Прошло два месяца. Василиса привыкла уже к тому, что жизнь её не будет прежней, она уже постепенно чувствовала себя хозяйкой в доме Прохора. Во время их с Прохором работы дети сидели с бабой Настей, соседкой, а, вернувшись с поля или с фермы, она забирала Ваню и Маню, умывала их, кормила и укладывала спать.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Дети не доставляли хлопот, послушными они были и ласковыми. Видно, не хватало им той самой материнской ласки. Тётушки да бабки-соседки своих детей и внучат имеют, им-то не всегда нежности хватало, а тут сиротки. Под приглядом, и ладно. Василиса же брала из читальни книги и на ночь прочитывала им сказки, под которые детишки засыпали.
С Прохором они будто соседи жили. Мало разговаривали, вместе не спали. Вернется он с работы, поест молча, да во двор пойдет что-то чинить или мастерить. Василису всё устраивало, только сердечко её девичье любви хотело, да по Григорию она тосковала.
С отцом редко виделась, не простила она ему это замужество. Да и Макар будто с цепи сорвался. С начальством поселковым скандалил, работников колхоза лодырями да бедняками называл, которые сами ничего не заработали и на чужое рот разинули. Вёл себя своевольно и слишком дерзко. Секретарь партийной ячейки не стал этого терпеть и, так как отказано Макару было в отсрочке, то на основании всеобщей коллективизации потребовал немедленно сдать животину в колхоз. Они и так долго терпели и выжидали, когда по добру он сам придет, а ведь кому-то так не везло. И что же сделал Макар…
Забив трех свиней, он поехал на рассвете в город и продал мясо. А из города вернулся с табором цыган, которые под удивленные взгляды вывели двух коров и лошадей со двора Макара, прихватили и птицу с собой. Пока начальство прибыло к его двору, чтобы остановить Макара и призвать его к ответу за эту выходку, цыгане уже успели скрыться в лесу. Покуда соберут отряд, ищи и свищи их.
— Ты что же творишь, Макар? Да я под суд тебя отдам! Завтра приедет товарищ Белугин, решать твою судьбу будем.
— Решалы нашлись! — сердито ответил он. — Моё добро, моё! И лучше я его задаром отдам, чем вам.
— Глупый ты, Макар, это уже колхозное добро, — Михаил Семенович качал головой.
И даже его друг и кум, председатель сельского совета Никита Степанович понимал — это уже перебор. И от суда он его не спасёт. Он и так уговорил секретаря не арестовывать Макара. Никуда он не денется, дом то свой уж точно не бросит. Своими руками строил, сюда жену привел и дочка тут родилась. И за этот дом он уцепится. Только вот Никита Степанович не был уверен, что после суда дом у Макара останется. Эх, наворотил дел дружок… Что за глупое упрямство? Вступил бы в колхоз, работал бы, как все, глядишь, бригадиром бы его поставили, уж точно в накладе бы не остался.
А ночью бил набат — горел дом Макара. Да не снаружи был подпален, а изнутри разлил Макар горючку да поджег его вместе с собой.
***
Василиса сидела на кровати, поджав под себя колени и рыдала. Она плакала по отцу и в то же время ругала его. Неужели это было лучшим выходом? Отчего он не смирился? Отчего же он так противился новому будущему? Неужели жадность и упрямство затмили разум?
— Вася, — услышала она голос Прохора. — Отца схоронить надо. Я костюм свой приготовил, его-то вещи не уцелели. Ты только не смотри, ладно? Не ходи туда.
— Меня люди не поймут, — Василиса и в самом деле не хотела это видеть, знала она, что не выдержит.
— А мне всё равно на мнение людей. Не бойся, я не дам тебя в обиду.
Василиса пришла на погост уже тогда, когда все разошлись. Отца схоронили не рядом с матерью, а за оградой, так как все поняли, что он сам себя подпалил.
Она стояла и долго плакала, пока не услышала шаги за спиной. Не оборачиваясь, Василиса поняла, что это Прохор. Он обнял её за плечи и ласково сказал:
— Пойдем домой, пойдем, Вася.
Она будто не могла и шагу сделать. Прохор, подняв её на руки, понёс по дороге, будто пушинку, а она, уткнувшись ему в грудь, плакала, как маленький ребенок.
В ту ночь, когда она тихо скулила на печи, заливаясь слезами, Прохор сидел рядом на лавке и молчал. Затем, вновь взяв её на руки, как и днём, он унёс её в свою комнату…
****
Прошел год. Василиса спала с мужем в одной кровати. Она не любила его, но чувствовала его заботу, его решимость добиться от неё взаимности. Ей казалось, что он её любит и порой чувствовала неловкость от того, что не может ответить на его чувства. Нет, она заботилась о нём, уважала, почитала, как мужа. Поддерживала его слова на собраниях, воспитывала детей, к которым испытывала нежность и даже любовь. Но вот не могла она себя пересилить и шептать ему ласковые слова в ответ, когда он это делал.
И вдруг объявился в селе Гришка. Узнав об этом, Василиса почувствовала, как её сердце затрепетало. Да и явился он в село тогда, когда Прохор уехал на лесорубку на неделю по распределению колхоза — надо было смастерить на месте новые парты для школьного класса.
В пятницу, ближе к полуночи, услышав лай собаки во дворе, Василиса испугалась и достала из сундука ружье, которое оставил Прохор. Подойдя к окну, она тихонько отворила его и ноги будто стали ватными — она увидела Гришу.
— Васька, выйди, — громко шепнул он.
— Иду, иду, — открыв сундук, она положила ружье обратно и выбежала к нему прямо в ночной рубашке.
— Как живёшь ты, Вася? Обижает тебя Прохор? — он заглядывал ей в глаза с тоской.
— Нет, нет, что ты. Он любит меня, заботиться.
— Любит, значит? — Гриша нахмурился и глянул на неё так, будто хотел другое услышать.
— Гриша, он не такой плохой, как ты думаешь!
— А какой? Хороший, значит. Разве забыла, как рыдала ты, выходя из сельсовета после росписи? Я смотрел на тебя и видел все твои страдания на лице. Разве ты хотела за него замуж? Он же няньку для детей искал, да хозяйку в доме, а до твоих чувств и дела ему не было. Или ты полюбила его и твои слова, сказанные мне, были пустым звуком? Забыла, как говорила, что любишь только меня и только мне принадлежать будешь?
Василиса вдруг почувствовала обиду за Прохора.
— Не пустым звуком были мои слова. Но жизнь так сложилась, против батьки пойти не могла, — она не стала рассказывать, чем грозил ей отец. — Ты же знаешь порядки в нашем селе, что почитать надо отца и мать.
— Но сейчас отца нет. Это правда, что он себя в своем же доме подпалил?
Василиса вздрогнула. Год прошел, Прохор немало сделал для того, чтобы боль поутихла. А Гриша напомнил.
— Правда.
— Васька, сейчас отца нет, мужа ты не любишь, Эти сопливые дети не твои. Так что мешает тебе со мной уехать? Я ведь из-за тебя сюда приехал. Давай сбежим. Говорят, Прохор аж в среду приедет, батька мой слышал. Собирай вещи, скроемся в ночи. Я в городе устроился на фабрику, мне койко-место дали. А если ты со мной поедешь, снимем комнату.
— Ты чего, Гриша? — покачала она головой, глядя на того, кого до боли раньше любила. Любила… Почему она вдруг подумала об этом в прошедшем времени? — Как же я без документов, и в качестве кого буду с тобой жить?
— Справимся, главное, что будем рядом, — он подошел к ней и взял за руку, но Василиса выдернула свою ладонь.
— Нет, Гриша, так всё необдуманно не делается. У меня здесь муж, дети, работа в колхозе. У меня здесь жизнь!
— Нелюбимый муж и чужие дети, ты это хотела сказать? Васька, хочешь взять время на раздумье? Понимаю. Я утром уезжаю, приеду во вторник. Буду ждать тебя на закате у старой ивы. Надеюсь, с вещами.
Он ушел, а наутро в дом к ней явилась Галина.
— Васька, это что же происходит? Едва Проша за порог, а ты тут мужиков чужих привечаешь?
— Каких мужиков, о чём ты говоришь? — она вздрогнула.
— Пошла я на дальняк давеча, гляжу, Гришка мимо моего дома идет, да в твою сторону. Глядь, шмыгнул в калитку. Ты что же, бесстыжая, творишь? Хоть бы не в мужнем доме стыдобу устраивала.
— Угомонись, Галина, ничего у нас не было и перед мужем краснеть мне не за что. Поговорить Гриша пришел, вот и все дела.
— Поговорить? В полночь? Ты мне сказки не рассказывай. Вот вернется Прошка, я ему всё расскажу.
— Говори, что хочешь, а я ни в чем перед ним не виновата.
— Тьфу, — сплюнула в сердцах Галина. — Может, и не виновата, но объясниться придется, отчего ты с ним разговоры разговаривала посреди ночи, а не собак спустила на наглеца.
Сестра мужа ушла, а Василиса разволновалась. Этак она и правда Прохору всё преподнесет так, как сама поняла. Поверит ли он ей? Господи, страшно-то как.
Она почувствовала тошноту и головную боль. Переволновалась, оттого и дурно стало.
Но когда и на следующий день такое же почувствовала, обратилась к фельдшеру.
— Валь, тошнота мучает, желудок что-то сдавливает по утрам. Есть ничего не могу. А еще слабость.
— А когда женские дела были?
— Да в прошлом месяце и были… В начале.. Ой, может, в город съездить?
— Эх, Васька, видно, что отец тебя воспитывал, что одна ты в семье. На беременность это похоже.
— Как беременность? — Василиса ахнула. Она готова была заплакать, ведь в душе она еще раздумывала — может быть и правда с Гришей сбежать? Ведь когда Прохор вернется, Галина всё ему расскажет. Не сдобровать ей тогда. Прогонит из дома и слушать не будет.
— Васька, а ты чего аж побледнела вся еще пуще? Ты ведь замужняя баба, так отчего вдруг себя ведешь, будто девчонка на выданье? Радоваться надо. Иди в смотровую.
***
Вечером во вторник, вернувшись с работы, она зашла во двор и увидела Ваню и Маню, сидевшими на лавочке с Аленкой, старшей соседской дочкой, которая за ними приглядывала иногда.
— Я вернулась.
— Мама пришла! — крикнула Маня, а у Василисы авоська из рук выпала от неожиданности.
— Что ты сказала?
— Мы с Ванькой решили тебя мамой называть. Другой у нас не будет. А Аленка сказала, — Маша указала рукой на девочку-соседку, — что слышала, как тетя Валя её маме говорила, что у тебя ребеночек будет. Братик наш или сестренка.
Маша подбежала к ней и крепко обняла, а следом и Ванька, спрыгнув с лавки, подошел к ней и спросил:
— Можно, Вася? Можно мамой тебя звать?
Сквозь слезы кивнула она и прижала две русые головки к себе.
А чуть позже Василиса металась по избе, поглядывая на часы. В конце концов, выйдя из дома, она направилась к старой иве.
Григорий уже был там и в нетерпении нарезал шагами круги.
— Пришла, Васька, пришла! А почему без вещей?
— Потому что я пришла сказать тебе, что никуда я с тобой не поеду. Я не брошу детей..
— Это чужие дети! — возразил он.
— Нет, это теперь мои дети. Раньше я была матерью поневоле, теперь я им стану настоящей мамой, которой они меня и считают.
— И с нелюбимым жить будешь?
— Я уже не уверена.
— В том, что жить с ним будешь? — усмехнулся Григорий.
— В том, что он нелюбимый. Гриша, я ребеночка от него жду. Всё уже поздно менять, даже если бы я и захотела.
— Я его воспитаю, Васька, — будто не слыша её первые слова, произнес он, хватая её и прижимая к себе. — А если хочешь.. Врача найдем, он всё сделает.
Вася вырвалась и замахнулась, ударив его по щеке.
— Ты что же, говоришь такое? Уходи, Гриша, слышишь? Уходи! — закричала она. — Не люблю я тебя, Прохора люблю. Сюда пришла, чтобы сказать тебе об этом и навсегда попрощаться.
Василиса бросилась к дороге, поднимаясь вверх по холму и вдруг застыла — на неё смотрел Прохор, стоя на дороге.
— Прохор? Ты же должен завтра приехать.
— На день раньше отпустили, — сухо ответил он, глядя поверх её головы на Григория, который тут же бросился наутёк.
— Прохор, я… — Василиса аккуратно и медленным шагом приближалась к мужу, трясясь от страха. — Я ничего не сделала такого.
— Иди сюда.
— Ты не посмеешь меня тронуть.
— А разве я хоть пальцем тебя тронул хоть раз? Или слово грубое когда сказал? Домой пошли, Вася.
Они шли молча, Прохор делал большие шаги из-за чего Вася едва за ним поспевала, но он держал её руку, не отпуская.
Войдя в дом, Прохор по очереди поцеловал дочь и сына, после чего велел им выйти.
После того, как дети вышли, Прохор сел на стул и, не глядя на Василису, глухо произнёс:
— Я не жду от тебя любви, не требую от тебя ласковых слов. Знаю, что не по своей воле замуж за меня пошла. Может быть и ошибку я сделал когда-то, договорившись с твоим отцом. Но я полюбил тебя еще до этого брака. Смотрел, и надышаться не мог. А когда отец твой стал выкрутасы устраивать, понимал, к чему это идет. Вот и решил уберечь тебя, не ровен час вместе с сосланными бы пошла по проторенной дорожке до станции, куда вагоны для кулаков прибывают. Оттого и попросил тебя в жены, а Макар и не против был. Ради своего имущества, который ты, кстати, позже в колхоз сдала, он на многое был согласен. Зерно хотел еще у нас хранить, да коз и свиней дать, только вот ты ему все планы порушила. Я тогда тебя еще сильнее полюбил, зауважал. Зная, что ты меня не любишь. Готов ждать и терпеть, но рога носить не стану. Не позволю позорить меня.
— А я и не ставила рога. Я ни в чем перед тобой не виновата, — услышав его речь, Василиса вдруг почувствовала к нему нежность, которую доселе не испытывала. — Знаю, что Галка тебе расскажет иное, но послушай сперва меня. Он приходил ко мне в пятницу, в полночь. И сестра твоя это видела. Но дальше сеней я его не пускала, и ничего у нас не было. Он сказал, что во вторник будет ждать меня с вещами у старой ивы, звал с собой, чтобы я убежала от тебя.
— Отчего же с ним не пошла? — усмехнулся Прохор, а в голосе его была горечь.
— Потому что… Ваня и Маня меня мамой назвали. И потому что поняла, что не люблю его больше. Всё это было в прошлом, в девичестве. Теперь всё по-другому.
— Ваня и Маня мамой назвали, поэтому всё по-другому?
— Не только, — она покачала головой. — Ребеночка я жду от тебя. К Вале ходила, она смотрела. Проша, прости меня. Я пошла к старой иве, чтобы сказать, что не люблю его. Чтобы уезжал.
— Почему он хватал тебя?
— Это ты видел, а дальше? Видел, что я его за это ударила?
— Видел…Вася, давай забудем обо всём. Я обещаю тебе, что сделаю всё, чтобы ты меня полюбила..
— Мне кажется, я уже тебя люблю, — она опустилась перед ним на колени и поцеловала его шершавые руки. — Ты только верь мне, ладно?
Он поднял её и усадил к себе на колени, крепко обняв.
ЭПИЛОГ
Через несколько месяцев Василиса родила дочь Татьяну, а через два года сына Алексея. Григорий больше не появлялся в её жизни, лишь однажды он приехал на похороны своего отца. Но и тогда в её душе ничего не шевельнулась — она любила своего мужа и к тому времени могла уверенно об этом говорить.
Вместе с Прохором она воспитывала детей, а во время Великой Отечественной ждала его, тоскуя и молясь. Всё это время четверо детей — Ваня, Маша, Танечка и Алешка были её опорой. Она не делила детишек на родных или неродных, ко всем одинаково относилась и любила так же одинаково. И они платили ей той же крепкой любовью. Вместе с детьми она встретила живого и невредимого Прохора в мае сорок пятого и с той поры их жизнь текла мирно и размеренно. Они работали в колхозе, женили детей, строили дома и трудились во дворе и на огороде. Иногда Василиса ловила себя на мысли, как бы сложилась её жизнь с Гришей. Но потом, глядя на свою семью, думала о том, что всё, что не делается, то к лучшему. У неё большая и дружная семья, любимый муж и славные дети.
Благодарю подписчицу за историю.
Автор Хельга