Он был настолько шокирован и обескуражен произошедшим …
На какую-то секунду он и сам поверил, что он и есть – тот самый Юра.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
На следующий день ему позвонили:
– Здравствуйте, Артём. Капитан Назаров беспокоит, ….отделение полиции. Вы вчера в метро были с женщиной, которая до сих пор в больнице не пришла в себя. Она без документов. Не могли бы Вы назвать её данные.
– Нет. Это ошибка. Я не был с ней, я её не знаю. Я просто рядом был, когда она потеряла сознание.
– Ах так. Жаль. Мы не можем близких найти. Ладно, спасибо Вам за участие. До свидания!
– Постойте. А в какой она больнице?
– На Парковой.
– Ага, спасибо.
Они обсудили эту ситуацию со Стасом. И тут Артём вспомнил.
Он набрал номер капитана.
– Я не знаю важно ли это, но она назвала меня Юрием, – Артём рассказал, как всё было.
– Ясно. Посмотрим. Мы тут по чекам в её кошельке пытаемся выяснить, где она жила. Может у нее есть сын Юрий? Или…
– Или был … – перебил следователя Артём, эта версия казалась ему верной.
– Что? А…ну да, кстати. Хорошая мысль. Спасибо, Артём.
Все были заняты новогодними приготовлениями. На следующий день они со Стасом съездили на закупки и отвезли всё девочкам в квартиру, где собиралась встречать праздник их компания. Там была суета – девчонки вовсю готовились. Бегали на маникюры и другие процедуры необычайной новогодней красоты, готовили посуду и стол.
Катя мило улыбнулась. Она тоже ждала, что в праздник их отношения вступят на новую ступень.
Возвращались они автобусом.
Глобальное украшение Москвы к Новому году давно было завершено и сейчас столица полностью преобразилась. Настоящая зимняя сказка возвращала взрослых в детство и заставляла замирать от восторга.
– Смотри какой парад ёлок! Ух ты! – Стас был в восторге.
– Опа, вот это снеговик! Там фотозона. Айда выйдем, сфоткаемся.
– Неее, не хочу.
– Да чего ты? После этого случая в метро ты сам не свой. Забудь уже. Новый год ведь! Давай, доставай настроение.
Артём улыбнулся, но как-то грустно. Они вышли на своей остановке.
– Слушай, Стас. Я съезжу в больницу на Парковую. Все равно делать больше нечего сегодня. Узнаю, как там дела у той женщины. Может в себя пришла. Просто, ради интереса проедусь.
– Да туда пилить сколько! Часа два, а то и больше, – Стас не понимал, пожал плечами – Ну, давай! Раз так хочется тебе.
Дорога была не близкой, по пути позвонила мама, узнать как его дела. В новый год скучать родителям не придётся: уже приехала в гости его старшая сестра с мужем и с двумя «бандитами»- племянниками. В квартире стоял звонкий гай-гуй.
В конце разговора Артём прикрыл телефон рукой.
– Мам, с наступающим! И это … Я тебя очень люблю!
Мама настороженно замолчала, а потом ответила:
– И я тебя Артём тоже люблю! У тебя точно всё в порядке? – она нечасто слышала подобные признания от сына.
Сын заверил – всё нормально, скоро будет дома на каникулах.
В автобус завалилась весёлая компания с Дедом Морозом и Снегурочкой. Они пели песни и поздравляли всех с наступающим.
– Специально для Вас мы приготовили путешествие по сказочным зонам столицы. Время – радоваться! Время – дарить подарки! Время – встречать замечательный год!
Артём взял рекламку. Наверное, они правы: время — радоваться. Но он никак не мог отогнать от себя воспоминания о той боли в глазах женщины. Хотелось поскорее узнать о ней хоть что-то.
***
В больничной палате женщина открыла глаза. Почему она здесь? Она села, но вскоре опять легла – очень кружилась голова.
И вдруг вернулась Боль. Она всё вспомнила. Похороны сына, родственники, близкие, нестерпимая тоска. А потом они остались вдвоем: Боль и она.
Боль билась в сердце глухим набатом, швыряла упрёки в лицо, бесновалась и скручивались в горле. Мать доставала фотографии сына и смотрела-смотрела их без конца по сто раз перекладывая.
Нашла рисунки Юры. Вот его рисунок на женский день для неё, смешной человечек с длинными волосами и надпись корявыми детскими печатными буквами:
«МАМА НNНА».
Такую «И» он ещё долго писал неправильно, как она только не билась.
А Боль всё не унималась, жгла сердце калёным углем. Днём она ездила на кладбище, немного отвлекалась, звонили родственники, приезжали коллеги, захаживала пожилая соседка, но вечерами …
Нина не плакала, она выла, раскачивая всё тело. Склонив голову набок она негромко выла и билась, как птица в своей квартире. Боль была сильнее, она не сдавалась, она ввергла в туманный угар горя.
Кружилась голова, болела от воспоминаний, теперь невозвратных, прошлых, скрытых беспросветной бездной, а когда-то таких привычных, незаметных, неоценённых.
Боль победила. Она вгрызлась в глубины сознания и заставила бежать. Уйти от этой растекающейся по жилам тьмы можно было только найдя сына. И Нина отправилась на его поиски. Когда она приняла это решение Боль успокоилась, жалобно заскулила и замерла.
Нина отправилась в лабиринты метро. Там была цель – всё вернуть. Там не было осознания реальности произошедшего, там была надежда, а теперь …
Теперь всё вернулось. Боль опять дерзко поглядывала и потирала руки. Сейчас сейчас … она подкрадётся и опять будет изматывать материнское сердце.
По дороге в больницу Артём набрал капитана Назарова и выяснил, что женщина пришла в себя буквально недавно, назвалась, но находится всё там же – в больнице.
– И ты прав был. Мы выяснили – месяц назад у неё сын погиб единственный в боевых действиях. Юрием его звали. Вот мать и мучается.
Артём не стал говорить капитану, что сейчас по праздничному убранству столицы он направляется к ней в больницу. Как он мог объяснить, что не может забыть эту встречу? Но потихоньку у капитана он выяснил и фамилию, и отделение.
Ему повезло – он попал в часы, установленные для посещения. Но у пациентки уже был посетитель в данный момент и его попросили подождать.
Артём сидел в больничном коридоре и думал. Зачем он здесь? Вероятно, женщина, которую, как выяснилось, зовут Нина, его совсем не помнит. К тому же, к ней пришли, а значит – нашлись близкие, и он тут явно лишний.
Он уже собирался с мыслями, чтобы уйти, как в вестибюле показалась знакомая девушка. Та, которая в метро была в белой шапке. Но теперь она была без шапки, кудрявые каштановые волосы убраны в хвост. На ней был белый халат.
– Привет! – девушка немного удивилась, – Вас что попросили приехать?
– Да нет, я сам решил. Узнал, где лежит и вот …
Она стащила с плеч халат и хотела отдать ему, но вдруг сказала:
– Может врача спросить? Я что-то сомневаюсь. Я видела, как это произошло. Она приняла Вас за сына. Вы в курсе, что сын её погиб?
– Да, мне сказал следователь.
Они пошли в регистратуру, попросили поговорить с врачом, но им ответили, что врач сейчас занят и освободится примерно через час.
Они познакомились. Девушку звали Маша, она была студенткой медицинского университета. Артём решил, что Маша права – не надо ему будоражить женщину.
– Я сегодня не ела вообще, а здесь кафе недалеко. Составите компанию?
Они взяли бутерброды и кофе. Решили перейти на «ты». Маша рассказала о своём сегодняшнем визите к Нине. Та ещё слаба, но уже пришла в себя. Она слабо помнит, как оказалась в метро.
Маша иногда забывалась и говорила медицинскими терминами, пересказывала то, что сказал ей врач. Что-то о депрессивном состоянии Нины после потери сына, стрессовом её расстройстве, о какой-то фуге, которая погнала Нину в метро, об амнезии из-за постигшего горя. Иногда Маша останавливалась и Артём чувствовал, что девушкой движет не только медицинский интерес, но и простое человеческое сочувствие.
– Ты не думай, она не сошла с ума. Это было временно, – наконец пояснила она человеческими словами.
– Я, наверное, не пойду к ней.
– Почему?
– Вероятно, я опять напомню ей сына. Зачем?
– И всё-таки раз уж ты здесь, предлагаю посоветоваться с врачом. Тем более, что час почти прошёл. Пошли.
Молодой врач в голубом халате вышел к ним в вестибюль. Вид у него был усталый. Он присел рядом с регистраторшей и выслушал Машу. Оно рассказала ему ситуацию и свои сомнения по этому поводу.
– Понимаете, дорогая моя будущая коллега, на сегодняшний день нет теорий горя, – врач вздохнул, – Трудно сказать, как лучше справиться с утратой. У всех это происходит по-разному. Одно знаю точно: горе — это процесс. И чтобы его принять, надо принять факт смерти и научиться жить с этим фактом. Наша пациентка, должна понять, что там, в метро, она встретила вот его, – врач показал на Артёма, – А не сына, как ей показалось. Поэтому не вижу ничего плохо в этом посещении. Маску, перчатки, халат и пожалуйста …
Артём поднялся в вестибюль для посещений. Вскоре вышла Нина, ей разрешили.
– Здравствуйте!
– Здравствуйте!
– Вы, наверное, меня не помните? – он спустил маску.
– Нет. Но я догадалась. Маша мне рассказала, что я кого-то приняла за сына. Вы и правда немного похожи. Простите меня, напугала Вас. Что-то случилось там со мной, – женщина говорила спокойно, она казалась сонной.
– Я рад, что теперь всё хорошо.
– Расскажите о себе.
– Ой, я оболтус и хулиган. Но учусь, правда, с грехом пополам …
Артём начал рассказывать со свойственным ему юмором, хотелось отвлечь Нину от горестей, хотелось врать, вспоминать смешные истории только бы наполнить этот грустный коридор радостью настолько, насколько это возможно. Если бы сейчас его попросили плясать, он бы сплясал, показывать фокусы – показывал бы…
Нина сидела с милой улыбкой на лице, но минут через пятнадцать Артём обнаружил, что она смотрит в одну точку и не слушает его. Он попрощался. Уходя, Нина оглянулась:
– А Вы ещё придёте?
– Если можно…
– Приходите ещё, пожалуйста.
– Я приду завтра.
И он приехал сюда опять, опять беседовал с Ниной.
На него уже обижалась Катя. В предновогодний день они собирались прогуляться по красочно убранной Москве. Артём предложил ей съездить на Парковую в больницу к Нине, но Катя надула губы – у неё были совсем другие планы. Интереса Артёма к поездке в больницу к незнакомой женщине она не понимала.
А он уже не мог понять себя. Что-то тревожило. Он ещё не предполагал, что его новогодняя ночь будет не такой, как предполагали все…
Артём уже не мог понять себя. Что-то тревожило. Он ещё не предполагал, что его новогодняя ночь будет не такой, как предполагали все…
В этот приезд они с Машей в коридорах больницы познакомились с соседкой Нины по квартире — пожилой женщиной Елизаветой Петровной, и с коллегой Нины – Валерией. Они много рассказали ребятам.
– Нина воспитывала Юрия одна. Мать её умерла года два назад, а теперь вот и сын. Он был очень славный парень: добрый, отзывчивый, прекрасно закончил университет. Занимался дзюдо. Ушёл добровольцем, сказал: кому, если не мне.
А там подорвался. Хоронили останки в закрытом гробу. Мать замкнулась в себе, не плакала, не причитала. А когда близкие разъехались, осталась одна.
– Все решили, что перенесла, и виду ведь не подавала, а оно вон как … Через месяц прикатилось, – Елизавета Петровна тихо плакала, утирала слезы платком, – Она мне сегодня призналась – ночами очень тяжело бывает, не спит совсем.
– А завтра, в новогоднюю ночь, она как? Наверное, всегда с сыном встречала, а тут … , – спросила Маша.
– Ой, и верно! Как это пережить?
– А давайте приедем поздравить её с Новым годом, – неожиданно предложил Артём.
– Я в компании уже встречаю, договорились. Ехать далеко очень, – засомневалась Маша.
– И я, – вспомнил Артём.
– У меня вообще завтра поезд, к родне на праздник отправляемся, – взгрустнула Валерия.
– А ко мне внучка в гости приезжает, вдвоем с ней сюда ехать как-то страшновато ночью, ей шесть всего, – добавила Елизавета Петровна.
Все разъехались, решив, что поздравят Нину по телефону.
Артём ехал назад, смотрел на горящую праздничными огнями столицу. Народ гулял, сновал по ёлочным базарам, запасался подарками. А там, за больничным окном лежала женщина с невероятной бедой.
Нет, невозможно отменить праздник, невозможно плакать всем миром. Но возможно эту частичку праздника разделить между всеми. Хотя бы совсем чуть-чуть. А то как-то нечестно.
Артём понял, что после случившегося не будет он веселиться до упаду. Захотелось чего-то бо́льшего, настоящего и чтоб для души …
И тут позвонила Маша.
– Артём, а я только что отменила себя в кафе. Я еду к Нине в больницу. Не пустят, наверное, но хоть бенгальские огни под окном зажгу.
– Я с тобой! – Артём вдруг понял, что это то самое, что он хочет. Этот его Новый год должен быть именно таким. И то, что случилось в метро, совсем не зря.
И вскоре они уже обсуждали, как это будет.
– Ты что забыла, что я – технарь. Все будет: и аккумулятор, и несколько гирлянд, и удлинитель. Не думай об этом.
Когда он объявил о своём решении Стасу, тот не сильно удивился.
– Я так и знал, что этим закончится. И Катька твоя вчера это предрекла. Сказала, что вы поссорились.
– Да нет, мы не ссорились. Но понимаешь, я думал, она, как будущая мать, она поймёт как-то, поможет поддержать человека в беде, а она о глупостях: брось всё и проводи меня в салон красоты. Ей это важнее. Но мне – нет. Каждый из нас имеет право пребывать в той картине мира, в которой ему комфортно. Ведь так?
31-го весь день Артём готовился. Он пробежался по магазинам, купил гирлянды с большими лампочками, сто раз всё проверил и обдумал, созванивался с Машей и обговаривал варианты.
Они встретились на остановке недалеко от больницы поздно вечером. Артём тащил большую сумку, да и сумка Маши была ненамного меньше. Она сообщила, что Елизавета Петровна с внучкой тоже подъедут.
Вдвоём они налетели на дежурную стационара, как вихрь. Умоляли, уговаривали, задаривали подарками и упросили-таки около полуночи по их звонку заставить больную из 405 палаты подойти к окну. Дежурная под напором сдалась.
Вскоре подъехали бабушка с внучкой. На снегу, на клумбе Маша начала писать- вытаптывать ногами имя «НИНА».
– А можно я, можно я? – прыгала рядом шестилетняя Алинка.
Маша поручила это ей и бабушке и начала помогать Артёму разматывать гирлянды. Гирлянды старательно уложили в протоптанные буквы, долго крутились вокруг. Потом Артём установил рядом сверкающий электрическими огнями фейерверк. Ещё с собой у него была музыкальная колонка.
Маша где-то успела достать огромный костюм Деда Мороза, в который они со смехом практически завернули Артёма. Маша надела костюм Снегурочки, а Алинке натянули оленьи рожки и обернули мишурой.
Всё было готово. Можно было звонить дежурной. И Маша набрала её номер. Артём решил ещё раз проверить – всё ли в порядке и зажёг гирлянды. Казалось, что-то было не то, но что?
Руками всплеснула Елизавета Петровна:
– Ох ты, Господи, Алина! Что мы наделали с тобой! …
Но менять было поздно, Маша уже звонила.
***
Лекарства усыпляли. Но усыпляли почему-то днём. А ночью опять не спалось. Нина лежала в темном пространстве палаты опять не одна. Опять с этой всеядной и всепоглощающей Болью. Она была везде: то затаивалась в тёмном углу, то усаживалась рядом, шаря и пытаясь вцепиться в сердце. Она заставляла вставать и стряхивать себя, но не уходила.
Нина опять перебирала картины детства и юности сына, опять закидывала себя горстями вины.
– Надо принять, надо принять, что Юры нет, – шептала она, но всё шло по кругу: нет, а почему, а если бы, а я виновата …
Эта потеря её практически убила, отвернула от мира, от Бога, от людей, ввергла в туман обид, угар, вырезающий каждую минуту по кусочку душу, по кусочку плоти, грызущий, манящий в черную пропасть сознания. А голова, как бетон.
В палату вошла дежурная медсестра.
– Ой, а Вы и не спите? С наступающим! Вам вот передали, – она протянула пакет, – Шампанское я не взяла, нельзя Вам.
– Кто?
– Они попросили подойти к окну, всего лишь – к окну.
Медсестра вышла, а Нина спустила босые ноги на пол, прижала руки к груди и медленно с каким-то страхом, казалось напущенным той самой страшной Болью, подошла к окну.
Это было послание от сына. Это он пришёл, чтобы помочь ей победить этот недуг – приходящую и разрывающую сознание Боль.
На белом снегу яркими огнями горело её имя: «НNНА». Именно так, с перевернутой «И», как писал когда-то её маленький Юра.
И Боль вздрогнула, замерла, потом начала визгливо сворачиваться, гореть и метаться, она погибала в пламени загорающихся там внизу гирлянд, стремилась удержаться, но слабела и слабела, превращаясь в стекающие по щекам слёзы. Голова вдруг стала лёгкой-легкой и сознание прояснилось.
Нина стояла у окна и плакала, плакала спокойно, а не выла, как раньше, глядя на эту смешную компанию. Там из колонки звучали новогодние песни, которые были слышны отдаленно.
В двенадцать они открыли шампанское, а Нина налила себе в кружку сока и поднимала её вместе с ними. С новым годом!
Они дружно махали в окно в каком-то смешном своём танце и кричали ей. Они водили хороводы, прыгая до тех пор, пока бедная её пожилая соседка не сдавалась и не начинала отмахиваться от них, чтоб оставили её в покое.
Они раскатали дорожку и скользили по ней, падая, обучая маленькую Алину и опять приставая к Елизавете Петровне. А потом позвонили ей и долго по очереди поздравляли с Новым годом и все хором извинялись за перевёрнутую «И».
Нина долго наблюдала, как позже ребята всё собирали, усаживали в такси Елизавету с внучкой, укладывали туда сумки с гирляндами и реквизитом.
А сами потом, взявшись за руки, пошли через мостик пешком. Она долго смотрела им вслед и понимала –жизнь продолжается. Её жизнь. И вот сейчас она осознала потерю. Нет больше отрицания факта потери. Юра будет жить теперь только в ней, в её памяти. И она это будет беречь и не даст отнять это никакой боли. Это бы Юра ей не простил.
– Я буду сильной, сынок. Я обещаю!
Нина первый раз за месяц уснула с улыбкой на губах. На контрасте между жизнью и болью, победила жизнь. Завтра уже новый год и у неё впереди так много планов.
А двое молодых людей шли по ночной столице. Новый год вступал в свои права! Пусть он станет для них счастливым! Пусть он станет счастливым для всех!
Автор Рассеянный хореограф