Он тебе не родной(ПРОДОЛЖЕНИЕ)

2.

— Пап, привет, ты где? — Тоня вошла в дом, надо же, как тихо, может отец ушёл куда-то?

Она ведь его не предупредила, что к нему приедет. Ехала со страшной вестью, аж сердце заледенело и слёзы застыли в глазах.

Начало  — ЗДЕСЬ


А потом хоть и сказали, что ошиблись, но эта радость всё равно была окутана страхом от предыдущего звонка.

Ещё Тоня сожалела, что прочла мамино письмо, зачем она так поспешила, что хотела такое узнать?

Да просто этот жуткий звонок так на неё подействовал, что она делала всё словно в полусне.

Села в электричку, открыла сумку, увидела конверт, достала и прочла, ничего в тот момент не соображала!

— Паа-а-ап, ты где? — ещё раз крикнула Тоня, и услышала, как дверь хлопнула, отец вошёл, увидел Тоню, и вздрогнул от неожиданности,

— Что случилось? Ты почему не позвонила, что-то с мамой?

— Папа, не волнуйся, всё уже хорошо, всё позади, я тебе сейчас расскажу! — ответила Тоня

Потом они пили чай и Тоня ему рассказывала, что мама просила его не волновать, и сказать после операции.

Утром позвонили, что всё прошло хорошо и значит обойдется. Вот она к нему и приехала, чтобы всё сообщить и повидаться.

Про тот ошибочный звонок Тоня не стала ему говорить, хоть это и неправда, но её он так испугал и этот страх остался.

Она боялась, что отец тоже почувствует это.

— Вот так и живу, хорошо, что ты приехала! — отец подливал ей чай, достал черствые пряники и варенье,

— Извини, сладкое мало ем, вот и лежат долго.

— Да ладно, пап, я такие люблю, с чаем очень вкусно!

Тоня макала их в чай и почему-то ей стало хорошо и радостно, что она приехала к отцу…

Вспомнился смешной случай, как они с папой ехали на её выступление, Тоня в детстве на скрипке играла.

Мама с папой купили ей для концерта дорогое светлое платье в соседнем магазине. Такое дорогое, что эти платья никто не покупал, а Тоне купили. И мама строго настрого велела Тоне быть аккуратнее.

Но на автобусной остановке она за что-то зацепилась, порвала платье, да ещё и в грязь упала. Хорошо скрипка не пострадала, её папа нёс.

Тоня заплакала в голос от ужаса, мама же приедет к её выступлению, что делать? Платье порвано и всё в грязи!

— Не плачь, мы успеем! — папа подхватил Тоню на руки и побежал в тот самый магазин. Купил на последние деньги ей такое же платье и прошептал,

— Когда можно исправить, это не горе, ты в этом платье будешь лучше всех!

И Тоня получила приз за лучшее выступление, мама просто сияла и они с папой оба ею гордились.

А сама Тоня была счастлива — у неё самые лучшие мама и папа на свете…

— Пап, маму через несколько дней выпишут, ты приедешь домой? — как-то само собой вырвалось у Тони.

— Я бы хотел, но не знаю, как она захочет. И по Славику я давно соскучился. Если мама позовёт, я приеду, но вдруг она не захочет? — по его лицу было видно, что он сомневался, и Тоне стало его жалко,

— Ну папка, ты что, она же вообще хотела на пенсии к тебе жить поехать. Если бы мама не заболела, она уже была бы тут, с тобой, да, да, ты что, не веришь мне?

Он сразу оживился, улыбнулся,

— Да ладно, а ты откуда знаешь? Мама так тебе и сказала, что хочет быть со мной? Вот так раз, так это всё меняет!

Отец разволновался, заварил ещё чай и принёс старый альбом с фотографиями.

На одной из них они с мамой сидели обнявшись, а на руках у отца была маленькая Тоня.

Отец так трогательно показывал фотографии и вспоминал, как хорошо они жили, что уезжая Тоня уже и не вспоминала то, что написала ей мама в прощальном письме. Уезжая она обняла отца и они договорились созвониться.

И обставить всё так, чтобы он смог приехать, и они опять были все вместе.

Эмму Юрьевну через неделю выписали домой, чтобы она окрепла.

Но предупредили, что через месяц будут продолжать лечение.

Желанию отца приехать она обрадовалась, хотя негласно и было понятно, что они жили отдельно не просто так.

Договорились, что Дмитрий Фёдорович приедет лишь через несколько дней, как она и просила. Эмма Юрьевна не привыкла плохо выглядеть даже при муже и хотела после больницы хоть немного придти в себя.

То, что она прочла мамино письмо, Тоня ей конечно не сказала. Ведь тогда надо было бы рассказать о том, что её объявили умершей, а мама и так мнительная.

Да и любому человеку в её состоянии услышать такое было бы страшно, словно это не ошибка, а пророчество

А мама вроде старалась уйти от этих мыслей.

Хотя Тоне казалось, что мама, как плохая актриса, немного переигрывает.

Она смеётся, а сама чуть не плачет.

Старается быть активной, но очень устаёт и ложится отдохнуть.

А потом вдруг мама попросила Тоню,

— Отдай мне то письмо, что я тебе писала, я передумала, не надо было его писать.

Тоня достала из сумки конверт, вынула сложенный лист и протянула ей.

Эмма Юрьевна всё это время молча смотрела, прищурившись будто всё ещё решала что-то для себя и никак не могла решиться.

Листок она порвала на мелкие части, и в мусорку кинула.

Поймала вопросительный взгляд дочери, и отвернулась к окну.

Ночью Тоня проснулась от того, что Славик хнычет и пить просит.

Встала, лоб потрогала — может заболел? Нет, нормально все, принесла воды сыну, он напился и уснул. Тоня пошла на кухню отнести чашку, и вдруг увидела, что за столом в полной темноте сидит мама.

— Мам, ты чего, тебе плохо? — Тоня испугалась, но мама ей ответила тихо и спокойно,

— Нет, не спится просто, сижу и жизнь свою вспоминаю. И ты знаешь, я всё равно хочу, чтобы ты знала, если что! Чтобы ты не думала, что у меня блажь, папа на даче живет, будто это я его выгнала. Хочу, чтобы ты меня выслушала, а там сама решишь. Ведь для тебя он всегда был прекрасным отцом, лучше и не придумать. Вот и сейчас ты к нему съездила, и уже растаяла. Да, он такой, он умеет быть добрым, душевным и щедрым. Но то, на что он меня тогда спровоцировал, я ему не могу до конца простить, как ни стараюсь.

— Ты о чём, мама? — не поняла Тоня.

— Садись и выслушай меня, не хочу с собой это унести, — твёрдо сказала Эмма Юрьевна, глядя не на дочь, а в тёмное окно,

— Ты меня прости заранее, что я это тебе рассказываю, но пока я жива, перед тобой хочу оправдаться.

— Брось, мама, тебе не в чем передо мной оправдываться, — попыталась сказать Тоня.

— Ты послушай, а потом сама решишь, — перебила её мама.

— Просто послушай и ничего не говори…

Поженились мы с твоим отцом, когда мне было двадцать три, а ему тридцать восемь. Он казался мне очень умным и взрослым и я влюбилась, как ненормальная. Все ровесники были какие-то глупые, а Дмитрий знал так много! До меня он женат не был, шутил, что ждал всю жизнь такую и наконец-то дождался. Он романтично рассказывал про квантовую теорию, что душа вечна, потому что это кванты. И его восхищало, что я его понимаю и слушаю, что я учитель физики и мы на одной волне! Я пошла работать в школу, а он работал в лаборатории. Мы собирали у себя друзей, тоже увлеченных физикой, и вместе проводили вечера. О детях я тогда не думала, казалось, что времени ещё предостаточно. Но однажды Дима рассказал, что служил на флоте, был подводником, и ему не повезло. У него похоже не может быть детей, раньше он сомневался, но теперь почти уверен, что это так.
Обследование это полностью подтвердило.
Нам предлагали помощь, но это было нереально дорого. Да и Дима считал, что этот путь не совсем естественный. А брать малыша из детского дома он не хотел, он хотел, чтобы нашего ребёнка я сама ему родила.
Понимаешь, к чему он клонил?
Он убеждал меня, что для него самого это ничего не значит! Он не будет ревновать, это же ради НАШЕГО ребёнка.
А тот человек не будет ничего знать, будет лучше, если он будет из другого города.
У нас же родится наш ребёнок, только наш, и мы будем с ним счастливы.
Никто не узнает…
Так прошло ещё несколько лет, мне было уже тридцать, мы были на отдыхе.
Там и познакомились с молодыми ребятами, Дмитрий хороший рассказчик, им было интересно его слушать.
Но один парень так на меня смотрел, и Дима стал меня упрашивать, он говорил, что это наш шанс, просил меня, и я… я согласилась!
Через девять месяцев у нас родилась ты, Тоня, наша доченька, наше счастье.
Я хотела забыть то, что было, но не могла. Мне это всегда мешало, я переступила через себя, это он меня уговорил, он очень просил!!!

Мама договорила и неслышно заплакала, а Тоня молчала, как и обещала. Просто обняла её и молчала.

Да и что тут было сказать, у каждого из них была своя правда.

А наутро приехал папа…

Он привез с дачи только что распустившуюся сирень, и у него был немного растерянный взгляд.

Тоня теперь понимала гораздо больше о себе и о своих родителях, да только совсем не знала, как им всем теперь с этим примириться наконец-то, и жить дальше…

3.

— Скажите, может у вашей мамы была какая-то стрессовая ситуация? Я почему спрашиваю, вроде операция прошла успешно и обычно такие больные находятся на позитиве. А Эмма Юрьевна какая-то растерянная?

Лечащий врач попросил зайти Тоню перед началом терапии для беседы, успех терапии во многом зависит от настроя. А маме предстояло как минимум четыре химии, и больше тридцати облучений…

— Я не знаю, мама вышла на пенсию и у неё были планы, а тут такое, может поэтому? — предположила Тоня,

— Папа будет её сопровождать на эти процедуры, и я думаю, что всё наладится.

— Ну ладно, время покажет, в понедельник начинаем, — врач протянул Тоне график процедур и распрощался.

Сначала всё шло неплохо.

Мама правда сильно похудела и ещё ей пришлось купить парик, она теряла волосы, но в общем переносила терапию неплохо.

Отец тоже похудел, он отрастил бороду и почему-то помолодел. То ли от того, что его Эмма опять рядом, а может просто от волнения.

Мама ела плохо, и он тоже, говорил, что глядя на неё у него кусок в горло не лезет.

Спали они по прежнему в разных комнатах.

Хотя Тоне стало последнее время казаться, что их отношения потеплели. Но возможно это просто в связи с ситуацией.

Мама нуждалась в поддержке, а отец ей её давал…

Терапия уже подходила к завершению, Эмма Юрьевна теперь с отвращением стала относиться к красному цвету.

Это был цвет тошнотворной жидкости, которую ей вливали. И последнюю процедуру она выдержала с большим трудом.

В итоге Дмитрий Фёдорович привез ее домой полуживую.

Даже кожа её местами стала красной, словно выступала, как испарита, та алая жидкость.

А когда она захотела прилечь, то оступилась, и упала, не дойдя до кровати.

— Мама! — Тоня бросилась к ней, отец подхватил жену на руки. Но она их успокоила,

— Всё хорошо, я не сильно упала, почти не ударилась, но я очень хочу спать…

Эмма Юрьевна проснулась лишь на следующий день, да и то к полудню. Выглядела она уже намного лучше, да и настроение у неё было совсем другое — она улыбалась.

Эмма Юрьевна пришла на кухню и попросила Тоню сделать ей один, нет, два бутерброда с сыром и колбаской, потому что она чувствует, что она вылечилась.

И у неё море энергии, ей опять хочется быть красивой и радоваться жизни!

— Мам, ты себя нормально чувствуешь? — переспросила Тоня.

— Да, а почему ты спрашиваешь? Ах да, я вчера упала, у меня кстати небольшая шишка на голове. Но это ерунда, мне гораздо лучше!

Эмма Юрьевна взяла из рук Тони только что сделанный бутерброд и стала есть его с большим аппетитом, при этом весело разговаривая,

— Слушай, а почему папа спит теперь в отдельной комнате, как ты думаешь? Он брезгует, что я такая? Вроде нет, но тогда непонятно. Может он просто боится, что меня побеспокоит?

И Эмма Юрьевна потянулась за вторым бутербродом.

Тоня не знала, что и ответить, мама так радостно спросила про папу, словно она… забыла свои обиды.

Или может она и правда забыла то, что мучило её так долго, может это всё от того, что она головой ударилась?

Ситуацию спас папа, оказалось, что он стоял в дверях и всё слышал,

— Эмма, если тебе лучше, я буду опять с тобой, как раньше и всё. Я и правда боялся тебе помешать, но раз тебе лучше, то значит пора!

Отец подошёл к маме, обнял её и поцеловал. А она улыбалась ему, будто и не было всех тех обид, которые жили в её сердце так долго.

Отец с мамой ушли, а Тоня просто терялась в догадках.

Вечером она спросила отца,

— Пап, вы что, помирились?

А он ответил так легко, как и присуще мужчинам, женщины чаще усложняют и пытаются понять — почему.

Папа же просто был рад, и всё, он не задавался вопросами, а махнул рукой,

— Да это были её старые заморочки, ерунда, но она выздоровела и видимо решила об этом не вспоминать. И правильно, надо жить, а не мусолить старые обиды, я рад, что она это поняла!

Отец был вдохновлён этими переменами.

Тоня слышала их весёлые голоса.

Похоже они уже перестилали кровать и переносили папины вещи, чтобы опять быть вместе…

Следующей ночью Тоне опять плохо спалось, она не знала, что и думать. Похоже, что отец рад, что мама весела и здорова. И ему ни к чему вспоминать прошлое.

А тогда…

Тоня достала из сумки то оставшееся письмо, что перед операцией мама просила, если с ней что-то случится, передать отцу. Мама похоже о нём забыла, да и папе оно теперь совсем ни к чему.

Тоня хотела его порвать, но что-то её остановило, она решила посмотреть и развернула сложенный вдвое листок…

И правда ничего неожиданного.

Мама просила у отца прощения, писала, что понимает, что он хотел, как лучше. А она такая глупая мучается этой мыслью. И ей иной раз кажется, что он ею брезгует, хотя он повода не давал. И кажется, что он на дочку косится, ведь она на него не похожа. Эта мнительнось съедает её любовь, а ведь она так любит и его, и Тоню, и не знает, как ей жить…

Тоня сложила этот листок, и порвала на клочья.

Всё, не было ничего, это её родители и у них всё прекрасно!

Наутро отец пожарил на завтрак свою фирменную глазунью с луком, говяжьей тушёнкой и солёным огурцом.

Как же она по всему этому соскучилась!

По тому, как они жили вместе, как отец её и ругал, и баловал. По его таким необычным рассуждениям и разговорам!

— Я всегда знал, дочка, что кванты души победят всякие глупые недомолвки. По-настоящему любящие люди не будут вечно помнить то, что мешает им быть вместе! Это я тебе как физик, и просто как старый отец, любящий маму и тебя, говорю!

Отец конечно же не знал, что Тоня теперь в курсе истории своего появления.

Да и мама, похоже, не помнит теперь этого.

Позже Тоня даже советовалась с её лечащим врачом, и он сказал, что такое бывает!

Бывает, что то, что мучило человека, иногда даже беспричинно, или было сильно преувеличено, вдруг словно стирается из памяти. Словно чья-то щадящая рука стирает из памяти человека то, что мешает ему жить, что может даже это и вызвало его болезнь и чувство вины.

И этот человек освободился от мучавших его мыслей, он выздоравливает, всё остальное он помнит и теперь живёт и счастлив.

Словно он болезнью заплатил за что-то, и его простили…

Слова врача удивили и потрясли Тоню, неужели и он, врач, считает, что такие странные вещи, словно сделанные кем-то свыше, возможны?

Но дома теперь было тепло и хорошо!

Славик радовался, что бабушка Эмма выздоровела, а дед Дима вернулся с дачи, и они теперь все вместе.

Тем временем мама вдруг вспомнила, что у них с папой скоро годовщина свадьбы. И они стали обдумывать, что хорошо бы отметить её на даче.

Отец и мама счастливо друг другу улыбались. И Тоне уже стало казаться, что всё, что было — это был просто ужасный сон.

— Тоня, а на даче кстати о тебе спрашивали, — улыбнулся ей отец, — Наш сосед по даче, мой старый приятель, сказал, что его сын тебя видел, и ты ему очень понравилась! Он хочет познакомиться.

— Ну пап, перестань, — в ответ улыбнулась Тоня, и вдруг опять почувствовала себя маленькой девочкой, у которой самые лучшие мама и папа на свете!

— Мам, пап, я вас очень-очень люблю, спасибо вам, что я… есть на свете. И что Славик есть, ведь вы всегда меня поддерживали!

Родители переглянулись, и радостно рассмеялись.

А папа добавил,

— Вот что, дочка, оставь свои хвалебные тосты на праздник, мы тоже тебя очень любим!

И эти слова для Тони были важнее всего на свете…

Автор Ольга Данкова