Ночью, лежа рядом с мужем, Малка впервые за несколько лет вспомнила разговор с Верещихой.
Мирто проснулся. Почувствовал неладное.
— Почему не спишь? – спросил он хрипло, — завтра трудный день у всех.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
— Я не могу. Просто… Помнишь я тебе говорила, о Верещихе, Ты не…
— Прекрати! – Малка даже вздрогнула. Муж очень редко кричал на нее. Но тут же, каким-то внутренним, чисто женским чутьем поняла – он старается за злостью спрятать свой собственный страх. Мирто вздохнул и продолжил:
— Не волнуйся. Те времена, если и были вообще – прошли давно. Не знаю, может раньше Верещиха и была ведьмой, но сейчас она совсем из ума выжила. Говорят, это случается с теми, кто с нечистой силой знается.
— А если все же чукса? И если бабка начнет по дворам языком трепать?
Мирто задумался. А потом мотнул головой и сказал:
— Завтра я сам схожу к Верещихе. Поспрашиваю ее вроде, что сказать может. Если сама помнит и скажет – то посоветую язык за зубами держать, пока кости целы. Они-то, ведьмы, за жизнь крепко держатся. После смерти им не сладко. А если и не вспомнит, что несла – то тут и говорить не о чем.
На этом и порешили. Мирто снова уснул, а Малка до рассвета не могла сомкнуть глаз.
Корова и две курицы Трешки упали утром через две недели после ярмарки. Просто упали и перестали дышать. Под вой Трешки мужики закололи всю скотину в хозяйстве, а трупы вывезли в далекую лощину и сожгли.
Не помогло. Скоро в деревне осталась треть скотины. Потом болезнь ушла. Но селяне радоваться не спешили. В прошлый раз, согласно записям, при первом снеге болезнь ушла тоже. Чтобы возобновится весной, когда она добила оставшуюся скотину. Животных быстро забивали, мясо засаливали. Но все знали, что это – не спасение. А потом с постелей не встала целая семья, поев мяса на ужин. Больше никто не решился есть – туши свезли в овраг и сожгли так же, как и умерших своей смертью животных.
Деревня стояла будто вымершая. Никто не зажигал огни по вечерам, не собирались на гуляния. Даже говорили потише. Несколько мужиков отправились в город и привезли оттуда неутешительные вести. Болезнь не тронула лишь южные области княжества, да и то, видать на время – не успела дойти до снега. Въезд туда был строго запрещен, как и выезд. Сейчас все ждут весны. Если после схода снега болезнь не возобновится, то тогда сам князь на свои деньги обещал купить скотину в чужих княжествах и раздать бесплатно на приплод.
***
Малка проснулась как всегда рано. Раньше всех. Потянулась, привычно, выглянула в оконце на метель. Что же, пора начинать день. Малка вздохнула, вспомнив, что скоро праздник начала года. Обычно его отмечали несколько дней – веселыми гуляниями ряженных, посиделками, вечерками. Сейчас, конечно же, ничего подобного не будет. Все, как вечер, запираются по домам. Еды пока еще хватает, но неизвестно, сколько это будет продолжаться. Дети ноют без молока.
Малка вздохнула. У них крепкое хозяйство и неплохие запасы. Женщина вспомнила, как раздражала ее скотина, поднимавшая гвалт – требующая есть. Ох, сейчас даже бодливую козу Ранку расцеловала бы в оба рога.
Улюшу будить не стала, сделала завтрак мужу, а потом он вместе с братьями отправился за дровами – еще с вечера собирались.
Невестки сегодня занимались делами в своих избах, и Малка осталась одна со своими мыслями.
Через какое-то время заметила, что уже на дворе светлым светло, а Улюша спит. Малка встрепенулась – неужели вдобавок ко всем несчастьям еще и сын заболел? Бросилась к нему, но мальчика не было. Как он сумел встать, и проскочить мимо матери? Куда пошел?
— Улюша! Улюша! – Малка звала сына, но молчание было ей ответом.
На улице даже не было привычно игравших там детей. Не у кого спросить. Малка пробежала между домов, дошла до площади с колодцем. Там сидел полудурок Тимка – сорок лет, а ума как у пятилетнего.
— Тимоша… Улюша не проходил тут? – Спросила Малка.
Полудурок улыбнулся и закивал:
— Улюша… Добрый… Мне пряничка дал. Вот, — и Тимка выудил из своих лохмотьев пряник, показал. Малка только вчера их пекла.
— Куда он пошел? – Малка волчицей метнулась к полудурку, а тот застыл с выпученными на нее глазами.
— Не скажу, — захныкал он, размазывая по лицу слезы и сопли, — Малка плохая.
— А если Малка тебе два пряничка даст? Даже три? — Малка засунула руку в карман фартука. Каким-то образом она сама бросила туда три пряника, выбегая искать Улюшу. Видать мозг быстрее нее самой сообразил, что может ребятам раздать понадобится, если скажут, где Улюша.
— Вот, – Малка протянула пряники полудурку, — три.
На лице Тимки отразилась усиленная работа мысли. А потом он протянул руку, но Малка тут же руку отдернула. Физиономия Тимки скуксилась, но все же он сказал:
— Улюша в лес пошел. По это вот тропе. Сказал в лес.
— В лес? Зачем?
— Ну его же звали, — ответил полудурок, пожав плечами.
— Его звали? Кто?
— Фигуры. Вроде старец благообразный и девушка – белая, гладкая, красивая. А моргнешь и не старец с девкой, а мертвяки полусгнившие. Все перед Улюшей шли, а он за ними.
Малка вскрикнула и бросилась по указанному направлению. В сознании прокручивался тот разговор с Верещихой. Неужели это правда? И духи решили получить жертву такой ценой?
***
— Улюша! Улюша! Ты где?!
Выбежав из дома, в чем была, Малка сначала не чувствовала холода. Но теперь он пробирал до костей. Ноги уже промокли, холодный воздух обжигал горло и кожу. Но Малка упорно шла вперед. Она не знала – куда. Просто шла. Пока не упала на колени от усталости. И тут заревела в голос. Сил подняться уже не было.
— Мама, — услышала голос сзади и обернулась резко.
На поляне стоял Улюша. Но не один. Вокруг него собралось с десяток ходячих трупов. Мерзкие, гнилые, с остатками одежд, плоти, волос. Они тянули свои руки к мальчику.
— Улюша, — Малка бросилась к сыну, но словно натолкнулась на мягкую стену.
— Улюша, — заплакала она, снова опускаясь в снег.
— Мама. Не плачь. Так надо.
— Надо? Кому?
— Нам всем. И тебе, и отцу, и тете Маромии, и дяде Нату, и даже Тимке. А еще всем жителям княжества – городам, селам. Чукса не ходит одна. Она дружит с Недородом. Всегда. Теперь я знаю.
— Эти твари не заберут тебя. Посмотри, это же трупы. Они давно сгнили, они должны лежать в земле.
Улюша обернулся, с удивлением смотря на окружающую его толпу. Потом вновь обратился к матери:
— Но я вижу красивых девушек, женщин, мужчин и стариков. Они все в белых одеждах, расшитых серебром и золотом. Вот, смотри, — и мальчик указал на полуистлевший труп женщины с длинными прядями черных волос на черепе, — это – твоя пра-пра-прабабушка Фекла, а это, — тут мальчик указал на маленький скрюченный труп, глазницы которого горели красными недобрыми огоньками, — это Прадед папы. Они решили защищать нас.
— Защищать? – взвилась Малка. Даже сил от злости прибавилось, — ты не видишь. Они лгут тебе. Затуманили голову.
— Мы не лжем, — послышался хриплый голос, — просто ты можешь видеть нас именно так. Так вы решили, когда пришли служители Единственного. Только дети теперь видят нас так, как раньше видели все. Но мы все еще защищаем вас.
— Да неужто? – спросила Малка, — тогда защитите? Или, не убив невинного, вы не можете это сделать? Вам недостаточно ритуалов, недостаточно того, что мы не отказались от вас?
— Глупая женщина, — теперь это был хор голосов, — ты думаешь, нам нужны сливки и масло? Только кровь жертвы может прогнать такую большую беду. Ведь это значит – вступить в схватку с самой судьбой. Мы не выйдем победителями из этой битвы без свежей крови. А наша уже давно прошла сквозь землю и камни, проросла травой и мхом. Но и жертва подходит не каждая. Во всем княжестве нашли только одного.
— Не дам, — крикнула Малка и на этот раз ничто ее не удержало по пути к сыну, которого она обняла и прижала к себе.
— Тебе решать, — прошелестел хор, – мы ждали тебя.
— Мне?
— Жертва должна быть добровольной. Возьми.
К ногам Малки упал моток золотистой пряжи.
— Обвяжи сына нитью, а остальную пряжу заткни за пояс. Потом иди, не останавливаясь. Если ты только на секунду засомневаешься в решении – нить начнет тускнеть. Когда она станет серой – порвется. И ты больше не увидишь сына. Доведешь до дома – он твой. Но учти – тогда мы бессильны против мора.
Малка поступила так, как ей было сказано. Она пошла вперед, даже не оборачиваясь, а сын шел за ней – она знала это. Сколько-то шагов они прошли молча, но потом Улюша захныкал:
— Мама, мама, Ты хочешь, чтобы Свет умер? И Перст?
Свет и Перст – самые маленькие из двоюродных братьев Улюши. Мальчик возился с ними часто.
— Я хочу, чтобы ты жил, — сказала Малка, не оборачиваясь.
Сын замолчал.
— Но в нашей деревне многие умрут, — вновь захныкал Улюша через несколько шагов.
— Мне нет дела до этого. Почему они должны жить, если ты жить не будешь?
Снова молчание.
— Но папа умрет! Он будет кормить нас, а сам умрет от голода! – вновь послышалось сзади.
Малка остановилась. Она вспомнила Мирто. Нет, нет, она не любила его. Но испытывала к нему крайне теплые чувства. И была бесконечно благодарна. А как же она, без Мирто-то? Малка не заметила, как пряжа чуть-чуть потускнела. Она пошла медленнее.
— А у тебя будут еще дети. Если оставишь меня. Мама, но так должно быть!
Малка встряхнула головой и вновь бодро зашагала по снегу.
— Мама, обернись, посмотри, — Улюша просил так настойчиво, что Малка не выдержала и обернулась. Мальчик подошел к ней и обнял ее колени.
— Посмотри вперед.
Малка посмотрела. Вид леса словно подернулся дымкой, и она увидела… Костры сжигаемой плоти животных, плачущих от голода детей, похожих на обтянутые кожей скелеты. Иссохших от горя и голода женщин, воющих над трупами сыновей и дочерей. И над этим всем два огромных чудовища. Они словно были сотканы из дыма, но Малка точно знала сейчас — это обманчивое впечатления. Ибо над землями княжества шествовали Чукса – большая, словно замок князя, темная, с четырьмя желтыми круглыми глазами, с шестью лапами для ходьбы и четырьмя для хватания добычи, с длинным узким острозубым ртом, которым она улыбалась и постоянно жевала, жевала, жевала что-то. Чукса походила на паука. А вот Недород – высокий, невероятно тонкий, хрупкий на вид старичок, с желтым цветом кожи, которая спускалась со старческого тела складками. Он мерзко улыбался, постоянно облизывая красные, словно в крови блестящие губы. Малка чувствовала какая сила исходила от этих двух. Сила, с которой, наверное, не смогли бы справиться даже древние боги.
Словно подкошенная она рухнула на колени в снег, обнимая и целуя сына. Она не слышала его утешения, в голове будто звонил колокол. Лишь все сильнее молодая женщина прижимала к себе сына. А нитка тускнела, тускнела. Но еще было время, до того, как она порвется.
Конец.
Автор: adelaida.agurina