Из сельской чайной, которая, по совместительству, была и пивной тоже, Михал Иваныч вышел абсолютно трезвый. Что-то в последнее время стал он плохим компаньоном в этих «весёлых» делах. Мужики его ругали.
Пёс Султан, спеша впереди него, привычно повернул налево. Туда, куда он и сам не раз сворачивал. Там был его старый дом. Дом, который продали.
Михаил постоял, уцепившись за старую берёзу, и крикнул пса. «Вот оболтус, когда привыкнет?»
Но Михаил и сам никак не мог привыкнуть. Пьяные ноги часто сворачивали не туда, но сегодня он был трезв.
И все, вроде, логично. Сын построился, дом у него – ого-го. А как умерла Лиля, так Михаилу так горько было, что он тогда из чайной и не уходил, пока его Нюра-продавщица тряпкой не выгоняла.
А домой идти в те дни вообще не хотелось. Неуютно там без Лилии, холодно.
Султан тогда бежал впереди, оглядывался на слабо держащегося на ногах хозяина, а тот «доползал» до дома, глядя на грязно-белую спину пса, и падал там почти замертво.
Сын тогда и предложил, чтоб отца делом занять – забрать, чтоб помогал им со стройкой. Мол, не справляюсь без тебя, отец.
А после уж и решили, что деньги для стройки нужны, а два дома – это лишнее. Пристройка большая – и отцу места хватит.
Сноха Соня работала в школе учителем. Ласковая, добрая, слова поперек не скажет. Жить бы да жить.
Но нет-нет, да и тянуло Михаила в старый дом. Тосковал. Иногда специально крюк по селу делал, чтоб мимо пройти. Краем глаза смотрел, чтоб не приметили, не сказали, что ходит, мол, разглядывает. А ему разглядеть очень хотелось! Зайти б ещё, посмотреть что там во дворе делается, в доме.
Он притормаживал у дома, шёл все медленнее и медленнее, а сердце стучало от волнения. Он старательно отводил подбородок, а потом набирал в грудь воздуха и, как-бы случайно, заглядывал во двор. Чудилось, будто вот сейчас он зайдет, а там его Лилия с маленьким Колькой.
В просторном дворе мало что изменилось. Свет из окон падал на узкую стежку, на дровницу возле сарая, на ступени крыльца. Свет был немного другой – голубоватый. Михаил понимал, что это из-за голубых занавесей на окнах.
За все это время в свой старый двор Михаил не зашёл ни разу.
Первое время дом стоял пустым. Купил его молодой мужчина, а для чего, для кого – они не спрашивали. А потом заехала сюда женщина в годах. Городская, немного непохожая на местных. Особо ни с кем не задружила, разве что с соседкой – Натальей чуток общались.
Вот Наталья-то о им рассказала, что зовут ее Галина, что дом этот купил ее зять, а квартиру городскую то ли продал, то ли разменял.
Скрытная была новая соседка, не особо откровенничала. Да и на огороде, вместо овощей, цветов насажала, как на балконе городском, хоть Наталья ей и семяна и рассаду предлагала.
В общем, странная.
В местный магазин она приходила не часто. Молча расплачивалась за продукты и возвращалась домой. Однажды её там встретила Соня. Приветливо пыталась заговорить, сказала, что в бывшем доме свекров та живёт, но новая хозяйка только молча кивнула.
Сегодня Михаил не выпил и стопки, а все потому, что с утра на завтра придумал себе важное дело и пребывал в тревоге. Чувство томительного волнения не отпустило его и поздно вечером. Он выходил на улицу, курил, никак не мог уснуть.
Дело в том, что на завтра он запланировал сходить в старый дом. И причина была веская – надо было найти и забрать в сарае старый рубанок. Если, конечно, новые хозяева не выбросили.
Когда переезжали, Колька купил новый, этакий современный. Но прослужил он недолго, и Михаил жалел и жалел о своем старом, оставленном в доме инструменте. Тогда они много чего оставили там, даже мебель.
– В новом доме – должна быть и мебель новая, – говорил Колька.
Тем более, что на сборке мебели, установке кухонь и работал в городе. Все было под рукой.
После обеда Михаил Иваныч, неизменно сопровождаемый Султаном, решительно направился к старому дому на другой край села. Но чем ближе подходил, тем медленнее шёл, тем слабее была решительность, тем сильнее стучало сердце.
Только пёс уверенно бежал впереди. Он знал дорогу. А как только подошли ближе, завидевши родной дом, пёс рванул и быстро исчез под знакомой калиткой.
– Куда? – Михаил проскрипел зубами.
Он остановился, его прошибла испарина, возникло желание вернуться, сделать вид, что пёс и не с ним вовсе, но тут из-за угла вынырнул мальчишка, и Михаил толкнул родную калитку.
Двор обнял до боли родным, скрипнул, приглашая. Михаил привычно наступал на знакомые выщербленные плитки, смотрел в окна, но светилось лишь одно – окно кухни, шторы были задернуты. Неловко как…
Султан сидел у двери, с нетерпением виляя хвостом.
– Чтоб тебя! Куда, вперёд батьки! – прошептал Михаил.
Михаил поднялся на крыльцо, словно на ватных ногах, мягко постучал. Никто не отозвался. За дверью были длинные сени, не мудрено – не услышать. Михаил постучал погромче.
– Минуточку, – раздался женский голос, – Подождите…
Михаил ждал. Казалось, совсем не вовремя он.
Наконец, послышались быстрые шаги, замок клацнул, и дверь открыла женщина с полотенцем на голове:
– Проходите, – она сказала это быстро и пошла вперёд.
Михаил лишь хотел спросить о рубанке и забрать его, проходить в дом он не собирался, но женщина уже хлопнула следующей в дом дверью.
Он вынужденно последовал за ней. Зашёл в кухню.
– Вы присаживайтесь, я сейчас. Просушусь чуток.
Михаил хотел было крикнуть просьбу, да и уйти, но вместо этого почему-то присел на свое любимое место – сделанную собственноручно скамью. Он сидел прямо, тиская в руках кепку и разглядывал кухню.
Была она вроде и та же, но и не та. На плите возвышалась чужая кастрюля, новая клеёнка лежала на их старом столе, новые голубые занавески на окнах и на дверях. Холодильник совсем другой, современный, а на нем то ли картинки налеплены, то ли игрушки.
В доме тепло и тихо, на стене мерно тикали незнакомые ходики.
На подоконнике стопкой лежали книги. А одна, раскрытая – на столе. На табурете стоял таз с мыльной водой, вокруг него было сыро.
Султан прилёг, положив голову на высокий порог.
«Как не вовремя я пришел», – думал Михаил.
Но вот дверь в комнату распахнулась, и с мокрыми волосами на кухню вышла новая хозяйка.
– Ну, вот и я. Уж простите, пока воды тут нагреешь, пока … Ой, сейчас уберу, – глаз её упал на таз.
Она подхватила его и направилась к двери. Михаил подскочил, помог открыть дверь, подержал, они неловко столкнулись в дверях. Потом он подумал, догнал её в сенях:
– А давайте-ка я, – он взялся за края таза с водой, – Я помогу.
Но Галина держала таз крепко.
– Нет-нет, что Вы! Я сама.
– Да я, да давайте… , – Михаилу было стыдно, что он не догадался помочь сразу, он дёрнул тазик на себя и мыльная вода плеснула на платье Галины.
– Ох! – она отпустила таз и схватилась за мокрую грудь.
Михаил держал таз и от неожиданности не знал, что и сказать.
– Простите, – прошелестел он и покраснел, как мальчишка.
И что на него нашло? Зачем дёргал этот тазик? Он злился на себя.
– Ну, что стоите? Несите уже под кусты, а я пойду переоденусь.
Михаил вылил воду, подошёл к крыльцу и поставил таз там. Зайти хотелось, но теперь, когда начудил, он ещё больше робел. Спросить надо про рубанок, да и отчаливать. Только Султан явно не собирался домой, он даже не вышел вместе с хозяином во двор.
Галина вышла. Такая светлая, потому что надела белое платье в цветок, волосы раскинулись, и она рассеянным движением собирала их в пучок на ходу.
– Я чего зашел-то. Мне б рубанок забрать.
– Какой рубанок?
– Старый свой, он там, в сарае был. Не выкинули?
– А! – наконец, Галина догадалась, – Это ваш дом? А я думаю, вот пёс интересный, зашёл, улёгся на коврик и ни с места.
– Да нет, теперь уж Ваш. А этого бродягу я сейчас заберу. Вот рубанок возьму…
Михаил направился к сараю. Галина с ним не пошла, она осталась на крыльце. В сарае практически ничего не изменилось, только порядка больше, все выметено, разложено аккуратно. Рубанок нашелся быстро.
Ну вот и ладно, дело сделал, ухожу… Но почему же так не хочется?
Михаил позвал Султана, тот лениво потягиваясь вышел во двор.
– Спасибо! А то сын новый рубанок хвалил, а я уж привык к этому. Сподручней, – показывал он Галине рубанок, с ним он чувствовал себя лучше.
Он направился к калитке. Но так нужно было оглянуться, что-то так нужно сказать, вот только что? И тут придумал, оглянулся и предупредил:
– Вы там толстую доску на уличном туалете не отрывайте, она стену держит. Это мы укрепляли. Аккуратнее, в общем.
Галина смотрела на уходящего гостя и ей тоже казалось, что знакомство это было каким-то неудачным. Очень уж она грубо ему ответила, когда окатило её водой. Хотелось, исправить ситуацию. Но как?
– Постойте! Я совсем забыла. Я спросить хотела о трубе. У меня подозрение, что не плотно она сидит. Не посмотрите?
Михаил вернулся, тщательно скрывая, что просьба эта была ему крайне приятна, прошел в дом и обследовал дымоход. Кое-что подправил, почистил. Хозяйка помогала.
А Михаилу казалось сейчас, что жизнь сделала какой-то крюк и вернула его в то время, когда он сам, не замечая того, был счастлив. Как же не видим мы того счастья, что окружает нас?
Этот дом, Лиля-жена, эта труба, которая и им причиняла хлопоты, этот пёс у двери и эта весна за окном – все это и было счастье.
– Я чайник поставлю, – сказала Галина.
За чаем Галина больше молчала, в воспоминания ударился Михаил, хоть был всегда плохим рассказчиком. Он отвлекался и переключался на проблемы этого старого дома.
– Мы когда выгребную копали, у нас Колька туда съехал маленький….
– Крышу сняли, а тут ливень … Все насквозь, и диваны, и ковры…
– Крыльцо латал, и в ногу себе топором, шрам до сих пор… А кстати, там доска же отходила, – вспомнил Михаил и вышел на крыльцо.
А потом в сарай, за инструментом, благо старое тут оставили. Приступил к ремонту. Он не спеша, вытаскивал из брезентового мешочка длинные гвозди, приставлял к доске и точным ударом молотка забивал до шляпки.
И так это ловко у него получалось. Получалось, потому что на него смотрела эта новая хозяйка дома, эта странная молчаливая женщина.
И показалось Михаилу, что он уж слишком навязчив. Пора было уходить.
Он убрал инструменты, попрощался, нехотя толкнул калитку и отправился домой. Вслед за ним степенно, постоянно оглядываясь шёл пёс.
– Да идем уже, хватит оглядываться! Дом продан. Не наш он теперь, понимаешь …
ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ