выскакивали из кафе с подвизгиванием и смехом. Вступили в поток прямо ботинками, потому что иначе было невозможно.
И, несмотря на дождь, на промокшие ноги, Сашка почему-то улыбалась своим мыслям. Она встряхнула головой, и слезинки слились с каплями дождя.
– Вы были правы, – кричала она сквозь шум дождя, – Мы стали частью стихии.
***
Дождь, потоп отрезали от них Алёну. Она не смогла приехать с работы к ним и вынужденно осталась ночевать дома. Она нервничала, без конца звонила отцу. Дмитрий тоже разнервничался.
– Алена! Успокойся! Езжай домой! Все же хорошо…
И правда было все хорошо.
За окном бушевала стихия, а у них был прекрасный вечер. Они играли в нарды. Марина жёстко проигрывала, жутко расстраивалась и обещала отыграться. Но проигрывала опять.
Они поужинали, но холодильник не закрывался, они таскали еду.
– Ну, в холодильнике ночами еда полезней и вкусней, – цитировал Дмитрий.
Все бегали к холодильнику по очереди. И когда Марина выдала во время увлекательной игры:
– Я в туалет, вам принести чего-нибудь? – опять смеялись до слез.
– Марина, а Вы замужем? – поинтересовался Дмитрий.
– Вдова! Уже давно. Почти с самого рождения Андрюшки. Мы и попали в этот поселок по службе. Военный городок там. Муж военный был, но погиб при несчастном случае, не в боевых действиях. Мне там квартиру дали, так там и осталась.
Саша покосилась на отца. Но он просто спросил. Наверное, хотел позавидовать мужу Марины. Такая славная она …
Вечер был прекрасный. Дождь играл свою музыку осени, смывал все мирские заботы, успокаивал душу и постепенно стихал. Ведь дождь не может быть вечным.
***
Понедельник принес беду. Марина пропала.
Сашка приехала из универа, а Марины нет. Гуляет по Москве? Но не было её вещей, сумки. Не было записки. Саша не сохранила её телефон. Она начала звонить отцу, Алёне, но они ничего не знали.
***
Думать думать думать! Сашка начала искать телефон Андрея. Они же звонили ему!
И почему она сразу не сохранила его номер? Да потому что тогда это была случайная встреча, совсем незначительная для нее.
Где он? Неужели не сохранился!
Уф … Нашла, набрала – абонент вне зоны …
Стоп. Марина не могла уйти сама, закрыв за собой дверь. У неё не было ключа от квартиры. Сашка бросилась в прихожую – запасной ключ лежал на месте.
Значит кто-то был дома, когда она уходила! Папа не будет врать. А вот Алёнушка …
Она опять позвонила Алёне, но та не взяла трубку. Саша посидела маленько в раздумьи. Ладно, все это потом, это потом … а сейчас Сашка накинула куртку, взяла зонт и побежала на Берёзовую.
По мокрому шоссе летели автомобили, и один, особо спешащий, обдал Сашу брызгами грязи. А она не разулыбалась своей улыбкой, которая всегда возникала в ситуациях подобных, как защитная реакция, а расстроилась.
Эта её улыбка давно скрывала боль, была игрой в прятки в ситуациях некомфортных.
– Ну, сколько ты будешь киснуть, улыбнись, – просила ее бабушка.
И Сашка научилась улыбаться. Особенно, когда плохо – важно было улыбаться.
А сейчас стало грустно и отчего-то жалко его – этого спешащего. И ещё себя жалко.
Неужели она ее потеряла? Вот так, раз – и потеряла Чудотетеньку … И неужели её состояние к ней вернётся, неужели, все это промелькнувшее в ней – обман. Она только почувствовала силы – жить, вдыхая полной грудью, жить, распахнув сердце, жить, вспоминая, любя…
И эту холодную осень, и этот дождь, и лужи … калужины …
Домофон подъезда молчал. Соседка тоже ничего не прояснила – никого не видела. Сашка брела обратно, закрывшись лёгкой гнетущей улыбкой, и готовая растерзать весь этот мир. Шла, каждые пять минут набирая чужого для неё человека – Андрея …
Но его телефон молчал.
– Пап, а когда ты вернёшься? – набрала отца. Ей так плохо было сейчас одной.
– Мы задержимся с Алёной, поужинаем в ресторане, у нее есть какой-то повод. Что, Марина не нашлась?
– Нет!
– Ну позвони её сыну, как его? Игорь?
– Андрей! Я звонила, пап, он недоступен.
– Ну, раз она ушла, значит все хорошо, значит он вернулся.
– Он не вернулся, пап. И ещё – Марина не могла быть одна, когда уходила, кто-то же должен был запереть за ней дверь …
– Ну да… Подожди, что ты имеешь в виду? – Дмитрий окончательно запутался.
– Пап, Алёнушка врёт.
– Саша! Ну что ты такое говоришь! Может хватит уже на неё супиться! Ну да, она не идеальна, но …
Сашка молчала. В трубке зависла пауза, но потом отец продолжил:
– Тебе так важна эта тетя Марина?
– Очень, пап.
– Почему?
– Я не могу объяснить, я … Мне кажется, пап … Ладно …, – Сашка выдохнула.
– Саш, договори…, – отец, видимо,отошёл в сторону, говорил уже тихо.
– Ты будешь смеяться, но мне кажется, что она – посланец от мамы, – это выражение Сашке и самой не понравилось, она хотела исправиться, пояснить, но замолчала. Ждала, что отец сейчас поставит её на место, вернёт в реальность, отругает.
Но он долго молчал, а потом ответил:
– Ты знаешь, она спрашивала меня – почему мы не говорим с тобой о маме? Я сказал, пояснил – это потому что был срыв у тебя, лечение, ну…кратко. А она так странно как-то сказала мне, не помню дословно, но так, что я подумал тогда, что у нее не все в порядке с головой. Типа – что твоя болезнь продолжается, и эта осень смоет её дождями, только если мы поплачем по маме с этими дождями, обнявшись с тобой вдвоем. Как-то так.
Саша подумала и произнесла:
– Пап, я так хочу поплакать с тобой обнявшись по маме.
– Саша! Сашенька! Мы обязательно сделаем это.
***
Сашка опять бежала на Берёзовую. Дождь лил стеной, как будто не хотел ее пускать. Она была без зонта. Дождь почему-то был грязный, потоки грязи лились с её куртки. Знобкая сырость проникала повсюду.
Домофон…ей ответил мужской голос. И вот перед ней – парень, так похожий на её сокурсника Игоря.
– Вы – Андрей?
– Да, проходите …
– Вы вернулись, какое счастье! А я ищу Вашу маму – Марину.
– Маму? Но у меня нет мамы Марины …
– Как нет? Как это нет! Я точно знаю, что есть. Она ждала Вас, ночевала у нас. Она приехала к Вам!
– Да говорю же Вам – нет у меня никакой мамы …
– Вы врёте!
Сашка оттолкнула парня со всей своей силы и прорвалась из прихожей дальше в квартиру. Она открыла дверь в комнату, а там … нестерпимый яркий свет, исходящий отовсюду.
Сашка прикрыла лицо рукавом, но что-то посреди этого белого пламени неумолимо притягивало взор, и она пыталась краем глаза смотреть туда. И лишь одно пятно помогало глазам видеть – это серое пятно было похоже на северном сияние, оно менялось и преобразовывалось, шевелилось и теплело.
И вдруг …
Мама! И Сашка явно увидела маму. Она двигалась навстречу своей лёгкой слегка пружинистой походкой и улыбалась.
– Сашка! Ну, наконец-то! Ты почему так долго шла?
Ее обычный тон, обычный голос, её манера – взмах руки ладонью вверх.
– Мама! Мамочка!
Александра рванула ей навстречу, но …
***
Она резко проснулась. Было четыре часа утра. Саша села на кровати.
Мамочка! Ей сейчас первый раз с момента гибели приснилась мама. Но как могла она проснуться! Зачем! Вернуться бы в сон…
Саша легла, попыталась опять уснуть, но сон не шел. Стоило закрыть глаза, как перед глазами вставала картина – идущая ей навстречу мама. Сердце трепетало.
Оно билось в такт дождю, они сошлись – сердце и дождь.
Александра встала, немного постояла у окна, разгоняя нахлынувшее волнение. А когда поняла, что уже не уснет, на цыпочках, стараясь никого не разбудить, вышла на кухню.
Вчера она уснула случайно. Все ждала и ждала отца и Алёну, чтобы поговорить, безнадежно набирала номер сына Марины и вот – уснула …
Отец с Алёной были дома, это Саша определила по раскрытому зонту Алёны, стоящему в прихожей, по их обуви.
Она включила чайник и опять встала к окну, смотрела и смотрела на бегущие по стеклу капли дождя и серую мглу на улице.
И вдруг вместе со щелчком чайника пришли строки:
– Когда-нибудь вернусь к тебе дождем. Дождем осенним, в памяти шумящем… Ты скажешь мне: «Все это было сном!». А я отвечу: «Это было счастьем!!!»
Кто это напевал? Марина? Нет. Она много знала стихов, но это…
И тут вспомнилось: старая их кухня, мама что-то готовит, а Сашка делает уроки тут же, за кухонным столом. Пишут они что-то там об осени… Мама помогает и пропевает эти самые строки. Да…тогда… И Саша вспомнила все – цвет тогдашней клеёнки, запах маминых блинов, мамину спину – со складками на лёгкой кофте, мамины тапки, такие родные, которые она все порывалась и никак не могла выбросить, и даже лёгкий запах мамы, её духов.
И внутри вдруг стало тепло–тепло. Мама давно уж её простила. А она и правда – дурочка. Разве мама может не простить? Вот и сегодня во сне она так сказала – ты почему так долго шла…
Из спальни вышел папа. Сонный, но почему-то – в джемпере.
– Пап, доброе … Ты чего не спишь? И чего одетый-то?
– А ты? Не спится? – он прошел в туалет, а потом вернулся на кухню.
– Дождь, вроде, утихает. Или нет? – Дмитрий подошёл к окну, – Просто океан какой-то! Того и гляди нас смоет.
– Не смоет, пап. Устоим. Кофе?
– Давай.
– Паап, а мне сегодня первый раз приснилась мама.
Отец немного напрягся. Он помнил ещё истерики дочери. Сменить тему? Или … Послушать то, что сказала Марина?
– Расскажешь?
Саша бросилась рассказывать с удовольствием. Повествовала, как маленькая. Как маленькие дети рассказывают сказку. А Дмитрий понимал – этот сон дочь воспринимает совсем не как сказочное видение. Этот сон для неё – спасение. Она превратилась в ту маленькую беззащитную девочку, которая только что потеряла мать. Ее губы дрожали, руки не находили себе места.
И сразу после последней фразы он с шумом отодвинул стул и схватил дочь в объятия. И всем сердцем почуял, как нужны они ей сейчас, эти его объятия, они удваиваются сейчас силой той самой незримой материнской любви, которая витает тут.
Они плакали все трое – Саша, Дмитрий и дождь за окном. И успокаивались тоже все трое. Вместе с первыми рассветным лучами солнца, которые появились из мглы, тучи приподнялись и между ними показались проблески серо-голубого неба.
– Саш, смотри! – Дмитрий показывал за окно.
Небо ещё было темным, но верхушки многоэтажек желтели отблеском солнечных лучей. Как будто оперевшись на две крыши, аркой над небольшим парком между домами стояла радуга.
– Ох, па…, – Саша утирала глаза от слез, – А мы вот спорили с Мариной – бывает ли осенью радуга.
– И конечно, Марина утверждала, что бывает. Да?
– Ага…
– Кофе наш остыл, Саш. Послушай. Насчёт Марины. Я вчера в ресторане говорил с Алёной. Ты права, – отец опять согрел чайник, разлил кофе, Сашка утирала нос салфеткой и внимательно слушала, – Ты права, это Алена её выставила. Она зашла в комнату твою, а там … открыты ящики, а Марина внимательно изучает твой паспорт. Алена начала ее спрашивать и тут выяснилось, что она вовсе не мама твоего сокурсника… Это так?
– Пап, она что ее выгнала?
– Ответь на вопрос? Это так?
– Это так, пап, но это ничего не значит.
– Как давно ты ее знаешь?
– С субботы. Пап! Она …
– Получается, ты привела в дом совсем чужого неизвестного тебе человека?
– Пап, неужели…, – Саша вспомнила слова самой Марины и повторила их, – Неужели так много надо времени, чтобы узнать человека. Надо просто быть с ним в гармонии какое-то время. На одной волне. Пап, вспомни, проанализируй, мы же были вместе. И ответь себе: Марина, ну, такая, как Марина, может быть мошенницей?
Дмитрий задумался.
– Ох, Сашка. Я совсем запутался. Но ведь и Алёну понять можно. Она заходит в комнату, а гостья читает твой паспорт и признается, что она никакая не мама сокурсника. Вот Алена и вспылила.
– Алена вспылила, потому что хотела вспылить. Она уже позавчера поняла, что место её в этом доме под угрозой. Мостик под ногами закачался.
– Что ты такое говоришь! – отец сказал это совсем без нажима. Такое ощущение, что сказал просто для проформы.
Поэтому Саша ничего не ответила, понимала, что у отца сейчас сложный период. Он и сам никак не может определиться с этими отношениями.
– Пап, вы поссорились, да?
– Да. И мне кажется, что я виноват перед Алёной. Она же за тебя переживала, за нас. Надо просить у неё прощения.
– Но почему она не рассказала это сразу?
– Не знаю. Может, не хотела нас беспокоить.
Они не заметили, как пролетело время до семи. Денёк зарождался замечательный.
Под жёлтым покрывалом палых листьев стояла ещё вода. Но косые лучи солнца уже старательно уводили её в только им известные щели, высушивали и грели тротуары.
Дворники мели листву вместе с водой, но делали это особенно старательно, благодарные осени за этот проблеск в череде дождей. Или это казалось Саше.
Сегодня, после этого сна, после объятий с папой, ей хотелось, чтоб счастливы были все.
Вот только Марину бы найти! Но как это сделать?
По будильнику проснулась и Алена. Собиралась на работу: ванная — спальня. На кухню не заходила. Дмитрий глубоко вздохнул и направился в спальню сам.
– Пап, спроси ее ещё раз – неужели Марина уходя ничего не просила мне передать?
– Я уже спрашивал – ничего.
Отец шёл просить прощения, ему уже было не до мелочей. Саша тоже ушла собираться в универ, а когда вышла, Алена и отец уже одетые выходили. Видимо, он решил подбросить её на работу.
И тут раздался звонок в дверь. Курьер, доставка …
Курьер передал большой жёлтый конверт, на котором был написан адрес и адресат – «Александре». Фамилии не было. Казалось, конверт пуст.
Заинтересовались все. Как только за курьером закрылась дверь, Саша надорвала конверт, и ей на руку выпали … часы.
Это были те самые часы, которые выбросила она тогда из окна. Красный кожаный ремешок превратился в тонкую коричневую тряпочку, стекло с одной стороны в конденсате, в резьбе – грязь, но Саша сразу узнала их.
Это был подарок мамы, те самые часы, которые держала она в руках на фото, те самые, которые выкинула в окно в день смерти мамы.
– Па, – сказала она почему-то шепотом, – Это мама – мне … помнишь?
– Конечно, – ответил Дмитрий, – Я очень рад, дочь.
Они вышли, а Сашка, ошарашенная, уже забыла о времени, о том, что ей тоже пора… Она прошла в свою комнату, встала перед фотографией, в которую давно не всматривалась, и долго-долго стояла перед ней, прижимая к груди часы и разглядывая каждую чёрточку на лице мамы.
– Спасибо, мам! Спасибо!
Позвонил отец.
– Саш, ну, ты как? – вероятно он уже был один, без Алёны, – Я вот что подумал. Марина в паспорте читала твой старый адрес, когда зашла Алена. Она спрашивала меня, где жили мы раньше, а я ответил так – отмахнулся, в общем. А ей нужен был точный адрес, понимаешь. А он там у тебя есть – в прописке. Она нашла твои часы. Столько лет прошло – а она нашла. Я б никогда…я, наоборот, старался, чтоб ты об этом забыла… Но я – дурак, я был не прав.
– Папочка, я люблю тебя, – хлюпала носом Саша.
– И я тебя люблю, Сашка. И, думаю, мы найдем твоего чудоангела. Надо найти!
***
Александра втиснулась в толпу, опытно пробралась вперед. Автобус опять был переполнен. Сашу практически внесли.
Она искала глазами её, свою чудотетеньку, уже целую неделю, где б она не появлялась – на улице, в магазине, в транспорте, она везде искала ее.
Люди толкались, устраивались, переругивались.
Толпа прижала её к высокому парню с одной стороны и примерно такой же, как и она сама, худенькой девушке – с другой.
Сидящие были похожи на безучастные статуи. Все, как всегда.
Саша с волнением наблюдала за входящими. Скромная старушка никак не могла войти, её отпихивали, она уступала.
– Друзья, а давайте ещё потеснимся, вон там щёлочка, – руководила Сашка.
– Да какая щёлочка, девушка! Тут сумка стоит.
– А вы не поставите сумку под ноги? – обратилась она к сидящему мужчине.
– Так давайте, – согласился он.
Парень, стоящий рядом подхватил чью-то сумку, передал ее мужчине, и вот они подвинулись еще. Но старушка все ещё не вошла.
– Там бабушка войти не может, – переживала Саша.
– А мы сейчас вот так, – подхватила идею стоящая рядом стройная девушка и как-то просунулась между стоящими мужчинами, — Вы будете очень близки к совершенству, если встанете рядом со мной, – пропела она мужчине.
Тот был не против.
– Ого! Ну вы даёте! – удивилась Саша.
– Девушка, вы мне ребенка прижали, – пожаловалась женщина.
– А давайте его сюда, я на руки возьму, – предложила сидящая пожилая дама.
И вот уже не только Саша, а весь автобус переживает за входящую старушку. Она вошла, двери автобуса закрылись.
– Ес! Утрамбовались! Садитесь, – сказал мужчина, уступая место с трудом вошедшей, и все выдохнули с облегчением.
И солнце светило, и водитель шутил, и ехать было комфортно даже стоя, даже в такой давке. И светофоры были только зелёные.
А мальчишка-дошкольник, сидящий на руках у дамы, громко читал ей стихи:
– Вьётся в воздухе листва,
В жёлтых листьях вся Москва.
У окошка мы сидим
И глядим наружу.
Шепчут листья:
— Улетим! —
И ныряют в лужу.
***
Сашка искала Марину, не переставая звонить её сыну, заходя на Берёзовую и вот так – глазами в толпе.
А вот папа подключил тяжёлую артиллерию. Друг его, бывший одноклассник работал в следственном отделе полиции.
Они уже выяснили, что в субботу данными рейсами прилетала лишь одна Марина, подходящая по возрасту – Марина Романова. Но её номер телефона пока выяснить не удалось.
Вечерами отец хвалил друга, рассказывал сколько всего он перелопатил, чтоб найти Марину, но пока безрезультатно. Видимо, здесь в Москве, она сменила сим-карту. Алена слушала эти рассказы с равнодушием.
Саша заметила, что в последние дни Алёнушка изменилась. Вдруг начала покупать и есть тортики, которые так любили они с папой, но категорично не ела Алена, начала готовить, и, вообще, старалась быть душкой, всячески исполняя малейшие желания отца.
Чувствовала вину? Кто ее ведает?
Чтоб узнать человека, нужно совсем немного побыть с ним в гармонии…. Но это был не тот случай. Алена была закрыта. Казалось, она боится саму себя и очень боится потерять папу. А Саше вдруг и ее стало жаль. Как же плохо-то ей, в этом её мире.
А мама Саше приснилась опять. Они ехали вместе в поезде. Саша была ещё маленькая, и мама все переживала, что она упадет с верхней полки. А Сашка притворялась, что падает – сбрасывала руку, ногу. Мама беспокоилась, ворчала, показывала Саше на часы, мол, ночь уже. А часы тикали в такт каплям дождя по стеклу – во сне они шли. И Саше было очень хорошо, просто очень …
– Ты изменилась, – сказала на днях Светка.
– Да? И как? Стала лучше или хуже?
– Другая стала. Холодность твоя куда-то запропастилась. Ты ж такая ну…слегка отстраненная, что ли, от мира была. Я даже немного завидовала. Думала – это эффект этакой «московскости». Подражать пыталась. А ты … ты вдруг оттаяла, как Кай – льдинка, прочь. Ты общаться с людьми по-другому стала. И мне нравится это, Саш.
– Свет, ты говорила, что вам работники в быстром питании нужны. Я хочу поработать.
– Зачем тебе это?
– Просто хочу ещё больше быть среди людей, поможешь?
И Александре эти изменения в себе тоже нравились. Она больше не хандрила, она вдруг поняла, что обязательно будет счастлива.
Грустила она, лишь когда возвращалась с Берёзовой, опять пообщавшись лишь с домофоном. И стала заходить она туда не каждый день, а через две недели и вовсе перестала туда ходить, уже ни на что не надеялась. Ведь Андрей должен был уже приехать.
***
Она сидела в читалке, когда позвонил отец.
– Сань. Слушай, Вениамин пошёл от обратного, начал искать студента – Андрея Романова.
– Паап…
– Да, нашел. Только вот. И нашел, и не нашел. Он в госпитале был, но его выписали буквально вчера. Но ты не волнуйся, уже завтра выяснят номер его телефона. Так что, все сходится, мать у него – Марина. Найдем.
Но то ли у Марины сработала тонкая её интуиция, то ли Сашка так призывала этот звонок, и мир сжалился – услышал ее – вечером Саша взяла трубку. Номер незнаком.
– Алло!
– Здравствуй, Саша!
– Марина! Вы! – Сашка так крикнула, что к ней прибежал отец, – Марина, куда Вы пропали! Мы ищем Вас везде. Уже с полицией! – она не верила своим ушам, неужели нашлась?
– Я? Я тут. Зачем полицию? Я не брала ту ювелирку…
– Какую ювелирку? Марина! Не до шуток, почему Вы ушли? Впрочем, это мы уже знаем. Вы часы … Спасибо за часы! – Саша сбивалась с мысли, так многое хотелось сказать этой чудотетеньке, – Почему Вы не позвонили?
– Саш, у меня не было ваших номеров. Но почему ты не позвонила, я так ждала…
– Как? Марина, как? До Андрея не дозвониться! А Вашего телефона я не сохранила.
– А записка, Саш? Разве Алена не передала тебе мое письмо? Там мой телефон… Там – объяснение.
– Какое письмо?
Марина помолчала, а потом как-то задумчиво продолжила.
– Все правильно, Сашенька. Жизнь расставляет нас по местам. Знаешь, с кем шутки плохи, с тем и все остальное – так себе. И мне очень жаль, что вышло все вот так. Это я виновата. Как там говаривал Жванецкий: мудрость не всегда приходит с возрастом. Бывает, что возраст приходит один. Это про меня.
И Саша поняла, что Марина очень грустит и опомнилась. Она все о себе, а ведь у неё сын был в госпитале.
– Марина, как Андрей?
– Андрей? – голос повеселел, – Андрей – огурцом! Вон выхаживает по перрону. Обманщик! Мать решил обмануть, э-эх. Кстати, ты, оказывается, знала где он. Эх, где мои розги! Кстати, телефон ему пришлось поменять, тот стал боевой потерей.
– По какому перрону? Вы куда-то едете?
– Я почему и звоню, Сашенька. Попрощаться. Сына зашили, все хорошо, пора и честь знать. Я уезжаю домой.
Саша прикрыла трубку рукой и с вытаращенными глазами произнесла, глядя на отца:
– Она уезжает!
А в трубку спросила.
– А с какого Вы вокзала и во сколько поезд?
Марина сказала всё подробно, Саша повторила вслух.
– Не вздумай лететь, Саша. Ты уже точно не успеешь.
Но в прихожей что-то падало, и отец залетел в комнату с ее курткой. Дальше разговор Саша продолжала на ходу. Она зажала телефон ухом, натянула ботинки, куртку. Вторым ухом слышала, как отец спрашивает у Алёны о письме. Но что там ответила Алена, она уже не расслышала.
Они летели по вечерней осенней Москве так, как Саша никогда не летала.
А вот ветер, казалось, никуда не спешил. Он поднимал жёлтую листву и бросал её на лобовое стекло, как будто подсказывал – не стоит спешить. Некуда спешить. Вся жизнь впереди, ещё целая зима впереди, а лишь потом – весна. А весна все возродит.
– Паап, ты знаешь, что тот, кто рискует, не всегда успевает выпить шампанское…
Она опять набрала Марину.
– Марин, а я не расстаюсь с часами. Нет, конечно, не идут, но я отдавала их часовщику, он почистил, теперь они блестят. А ремешок не меняла, пусть будет…
– Я долго их искала, но я чувствовала – должны найтись.
– Марин, мы едем с папой на вокзал.
– С папой? – голос Марины изменился, стал приглушенным.
– Да, с папой. А где ты жила, когда ушла?
– Ой, Сашенька! – Марина опять улыбалась, это было слышно, – Тут та-акая интересная история! Я практически жила в библиотеке. Я такие книги прочла! Зашибись… В общем, иду с сумкой, думаю – куда идти, а тут старушка на скамейке. Разговорились. Я ей говорю: «чего Вы тут сидете, такая белая и пушистая», а она говорит: «нет, я седая и волосатая». Вот она и позвала к себе. А днями она в библиотеке вахтером работает, вот и я с ней. И представляешь – мы потом связались с её дочкой, с которой она давно потеряла связь. Я в соцсетях её нашла. А потом уж мне позвонили – Андрей в госпитале. Хорошо, что мой телефон он помнил наизусть.
Такая история могла произойти только с Мариной. Это факт.
– Сашенька, я желаю тебе счастья! Большого счастья! Я уже в вагоне.
Они не успевали. Марина смотрела на часы и понимала, что не успеют.
– Пап, не гони. Через десять минут поезд отправляется. Мы не успели.
Отец нашел место для стоянки, зарулил. Попросил у Саши набрать Марину и вышел из автомобиля. Он пошел к парапету и о чем-то долго и серьезно говорил. А потом, казалось, расстроенный упал на водительское сиденье.
Саша боялась даже слово произнести. Она молчала.
Дмитрий вырулил на трассу.
– Мы домой? – аккуратно спросила Саша.
– Нет, на вокзал. Но Марина уехала. Я просил. Просил – не уезжать, но она уехала. Мы подбросим домой её сына, на Берёзовую.
Андрей позвонил им сам. Сказал, что сейчас найдет их.
Пока ждали, Дмитрий вышел из машины, звонил, говорил с Алёной. До Саши донеслась часть разговора:
– Ты знала, как мы ее ищем и молчала о письме. Ты врала нам, Алена!
И Саша все поняла. Как-то само у неё осознание произошедшего разложилось по полочкам.
Марина…
Марина точно была не из тех, кто даже намеком, даже полутоном сыграет роль разлучницы. А искра пролетела, и она ее почувствовала сразу. И Алена почувствовала, поэтому и сделала все, чтоб из их жизни Марину удалить.
Почему Марина уехала? Почему не согласилась остаться? Да вот как раз поэтому.
Она не сможет жить, если вклинится в чужие отношения сама. Она уважать и себя перестанет и эти самые отношения. На чужой беде счастье свое не построишь – это уж точно лозунг в стиле чудотетеньки. Вот разве, если папа сам ….
Андрей нашел их машину. Симпатичный парень, отдаленно похожий на свою маму, но выше, наверное как раз в два раза.
– Здравствуйте, спасибо Вам большое! И за то, что подбросите, и за маму. Я – Андрей, – он протянул руку Дмитрию.
– Очень приятно познакомиться очно. Я так часто вам звонила в последнее время, что кажется, что мы – давно знакомы, – улыбнулась Александра.
– Да, телефону каюк пришел. Я весь извелся. Все думал, как там мама?
– Она не пропадет, – наконец улыбнулся, хмурый после разговора с Аленой, Дмитрий.
– Она? Да она вечно … Мама всю жизнь считает, что, обходя грабли, лишает себя незабываемых ощущений. Вот и сейчас – это надо ж приехать без предупреждения.
– У Вас замечательная мама. И приехала она совсем не зря. Похоже, она помогла не только нам, – Саша была уверена: то, что у той бабушки нашлась дочь – тоже работа его мамы.
– Расскажите, что случилось с Вами? – попросил Дмитрий Андрея.
И Андрей начал рассказывать. В манере разговора он был копией своей матери. Даже такие не совсем веселые свои приключения, он обратил в позитивные. Слушать было интересно.
А потом он пригласил Сашу к ним в волонтерский отряд.
– Приходи, Саш. У нас со всех вузов. И не только с вузов. Работы всем хватит, – они обменялись телефонами.
– А поехали к нам! У нас полтортика в холодильнике! А? – предложил Дмитрий.
– Неловко, но если я вас не стесню …
Они вышли из машины вдвоем, Андрей и Саша. Дмитрий направил машину в гараж.
– Ой, смотри! – Андрей протянул руку и тронул челку Саши, – Эх, она растаяла. Самая красивая первая снежинка долго кружила, выбирала самую красивую девушку во всем мире. Но вот я, непутёвый, ее растопил.
Саша улыбнулась своим мыслям, огляделась – в свете фонаря кружили снежинки. Ветер утих совсем, и они неслышно падали на землю и сразу исчезали.
– Мы стали частью первого снегопада, – сказала Саша и почувствовала себя совсем свободной от мирских забот, почувствовала себя частью этого большого мира.
Алёны в квартире уже не было. Не было ее бальзама для волос и геля в ванной. Не было вещей. Так, кое-что ещё осталось.
А вечер случился замечательный. Они звонили Марине, почему-то наперебой доказывали ей, кто больше съел розочек с торта, болтали о сущих пустяках.
Андрей и Дмитрий сразу нашли общий язык, общие темы, а Сашка, напившись чаю, развалилась на диване. И сейчас она чувствовала себя настолько гармонично, что хотелось, остановить время.
Андрея проводили. Отец потянулся:
– У нас же в Челябинске филиал есть. Буду завтра уточнять насчёт обмена опытом, – он хитро покосился на Сашку, а она лишь показала ему класс.
Она не удивилась, уже предчувствовала это. Она училась предчувствовать.
Саша легла в постель, аккуратно сняла браслет, потом часы, положила их на тумбочку. Она знала – во сне они оживут.
Теплым мягким пледом её укрывали руки мамы.
– Спасибо тебе, мама, за все за это…спасибо.
А за окном мягким пледом землю укрывал пушистый мокрый снег. Кого-то он тревожил, а кого-то успокаивал и грел.
Это уж – кому как …
Автор Рассеянный хореограф
