Утром в понедельник лил дождь. Он лил всю ночь – Лена знала, спала она сегодня очень плохо. Лежала и слушала ноябрьский московский шум дождя. Ветер метал ветви дерева за окном, гудел, заглушая шум проходящих машин.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Привычно ныли суставы и мышцы ног, болела нога – она стёрла пальцы народными туфлями. Лена ждала утро. Уж скорей бы. Скорей бы все это закончилось.
Она всего лишь не хотела, чтоб сейчас ее обвиняли, ругали, воспитывали. Просто пусть исключат, и все.
Анька приедет утром, её забрали родители на воскресенье. Поэтому весь воскресный день Лена провалялась.
В понедельник Анька опаздывала на первый урок. И, как ни странно, преподаватель классики Анастасия тоже впервые опоздывала. Концертмейстер посмотрела по сторонам и тоже куда-то ушла.
Вскоре в дверях показалась щуплая фигурка Аньки, она подбежала к Лене, взяла за руку.
– Привет, Ленок, я соскучилась. Я тортик привезла и лимонад, пожрем сегодня.
Ленка волновалась, ей было не до тортиков.
Плетнева самоуверенно и ехидно смотрела на Лену. Читалось по глазам – она знает, почему нет преподавателя.
– А почему бездельничаем? – Анастасия неожиданно выросла посреди зала, – Можно подумать здесь у всех идеальные растяжки! Если нет педагога – тянемся самостоятельно!
Поклон педагогу, поклон концертмейстеру, и девчонки разошлись по привычным местам у станка.
Анастасия была явно на взводе. Физо, растяжки, классика… Все жёстко, строго и без поблажек.
– Сборище неуклюжих медведей, а не класс. Где стопа? Я не вижу натянутых стоп! Колени выворотней, не давим на большой палец!
Она орудовала палкой, раскрывая колени, дергала спины, заставляя проходить одно и то же десятый раз. Все тяжелее становилось дыхание, чаще взлетали и опускались острые ключицы, с девчонок лил пот ручьями.
К концу урока она приказным тоном произнесла:
– Мотылькова, хитон и – за мной.
Сама она пошла впереди, следом за ней – Лена. Они шли в кабинет Галины Петровны. В кабинете, кроме Галины, за столом сидела ещё и пожилая их преподаватель народного танца.
– А, так вон о ком речь…, – Галина Петровна, казалось, была удивлена.
– Да, это Мотылькова.
– Анастасия Анатольевна, попросите Светочку принести ее документы, а ты, – обратилась она к Лене, – Расскажи, что случилось вчера в душевой?
Лена стояла, опустив голову. Чего рассказывать? Всего скорей тут уже все рассказано. Она молчала.
– Не хочешь говорить?
– Не хочу.
– Интересно почему?
Лена не знала, как это объяснить, поэтому отмалчивалась. Вернулась Анастасия, подала документы Галине Петровне.
– Анастасия Анатольевна, так как фамилия Вашей ученице?
– Мотылькова…
– Как твоя фамилия? – спросила она Лену.
– Мотылева.
– Ой, да? – Анастасия явно растерялась, – Но она всегда … Простите, я ошиблась.
Галина Петровна ничего не сказала. Обвинять педагога в невнимательности к ученикам в присутствии ученицы неэтично. Но шел ноябрь, и до сих пор путать фамилии учениц своего класса было предосудительно.
– Ну так что, Елена, не хочешь никак оправдать свое поведение? Ты пойми – драчуны нам не нужны. Что ж это будет, если все начнут выяснять отношения кулаками?
Лена молчала.
И тут за дверью кабинета началась какая-то возня и шепот. Анастасия открыла дверь, детская толпа словно накипь из кастрюли выместилась из коридора в кабинет.
Девчонки ввалились и застыли. Впереди всех – Анька.
– Это что за явление? – грозно спросила Галина Петровна.
– Мы…мы за Леной пришли…
– Она не виновата, это все Плетнева…
– Она и меня пинала ногами в гардеробе..
– А меня бегемотом всегда называет…
– А мне …
– А я …
Девчонки тараторили, галдели наперебой, и понять что-либо было трудно.
– А ну-ка, замолчали! Вы где сейчас должны быть? Без вас тут не разберемся!
Из кабинета их быстро выдворили и велели спускаться на занятия.
Они, оглядываясь, нехотя пошли по длинному коридору, завешенному портретами знаменитых балерин и балетмейстеров, выпускников училища. Решили, что их не услышали, тихо переговаривались и вздыхали. И только когда прозвенел звонок, прибавили шаг.
А в кабинете строгая Галина Петровна смотрела из-под очков на ученицу.
– Видишь, Мотылева? Любят тебя девочки, заступаются, а ты молчишь, как партизан. Ты думаешь, мы зла тебе хотим? Учти – ещё раз повторится такое, встанет вопрос об отчислении. Поняла?
Ленка кивнула.
– Нет, ты ответь пожалуйста.
– Я поняла.
– Ну, раз поняла, ступай. Что у них сейчас? – спросила она Анастасию.
– Ритмика… , – ответила быстро.
– Ступай на ритмику.
Ленка было пошла, но в дверях встала, обернулась.
– Так меня не отчисляют?
– Ты же поняла…, – иронично напомнила Галина Петровна.
– Но у меня … У меня же … этот … взнос не оплачен. Мне денег не прислали, – Ленка опустила глаза, уж сразу решила расставить все точки…чего тянуть.
– Как не оплачен? – Галина полистала ее личное дело, – Вот, – она подняла маленький листочек-чек, – Вот, все у тебя оплачено, полная сумма – двадцать пять рублей. Иди уже, у меня тоже урок, – она засобиралась.
И уже выйдя из кабинета краем уха поймала она слова Галины Петровны:
– А вам Анастасия Анатольевна не мешало бы побольше заниматься классом…
Ленка спускалась по ступеням старой лестницы, ещё так и не поняв – что же ее спасло?
Это уж потом ей расскажут все подробности. О том, что уже в субботу мать Плетневой подняла бучу – звонила в администрацию училища, угрожала разборками – дочку избили в стенах училища.
Тогда и начали уже с этим вопросом разбираться. Оказалось, что в медкабинет приходила Коростылева, и медсестра зафиксировала хлесткие следы от мочалки и даже обработала их. Анька все рассказала медсестре, и та доложила Анастасии.
Утром в понедельник мать Плетневой, отправив дочь на занятия, пришла к дирекции. Но не успела она разгоряченно доложить об ужасах, творящихся у них, как в кабинет постучал отец Ани Коростылевой. В руках – медицинское заключение о побоях. А на словах – огромная благодарность – Лене Мотылевой за то, что заступилась за дочь.
Он был немногословен, сделал дело и ушел. Оставив порыв Плетневой – учинить с ним ссору, без внимания. Он вообще в ее сторону не смотрел.
Лену Ангелина Плетнева встретила выпученными глазами. Она уже решила, что та собирает вещи. Но нет. Извинившись за опоздание, Лена приступила к занятиям вместе со всеми.
Плетнева наблюдала за ней – сдержанная, предельно старательная и счастливая. Почему?
Нет, она конечно, поняла, что девчонки на стороне этой оборванки, что бегали в кабинет директрисы, но разве они тут все решают? Она расстроилась, насупилась, и в результате начала получать замечания за невнимательность.
А Ленка…Ленка ещё не поняла до конца, почему так все хорошо, но готова была работать так, как никогда. Она была благодарна непонятно кому, и всю свою благодарность сейчас она могла выплеснуть только так – чрезмерным старанием и работоспособностью. Что она и делала.
– А у нас еще тортик на вечер, Лен, – напоминала Анька, и настроение поднималось на необычайные вершины.
Перед школой, они забежали в общежитие – переодеться, оставить вещи, взять портфель.
– Лена! Дитя! – всплеснула руками дежурившая сегодня тетя Лида, – Почему без куртки, без пальто? Стужа же.
– Здрасьте, теть Лид! А мне мамка ещё не прислала одежду, но скоро пришлет, наверное, – на ходу отчеканила Лена.
Спасал её свитер, а под него она надевала олимпийку. На голову, когда ветер, натягивала ворот.
Тетя Лида осуждающе покачала головой. А когда девчонки выходили, выросла перед Ленкой стеной, держа в руках синюю курточку.
– Нат-ко, померь!
– Это чья?
– О! – она уже натянула куртку на Лену, – Ну, чуток великовата, но пойдет.Чья? Да считай, моя. Знаешь тут у нас сколько вещей оставляют. Кто вырос, кто уехал и забыл.
– Нет, я так не могу, – Ленка снимала куртку, – А вдруг кто-то хватиться. Вернётся, а куртки – нет.
Тетя Лида поймала ее за полы, не давая снять.
– Да ты что, девка! Она уж третий год, поди, как лежит! Мне велели выбросить все оставленные вещи перед ремонтом, а я вот некоторые припрятала. Так что, считай, что она уж моя. Не снимай! Носи! А то обижуся, слышишь?
И Ленка сдалась. Куртка была большая, уютная, теплая, с капюшоном. На талии резинка, но она была в районе Ленкиных бедер.
– Теть Лид, представляете за меня взнос заплатили. Может мама, а может и нет, я не знаю.
– Ну, и хорошо! Учись себе потихоньку.
Ленке вдруг пришла мысль и она оглянулась на ходу:
– А не Вы ли это заплатили? А?
– Я? Нет. Я и не знала, да и… Да и нет, Леночка, у меня лишних денег. Были б, не работала б. Подрастешь, поведаю тебе свои проблемы, коль доживу-доработаю тут. Беги…опоздаешь.
Ветер рванул сквозняком в распахнутые двери, и Ленка натянула капюшон куртки, благодарно улыбаясь.
Анька с девочками стояла уже за воротами, грозила ей кулаком, опаздывали.
Какой хороший сегодня день! День, которого она так боялась.
Вскоре мать пришлет ей посылку с ее красной курточкой. Но ее рукава едва прикроют локти. И эта синяя куртка станет ее спасением. Как и свитер.
Вещи, подаренные добрыми людьми, которые будет помнить она всю жизнь.
Вечером достали из холодильника и открыли коробку с тортом. А там – страшный сон кондитера, груда из слоев сладкого теста, крема и кусков украшений в одном углу коробки.
– Ну, а ты поставила его на край! Кто виноват? Я открыла холодильник, он и выпал на пол, – оправдывалась соседка-третьекурсница..
Коробка с тортом была завязана бечёвкой, поэтому торт не вывалился, но был безнадежно испорчен.
Анька расплакалась.
– Он такой красивый был, весь шоколадом облитый, а сверху грибочки. Я весь день о нем думала! – она упала в подушку и зарыдала.
Ленка взяла ложку, сунула в рот порцию сладкого месива.
– Ууу, Анька, вкуснотища! Эти слои только портят вкус, а вот сейчас вперемешку – самое то!
Она опять поддела торт и отправила в рот, откупорила бутылку лимонада, налила шипящий напиток в чайные кружки.
Анька перестала рыдать, села на койке, утерла нос. Маленькая, усталая, растрёпанная сейчас она выглядела такой несчастной.
– Ууу, объеденье! – облизывала ложку Ленка и протягивала вторую Аньке.
И та улыбнулась, шмыгнула носом, взяла ложку и начала есть.
– Так намного вкуснее, правда? – подбадривала ее Ленка, – Это мама купила?
– Неет. Это дядя Веня.
– Кто?
– Ну, мамин муж.
Ленка застыла с ложкой в руке и открытым ртом.
– А я думала … Ну…
– Нет, ты не думай, забирают меня мама с папой. Ты видела моего папу, его Андрей зовут. Но он с нами не живёт, потому что у мамы случилась любовь с дядей Веней. В общем, мама с папой разлюбили друг друга. Хотя, мне кажется, что папа маму так и любит до сих пор.
– Так ты живёшь с мамой?
– Ага. И с дядей Веней. Но папа меня тоже к себе часто забирал. На выходных. Он любит меня. Вот и сейчас я ему рассказала о нас с тобой, ну, и о Плетневой, – Анька смешно сморщила маленькое личико, – И он сразу сказал, что сходит к директрисе.
– И он ходил?
– Ага. А там уже мамаша Плетневой была, представляешь. А я ведь субботу к медичке сходила, чтоб показать следы от мочалки. Он справочку – раз!
– Вот ведь. Какой хороший твой папа. Жаль, что он с вами не живёт.
– А … Я сначала все ревела, а потом привыкла, – Анька посмотрела в окно, – Лен, Лен, смотри – там снег.
Крупные хлопья снега покрывали все вокруг – ветви деревьев, крыши домов, провода. И только дорога оставалась черной – снег не выдерживал натиска многочисленных автомобилей.
Время мотало свою белую верёвочку наступающей зимы, а за тусклым окном общежития две маленькие усталые балерины уплетали торт ложками прямо из коробки.
Две маленькие, но такие уже взрослые девочки.
И только когда Ленка начала клевать носом – сказывалась бессонная ночь, они разбрелись по кроватям.
Она почти уснула, но вдруг встрепенулась и спросила:
– Ань, спишь?
– Сплю, а чего ты?
– А это не твой папа взнос за меня заплатил? – Ленка приподнялась в постели.
– Нет, не знаю… Вроде, нет.
– Угу, спи спи …
Ленка так и уснула с этой благодарностью кому-то неизвестному, кто заплатил за нее взнос.
С этого самого взноса, с этого дня она начнет работать так, как никто другой. Она будет рваться к вере в прекрасное, в хороших людей, доказывать самой себе, что этот «кто-то» потратил свои деньги – не зря, что тетя Лида подарила ей куртку – не зря, что отец Ани и сама ее подруга заступились за нее – не зря.
И это не будет жертвоприношением. Лена хотела жить единственно вот такой жизнью, которую успела полюбить здесь, здесь она была по-настоящему счастлива. Она танцевала, как жила.
Она уже тогда понимала, что её подстерегают многочисленные сложности и трудности, неожиданности и разочарования, о которых она ещё даже не подозревает. Но она не желала пока думать об этом. Она знала – ради чего все это и была готова идти до конца.
Она даже не подозревала, что будет так нелегко .
ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ