Ехали уже четвертый день, считали часы. Если б не соседка сверху, Сима лежала б целый день. Но та спускалась, просила собрать столик, долго кушала, а потом раскладывала на столике свои кроссворды.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Несколько нижних мест в вагоне пустовали. Так хотелось протянуть на них ноги. В вагоне было душно. В высокой температуре российского лета спальный вагон — самый ужасный инструмент мученичества.
И когда однажды соседка засиделась, Сима предложила ей пересесть на свободное место, уж больно полежать хотелось, побаливал живот.
– Чего это я со своего места уйду? Может туда сядет кто…
– Я б легла уж…
– А я как? Не имею права поесть?
– Так поели уж…, – Сима чуть не плакала.
– Это место законное, нижнего человека, – вмешалась женщина с места напротив.
Начались пререкания, которых Серафима совсем не любила. Пришлось звать проводницу, а та предложила Симе перейти на место свободное, нижнее небоковое. Стало удобнее, теперь можно было лежать, никому не мешая, место над ней пустовало. Обида на противную соседку, чопорную и важную, в шлепанцах на каблуках, на некоторое время отвлекла Симу от проблем с желудком.
Продукты у Симы кончились на третий день. Этого она совсем не испугалась – уж поняла, что с голоду в поезде не пропадешь – на станциях торгуют съестным, у проводницы есть печенье, да и есть особо не хотелось. Тем более, что от чего-то съеденного началось у Симы расстройство, она уж наглоталась активированного угля – воздержаться было необходимо. Она попивала чаек и приходила в себя.
Однако, продержавшись какое-то время, перекусить захотелось. В большой сумке везла Сима соленья дочке и Ольге от матери, но их открывать она не собиралась. Молодая девушка Света, разговорчивая и улыбчивая, предложила Симе сходить в ресторан. Она туда уж бегала.
– Пойдёмте. Там и первое есть, и второе… И не так уж дорого.
Голод – не тетка. Так вкусно девушка рассказывала, что Сима согласилась. С опаской шагала по стыкам вагонов, ругая себя за согласие, и удивляясь тому, что вагоны все разные – они проходили вагон с дверками. «Купейный» – пояснила Света.
Однако, в ресторане Симе понравилось. Обслуга такая уважительная, и супчик наваристый, да и пюре с котлетой тоже ничего, хоть Сима и решила, что делает котлеты вкуснее.
Они болтали о гастрономических пристрастиях, о готовке. Света ехала от жениха домой. Он учился в Москве, в военном училище. Она рассказывала о прогулках по Москве, о планах, тараторила и сияла. А Сима больше слушала – славная девчушка, откровенная.
По вагонам обратно Сима шла впереди. В тамбуре наткнулись они на группу смуглых парней. Они гоготали, шутили.
– Ой, девушка! Вашей маме зять не нужен?
– Это не мама, а попутчица, – проговорила Света.
– Да, – парень ухватил Светлану за руку, другие окружили их, – А пусть она идёт, а мы с тобой побеседуем чуток. Красивая ты, – парень поправил ей прядку волос.
– Отпустите, не трогайте меня! Пустите…, – Света толкала парня в грудь, но он стоял стеной.
– Э! А ну пустите девушку, сказала же она…, – Сима просила по-хорошему, – Ребят, пустите, жених у нее есть.
– Так а мы разве против? Иди, мамаша, иди! А то схлопочешь на старости лет…, – они гоготали, переговаривались, давали советы друг другу, повернувшись к Симе спиной.
– А ну, пусти, я сказала! – грозно прорычала Серафима, – Пусти, скотина…
– Это кто тут скотина, старуха? – парень пустил Свету и грозно шел на Серафиму.
Светлана вывернулась и забежала в вагон.
– Помогите! Помогите! – крикнула в коридоре купейного вагона.
Пара мужчин повскакивали с мест, помчались за Светой в тамбур.
Но увидели лишь спины парней и перепуганную женщину. В руках она держала ручку от своей сумки. Один мужчина было ринулся в погоню, но парней уж и след простыл.
– Что в сумку-то? Ценное было что? – спросил один из мужчин.
– Так ведь…, – Сима не верила в случившееся, – Паспорт там, кошелек, и… и колечко золотое еще, обручальное. И…и адрес…
– Какой адрес?
– Человека хорошего адрес…, – Сима думала о том, что совсем не запомнила адрес Бектена. И это обстоятельство сейчас расстраивало сильно, потому как лежа на вагонной полке она уж сочиняла ему письма.
– Да-а, – протянул мужчина, – А денег-то много?
– Пятнадцать рублей. Или… Примерно, пятнадцать…
Сима слегка отвернулась и потрогала потайное место – более крупные деньги были на месте.
– Ну, пятнадцать – не много. А вот паспорт… Идите к проводнику и начальнику поезда, пишите заяву. Пусть ищут гадов.
И потом Света все совала ей десятку и представляла, что было бы, если б пошла она в вагон-ресторан одна… Сима деньги не взяла, хоть и обидно было до слез. И как же быть теперь с паспортом? Ведь обратные билеты без паспорта не возьмёшь, а выправить его в чужом месте невозможно. Она без конца доставала гребень из прически и расчесывала- расчесывала свои короткие волосы.
Сима писала заявление, Света, видя растерянность попутчицы, помогала, а первая соседка на каблуках смотрела свысока – так и видно было, что злорадствует. Начальник поезда обещал выписать ей справку о краже паспорта к концу пути. В заявлении она указала и адрес жительства, и адрес Ольги в Хабаровске, куда следует. Его она помнила наизусть.
Больше в вагон-ресторан они не ходили, довольствовались тем, что покупали на станциях. И Сима все же открыла баночку огурцов. Она радовалась, что в сумке были лишь деньги на дорожные расходы. Надо было хоть чему-то радоваться, иначе нападал удушающий страх. Жалко было обручальное кольцо. И зачем она его сунула в кошелек? Жалко было мелочи, да и саму сумку было жаль. Без нее, как без рук.
Света выходила раньше, и вдруг, перед самой отправкой быстро начала выкладывать все из женской своей модной рыжей сумки из кожи под крокодила – в чемодан.
– Вот, это Вам…, – протягивала она сумку, – Я уж доехала, дома, а Вам она нужнее. У вас ни кошелька, ни сумочки…
– Не-не-не… Что ты! У меня ж была какая? Старая, потёртая… лет двадцать я с ней, а эта…дорогущая…
– Все равно оставлю. Не возьмёте, проводнице отдам, чтоб Вам вручила. Берите! Вы спасли меня от подлецов, паспорт потеряли, деньги… Берите!
Она так требовала, что Сима растерянно протянула руку, сумку взяла.
– Спасибо, Светочка! Счастья тебе! Ты его точно заслужила!
– А я Вам напишу. Адрес взяла, так напишу. Но не сразу, ладно? Напишу, когда себя счастливой в жизни почувствую… Договорились?
– Договорились, Света! Договорились…
А после она махала девушке рукой, оставляя ее на небольшой сибирской станции.
Счастливой… «Когда себя счастливой почувствую» – думала потом Серафима. Это когда же? Вот если свою жизнь взять, так когда Она-то была счастлива?
Поезд равномерно отстукивал время, на место Светочка сел боевой шумный мужичок в тельняшке. Он переглядывался с бывшей соседкой – даме с каблуками, а та строила ему глазки, вскоре они уж познакомились.
А Серафима лежала на боку и вспоминала свои счастливые моменты.
Свадьбы у них с Тимофеем не было. Пошли в сельсовет, который располагался в селе соседнем да расписались. А обратно шли по полевой грунтовке, а он молчит и молчит. А кругом весна – ромашек целый луг, васильков. Сима не выдержала:
– Хошь бы цветов набрал мне, поженились ведь.
– А зачем? Цветов что ль не рвала?
– Ну, как зачем-то? Как? Приятно ж будет…
– Ну, хошь – нарву, если надо тебе.
– Нет. Теперь уж не надо. Теперь не порадуют.
Так молча и шли до самого дома. А во дворе ухватил он ее за полы кофты.
– Постой-ка…, – а сам – в сарай.
Она осталась ждать. И тут он вынес из сарая небольшую резную скамейку. До того тонко вырезана была ее спинка, что Сима ахнула.
– Садись! Это – тебе.
Серафима аккуратно села на скамью и привалилась к спинке осторожно. Жаль было и сидеть на такой красоте.
– Тебе это, – Тимофей глядел на нее виновато, как будто спрашивал – «простишь ли цветы-то?»
А Сима тянула время, испытывала его терпение. Лицо ее оживилось, налилось румянцем. Она закрыла глаза и вот тогда точно почувствовала себя счастливой. Вот так муж у нее, вот так мастер! Повезло ей… Она открыла глаза, посмотрела на него с озорством и сказала:
– Обещай, что на каждый мой День рождения будет по стулу резному…
– Будет, – кивнул он тогда.
– Ну, ладно… Тогда можно и без цветов. Бог с ними с цветами-то.
Стулья были изготовлены гораздо вперёд ее Дня рождения, да и вся мебель потом постепенно. Дом почти весь до кирпичика на краю деревни тоже Тимофей сам выстроил. Дом, на лугу, где цвели цветы…
А когда перед смертью разболелся он сильно, вдруг принесла Катя Забродова букет роз, пояснила, что купила в райцентре – Тимофей Палыч просил.
Сима с букетом в спальню зашла, а он лежит и говорит:
– Вот, Сим, думаю – не дарил цветы-то, а теперича захотелось. Бери уж, мечтала, поди…
Серафима прижала букет к лицу, спрятала глаза – слезы текли. Плачет, а виду не подает. Только с места сойти не может. А он понял, конечно, завозился недовольно и заворчал:
– Вот и пойми тебя: то – «и цветочков не подаришь», а то – реветь…
А Сима на грудь к нему бросилась, а розы – давай колоться … Как будто говорили цветы, что не на счастье уж они – уходил Тимофей, прощался.
Случилась ещё неприятность в дороге – да ещё какая. Мужичок в тельняшке решил продемонстрировать свою силу. Дама с каблуками забиралась на верхнюю полку, а он возьми, да и подсоби – подхватил ее легко за зад – да и подтолкнул. Она вскрикнула и заревела от боли, держась за руку.
Позвали начальника поезда, на очередную станцию подъехала скорая – определили перелом, наложили шину. Даже поезд задержали. Мужичок просил прощения, бегал за мороженым, дама дулась…
***
Было ещё темно, когда показались многочисленные огни Хабаровска. Раннее утро. Поезд замедлил ход. Сима, припав к окну, всматривалась в лица встречающих. Была … чего уж таить… была у нее надежда – увидеть на вокзале Валентину. Вдруг, да случится чудо – сообщат ей как-то, что мать едет, и встретит дочь. Скажет «Прости, мам! Ко мне поехали.»
Но ни Ольгу, ни Виктора, ни Валю на перроне Сима не видела. Да и где там разглядеть – народу много, да и она их могла не узнать.
Бетонная коробка вокзала Хабаровска вся пестрела пятнами сырости. Светало туго, крапал мерзкий дождик.
Серафима вышла на мокрый перрон, с крокодиловой рыжей сумочкой Светы через плечо, держа большую тяжёлую свою сумку, боясь поставить ее в лужу. Она вертела головой, выискивая встречающих.
Неужто не встретят? Заранее же сообщили… Сима, озираясь, направилась к вокзалу.
«Да нет, опаздывают просто. Проспали, может. Молодые ведь…»
Но после часа ожидания решила ехать по адресу Ольги она сама. Адрес она помнила хорошо. Потащилась на остановку. Домашние заготовки в сумке – ох, как нелегки. Дождь неприятно забирался за шиворот, она промокла.
– Подскажите, пожалуйста, как доехать до переулка Гражданского?
Народ вокзальный, приезжий, ответили ей не сразу. Но все же автобус нашелся, и водитель подтвердил – доедет. Ехали долго. Серафима стояла, смотрела на хмурые дождливые улицы большого неприветливого города. Лишь в конце пути появились в автобусе свободные места.
– Кто Гражданскую спрашивал? Тут выходите…
И опять приставала она к прохожим, ходила по улицам, выискивая дом, периодически останавливаясь, отдыхая от оттянувшей руки сумки. Тряпичные туфли ее, наполненные водой, чмокали. Серафима устала и замёрзла. Было почти восемь утра.
Вот он – дом, вот подъезд. Наконец-то! Еле втащила она сумку на пятый этаж, сердце ходило ходуном, нажала на кнопку звонка и выдохнула. Неуж – доехала…
Но за дверью было подозрительно тихо. Она жала и жала на звонок, потом начала стучать. Открылась соседняя дверь, сонная девушка высунулась на площадку.
– Вы чего тут шумите? Поспать не даёте…
– Ой, а я вот…
– Кого Вам надо?
– Так ведь Ольгу, Виктора…Лебедевых, в общем. Я …земляки мы.
– Совсем с ума посходили! Какие земляки? На работе они, чай, а дети в школе. Понедельник ведь! – дверь громко захлопнулась.
Серафима растерянно стояла на площадке.
«Как на работе? А она как же? Ира говорила, что встретят… »
Она медленно начала спускаться. В грязные подъездные окна били нудные дождинки. Идти Симе было некуда, и она поставила сумку на пыльный пол, и встала у подъездного окна. Спина гудела от непривычных вагонных полок и тяжёлой сумки. Было не холодно, но ноги от сырости и холода бетонного пола замёрзли очень.
Она простояла в подъезде полчаса, а потом полезла в сумку, достала носки потеплее, начала стягивать сырые носки. И тут дверь снизу открылась и на площадку вышла седая сухонькая старушка в шуршащем плаще, с зонтом подмышкой. Она удивлённо воззрилась на Симу.
– Вы чего это тут? А? – голос скрипучий, недовольный.
А Сима на одной ноге стоит, прижавшись спиной к холодной стене, чтоб не упасть, натягивает сухой носок.
– Я Лебедевых жду тут, – она натянула носок, начала совать ногу в сырую туфлю.
– Ходют тут по подъездам, вынюхивают! А потом квартиры обносют! Это каких это Лебедевых?
– Из тридцатой. Я не воровка…
– Ааа… Не воровка! Знаем мы…Не воровка, – старушка закрывала дверь поглядывая на Серафиму, – А вот уйдешь, вернёшься, а и нету уж ничего в квартире, ни денег, ни золота.
– Да уйду я сейчас, – Симе неловко было, но нужно было сменить и второй носок, она, хмурясь, опять прижалась к стене, стянула мокрый носок…
– Устроили тут переодевальню! Больше негде переодеться-то?
Старушка спускалась, Серафима пошла за ней. Раз тут в подъезде торчать не принято, нужно было пойти во двор. Старушка уже семенила в конце двора, а Сима направилась к детской песочнице с грибком.
Но тут старушка остановилась, оглянулась, уставилась на нее. «Неужто и под грибком сидеть запрещается?» – подумала Сима. Из подъезда выходили люди, и казалось ей, что все смотрят на нее осуждающе. Так и она б смотрела осуждающе, если б кто пришел вот так к ней во двор.
Стало ей совсем стыдно, и она, глянув на старушку, направилась в другую сторону, чтоб покинуть этот двор. Ноги совсем не хотели идти, она переваливалась.
Куда пойти она ещё не знала, но следовало было спрятаться от дождя, чтоб дождаться Ольгу или Виктора, иначе простуда обеспечена. Хотя, она и так уж, наверняка, обеспечена.
– Эй! – вдруг услышала она сзади, оглянулась – старушка семенила за ней, – Ты верно что ли не воровка?
– Да какая воровка! Вот приехала, а и не встретили. И дома нет… Мы из одной деревни с Ольгиной матерью.
– И чего ты тогда мокнешь? – в глазах – молодой интерес.
– Так говорю же – не встретили, и дома нет…
– Так ко мне пошли. Чего сразу-то не сказала? Чаем согреешься.
– Сказала я, как не сказала-то?
– Идём,– старушка махала рукой, направляясь обратно к подъезду. Сима пошла следом.
– Да неловко. А не боитесь? Вдруг я и правда – воровка?
Старушка остановилась, оглянулась.
– Сказала ж – не воровка?
– Не воровка, – кивала Сима.
– Тогда чего на себя наговариваешь? Вижу же… Пошли…
Они пришли в уютную маленькую квартирку. В посудном шкафу – синие фарфоровые рыбки, точно такие же, как и у Симы. И книги… много книг. Деньги и золото, если и были, то не особо ощущались. Здесь было до того тепло, аж душно.
Старушка представилась Клавдией Димитровной, поставила чайник, включила обогреватель, и сказала, что пойдет в кондитерскую, как и собиралась, «пока эти бабы-проныры не расхватали свежие булки». Велела Симе самой тут хозяйничать.
Вот так безалаберно, оставив чужого человека в своей квартире, удалилась. А Сима думала, что странные люди живут в городах – боятся воров, запираются на пять замков, а потом вот так – доверяют, не подумав.
Но она была очень благодарна хозяйке. Спина ее болела, ноги гудели. Она уселась на диван перед старым дребезжащим обогревателем и сразу начала клевать носом. Дремала, пока не вернулась Клавдия.
В квартире Клавдии просидела Сима до двух. Они поговорили, попили чаю со свежими булками, а потом Клавдия, видя усталость гостьи, приказным порядком велела ложиться гостье на диван и спать, укутала колючим одеялом.
– А то, как мокрая соль в солонке – уж не высыпаешься, – приговаривала она.
Разбудила Клавдия ее, когда пришел из школы сын Ольги и Виктора, когда уж позвонил на работу отцу, и когда прилетела домой, отпросившись с работы, взволнованная Ольга.
– Тёть Сим, тёть Сим! Как же это? Мы же написали, что Вали тут нет, что переехала она в Казахстан… Как?
– Как в Казахстан? Вот те и на…
От этой ситуации неловко было всем. Ольге и Виктору оттого, что не проверили, дошла ли информация, не встретили, как полагается, а Серафиме – оттого, что потревожила, потеснила людей попусту.
Но теперь уж приветили ее очень хорошо. Мальчишки безропотно уступили ей комнату, а Оля порхала, кормила, поила, угощала и щебетала:
– Тёть Сим, водички теплой набрала, обмойтесь с дороги-то… Тёть Сим, постель свежую. Тёть Сим, как там дома -то, какие новости в деревне?
– Так а где Валюха-то знаете?
– Тёть Сим, отдохнёт, а завтра все Вам расскажу.
Сима, и правда, просто валилась с ног. Сон у Клавдии только разморил. Сима рассказала землякам о своем дорожном злоключении, о краже. А потом Ольга дала ей пуховый платок на спину и велела ложится. Но уснуть Сима не могла долго – всё думала и думала о непутёвой своей Валюхе.
Понравилось ей, как живёт Оля. Квартира хорошая, хоть и не очень большая, но уютная. Мальчишки воспитанные, Виктор славный и представительный, начальник уж на производстве. Работают, на отдых ездят, и матерей не забывают.
А они с Тимофеем что-то упустили. Не довоспитали дочь. Нет бы – написала матери, хоть черкнула б, что уж не в Хабаровске… Так ведь… С этими мыслями уставшая мать и уснула.
***
Оказалось, что Виктор уезжал в командировку, и Ирина, мать Ольги, передала информацию о том, что Сима все же едет к ним, через коллегу. Но та оказалась дамой несерьёзной, ушла на больничный лист, никому это не сообщив.
Виктор крупными шагами расхаживал по залу, ругался. Сима махала руками, успокаивала, утверждала, что страшного ничего не произошло, а скорее наоборот – познакомилась с их замечательной соседкой – Клавдией Димитровной.
Ольга звала завтракать. Мальчишки уже уехали в школу. Сима опять рассматривала удивительную кухню Оли, ее посуду, то, как легко зажигается плита… В деревне все было по-другому.
– Ох, Олечка! Хорошо-то как у Вас… Только уж о Вале-то расскажите, душа болит.
Ольга рассказывала, а Виктор пояснял. Они в очередной раз начали поиски Вали, когда узнали, что Сима собралась ехать. И нашли – работала Валентина в Комсомольске-на-Амуре на металлургическом заводе. Но вскоре уволилась – говорили, что уехала вместе с Умаровым Кириллом Рашитовичем – начальником цеха. Его перевели на Карагандинский металлургический завод. Вроде как, связь у них, вот и уехали вместе.
Но никто на прежнем месте работы не знал его адреса, и уж тем более – адреса Валентины. Вместе ли они или врозь тоже определить не могли. Поговаривали, что в Казахстане у него семья.
– Тёть Сим, отдохните у нас, поживите и возвращайтесь домой. Вон спину еле разогнули сегодня. А мы уж постараемся передать Валентине как-нибудь, чтоб написала Вам, а ещё лучше – чтоб приехала в Самохино. Ну, где ее искать?
Серафима прихлебнула чай, задумчиво глядя за окно.
– А чё это за дерево? – лист Сима не узнавала.
– Дуб монгольский. Вон какой вымахал.
– Дуб? А лист другой, не как у нас… У нас российский, а у вас монгольский. Вот поди ж ты. А у Валентины в Казахстане – казахский, наверное.
– Тёть Сим! Не горюйте Вы так. Живёт и живёт себе – не тужит, видать. Мы сразу разошлись с ней как-то. Ехали, планы строили, а приехали – а планы-то разные…, – грустно вспоминала Ольга.
Виктор жевал яичницу, поглядывая на Симу.
– Ехать собрались, искать? Правильно я понимаю?
– Так ведь, Вить… Кажется мне, что нужна я ей зачем-то? Может болеет, может в деньгах нужда… А у меня ведь украли-то не все деньги. Есть у меня, я ведь все свои сбережения прихватила да припрятала …
– Так Вы собираетесь со справкой по всей стране кататься? Паспорта же нет. Да и адреса. Куда ехать-то?
– Так ведь завод-то знаете, фамилию знаете. Там и найду.
– Да кто Вас туда пустит? Да и не скажет никто. Там знаете какой завод – заводище. Это вам не трикотажка райцентра.
– Ну, а не найду, домой поеду. Долго ли вернуться-то… А если не попробую найти – не прощу себя, изведуся…
– Тёть Сим, ой, только ой! – Ольга откинулась на спинку кухонного уголка, понимала – отговаривать бесполезно.
Начали решать, как лучше добраться. Простейший и быстрейший вариант – самолетом до Москвы, а оттуда – в Алма-Ату. Но Серафима замахала руками, ее почти уговорили, но тут выяснилось, что с закрутками в банках в самолёт нельзя. Да и про паспорт вспомнили…
– Значит, не судьба, – резюмировала испуганная возможным предстоящим полетом Серафима, – Поеду поездом. Я уж теперь все там знаю.
Ехать предстояло до Новосибирска четыре дня, а потом до Алма-Аты ещё двое суток. От Алма-Аты до Караганды чуть меньше суток автобусом. Билеты взяли по справке, Виктор уладил, а Ольга до последнего дня отговаривала Серафиму ехать. Она ахала, охала, лечила тётушку, совала ей лекарства – переживала, как будто была она ей родной матерью. Одела ее в дорогу по-современному – подарила модные штаны, в которых, и правда, удобнее было – Сима уж поняла. Все почти женщины в штанах ехали. В узком платье – неловко спать. А ещё вооружила ее Оля современными продуктами.
– Хорошая ты, Олечка. Счастливая мать твоя, – прощалась Сима на вокзале. Она тоже хотела быть такой счастливой матерью. Осталось – найти дочь.
Поезд бесшумно тронулся, и минуту спустя уже стремительно мчался дальше, унося Серафиму в новые незнакомые дали. Привычно стучало в голове, вся жизнь сейчас казалась летящим поездом с остановками – вокзалами.
Ей снился родной дом в голубоватых лучах ночного светила со светящимися окнами. Он напоминал маяк на берегу моря, притягивающий своим светом. Она вернётся туда.
Но сейчас ехала она в другом направлении, просто она очень мечтала – увидеть дочь.
ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ