Тревожный день
Ближе к вечеру Агафья разродилась.
— Внук у вас, — сказал доктор Прасковье. Она ему плату протянула, но он не взял. – Потом.
Акиму не терпелось жену увидеть. Чувствовал, что что-то тут не то. Помощница доктора отвернулась и заторопилась.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
— Ну?! Жена моя как? Справилась? Доктор головой покачал и глаза опустил. Прасковья воскликнула и руки к сердцу прижала.
— Неужто?
«По ту сторону берега». Глава 6.
Агафья с разрешения свекрови собрала для отца снедь. Яйца, хлеб, мясо, творог, молоко, сыр. Подозревала, что тот должно быть сидит целыми днями голодный и пьет бесконечно…
Подойдя к родительскому дому, остановилась и осмотрелась. Как-то чуднО было сюда возвращаться. Кто же знал, что все в жизни так сложится, что у людей нечестным путем ее забравших, ей будет лучше, чем здесь.
Агафья отца позвала, но он не отвечал, а недоброе предчувствие лишь усилилось.
Зайдя в дом, сразу подметила, что грязно. Решила прибраться.
Отцовское предательство Агафья не забыла, но уже не огорчалась по этому поводу. Прощать умела. Игнат все-таки был каким никаким отцом. А скоро должен был дедом стать.
Закончив с уборкой, Агафья присела на скамью, вытянула ноги и в окно посмотрела. Решила еще посидеть, подождать Игната. Хотела ему сказать, что зла не держит. И чем сможет помочь поможет, но без излишеств.
В селе родителей уважали и почитали, в какой бы строгости не росли. И жизнь свою ценили. А какая это была жизнь каждый сам для себя решал. Игнат не жил. Существовал. Самый легкий путь выбрал. От выпивки пьянел и агрессивным становился. Агафья вспомнила, как тот ее за кашу отхлестал, когда зуб сломал. В тот день она еле ходить могла, плакала. Вину свою чувствовала, что неаккуратной в готовке была. Про то что Фроська гадость тогда сделала, Агафья до сих пор не знала. Сестре так и не хватило смелости в этом признаться.
С тех пор Агафья взяла себе привычку на речку ходить. В свободные минуты на берегу садилась и вдаль смотрела. Мечтала о жизни лучшей, а маме живой, об отце добром и трудящемся. И порой ей казалось, что стоит на ту сторону берега попасть, как все желания сбудутся.
Отца Агафья не дождалась. Вечереть начало и пора было возвращаться домой. Аким с работ вернется переживать начнет. Странно, что свекровь до сих пор за ней не послала. Голова резко закружилась, в глазах потемнело. Агафья присела обратно на скамейку. В последнее время такое с ней часто бывало. Доктор посоветовал хорошо питаться. Совет помог. И какое-то время на сытых хлебах Агафья лучше чувствовать себя начала. И даже вечная бледность на лице, сменилась румянцем. И вот ближе к сроку недуг вернулся. Но говорить об этом своей семье не стала, чтобы лишний раз из-за нее не тревожились. Знала, что мама тем же страдала.
Посидев еще чуть-чуть, Агафья вышла из дома и прикрыла за собой дверь. Отец вернется и поймет, что дочь старшая заходила. Решит, что она больше не в обиде. А там может и сладится… А еще, Агафья совсем уж размечталась, подумала о том, что сможет уговорить свекра отцу какую-нибудь несложную работу дать. Уж очень хотелось, чтобы он как человек жить начал.
Дома Прасковья встретила Агафью с тревогой на лице. Переживала, думала за ней кого посылать. Отругала чуть-чуть за задержку. Без злости. Для порядка. Агафье приятно стало, что мать мужа за нее волнуется. Точно не за невестку, а за дочь принимает.
Аким на ужин припозднился и от матери за это получил. Хотя ругаться не стоило. Обычно в домах мужчин первыми кормили, затем детей, а потом уж сами садились… Но в доме Никодима для всех было место. Он огромный стол сам лично сколотил. Женился Никодим рано. Прасковью себе давно приметил и сразу понял, что другой ему не надо. Свадьбу сыграли, как положено. Казалось бы, живите себе спокойно, хозяйством занимайтесь, от работы не отлынивайте, а нет… По молодости хотелось все наперекор делать… Точно бесы одолевали. Никодим стал свои порядки устанавливать. Так во время одного из ужинов, глядя на уставшую Прасковью, не выдержал и сказал, что ложку в руки не возьмет, пока жена не поест. И хоть что с ним делайте, а будет так как он сказал. Свекровь Прасковьи вопить начала. Ведь в каких приличных домах благородная жена вперед мужа за стол сядет? Люди узнают, засмеют ведь! Никодим уперся. На своем стоял до последнего. А потом взял и дурость вытворил. Лег на стол и руки сложил, чтобы мать до трясучки довести. Прасковья плакала, уговаривала Никодима встать. А отец, как никогда угрюмый, продолжил ужин есть. Дурость сына уже достала. И надо же в этот самый момент, к ним без стука в дом соседка забежала.
Без стука и предупреждения только в одном случае забегали, если настоящая беда случалась. И видит она картину: дорогая соседушка, на чем свет стоит сына бранит, молодая жена точно мужа оплакивает, а хозяин дома ест не мигая. Перекрестилась. Точно все умом тронулись.
— Вы что это? Так его оплакиваете? Не по-людски.
Никодим голову поднял, узнать, кого это не по-людски оплакивают. Соседка мигом чувств и лишилась. Долго ее откачивали. Никодиму даже неловко стало. В тот день один из домов загорелся, тушили всем селом. Больше всего сельчане страшились пожаров. Хуже оказаться погорельцами ничего не было. На следующий день Никодим на компромисс пошел и стол сколотил. Мать, недовольна была, но потом смирилась. Вроде неплохо, что все вместе ужинают.
Этой историей, как и многими другими, Прасковья с Агафьей поделилась. Доверяла невестке. Совсем осторожно про своих свекров рассказала, с горечью о своих родителях и немножко о себе и своем детстве. Рассказы ее были интересны. И Агафья часто ловила себя на мысли, что была бы жива матушка, они такие же беседы вели. Свою бабку и деда она не знала, те рано ушли. Отец о прошлом вспоминать не любил, впрочем, и будущем не думал.
Тот вечер был тихий спокойный. И запомнился, как ужин воспоминаний. Душевно было и тепло. Одним словом, настоящая семья за столом собралась. Ни она, ни Лилька больше не чувствовали себя лишними. Сказал бы кто Агафье, что так будет, то ни за что бы не поверила. Точно в ее хмурую жизнь яркое солнышко посветило, жизнью зарядило, ростки дала. И имя им было Любовь.
Аким к жене был нежен и чуток. Животик гладил и с сыном разговаривал. Агафье было смешно и необычно, что грозный Аким способен так любовь проявлять. В суеверия он не верил, но на всякий случай Агафью предупредил, чтобы Прасковье не рассказывала.
— Увидела бы меня матушка, мигом чувств лишилась.
Агафья заснула счастливой. Посреди ночи проснулась, как от удара. Словно испугалась чего-то. И вроде снов не было, так чего встала. Походила, походила и обратно прилегла. Ребеночек толкаться начал. Агафья осторожно животик погладила и улыбнулась. Нравились ей и эти толчки и жизнь внутри себя чувствовать. Успокоилась.
Утром к Агафье вернулось чувство тревоги. Свекровь тоже ходила мрачная, ей опять кошмары снились. У женщин все из рук валилось и не ладилось. Прасковья предложила передохнуть от забот и выпить чай.
Но чаевничать так и не сели. Услышали шум и вышли посмотреть, что происходит. Прасковья, заметив телеги, удивилась. Мужики с охоты раньше времени вернулись. Обычно на несколько дней уходили. А Агафья, как вкопанная, застыла. У одного из мужиков отцовский нож на поясе висел. Игнат его очень берег. Дурнота к горлу подкатила от страшной догадки. А когда отца увидела, так и вовсе без чувств упала.
Очнулась в комнате. Аким у ее ног сидел. Агафья все вспомнив, разрыдалась. И не было ее сердцу утешенья.
Никодим бранился. Ведь, додумались к ним Игната везти. Мужики, справедливо подметили, что больше некуда, а тут старшая дочь как-никак.
***
В последний путь проводили Игната хорошо. Аким на время от работы отказался и от жены не отходил. Прижимал к себе, утешал. Впервые за всю жизнь страх испытал за нее и ребенка своего. Уговаривал Агафью не плакать, да только бесполезно было. Прасковья невесту решила полностью от забот освободить.
— Твоя главная задача дитя выносить, — говорила она ласково. – Все остальное уже неважно.
Агафья понимала, кивала, утирала слезы. Да только сердце и душу успокоить не могла. Чувства не механизм какой, чтобы мигом остановить. Тут время нужно.
Весть о том, как и почему Игнат преставился, быстро разлетелась по селу. До того удивительно было, что мужик напоследок решил что-то хорошее для дочки сделать, что многие и не знали, стоит ли вообще злое слово молвить. Ведь в селе как было: про мертвеца или хорошо, или ничего кроме правды. И правда эта не всегда всем приятная.
Получалось будто Игнат перед смертью покаялся. Осознал что-то для себя.
Фроська, когда про отца узнала, ведра с колодезной водой выронила. Не поверила в услышанное. Ей, почему-то казалось, что Игнат будет жить вечно. Это у других в семье горе случается, а они с сестрами в свое время натерпелись и наплакались. Фроська даже растерялась. На крыльцо села и задумалась. Слез не было и сожалений тоже. Только пустота. Теперь ни матери, ни отца, только сестры у нее остались. А нежных чувств она к ним не питала. И все же они родная кровь. Роднее никого не будет. Авдотья Платоновна, застукав невестку за думами, не стала на нее кричать. Честно говоря, побаивалась. То ли годы давали знать, и она растеряла весь запал, то ли еще что. Но случай, когда Ерема свою спину для удара подставил, стоял перед глазами. Авдотья Платоновна не знала плакать ей или радоваться. Задела невестка какие-то струны его души. А дальше хуже… От Фроськи можно было ждать что угодно. Потому не дружбу с ней водить надо, а избавляться. Авдотья Платоновна на крыльцо присела рядом с невесткой. . Подумалось ей, что она выход из ситуации нашла. В этот раз настоящий.
— Не реви по отцу, только душу его задерживаешь. – Утешила в своей манере невестку она.
— А я и не реву, — Фроська удивилась.
— Горюешь? – Прищурилась Авдотья.
— Нет.
— Может в душе, что шевелится? Все-таки отец как-никак. Хоть и пьяница.
— Ничего! – Фроська надулась. Свекровь с хитростью на нее смотрела. И как-то от ее взгляда не по себе стало. Неужто новую гадость готовит или поглумиться хочет?
— Я вот что думаю, — Авдотья поправила свою косынку, — Ерема мой, уж не знаю какая муха его укусила, полюбил тебя. И наперекор мне пошел.
Фроська поежилась. Понятно, что свекровь темнит и подбивается. Ей покоя Еремино геройство не дает. Попадет сегодня Фроське, а там гляди вместе с отцом на тот свет…. Страшна Авдотья Платоновна в гневе. Мстительная и злая баба.
— Сжальтесь над сиротой, — Фроська перекрестилась.
— Не перебивай, — Авдотья не приказала, попросила. Тем самым еще больше напугав невестку. – У нас в роду мужики тюфяки и сыновья такие же. Все на бабах всегда держалось. Как выжили, одному Богу известно.
Фроська на руки свои посмотрела. И к чему разговор?
— Ты баба хитрая и неразумная. Мстительная. Думаешь, я про пироги не знаю? Как ты Ульянку подставила.
Фроська вздрогнула. Хотела оправдаться.
— Все знаю! – Свекровь даже слово вставить не дала. — Не успокоишься ведь. Подлость за подлостью делать будешь. Похожи мы с тобой.
Авдотья Платоновна руки скрестила. Не так она хотела этот разговор провести.
— В отцовский дом с Еремой переедешь, как только можно будет. Не надо мне тебя тут. Своим умом жить будешь. Коль хитрая и умная, справишься. А так пеняй на себя. Считай подарком разрешение мое. Чти и уважай мою милость.
Фроська глаза на свекровь подняла. Не верила.
Авдотья Платоновна еще раз свои слова повторила. От радости Фроська осмелела и чуть свекровь не расцеловала. О таком подарке судьбы она и не мечтала. Скоро все вернется на круги своя, а там и новая жизнь начнется. Самостоятельная. Без гнета свекрови. А уж с Еремой она как-нибудь сладит. Не такой он и пропащий, раз храбрости хватило за жену заступиться.
***
Агафья не доносила. От пережитого горя, все началось раньше, чем планировалось. И в город было ехать поздно. Прасковья доктора позвала, вместо повитухи. Возле двери стояла, караулила и поручения выполняла. Никого больше к невестке не подпускала. Доктор за помощницей позвал. Ситуация оказалась сложной. Аким во дворе дрова рубил. Успокоиться не мог. Он привык все контролировать. А тут к жене нельзя. И кто эти правила придумал и установил? Даже мать переспорить и разубедить не смог. Прасковья горой возле двери стояла.
Никодим на скамейке мрачный сидел. Плохие новости из города пришли. Бастовали люди. Что-то нехорошее надвигалось.
Лилька в углу сидела, водила пальцами по деревянному узору на стене. Сегодня она не гуляла с другими ребятами. Переживала за сестру и настроение окружающих чувствовала.
Никодим, заметив, что девчонка хмурая сидит, к себе подозвал. Лилька на колени к нему забралась.
— Все будет хорошо. – Сказал он. Девочка с важным видом кивнула.
Никодим дыхание перевел и в окно посмотрел. Аким рубаху снял. Топор в пень вогнал, капли пота со лба вытер. Сын еще не знал про вести страшные. Никодим не стал сообщать. Пожалел. Не хотел омрачать из без того тяжелый день.
Чтобы скоротать время, решил Лильке старинную быль рассказать.
Ближе к вечеру Агафья разродилась.
— Внук у вас, — сказал доктор Прасковье. Она ему плату протянула, но он не взял. – Потом.
Акиму не терпелось жену увидеть. Чувствовал, что что-то тут не то. Помощница доктора отвернулась и заторопилась.
— Ну?! Жена моя как? Справилась?
Доктор головой покачал и глаза опустил. Прасковья воскликнула и руки к сердцу прижала.
— Неужто?
— Мать ее тем же страдала, — доктор юлил. Знал, что большое горе может людей с ума свести. Подготовить хотел. – Время нужно. А так на все воля…
Агафья спала. Обессиленная и измученная, она сразу лишилась чувств, как послед вышел. Оставалось только ждать.
Аким по дому ходил и чуть ли не волосы на голове рвал. Пока матушка внуком возилась, он к жене в комнату зашел. На край кровати сел. Агафья была бледнее обычного. Кожа фарфор. Аким по руке ее погладил. Слезы сами потекли из глаз, но на них он не обращал никакого внимания. Он не знал слышит ли его жена, но решил рассказать о том что чувствует. А чувствовал он страх. А еще было больно из-за того все так несправедливо происходит. Долго Аким беседовал с самим собой, точно ума лишился. Виноватых искал, да только не было их.
-Не сметь уходить! Предательством считать буду! — Произнес он. — Нам сына поднимать надо. Да только без материнской любви все не то. Ты и сама знаешь…
Забылся Аким тревожным сном подле жены. И снилось ему бескрайнее поле, счастливая Агафья с сыном на руках. Он руки к ним тянул, да дотянуться не мог, как не старался. Земля, как болото, затягивала.
Исцеленная любовью.
— Сам виноват! – Вслух сказала она. – Такую девку, как я упустил! Вот пусть и пожинает. Поделом ему. Потом сто раз пожалеет. Только двери мои будут закрыты.
— А? – Ерема голову поднял и на жену посмотрел.
— Говорю, невеста я завидная, — Фроська нахмурилась. – Тебе повезло, что я твоя жена.
«По ту сторону берега». Глава 7.
Никодим не мог заснуть. Прасковья тоже не спала. То и дело она вставала и проверяла внука. Переживала. Никодим понимал ее волнения, но думать об этом не хотел. Решил прогуляться, чтобы мысли тягостные облегчить.
Свое село и народ Никодим любил. У каждого живущего здесь была за плечами своя история, свои беды, печали, горести и радости.
Молодежь гуляла и веселилась. Старцы, маявшиеся без сна, присматривали. Никодим услышал звук гармони и остановился. Музыку он любил и бывало сам играл. Мелодию по слуху подбирал. У Прасковьи долгими вечера под окнами стоял и пел.
От воспоминаний хорошо стало. Славное время было. Полное надежд и ожиданий. Жена его, тогда еще молодая девушка, смущалась и робела.
Зря Прасковья думала, что он за нее перед матушкой не заступался. Заступался. Еще как заступался. Только не прилюдно, чтобы материнский авторитет не подрывать. За закрытыми дверями разговоры вел. Прасковья, душа его, обижалась. Не видела она этого и не слышала. Но разве позволил бы Никодим кому в душу его плевать? Нет. Ни за что. В его семье женщин берегли и любили. Своих сестер он почти не вспоминал, словно и не было их. Воспоминания эти сердце ранили. Те, рано преставились…
Матушка с отцом хуже жили и старые порядки блюли. Уставшие были и от горя несчастные. А от того и излишни строгие. Никодим тогда их не понимал. Не до того было. Буйство души одолевало, словно зараза какая.
Сыновья это будущее, а дочки… Их вроде не для себя растишь, а горе от потери все же остро чувствуется. Матушка не хотела к Прасковье привыкать. Кто знает, что у нее в душе было. Оно разве поймешь, разберешься в этих чувствах. И Прасковья такая же. Не знал Аким и Агафья, что Никодим когда-то дочку потерял. Жена все разговоры запретила. И хоть прожила девочка недолго, а борозда на сердце все равно осталась.
Вот так и со снохами. Вроде чужие в дом приходят, а потом привыкаешь к ним. За дочек принимаешь. А когда случается что, то горе от потери остро чувствуется. Словно кровинку теряешь.
А сколько еще таких семей было, где дети не доживали? Ничего, вставали, поднимались и жили ради тех, кто есть. О живых думали, а не о мертвых.
Никодим прошелся по тропинке. К реке направлялся. Любил он прохладу, которая шла от воды и воздух там был волшебный.
Над рекой образовался легкий туман. Никодим на траву прилег и вверх посмотрел на звезды. Сегодня не хотелось думать о грядущем. Сегодня только о семье. О женщинах, и детях.
Аким, старший сын, парень строптивый. Никодим, глядя на него, себя вспоминал. Потому многое ему с рук спускал. Знал, что сын перебесится.
Федор, младший сын, был другим. Подумалось Никодиму, что, когда тот из армии вернется, женить его надо. Чтобы не разгулялся. А может того и гляди тот кого себе и присмотрел.
Дом, что для Акима и Агафьи строили, почти готов был. Да только Прасковьюшка теперь ни Лильку, ни невестку, ни сына, ни внука никуда не отпустит. Потерянную дочь в ней увидела. И Лилька… Смешливая девчонка уходить не захочет. Улыбнулся Никодим, вспомнив, как Лилька к нему подбежала и попросила в другой дом не отпускать. Испугалась подслушанного разговора. Все-таки они все привыкли друг к другу и разлучаться не собирались. То, что невестка с внуком поправятся, Никодим не сомневался. Другого исхода он принимать не хотел. А там дальше жизнь покажет… Может и не коснутся их беспорядки.
Будут люди жить, трудится. Радоваться и печалиться. Будут склоки и ссоры. Смех и счастье. Главное, чтобы все в прок было. И из уст в уста истории их передавались потомкам для соответствующих выводов.
Подумал Никодим, что если бы он мог сказать что-то будущим поколениям, то слово это было бы «Любовь». Потому что нет силы сильнее и могущественнее.
***
Фроська прыгала от счастья, почувствовав скорую свободу. Ерема, как обычно, глупо улыбался. Намывал полы вместо жены.
От подружек Фрося узнала, что сестра ночью разродилась. Удивилась тому, что Агафья находилась между жизнью и смертью. Поговаривали, что Аким от нее совсем не отходит. Только бы лютовать после ее смерти не начал. Фроська прислушавшись к своим чувствам не испытала ничего, кроме негодования. Не понимала она, как грозный Аким, может сопли и слюни пускать. Тьфу ты! А не мужик!
— Сам виноват! – Вслух сказала она. – Такую девку, как я упустил! Вот пусть и пожинает. Поделом ему. Потом сто раз пожалеет. Только двери мои для него будут закрыты.
— А? – Ерема голову поднял и на жену посмотрел.
— Говорю, невеста я завидная, — Фроська нахмурилась. – Тебе повезло, что я твоя жена.
Ерема закивал. Во Фросе его восхищало абсолютно все и с ее словами он был полностью согласен.
— Ты три сильнее, да побыстрее. Пока твоя матушка не вернулась.
Фроська на ногти свои посмотрела. Почернели они от работ и руки в мозолях. Ну ничего. В дом свой вернется, все наладится.
Скучно стало Фроське, решила посмотреть, что Ульянка делает.
Авдотья Платоновна ушла к соседке лясы точить. Значит невестка без присмотра осталась. Ульяна занималась мясом. Заметив Фроську, в ее сторону голову не повернула.
— Вот ты вся такая правильная, послушная, аж противно. Неужто от Авдотьи сбежать не хотела?
Этот вопрос мучил Фроську давно, да только возможности задать его не было.
Ульяна вздрогнула, но отвечать не стала.
— Признавайся, Авдотью боишься? Или корысть какую имеешь? – Фроська прищурилась.
Ульяна же посмотрела на Фросю и неохотно сказала:
— Мне тут хорошо.
Фроська крякнула.
— В своем ли ты уме, девка?
Ульяна даже бровью не повела.
— Тебя злобная бабища камни жевать заставляла. Я бы ее после такого… —
— Было за что. – Ульяне разговор не нравился. Но и выгнать настырную ятровку она не могла.
Фроське только удивляться оставалось.
— Мой Ерема то, наверное, поумнее тебя будет.
Ульяна замерла и на Фросю посмотрела.
— Плохой поступок я сделала. По заслугам получила и получать буду.
— За кашу?
Ульяна отвечать не стала, только мрачнее стала. Фроська у виска покрутила и вышла. Какой-то секрет был между Авдотьей и Ульяной, но Фроська думать об этом не стала. Потом у Еремы расспросит, что между свекровью и невесткой произошло. Скоро ее здесь с Еремой не будет. Сумасшедшие все в этом доме. Со своими мухами в голове. Ну и пусть. Вот еще, ей Фроське надо, из-за них свою светлую голову ломать. Как только переедет, про Авдотью Платоновну, как про страшный сон забудет. Ничего, справятся с Еремой как-нибудь. Голодать точно не будут.
***
Агафья открыла глаза и увидела Акима. Слабо улыбнулась. Медленно повернула голову и прошептала:
— Сын… где…
Сердце сжалось от тоски. Неужели…
Аким к жене повернулся. Поближе к ней присел и поправил ее волосы.
— Все хорошо. С ним все в порядке. Не тревожься. Ты много крови потеряла… Тебе отдых положен.
Агафья занервничала. Подумала, что муж ее успокоить хочет.
Аким к пересохшим губам жены воды поднес. А затем из комнаты вышел. Хотел ребенка показать. Знал, что Агафья не успокоится.
Прасковья от внука не отходила и никого к нему не подпускала. Как сыч в оба глаза за ним глядела и молилась. Доктор сказал, что следить надо, выхаживать. Она строго его указ выполняла. Потому что по-другому нельзя было. Не знала еще Агафья, что детей больше иметь не сможет. Прасковья не сильно огорчилась новости. К лучшему это. Теперь главное жизнь младенцу сохранить. Акиму Прасковья внука не отдала, но к невестке согласилась его отнести. Верила в невидимую связь между дитем и матерью.
Агафья, увидев, что с ребенком все в порядке, выдохнула. Поняла Прасковья, что сдюжит невестка. Теперь точно сдюжит. И в тот момент словно камень с души упал.
С каждым днем Агафье становилось все легче и легче. Сильная духом была. Каждый день Аким о ней заботился. И даже бульоны для нее сам варил. Прасковья хоть и охала, но сыну показала что и как делать надо.
Ни на секунду Аким не засомневался ни в своих чувствах, ни в правильности действий. Потому что любил сильно и по-настоящему. Узнал, что детей больше не будет, но отказываться от жены и не думал. Значит так угодно сверху. Недуг жены как свой принял. Молил Бога, чтобы тот всю ее боль ему отдал. И Агафья поправилась.
Никодим, глядя, как дела дома налаживаются, радовался. Как-то вечером Прасковья сказала, что случилось чудо, ведь доктор ничего не обещал.
Никодим заулыбался. Агафья у них любовью лечилась. Сильнее лекарства не придумали еще, и наверное, не придумают никогда. И чем-то он был прав. Кто знает, справилась бы она без поддержки Акима.
— В город завтра, — предупредил Никодим жену и обнял. Не хотел о надвигающихся бедах рассказывать. Прасковья к мужу прижалась и на груди у него заснула. Сегодня снились ей хорошие сны. И на душе было отрадно.
Спал и Аким с женой обнявшись. В друг друга влюбленные, они словно не верили своему счастью. Были благодарны судьбе. Агафья теперь по-другому на жизнь смотрела. Считала, что не было бы счастья, да несчастье помогло. По отца вспоминала, но без горечи. Знал ли тот, что зло добром обернется? Да что уж судить теперь…
Спала и Лилька. Ей снились сладкие, хорошие сны, какие и должны сниться детям.
Дрыхла и вредная Фроська. Рядом с ней, любуясь ее красотой, лежал Ерема и не верил своему счастью. У него был свой мир в голове.
Тихая была ночь, безветренная. Люди отдыхали после тяжелого дня, чтобы набраться сил и завтра поутру вновь за работу взяться. О лучшем грезили и веру с надеждой в сердце носили. Для будущего детей старались. Духом не падали. Подумалось Никодиму, что правильно живут. И чтобы не случилось — справятся. Обязательно справятся и все беды перенесут. По другому и быть не может.
Автор Adler