Утро началось с солнца. Даже странно. В городе Анфисе каждое начало дня казалось одинаковым. Окна её квартиры выходили во двор, где хоть и было тихо, но куда солнце заглядывало лишь во второй половине дня и то весьма ненадолго. Поэтому она вставала, включала везде свет, чтобы проснуться, и хмуро собиралась на надоевшую работу.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Это состояние обречённости сохранялось и после возвращения. Вечер почти ничем не отличался от утра. Разве что немедленно идти было никуда не надо, и между совершёнными и предстоящими трудовыми подвигами впереди была целая ночь, когда можно просто спать без сновидений и ни о чём не думать.
А здесь солнце заглядывало сразу во все окна. И не просто заглядывало, а лезло нахально и весело, как рыжий котёнок-подросток, которому всё интересно и очень хочется туда, куда не пускают.
Анфиса пустила. Сняла старенькие шторы, и солнце окончательно ворвалось в комнату и обосновалось там на правах дорогого гостя. Ей вдруг стало весело. Она наспех перекусила привезёнными с собой бутербродами и принялась суетиться по дому. Принесла и нагрела воды, перемыла небольшие окна, замочила шторы, прошлась влажной тряпкой по мебели. Вскоре под её неловкими руками перестали танцевать в солнечных лучах пылинки, полы сияли мокрой чистотой, и Анфиса вышла во двор, чтобы вылить под кусты грязную воду.
Старенький дом преобразился. Повеселел, приосанился. Окна блестели задорно и радостно. Анфиса обвела глазами двор. Егор сказал про поросль. Наверное, имел в виду те самые серенькие торчащие из земли прутики. Только вот как бы по незнанию не вырезать то, что нужно. Она совершенно не разбиралась в растениях и вообще во всех этих сельскохозяйственных и садовых делах. Может быть, стоит спросить у той старушки, у Марфы Андреевны?
Анфиса принесла ещё воды и вдруг почувствовала, как устала. Ишь, раздухарилась, решила за один день переделать всё и сразу. Оставила ведро на крыльце, вошла в дом, с удовольствием оглядела чисто убранное помещение. Ей начинало нравиться здесь. А ведь прошёл только один день. Снаружи словно бы раздался какой-то шум. Анфиса выглянула и удивлённо уставилась на незнакомого человека.
* * * * *
Человек был маленький. Совсем маленький был человек. Лет, наверное, четырёх или пяти. Он зашёл к Анфисе во двор и деловито присел на крыльцо. Сидел спокойно, осматривал всё вокруг и лишних вопросов не задавал. Она так же молча села рядом с ним и ведром, тоже исподволь разглядывая пацанёнка.
Прямые, почти белые волосы, чуть вздёрнутый нос, прищуренные, голубые, словно весенние льдинки, глаза. Взгляд спокойный, сосредоточенный. Он поглаживал пальцем язычок молнии на своей коричневой курточке и ковырял носком ботинка старую ступеньку. Наконец маленький гость устал молчать и спросил всё-таки.
— Ты кто?
— Анфиса. А ты?
— Васька. — Он шмыгнул носом. — Ой. Василий Смирнов Николаевич. Ты тоже так говори. А то старая, а просто Анфиса. Так не бывает. Обязательно слов много быть должно.
— Какая же я старая? — огорчилась Анфиса.
— А то какая же? — Деловито разглядывая её, сообщил мальчуган. — Конечно, старая. Вон и складки уже на лбе.
— На лбу. — Машинально поправила она и невольно глянула в ведро с водой на своё отражение. Да разве там что увидишь. Немедленно захотелось подойти к зеркалу. Да, не девчонка, конечно, но чтобы старая. Хотя, если вспомнить, когда-то давно ей, маленькой, и двадцатилетние казались, если не старыми, то уже слишком взрослыми.
— Ты чего же это, Василий Смирнов Николаевич, один гуляешь? — Спросила Анфиса. — Где родители твои?
— Мама на работе. А деда козу у бабушки Марфы лечит. У ней живот болит.
— А не боишься один гулять?
Смирнов Василий смерил Анфису презрительным взглядом.
— Чего? — И добавил подозрительно. — А ты зачем здесь живёшь?
— Сама не знаю. — Пожала она плечами. — Так получилось.
Малыш посмотрел на неё осуждающе.
— Ничего ты не знаешь. Имени длинного не знаешь. Почему здесь живёшь, не знаешь. А что хоть знаешь?
— Сказки знаю, стихи разные. — Растерялась Анфиса, размышляя, а что она, собственно, вообще знает в этой жизни. Высшую математику, которая не пригодилась на практике ни разу? Или досконально свою работу, которая кроме её начальства была никому не нужна, и о которой даже поговорить с другими людьми было нельзя, потому что это скучно. А что ещё?
— Сказки? — Заинтересовался Василий Николаевич. — Интересные? Деда самые интересные сказки знает. Ты тоже?
Анфиса снова пожала плечами.
Он посмотрел на неё удивлённо и покачал головой. «Странная тётка». — Читалось в его ясном и требовательном взгляде. — «О чём ни спроси, ничего не знает».
— Васёк! — Раздался от калитки уже знакомый голос. Марфа Андреевна всплеснула руками — Ты чего здесь? Там дедушка тебя потерял уже.
— Ой. — Озадаченно прошептал мальчик, сползая с крыльца.
— Вот и «ой». — Передразнила старушка. — Беги скорей, пострелёнок. Пока не попало.
И, глядя вслед припустившемуся к дому малышу, улыбнулась.
— Хороший мальчишка.
— Серьёзный очень. — Анфиса вздохнула. — Маленький, казалось бы, а серьёзный.
— Это он в деда. Вадим Александрович он такой. Его все в селе уважают. Всё он знает, всё объяснит.
— Не то что я. — Анфиса вздохнула. — Сейчас задумалась, а что знаю я? Выходит, что не так уж и много. А про сад-огород так и вовсе ничего. Про тюльпаны вы мне вчера объяснили, а поросль? Что здесь и как? Что убрать, что оставить?
Марфа Андреевна, польщенная вниманием, приосанилась, совсем как недавно обласканный нежданной заботой старый дом, радуясь тому, что кому-то пригодились её умения и опыт.
— А вот тут ты, Анфиса, режь всё под корень, не ошибёшься. Заросло так, что делать — не переделать. Егорка не шибко разбежится. Знаешь, что удумал? Отец с него фотокарточки требует. Он отсылает. Только, как наловчился, поросёнок, возьмёт и с той карточки как-то лишнее и сотрёт. Как он делает это, не знаю, но делает.
— Это «фотошоп» называется. — Анфиса вздохнула. — И стереть можно, и пририсовать.
— Видишь, ты знаешь. Вот и он тоже. Хитрец. А двор зарастает. По-хорошему, Анфиса, поросли эти подкапывать да подрубать надо. Только вряд ли тебе справиться. Можно пилкой да секатором пониже подрезать, коли собралась. Ох, повезло Егорке с жиличкой. Повезло. Окна, гляди, как отмыла.
— Я испортить чего-нибудь боюсь. — Призналась Анфиса. — Я ведь в деревне никогда не жила. И теперь вот не знаю, с чего начинать. У меня и делать это всё нечем.
— Инструмент в сарае посмотри. — Подсказала Марфа Андреевна. — А не будет чего, заходи, дам. Ты, вижу, женщина аккуратная. И не спеши, Анфис, слышь меня? На земле трудиться надо умеючи. С чувством, с расстановкой. Надорвёшься, землю ненавидеть начнёшь, пенять на неё. А она и не виновата. Любой труд он разумного подхода требует. Пластом не ложись, спешки, поди, тебе и в городе хватило, обживись, погуляй, с людьми познакомься.
Анфиса слушала её неторопливую плавную речь и думала, что, наверное, ей повезло попасть сюда именно сейчас, в этот нелёгкий период её жизни, чтобы понять для себя что-то очень нужное и важное. Что, она пока не знала. Просто чувствовала и вновь улыбнулась от мысли о везении.
— Чего улыбаешься? — Добродушно поинтересовалась старушка. — Вспомнила чего?
— Да нет. Просто хорошо здесь.
— И то хорошо. Это ты верно заметила. Я вот старая уже, а знаешь, каждую весну выхожу на землю, пальцами почку на дереве потрогаю, травинку, цветок первый и думаю: «Вот и славно, что дожила ты, Марфа». Оно ж как: ежели до весны дотянул, значит, жить будешь! Весна она надежду даёт, сил прибавляет. А, главное, желания жить. Так-то, Анфиса. И ты не грусти, наладится у тебя всё
Анфиса хотела возразить, но Марфа Андреевна головой покачала.
— Не говори ничего, вижу я, что неладно у тебя в жизни. Потому и приехала. А ты не бойся. Сказала тебе, наладится, значит, так тому и быть.
Она снова улыбнулась Анфисе выцветшими старческими губами. Но улыбка вышла ласковой и молодой, если вообще у улыбок бывает возраст. И Анфиса невольно улыбнулась в ответ.
* * * * *
Марфу Андреевну она, однако, послушала. Решила пройтись по селу, найти магазин и посмотреть, что есть ещё интересного в таком замечательном месте. Чего-то особо примечательного не нашлось, разве что на краю села на одном из деревьев Анфиса заметила большое гнездо, которое удивило её своими габаритами. Это какого же размера должна быть птица? В городе пернатых обитало мало, воробьи да синицы. По крайней мере, Анфиса видела только их. А такую огромную себе даже не представляла. Орёл, что ли?
Дома смотрели на неё совершенно разными окнами. Встречались среди них и более современные, но в основном деревянные рамы украшали ажурные резные наличники, придававшие не новым уже фасадам нарядный и немного сказочный вид. Магазин, хоть и оказался маленьким, но Анфиса смогла купить в нём всё, что было необходимо.
— Откуда это к нам такая дама пожаловала? — Весело поинтересовалась продавец. — В гости к кому приехала?
— Просто приехала. — Сдержанно ответила Анфиса. — Мне на свежем воздухе побыть надо.
— Понятно! Ну, этого добра у нас завались! — Засмеялась женщина. — Главное, бесплатно. С этим тебе точно повезло. Давай, докладывай теперь, что за деньги надо.
Купив продукты и кое-какие бытовые мелочи, Анфиса, наморщив лоб, спросила.
— Скажите, а что-то, чтобы ветки обрезать, но не пила, есть у вас?
Пила в сарае нашлась. После разговора с Марфой Андреевной Анфиса не без труда разыскала в сарае ящик с инструментами. Некоторые из них, вроде молотка, топора и пилы, ей были знакомы, но о названиях и предназначении некоторых она даже не догадывалась. Для борьбы с порослью из них годились только пила и топор, но она точно помнила, что в одной из мелькавших на телеэкране реклам видела что-то вроде ножниц, которыми человек в комбинезоне весело щёлкал среди ветвей.
— Секатор, что ли? — Уточнила продавец.
— Наверное. — Кивнула Анфиса. — Я точно не знаю, как называется.
— Да он, он. Есть. Слышь, городская, как звать тебя? Анфиса? А я Лида. Гляди, Анфис, есть один, дорогой, правда. Зато немецкий. У них качество, знаешь, какое. Не то что у китайцев.
— А наших нет?
— Да нет. — С досадой отмахнулась Лида. — То ли не привозят, то ли не делают. Пёс их знает. Ну что, возьмёшь?
— Возьму. — Решив, что раз за дом теперь платить не надо, то кое-что она себе может позволить, Анфиса полезла за деньгами. — А он правда хороший?
— Самый лучший. — Уверила Лида, радуясь, что наконец эта никому не приглянувшаяся своей ценой штука перестанет пылиться у неё на полке.
С сумками в обеих руках Анфиса вернулась в дом. Сложила продукты в старенький холодильник. Повертела в руках тяжёлый секатор. Видно, и правда хороший. С детским любопытством вышла во двор, подошла к зарослям, осторожно отрезала одну из веточек. Эти садовые ножницы резали как по маслу. Анфисе захотелось немедленно приступить к работе, но на улице начинало смеркаться. Вот завтра она встанет пораньше и…
Анфиса с удивлением поймала себя на мысли, что ей хочется, чтобы наступил следующий день. С ней уже очень давно не происходило ничего подобного. Наверное, с того самого момента, как бабушка, пряча глаза, сказала ей, что родителей нет больше. Они возвращались из отпуска, и папа не справился с управлением на мокрой после ливня дороге. Так им позже сказали.
И бабушка потом почему-то не могла простить себе, что пережила любимую дочь. Когда в тот, последний, раз Анфиса вызывала скорую, потому что у бабули опять случился сердечный приступ, она не думала, что из больницы та уже не вернётся. Не вернётся живой. Так Анфиса осталась совсем одна. Шли дни, месяцы и годы, а в её жизни совсем ничего не менялось. И утро давно стало нелюбимым временем суток. Потому что надо было выныривать из сна, вставать и идти туда, куда тебе идти совершенно не хочется.
А сейчас, в незнакомой деревне, в абсолютно чужом старом доме ей почему-то захотелось, чтобы утро наступило как можно быстрее. Она точно знала, что будет делать завтра. И, самое главное, ей нравилось это почти детское нетерпение и ожидание чего-то хорошего, что обязательно должно произойти в её жизни.
ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ