Валентина поговорили с Авдотьей о разных житейских делах, женщина посетовала что телят некуда от дождя даже спрятать, да и самим укрыться негде.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
-А вот как раз, Авдотья, новое начальство прибыло, всё посмотрит и решит, да же, Василь Семёныч? — Валентина повернулась к зоотехнику, — он прямое наше руководство, зоотехник это, так что Дунюшка, — Валентина Ивановна похлопала по руке женщину, — глядишь и сдвинется дело с мёртвой точки.
Дай-то Бог, — проговорила Авдотья.
Валентина поймала в этот момент взгляд нового начальства, при словах Авдотьи, он будто дёрнул плечом и внимательно глянул на женщину.
-Ладно, Дуняша, ехать мне над, делов полно. Танюшка, давай довезу вас?
Девчонка глянула на мать, держа на руках голопопого Яшку, который наяривал свой кулак.
-И то Валентин Иванна, довези их, а то этот байбак не слезет с рук у Тани.
Девочка тихо улыбнулась, перехватила руки поудобнее, Яшка вцепился в сестру, заорал благим матом, что -то на своём, ребячьем, можно было только разобрать слово няня.
-Да твоя, твоя нянька, заездил девку уже, иди Танюша, иди дочка, давай подсоблю, спасибо, Валя.
-Давай, Авдотья, нно, Чалка, поехали.
-Одна бьётся с тремя, там ещё Андрейка есть, средний, Таня старшая, — проговорила Валентина, — мужик после рождения Яшки помер, хороший был, тоже Яков, в честь отца и назвали парнишку, хороший Яков был, пил только много, без руки вернулся.
Говорят, нельзя детей как себя называть, мол, выживет один другого, может и правда оно, кто его знает, — будто сама с собой рассуждает Валентина.
-Вы партийная, Валентина Ивановна? — подал голос Василий Семёнович.
-Я-то? Валентина будто очнулась, — сочувствующая.
-А в бабкины приметы верите — укоризненно сказал зоотехник.
-Бабкины приметы говорите? — Валентина усмехнулась, — мы ещё и в Бога верим и праздники отмечаем церковные, да! А что вы сделаете? Донос учините? Так нас дальше Сибири не сошлют, мы же и так…А вы не знали?
Знаете как мы войну здесь жили?
Нам кроме Бога надеяться не на кого было, вперемешку жили, и ссыльные, и простые, обычные люди, последним куском хлеба делились.
Крыши видели у нас, у домов новые?
А мы в войну их скормили скоту, крыши -то, но спасли поголовье, сами ютились по семь семей в одной избушке, а крыши соломенные все поснимали, да коровок кормили.
Резаком резали солому, в кипятке мочили, чуток соли сыпали, дефицит ужасный, соль-то была и кормили, а как же, чтобы вы там, городские с голоду не померли, ну и конечно всё для фронта, всё для победы.
Так что… только с помощью ЕГО и выстояли, можете написать там…
Так что…услышите если, что Бога благодарит какая крестьянка, не ведите плечом, не хмурьтесь, от чистого сердца она, не значит, что враг…
-Да с чего вы взяли, я просто, простите…
Но Валентина уже нахмурила лоб, появилась складка на переносице, задумалась о чём -то, слегка подёргивая вожжи едет тихонько и смотрит в даль.
— Танюшка, всё, выпрыгивайте, тут добежите. Вам тоже можно выйти здесь, вооон контора виднеется, извините, мне дальше ехать надо, дел полно.
-А вы, простите, сейчас куда?
-Сначала на ближние выпаса заеду, потом дальше, работы много.
— Хорошо, я с вами.
-Да вам дела, наверное, надо делать? — говорит Валентина, а сама думает вот навязался.
— Это и есть мои дела, ознакомлюсь что и где.
-Хорошо.
На ближних выпасах Василий Семёнович даже залюбовался картинкой.
Луг, немного на скос, будто пригорок, полон полевых цветов, разнотравье, ромашки, крупные такие, как на картинке.
Сидит девочка, дет восьм, с книжкой, две косы по худенькой спинке вьются, словно змеи, голова покрыта платочком, девочка чем -то занята, подойдя поближе, Василий Семёнович услышал чистый, детский голосок, девочка читала вслух что-то знакомое.
Да она же читает «Тимур и его команду», понял Василий Семёнович, вслух, такая малышка…в школу -то, наверное, ещё не ходит.
Выскочила с цокотом откуда-то из-под ног сорока, откуда она взялась, девчушка соскочила, следом поднялась ещё одна, такая же, только поменьше.
-Мама?
-Напугались?
Девочки стояли и смотрели на Валентину Ивановну.
Дочки, дошло до Василия, а что они здесь делают?
— Помощницы мои, — ответила на молчаливый вопрос зоотехника, — телят пасут, тех, что побольше, с ними управляться легче, всё лето баб подменяют, те хоть хаты побелят, в огородах порядок наведут.
-А где же…
-Телята? Так вон лежат жарко, они и полегли.
Василий Семёнович глянул вниз и правда, лежат, разморились на солнышке, прядут ушками, отмахиваются хвостами от надоедливых комаров и мошек, прикрыли глаза и меланхолично жуют жвачку.
Анималистическая картинка, Василию вдруг захотелось стать мальчишкой, схватить кисть и как начать рисовать и эту серьёзную маленькую девочку с косами и книжкой, так похожую на мать и малышку, и этот луг, и телят…и Валентину Ивановну.
Так давно он не испытывал желания рисовать, так давно…
-Ели вы?
-Дааа, баба приносила молоко, хлеб, картошку с огурцами.
-Хорошо, что баба?
-Да нормально, — отвечает младшая, пока старшая задумчиво смотрит в даль, точь -в -точь как мать, — енералом тебя обзывала, говорила, что ехидна ты, а не мать, заставляешь детей батрачить, ругалась чтобы сибирка тебя задавила…
-В общем ничего нового, — смутилась Валентина Ивановна, ладно, бежать надо.
-Она к нам жить пришла, — прервала молчание старшая девочка и посмотрела на мать чистыми, ясными глазами.
-Что значит жить? — переспросила Валентина.
-Да баба сказала, что хату председателю сдала, а он хмыря какого-то городского там поселит, а бабе, ну нам, то есть, дров привезут, картошки вроде и ещё…
-Машка, — одёрнула младшую сестру старшая.
-Ладно, разберёмся. Головы смотрите не раскрывайте, в речку не лезьте, ясно?
-Ясно, — ответили чётко.
-Ну всё, бывайте вечером помогу приеду.
-Мы сами, мама.
-Да сами, что мы маленькие? Нам ещё Галка с Мишкой помогут, они горамыки сегодня весь день с Колькой водятся, мать на свёклу уехала, вечером приедет и они прибегут.
-Ладно, беги…горамыка моя, Томочка, смотри за Машкой.
-Да, мама.
-Какая она у вас, — когда ехали обратно, заметил Василий, серьёзная.
— Помощница, всё на ней, ну сейчас ещё одна добавится…
-Я так понимаю, что квартиру для хмыря, так это для меня приготовили, мне неудобно.
-Да ладно вам, я давно её зову, всё равно ведь помогает, не идёт.
-Мама ваша?
— Свекровь.
Помолчали.
-Простите, Валентина Ивановна, я сам не местный, но…вот слово…младшая ваша дочка, Маша да? Она детей, которые придут назвала…
-Горамыка -то? — Валентина засмеялась, всё лицо её озарилось, -а вы не догадались?
-Нет, простите, просто любопытно…
— Горемыка, горе мыкает, бедный, обиженный человек с тяжёлой судьбой. Услышала где-то, вот прилепилось ей, всех горамыками теперь чуть что зовёт.
Василий Семёнович рассмеялся.
— Интересная она у вас.
-Угу, очень даже, пакостит, что парнишка, Тома, она спокойная, в первый класс пойдёт.
-Ого, а читает будто ей лет двенадцать.
— Это отец её научил… ещё лет в пять, а эта горамыка, никак не хочет учиться. Вот только Тома и может её бешеный нрав немного успокоить.
Василий отчего-то загрустил, когда услышал про отца девоч, будто какой-то червячок нехороший завозился в сердце и начал грызть.
Всего день провёл вместе с Валентиной…Ивановной, а кажется, что всю жизнь…
— Вот ваше жилище пока, проходите, Ёжик, а ты что, дома остался, — погладила Валентина маленькую, чёрную собачушку.
Маленькая, словно игрушечная изба, чисто побеленная, с нарисованными наличниками, покрытая свежими досками, ещё пахнущими лесом.
Толкнула дверь, приглашая войти.
Из избы опахнул чем -то вкусным.
Навстречу вышла маленькая, чисто детая старушка.
-Мамаша?
-Нет, чёрт из преисподней, совсем на работе своей замудохалась, свекруху родную с чёртом спутала.
-А вы? Девчонки сказали…
-Что я? Правильно сказали, привезла квартиранта? Фатеру показывать?
-Да, вот…
-Проходитя, проходитя, я Прасковья Спиридоновна. Ужин вам сгондобила, а то эти работнички, сами не едят и людям не дають. Иди Валентина, тоже исти.
-Мамаша!
-Та, что опять? Ладно, ладно, горемыка моя, застесняласи.
А вы устраивайтеся, распологайтеся, вон там борщ, в чугунке, похлебайтя из крапивы, зелёный. Тама сметанка, что не доедитя, в голбчик поставьте. Завтра поедитя, я приду ещё, приготовлю ходить я буду, председатель попросил, боится, что и этот сбегит, специалист.
Там в полотенчике яички варёные, это я вам на завтрик отварила.
-Мамаша, идёмте уже.
-Идём, идём, сибирка бы тебя задавила, тошшая, что лошадь у Федьки Ерёмина, так и дала бы тебе Валька по хребтине, чтобы ты исти не забывала, чай не молодка, тридцатка уже маячит, оой, горемыка ты моя.
Услышал Василий Семёнович бурчание старушки, когда женщины проходили мимо открытого окна.
Он огляделся.
Вдруг засосало под ложечкой, открыл чугунок, дурманящий запах чуть не сбил с ног, взял деревянную ложку и помешав в котелке, зачерпнул, закрыв глаза отправил в рот потрясающую пищу.
-Там миски у шкапу, — услышал Василий чей- то голос, — я это, сказать хотела, простыни наволоки я чистые надела, не боись, ложись, да спи.
Миски ооон тама, ешьте, приятного аппетиту, — сказала Прасковья Спиридоновна и мелко крестясь, засеменила вон.
Представляю, что про меня подумает старушка, что скажет, — весело подумал Василий, накладывая густой, крапивный борщ в миску и щедро сдабривая холодной сметанкой.
-Я захожу, а он, горемыка, из чугунка хлебат…От так взял в обе руки, мордахой залез туды и хлебат.
-Да ну вас, мамаша.
-Истинный крест, Валюха…
Вечером наевшийся и отдохнувший Василий, сидел на крыльце домика, гладил валяющегося рядом Ёжика, смотрел в чёрное небо, на котором звёзды были словно чудесные яркие светляки и думал о том, что жизнь не такая уж и серая, как ему казалось последние несколько лет.
Может и правда найду здесь себе пристань, наверное, не зря поддался на уговоры товарища майора, согласился помочь бывшему боевому товарищу и командиру, который за несколько лет мирной жизни, успел стать заметной фигурой в крае.
Он и подтянул за следом Василия и предложил поехать не хватающим специалистом сюда, в колхоз имени «Первого мая».
-Но я такой же зоотехник, как Петрович повар, — отнекивается Василий, вспоминая армейского друга, — Сан Саныч, я солдат!
-Всё, Вася, всё…война позади давно, пора привыкать к мирной жизни, тебя комиссовали, под чистую, всё…а мне помощь нужна.
Там на месте всё узнаешь, вон книг целая библиотека, ты умный парень, научишься…
И ничего я не горамыка, — усмехается Василий, уладываясь поудобнее в кровать.
Он моментальнопроваливается в сон. снится ему луг с телятами и…мама, ведущая за руку двух девочек. а рядом стоит Валентина и улыбается…
Так Василий Семёнович Сухологов, уволенный подчистую в запас, в звании капитана, стал зоотехником в одном колхозе.
ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ