Плакала Света до икоты, до всхлипываний, до песка в глазах. Настолько обессилила женщина, что Татьяна Васильевна, глядя на неё, глазами показала дочкам , мол, в комнату её, пусть поспит, а то намаялась, сердешная! Ой, горе горькое!
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Удивительно, но спала Света крепко. Словно выключили её. Не слышала она, как убирали со стола, гремели посудой, тихонько переговаривались между собой родственники. Не слышала она и того, как расходились они по домам.
Проснулась Света, когда за окном было уже темно. Машинально взялась она за край одеяла, и подкинула его, чтобы накрыть Лешку. Вот же дурная у него привычка! Распластается по кровати, руки-ноги раскинет в стороны, раскроется, а потом сворачивается клубочком, мёрзнет.
Одеяло плавно улеглось на пустую половину кровати, туда, где должен был лежать Лёша. Она, пошарив рукой, даже удивилась поначалу: ночь на дворе, где Лёша ходит? В туалет ушёл? Надо же, как крепко она спала, что даже не слышала, как он встал! И только через секунду до Светы дошло, что нет больше Леши. И никогда не будет. Похоронили его.
Не распластается он больше по кровати, не раскинет руки-ноги в стороны, и не будет сворачиваться клубочком. И поутру не укроет он её , не подоткнет ей одеяло, как маленькой. Не согреет чайник, пока она спит. Не нальет ей кофе. И вёдрами греметь больше не будет, и печь не затопит, чтобы не мёрзла она, Света.
Заплакала она тихо, бесшумно. Крупные, горячие слезы текли по щекам, сползая на подушку, а она всё лежала и лежала, глядела в потолок, не в силах пошевелиться. Потом, перекатившись на Лешину половину кровати, перевернулась она на живот, уткнулась в его подушку, и забилась в истерике.
Почему? Почему всё так несправедливо? Как жить ей теперь? И для чего ей одной этот дом, куда вложили они столько сил? Ведь всё, что сделано тут, всё сделано умелыми Лешкиными руками!
Подушка ещё хранила его запах. Запах любимого одеколона и чего-то родного, домашнего, тёплого. Света вцепилась в подушку руками, словно пытаясь удержать то последнее, что осталось от Лёши.
В памяти всплывали картинки их жизни:
Как встретились они, как поженились, как привёз он её в этот посёлок. Как она, детдомовская девчонка, боялась его родителей. А вдруг да не ко двору она придётся? Что тогда? Одна ведь она на белом свете, и никого роднее Лешки и нет у неё.
Зря боялась. Свекровь, Нина Ивановна, встретила Свету, как родную. Да они и стали родными. Света ведь совсем ничего не умела. Ни сварить, ни испечь. Про огород и говорить нечего.
Терпеливо учила женским премудростям Нина Ивановна Свету. Как борщ сварить, сколько крупы надо на кашу. Тётка мужа, Татьяна Васильевна, только удивлялась. Ну надо же так, а! Большая девка, а знать и не знает ничего, учи её, как дитя малое!
Нина Ивановна тогда за Свету вступилась, мол, иные и при мамке с папками живут, а палец о палец не ударят, ничему не научены, а кто же с ней в детдоме заниматься будет? Ничего, всё сумеет, всё научится делать. Медведей вон, на велосипедах учат ездить, вон как лихо наяривают они! А тут человек, уж как- то справимся, Таня. Не Боги горки обжигали. Не надо, не обижай девчонку, ей и так по жизни досталось.
Свёкор тоже иначе как дочкой Свету и не называл. Бывало, конечно, что ворчал по отечески, но это так, мелочи.
Они ведь с Лешей поначалу с родителями жили. И девчонки в родительском доме родились. Это потом дом строить начали. Света даже и не думала, что Лешка такие хоромы решит строить! Она тогда аж рот от удивления открыла, когда он сказал ей, мол, в два этажа сделаем дом, Света. А что? Пусть будет. Нас двое, да девчонок двое. Им по спальне, нам с тобой спальню, зал общий, кухня большая пусть будет. А может, Света, мы и сына с тобой ещё родим? Какие наши годы? И ему спальня нужна будет. А потом девчата вырастут, замуж выйдут. А вдруг да к нам мужей приведут? Вот и будем жить большой дружной семьёй.
Дом поставили быстро. И хоть Свете не терпелось перейти жить в свой, собственный дом, быть там хозяйкой, наводить уют, и жить самостоятельно, торопиться они не стали.
Родители Лешины сказали, мол, живите спокойно, ремонтируйтесь, успеете перейти. Какая вам нужда в недоделанный дом въезжать?
И ведь правы они были! Спокойно всё сделали, спокойно убрали, спокойно переехали.
Вспоминала Света, как Леша смеялся, мол, ну что, Светик, мы теперь хозяева дома! И она улыбалась в ответ, прижималась к нему, и стояли они, оглядывали свои владения, свои хоромы.
Нежно гладил Лёша её по голове, обнимал, и рассуждал, что нужно сделать в первую очередь, а что ещё терпит. Они вместе сажали деревья в саду, молча копал он землю там, где показывала пальцем Света, мол, цветы посажу, Лёша. Как у мамы хочу сделать, красиво же!
Лёша к цветам хоть и был равнодушен, и называл их красивыми сорняками, но Свете помогал.
Вместе варили они варенье, вместе закатывали огурцы и помидоры на зиму, ездили на речку, а вечерами смотрели старые фильмы. Всегда, всю жизнь вместе, рядом, бок о бок.
Сына родить не получилось. Вроде и молодые, здоровые, а вот поди ж ты! Иные пьют, гуляют, и рожают каждый год, а у них не вышло.
Да и вообще, вышло всё не так, как им мечталось.
Выросли дочки. Марина, старшая, вышла замуж и вместе с мужем уехали они на Север. Света всё удивлялась, мол, и что вам этот Север? Люди в тепло едут, а вы в холодрыгу бежите! Мы с отцом так надеялись, что вы поближе жить будете, а вы от нас бежите на край света.
Марина только улыбалась, мол, там зарплата хорошая, мам. Заработаем денег, купим квартиру, тогда и вернёмся. Да и вообще, отпуск у нас будет, будем к вам приезжать.
Закрутила, завертела жизнь. В отпуск и правда приезжала Марина, а вот первую свою квартиру купили они там, на Севере.
— Мамуль, пока молодые, поработаем там. У Андрюши зарплата отличная, да и я хорошо получаю. Ну разве тут мы сможем столько зарабатывать?
Лёша Свету всегда успокаивал, мол, ну что ты, мать? Выросла дочка, своя семья у неё. Своя голова на плечах. Маришка у нас не глупая, да и у зятя голова варит. Пусть живут сами. А к нам в отпуск приехали, и уже хорошо.
Света только вздыхала. Прав Алексей. Выросла девочка, не дело это у своей юбки её держать. Да и Марина права. Не сравнить их зарплаты Северные с нашими- то.
Дальше- больше. Юля, младшенькая, замуж засобиралась. Света с Лешей хоть и уважали выбор дочерей своих, но Юлин жених не понравился им совсем. Какой то напыщенный, слащавый. Много слов, а на деле- ну такое чувство, что пшик один. Старше Юльки на 13 лет, а всё в поисках себя. Ни кола, ни двора, жилья своего нет, в бабушкиной квартире живёт на птичьих правах. И работу меняет чаще, чем перчатки. Всё его не ценят, всё начальство плохое. А где его хорошее- то взять, начальство это? На то оно и начало, чтобы командовать, да приказы раздавать.
Попытались они отговорить дочь, мол, не торопилась бы ты, Юля! Ну повстречайся с ним, приглядись, что за человек. На крайний случай поживите вместе.
Юля только фыркнула, мол, как Маринка замуж шла, так вы её Андрюшу на пьедестал возвели, а мой Арсений вам не угодный? Да и вообще, ни к чему уже приглядываться. Беременная я.
Только вздохнули родители. Вот так учудила младшенькая! Да только толк какой от этих вздохов да ахов, когда дело уже сделано? Пришлось свадьбу играть. Пусть живут, может и обманчиво первое впечатление? А вдруг за ум возьмётся мужчина?
Свёкор умер неожиданно, через неделю после свадьбы. Как утром на работу ушёл, так и не вернулся. Сердце остановилось. Ведь не старый ещё мужчина, жить да жить, а вот поди ж ты! Ох, как свекровь тогда убивалась! Белугой ревела, по земле каталась, волосы на голове рвала от горя и отчаяния.
Сильно Нина Ивановна тогда сдала. Лицо осунулось, поседела в одночасье женщина, вся белая сделалась. Только рождение правнуков и вернуло женщину к жизни.
Родили Юля с Мариной в один год, с разницей в 3 месяца. Юля родила дочку через пол года после похорон, а Марина сына родила на 3 месяца позже Юли.
Ох, сколько у Юльки обидок на родителей было! Особенно когда Маринка в отпуск приезжала. Дед Лёша внука с рук не спускал, всё тетешкался с ним. И внучку не обделял вниманием, но казалось Юле, что с Маринкиным сыном он больше возится.
Отец только улыбался, мол, ты, Юленька, хоть и в городе живёшь, а сорок минут езды до тебя. Ты Алёнку нам постоянно привозишь, да и мы с матерью нет-нет, да и приедем к тебе. А Сашу мы раз в году видим. Далёкий он для нас, дай хоть раз в году подержать парнишку на руках вдоволь!
И Марина с Юлей разговаривала, а толку? Вбила себе в голову Юля, что ее дочка не любимая, и всё тут. И мужа её не ценят, не уважают!
Ой, да сколько всего было, разве упомнишь всё? Было дело, что Юлька, взбрыкнув, со психом уехала из родительского дома, напоследок сказав, мол, вот и любите своего внука распрекрасного, раз он вам дороже. И Марину, раз она у вас такая хорошая. Ноги моей тут не будет больше, раз не нужна тут ни я, ни дочка моя!
А всего и дел- то было, что Саше первому горсть жимолости дед насыпал, мол, ты, Шурка, суп вперёд Аленушки съел, значит ты молодец, держи ягоду.
Алеша тогда едва за угол дома завернул, чтобы и Алёне ягод нарвать, как взвилась Юля, раскричалась, мол, дочку унижают, обделяют. Схватила девочку, и вон из дома.
Лёша тогда слёг, с сердцем плохо ему сделалось. Даже скорую вызывали. Нашла причину поругаться! Да вон она, эта жимолость, вольная растёт, ребятишки и сами её с куста едят. Но на принцип пошёл, дочке не звонил. Мол, не ругался я с ней, и вины моей нету в том, что она черте что себе надумала.
Потом правда Юля сама явилась, как ни в чем не бывало. А вскоре и причина психов её выяснилась. Снова беременная она оказалась, да только в семье нелады. Сеня работать не хочет, денег не хватает, квартиру бабкину на продажу выставили, живут, пока покупатели не найдутся, да и вообще, дело к разводу идёт. Не так себе жизнь замужнюю дочка младшая представляла. Думала, что будет всё хорошо, а оказалось, что мало хорошего.
Маринка тогда и с Юлей, и с Сеней поговорила, мол, нечего народ смешить. Ты, мол, Юля, на родителей не срывайся. Не виноваты они, что всё у тебя через заднее место. Раз им, местом этим думала, то чего же ты ждёшь? Манны небесной? Не будет её.
И Сене Маринка сказала, чтобы работал, как положено. Мол, одно дите у вас, Аленке ума дать не можете, и второго заделали? Теперь уж не дурите, живите нормально. Работать надо, жильё покупать, а не разводиться.
Ай, да толку этому Сене говорить? Напросился с Мариной на Север, мол, там и работы много, и зарплаты не то, что у нас. Годик поработаю, квартиру купим.
Марина и с начальством поговорила, договорились, что возьмут его, а он, едва устроившись, начал пальцы гнуть. И то ему не так, и это не эдак. Он- то думал, что его в кабинетик посадят, чтобы сидел он с умным лицом, указы раздавал, да зарплату большую получал, а его руками работать определили, и в зарплате по его мнению обидели.
Тоже с места на место взялся скакать. С пол года всего и проработал, а потом домой поехал, мол, у меня жена вот-вот родит, ей помощь нужна. Будто без него бы не справилась Юлька! Она сама против была, чтобы возвращался Сеня, мол, мы так сроду квартиру не купим.
Хорошо ещё, что покупателей на бабкину квартиру не находилось, жили там.
Младшей дочке 3 года исполнилось, когда лопнуло Юлино терпение. Собрала она девчонок, да к родителям приехала. На развод подала, мол, устала сильно. Лучше одна буду.
А Сене этому и горя нет. Подала и подала. Как говорится, баба с возу- кобыле легче. Жил в своё удовольствие, ни о чем не переживал.
Недолго Юля у родителей жила. Опять в город поехала, работа ведь, кто её ждать будет? А потом повезло ей. Квартирку двухкомнатную в двухэтажке продавали, не дорого. Капитал материнский большую часть покрывал, оставалось немного найти. Юля хотела в кредит залезть, да Света с Лешей посоветовались, и решили помочь дочке. Марина опять же немного добавила, вот и купила Юлька ту квартиру.
Вроде только всё наладилось, как у свекрови инсульт приключился. Так шарахнуло её, что совсем слегла Нина Ивановна. Ох и намаялась тогда Света! И с работы не уйти, и за мамой уход нужен. Ничего, справлялись как-то. Где-то Света прибежит с работы глянуть её, Где-то Лёша.
Недолго Нина Ивановна лежала. Несколько месяцев всего. Может и вскарабкалась бы, коли хотела бы жить. Нет, не было у неё той жажды жизни. Слегла, сдалась на волю судьбе. Полтора года уже нет свекрови любимой. Часто вспоминает её Света добрым словом. Хорошая женщина была, жаль, что ушла рано.
А теперь вот Лешка! Ушёл к родителям, оставил её одну- одинешеньку, и не подумал, как она тут будет, одна? Справится ли? Сдюжит ли?
Глядела Света в потолок, размазывая слёзы по лицу, и шептала:
–За что мне это? Почему именно он? Почему мой Леша? Как жить дальше? Лёша, миленький, забери меня с собой! Нечего мне тут без тебя делать! Забери, Лёша!
В окно стучал дождь со снегом, капли барабанили по стеклу, и звук этот отдавался в её сердце. Как- то вдруг тяжело стало дышать, всю грудь будто сковало колючей проволокой, сердце сжалось в комок, и слезы потекли из глаз ещё сильнее.
Света не замечала, как промокла подушка от слёз, не замечала она и того, что намокла её ночная рубашка. Она не могла остановиться, не могла перестать плакать, и с трудом пыталась сделать глубокий вдох. Ничего не получалось. Она просто открывала рот, дышала прерывисто, поверхностно, но воздух в грудь никак не хотел попадать.
Дождь усилился, и всё так же барабанил по стеклу. Где-то в глубине дома тикали часы, отсчитывая минуты её одиночества. Света не знала, сколько сейчас времени, но умом понимала, что до утра ещё далеко.
— Хоть бы дожить до утра! Господи, помилуй! Господи, прости ты меня, душу мою грешную! Вот удумала, так удумала! А дочки как же? А внучки? А внук? Обещаю тебе, Господи, если доживу до утра, ни разу в жизни больше и мыслей таких не допущу!
Отпустило Свету неожиданно. Она, вдохнув полной грудью, села на кровать, и раскачиваясь из стороны в сторону, молча дышала, словно в первый раз.
Сколько она так сидела? Может минуту, а может час. Легла тогда, когда её стало знобить. Укутавшись в одеяло, как в кокон, она не заметила, как снова провалилась в сон. Тяжёлый, беспокойный сон.
Как бы ни было тяжело Свете, а надо как-то жить дальше. Тихо ходила она по дому, трогала вещи Леши, и думала о том, как всё несправедливо в этой жизни. Жить да жить ему, а вот поди ж ты! Скоро уже 9 дней со дня смерти будет.
Дочки предложили перебрать вещи отца, мол, давай освободим шкаф, мам. Там половину давно выкинуть пора, а то, что в хорошем состоянии можно людям отдать, пусть носят, да отца добрым словом вспоминают. Все же так делают. Зачем тебе это всё хранить? Только лишний раз плакать будешь, расстраиваться, да память бередить. Ведь всё тут о папе напоминает, мам! Не только вещи в шкафу, а вообще всё!
Света аж задохнулась от возмущения. Как это- выкинуть и раздать? Это что же получается, умер человек, и всё? С глаз долой, из сердца вон, и вещи все на свалку, чтобы ничего и не напоминало о том, что был он, человек этот? Ведь не просто был он! Жил Лёша, радовался жизни, любил, мечтал, и после смерти даже памяти недостоин? Так просто взять, и выкинуть то, что дорого было отцу? А раздать? Да у неё, Светы, сердце на месте разорвётся, если она увидит какого-то другого мужика в вещах её мужа! Это надо же такое сказать!
Вспомнила она вдруг, как соседи после смерти бабушки ещё до девятого дня быстро почистили дом от ненужных бабушкиных вещей. То, что имело хоть мало-мальскую ценность, продали они за копейки, много вещей раздали просто так, а то, что не нужно было ни им, детям и внукам старушки, ни добрым людям, просто свалили огромной кучей прямо у крыльца, да так и оставили.
Новые жильцы появились буквально через месяц, мол, новые хозяева мы. Задаток отдали, договорились, что в положенный срок сделают наследники документы, и мы им остаток отдадим.
Света тогда всё глядела на кучу бабушкиного тряпья перед соседским крыльцом, и думала: ну что за люди? Неужели настолько нет в них ничего святого? Ну не нужны вам вещи- так сожгите, на свалку свезите, но вот так бросить то, что было дорого близкому человеку — это за гранью. Это же бесчеловечно!
И новая хозяйка дома, распихивая эти тряпки по мешкам только качала головой. Нет, нельзя так. Ей-Богу нельзя!
Света резко обернулась к дочерям, и сказала:
Как же так, девчата? Как вы можете так говорить? Это же память! Об отце, муже, и дедушке! Каждая вещь — она как частичка его жизни, его души. Да разве можно всё выкинуть, девчата? А как же память- то?
Голос Светы дрожал, а в глазах стояли слезы. Она подошла к шкафу, и достала с полки старенькую, выцветшую рубашку. Встряхнув её, Света устало присела на стул, и положила рубашку к себе на колени.
— Вот эта рубашка, девчонки! С виду старая, негодная тряпка, которой на свалке самое время. А ведь отец так любил её! Говорил, мол, она мягонькая, к телу приятная.
Ох, сколько же лет этой рубашке? Марин, на твой выпускной же её покупали, дочь! Ох, помню, что мы на базаре чуть в пух и прах с Лешей не разругались из-за неё!
Я ведь хотела, чтобы он солидно выглядел, в белой рубашке с длинным рукавом и галстуке. Брюки- то были у отца, новые почти, а вот рубашки в ту пору поизносились все. Да ты же помнишь, Маринка?
Света, глядя в окно, улыбалась. Она словно вернулась туда, на рынок, где выбирали они наряды к выпускному старшей дочки.
И Марина вспомнила. Вспомнила, как ходили они втроём по городскому рынку. Сначала просто смотрели, приценивались, переходя от одной палатки к другой. У Марины глаза разбегались. Хотелось ей всё сразу. И платье, такое, чтобы только у неё, одной единственной, и туфли, и на джинсы глазела она, и на топы, и на красивые блузки.
Платье не могли выбрать долго. Вот вроде на манекене висит- мечта, а не платье. А на себя наденешь- ну как на корове седло, честное слово!
Отец терпеливо ходил следом за ними, и даже помогал выбирать, но всё было не то. Когда наконец-то платье выбрали, он аж выдохнул облегченно, мол, одной проблемой меньше.
Света наряд выбрала чуть быстрее, чем дочь. Она решила купить что-нибудь практичное, такое, чтобы не только на выпускной, но и потом, на повседневку надеть можно было.
Лёша тогда обиделся, мол, ты что это, Светик? Ну зачем тебе этот костюм брючный? Бери платье, вон то, зелёное! Очень тебе красиво!
Света, отмахнувшись от мужа, ответила, мол, у меня этих платьев- пруд пруди. Вон, висят, моль подкармливают в голодный год. Нечего на ерунду деньги тратить. В костюме на выпускной схожу, а потом на работу буду его носить.
Немного поспорили они конечно, а потом Лёша махнул рукой, мол, твоя взяла. Костюм, так костюм.
Только когда Света стала предлагать ему варианты рубашек, упёрся он, и ни в какую. И та ему не нравится, и эта не угодила. А потом увидел костюм. Простенькая рубашка в клетку и однотонные серые спортивные брюки. Кивнул продавцу, мол, вон тот мне давай костюм, его возьму.
Света возмутилась, мол, в таком только на работу ходить, дедушкин стиль. Чего выдумал? Не будем мы его покупать! Давай рубашку белую!
А Лёша, хитро глянув на Свету сказал, мол, я что, девка красная, в белых рубахах щеголять? Люди потом будут судачить, мол, Алексей Самохвалов жене на платье денег пожалел, а сам в рубашку белую обрядился!
Хороший костюм оказался, девочки. Отец очень любил его. Брюки правда быстро порвались, а рубашка дюжая оказалась. Сколько носил, а ей хоть бы хны. Я уж потом заругалась на него, мол, хватит таскать её, она уже на тряпку похожа. Выкинуть хотела, так отвоевал ведь он её у меня! На рыбалку в ней ходил, и всё хвалился, мол, и не смотри, что рукав короткий, ни один комар сроду не укусит, пока я в ней.
Старшая дочь, Марина, опустила глаза и тихо сказала:
-Мам, мы не хотели тебя обидеть. Просто… так будет легче, правда. Тяжело ведь, когда всё напоминает о папе. И рубашка, и кружка его любимая, и инструменты. Да вообще всё! Куда ни глянь, кругом папа!
Света, горько усмехнувшись, ответила:
— Легче? А кто сказал, что будет легче? Вы что же думаете, что так легко забыть? Легче вычеркнуть из памяти, избавившись от вещей? Нет, девочки. Разве можно в одночасье всё забыть? Не бывает так, чтобы сегодня помнила, а завтра забыла. Хоть с вещами, хоть без них.
Юля, возмущённо фыркнув, процедила сквозь зубы, мол, что ты, мама, мы не будем забывать. Как уж тут забыть- то? Мы создадим уголок памяти. Даже не уголок памяти, а целый музей имени отца!
Вот здесь, на стене, повесим все его фотографии. Вот прям в рядок! А вещи… каждую вещь можно отдельно разложить, развесить, чтобы в шкафах тебе не копаться, когда ты захочешь рассказать нам очередную историю. Тебе советуешь, как лучше, а ты что? Упёрлась рогом своим, и никого не слушаешь!
Марина, толкнув сестру в бок, зашипела, мол, замолчи сейчас же, Юлька! Ты что, совсем уже? А потом подошла к матери и обняла её.
— Мам, мы поняли. Да, я знаю, как для тебя это важно сейчас. Прости нас. Мы не хотели тебя обидеть. Пусть всё остаётся так, как было при отце.
Мгновенно пролетели 9 дней. Разъехались дочки. Марине пора было улетать домой, на Север, потому что работа не ждёт. Да и Юля уехала в город по той же причине. Осталась Света одна, в огромном доме, где всё напоминало ей о муже.
В голове то и дело всплывали слова Юли. Музей имени отца! Ну надо же, как сказала! Ох, Юля, Юля. Что же ты злая- то такая? Ничего святого в тебе нет, доченька!
А ведь случись что с ней, Светой, так Юля первая всё из дома выкинет. Свалит всё, что им с Лешей было дорого в большую кучу у крыльца, перешагнет, и дальше пойдёт, не оглядываясь.
Вот ведь как бывает! Одни родители у них, у Марины с Юлей. Одна мать, один отец, а ты смотри, какие они разные!
ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ