Запыхавшись во двор вбежала Валентина, нараспашку махнув дверцей деревянной калитки. Отпрыгнув от злющего заливающегося лаем кобеля на цепи, взялась за ручку двери, перевела дыхание. Надо было отдышаться, нельзя так вот – с разбегу – в чужой дом.
Она постучала громко и решительно. Невероятно долго, шаркая ногами, к двери подходила Прохоровна. А когда открыла, Валентина шагнула в дом мимо нее, как мимо тени.
– Ольга! – крикнула она в глубину дома, – Ольга, выйди-ка!
Из-за штор, висевших на дверном проёме, показалась Ольга, а за ней и мать ее – Клавдия.
И у Валентины вдруг кончились силы. Как будто все их она потратила на этот забег.
Она бежала прямо по песку, не в силах была даже обойти песчаные натеки от реки, чтоб не запылить тапки. Но она не разулась, прошла к табурету и упала на него.
– Говори, давай. Что ли от моего Андрюхи понесла? Честно говори …
Их станица лежала в низкой пойме между Доном и его притоками. Весной, в пору паводков, колхозные поля заливала донская вода, а когда воды Дона уходили в теплые моря, напоенная земля щедро одаривала силой. И вот тогда – только работай, только трудись – и год будешь сыт.
И сегодня был день как день. И беды ничто не предвещало. Весь день Валентина была в полях колхоза, а как пришла – в своих полях. Устала, как лошадь.
Но наконец-то весна послала теплые деньки, и вечером, несмотря на эту всепоглощающую усталость, бабы выползли на скамьи. Вышла и она.
Там и узнала Валентина, что Ольга беременная.
– Урожайным год будет – столько девок брюхатых …, – вставил сидящий рядом дед Кузьмич.
Новость, конечно, по станичным меркам, знатная, да Валентина – не любительница о чужом рассуждать. Так – значит так. Захотела девка родить – так и пусть.
Ольге уже было за тридцать, а замуж она так и не вышла. Жила с бабкой и матерью в одной хате. Хозяйством обросли, коров держали, сепаратор имели и маслом торговали на рынке. Зажиточный у них дом.
Ольга – здоровая, крепкая. Немного грубоватая и резкая, но добрая девка, в помощи никому не отказывала, коль попросят. И в колхозе её уважали.
Только вот этим вечером, когда разошлись все, и на скамье остались лишь три кумушки, Валентине и поведали:
– А ведь поговаривают, Валь, что Ольга-то от твоего сына носит, от Андрюхи ребёночка ждёт … Так вот. Осенью у них случилось. Говорят люди…
Андрей был женат, у Андрея росли двое мальчишек, любимые и единственные на пока внуки Валентины. И Любаша – невестка, до того славная. Работящая, красивая, образованная. Она приехала к ним по распределению и до декрета работала в местной школе учителем математики!
Валентина дома в тот вечер сидеть не смогла, рванула к Ольге, хоть и жили те на самом краю станицы, на берегу впадающей в Дон речушки.
– Говори, давай, что ли от моего Андрюхи понесла? Честно говори …
Ольга потупила глаза и кивнула. Тут влезла её мать, дерзкая и смелая тетка Клава.
– А мы и не навязываемся! Сами вырастим, вам-то что? Претензий у нас никаких нету к вашему Андрюшеньке! Пусть себе и дальше живёт, своих детей ростит…
– Мам, прекрати, – вмешалась Ольга, – Уходите, тёть Валь. Нечего тут разборки устраивать. Нормально все.
Валентина тяжело встала и, видя, что Ольга идёт за ней, вышла из дома. Уже вечерело.
Она остановилась и обернулась к Ольге. Половина лица её были освещены светом окна.
– Грех какой, Ольга! Грех, бесстыдница ты. Разве можно чужую семью разбивать? Разве можно детей отца лишать?
– Так разве я претендую на их отца. Что Вы? Не собираюсь я с ним любовь крутить больше. И близко не подойду. И не подпущу.
Валентина замолчала, такого поворота и такой прямоты она никак не ожидала. Думала, там любовь…
– Так ты что, только ради … Ради …? – Валентина показала на живот Ольги, сейчас и слов не находилось.
Ольга вздохнула, подержала паузу, а потом вдруг четко сказала:
– Вот что, тёть Валь, не от Андрея я беременна, забудьте. Пошутила, считайте. Шутканула, а тут сплетни и разошлись, – Ольга развела руками, – От другого совсем беременна. Не волнуйтесь так. Живите спокойно.
Валентина вытаращила глаза. Она уже ничего не понимала. То – от Андрея, то – нет.
– А от кого тогда?
– Аа, – Ольга махнула в сторону Дона, – С реки надуло …
– Так ведь кумушкам нашим разе докажешь теперь. Все шепчут – от Андрея. А если Любаша узнает? А ведь узнает! Что тогда? Развалишь семью! Ох, Ольга! Вот ты гадина! … Хорошо бы, не от Андрея-то …
– Не от него. А со станицей что-нибудь придумаю.
«Вот и ладненько, вот и хорошо, коли так» – успокаивала себя Валентина по обратной дороге.
На берегу стояли плетеные корзины и сушились рыбацкие сети с деревянными поплавками и каменными грузилами. Крепко пахло рыбой, рекой, и Валентину это успокоило.
Она разулась, зашла в реку и умылась. Холодная вода резанула ноги. Вот и хорошо, отойдут от дневного бега, скинут гири. Вот и хорошо.
Надо было успокоиться. Надо дома не подать виду, чтоб Любушка её волнения не учуяла. Теперь надо было поговорить с Андреем потихоньку. Ох, надо. Что ж это, совсем сдурел, оболтус! Ведь это надо – от такой жены на сторону побежал … Или не побежал? Да поди их разбери!
Говорили этим же вечером, уж почти ночью за сараем. Валентина шептала, рассказывала о своем визите. Андрей рассеянно смотрел по сторонам, курил, молчал.
– Короче, не твой это ребенок. Не твой! И стой на этом …
Через неделю зареванная Любушка собирала чемодан. Слух дошел и до нее. Собралась уезжать, забирать мальчишек.
Сколько сил положила Валентина на то, чтоб ее удержать, и ревела, и на колени падала.
Андрей тоже молодец. Увел её куда-то к реке, целый вечер там гуляли, беседовали. А Валентина тем временем блины пекла. На нервной почве переборщила – высоченная гора блинов возвышалась на столе. Внуки баловались, проделывали в блинах глаза, лепили их на лица.
Когда уж искупала и уложила их, вернулись дети. Любаша уже спокойная.
А Андрей махнул на мать рукой, мол, молчи, мать, … нормально все.
А вскоре на поле Валентина услышала очередные сплетни. Мол, у Ольги мужичок появился, правда, постарше её будет.
Бабы смеялись – ходил-ходил Федор на ферме за Ольгиной матерью, за Клавдией, да на дочь переключился.
– Старый солдат на двоих стараться рад, – зубоскалили станичницы.
Валентина ликовала. Вот и ладно, вот и об Андрее её позабудут, вот и у Ольги жизнь сложится, и у ребёночка – отец …
Как только думала она о будущем ребёнке, нападала на неё тоска. А коль и правда Андреев? Но мысли эти гнала … Ни к чему они.
Осенью Ольга родила дочку. Говорят – на себя только записала, без отца …
А чего так? Отговаривалась, что выгоднее, хоть и есть отец – Федор. Федор не отрицал, кивал, но при этом опускал глаза, сердился и уходил от разговора.
Казалось, об истории с Андреем все уж и забыли, но Валентина никак не могла забыть. Она сама себя убедила, что девочка у Ольги от Федора, но вновь и вновь перебирала в памяти тот разговор с Ольгой, вспоминала её первоначальное признание.
Шли зимние дни. Высвистывала ветрами снежная пурга. На ферме пришлось дежурить, поддерживать печь. И однажды утром на дежурстве услышала она, как подъехали сани. Впереди – утренняя дойка. Ночью мело, и Валентина переживала – пройдет ли лошадь. Она вышла на крыльцо фермы и вдруг, в отблеске лунного света случайно увидела, как Федор, сидя на санях, крепко обнял одной рукой и трижды поцеловал в закутанную шалью щеку … мать Ольги, Клаву.
Ошарашенная Валентина, вошла внутрь. Нет, зятья так не целуют. Нет.
И как-то быстро, как будто, кто-то случайно переставил мысли в голове неверно, или сама их запутала специально, но неумело, а теперь они вернулись на свои законные места, пришло осознание: подговорили они Федора, чтоб обелить Андрюху, чтоб не губить его семью, чтоб слухи станичные размести. Подговорили, и взял он грех на душу – с Клавой подживает, а всем говорят, что с Ольгой – дочерью.
Об этом своем открытии Валентина умолчала. Хоть бы не прознал никто, не узнал то, что случайно узнала она.
А весной возвращались они с Андреем вдвоем с базара. Много осталось у них картошки, решили продать. Да ещё кое-что. Настроение было бодрым, несмотря на усталость. Сегодня удалось продать почти все.
Андрей сидел на переднем сиденье телеги и лихо махал кнутом. Рыжие вислозадые кобылы резво шагали вдоль поля.
«Статная фигура у сына, дородная. Такими же и внуки будут, – подумала Валентина, – А может и внучка…» – и это думалось уже не впервой.
Она давно хотела с Андреем поговорить об этом, но какое-то непонятное чувство останавливало её: в этом чувстве были и жалость к сыну, и обида на него, и стыд, и горечь…
Но сейчас она решилась. Говорила только она, Андрей дёргал вожжи и молчал.
– И вот я все думаю: расти будет рядом родная внучка, а мы вроде как в стороне … Али нет, Андрей? Али и не наша она вовсе? – закончила Валентина.
Андрей помолчал. А потом вдруг глухо, так что Валентина еле расслышала, спросил:
– Ну и что ты предлагаешь делать?
И по этому глухому голосу, по опавшим плечам сына, Валентина поняла: не одна она мучается в своих думах, сын тоже весь извелся. Тоже, поди, не сладко осознавать, что дел натворил, ребёночка целого, а признаться – не смей …
– Так ведь и не знаю, – ответила мать.
– Вот и я, – Андрей снял фуражку, вытер ей лицо и надел опять, – Уехать уж думал, так ведь от себя не убежишь. И дочка никуда не денется.
Валентина промолчала. И что тут скажешь?
ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ