— Летний день к вечеру разразился ненастьем. Вдруг налетел ветер, пригнал тучи, тряхнул соломой на стайке и также быстро успокоился, как и начался, оставив после себя пасмурное небо.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
— Ну, вот, а с утра солнышко было, — Маша разочарованно посмотрела вокруг, подняла таз с выстиранным бельем. – Мам, я на речку полоскать пошла.
— Какая речка? Вон у колодца воды полно, — Дарья пришла с огорода с пучком лука и петрушки, — брось, говорю, нечего на речку шляться.
— Ну, мам, там же вода в колодце «упала», даже не накачаешь.
— Ну, так и что? Оставь белье, отец приедет с работы, накачает насосом.
— А папка сегодня поздно приедет, у них там аврал, — крикнул белобрысый девятилетний Сашка.
— Чего-ооо? – Дарья с дочкой рассмеялись. – Ты откуда слово такое взял?
— Папка говорил… ладно, я побежал.
— Куда?
— Меня Вовка ждет.
— Поздно уже, через час чтоб дома был. – Дарья повернулась к дочери. – Брось ты это белье, никто уже на реку не ходит.
— Ага, а как раньше? Раньше же на речке полоскали.
— Так это давно было, твоя бабушка Матрена так делала, а теперь-то в каждом дворе колодец.
— Ну, мама, я схожу, я быстро.
— Ой, Машка, упрямая… ладно, раз хочется тебе, сходи, прополощи, да чует мое сердце, искупаться тебе хочется… а вот не надо, глянь, небо в тучах, дождь может пойти…
— Да не, мама, не буду я купаться, ну честное, честно, — она подхватила тазик и побежала к реке.
— Ну, вот и собери всю семью, — добродушно сказала Дарья, — Егор на работе, Машка на речку, Сашка по улице носится.
За эти годы незаметно подросли дети. Маше уже шестнадцатый год, вытянулась, правда, худющая, ключицы торчат, да глаза на лице с темными ресницами. Да и Сашка вытянулся, уже девять лет ему.
Изменилось и подворье Дремовых. Отцовский дом Егор подлатал, заменив полы и крышу, сделав новое крыльцо. А на усадьбе появилась добротная времянка, в которой и зимой можно подтапливать и даже ночевать.
Во дворе, под навесом, стоял мотоцикл, а дома, в комоде, лежал талон на новую легковую машину. Егор уже много лет работал на комбайне, да еще и как наладчик подрабатывал, знал каждый винтик сельхозтехники.
А выше по Енисею уже давно работали гидростроители, готовили русло к перекрытию створа, чтобы построить со временем плотину. Ребятишки бегали на реку, когда слышали гул катеров, медленно тянущих тяжелую технику к стройке.
— Перекроют реку, замерзать Енисей уже не будет,- говорил Егор, и Сашка, раскрыв рот, слушал отца. А Дарья с трудом представляла, как это может быть, что их Енисей, скованный зимой льдом, не будет замерзать.
Ну, а пока, особенно лето – ребятишкам на реке благодать.
Вот и Маша побежала с бельем, поглядывая на небо. – Нет, не будет дождичка, шептала она, — успею. – И, спустившись по каменистому берегу, поставила таз с бельем, и как взрослая, поправила косынку — точь-в-точь как делает мать.
Она уже все белье переполоскала, когда вода забурлила от налетевшего ветра. И ветер-то был несильный, но рябь на воде заиграла, и, казалось, река еще быстрее течет.
Вдруг увидела там, вдалеке от берега, барахтается кто-то, одна голова ушастая торчит. Да это же собака! Маша забыла про таз с бельем и ступила в воду. Видно собачонка с островка, что справа от нее, попала в протоку, и несет теперь животинку на самую быстрину. А оттуда она не выкарабкается.
— Ну, давай, давай, сюда, к берегу, — зовет девчонка, будто пес послушает.
Да и рад бы выбраться, а сил собачьих не хватает.
Маша скинула сарафанчик и бросилась в воду. Кажется – недалеко от берега – еще немного и доплывет.
И ведь догнала собачонку. Подгоняет ее, подталкивает к берегу, а течение не дает. Хоть и худющая на вид, а сильная девчонка — не поддается. И собачонку не отпускает.
И вдруг гул моторки. Откуда она в такую погоду вечером? Видно рыбак какой припозднился… вот уже ближе моторка, вот уже рядом с Машей.
— Руку давай! – Слышит она чей-то голос.
— Собака, собака тут, помогите, — просит девчонка.
Сильные руки подхватили пса и закинули в лодку. А потом и Машу вытянули.
И сидит она в этой лодке, а ее уже течением крутит… а перед ней парнишка в тельняшке и в черных брюках – ну вот как будто только что с корабля сошел.
— Ты что, искупаться в такую погоду решила? – строго спросил парень.
— Нет, я собаку спасала.
Парень завел мотор и рванул к берегу. А тут до берега на моторке совсем недалеко. Уткнулась лодка, выскочила собака, отряхается, на Машу смотрит.
— Ты чья? Заблудилась что ли? – спрашивает Маша. А потом поворачивается к пареньку – незнакомый он. Может, с какого села, что выше по течению, но точно не из их деревни. – Ой, спасибо вам… спасли вы нас…
— Принято.
— Что принято?
— Спасибо твое принято. Только больше не рискуй так, и псу своему накажи.
— Он не мой пес.
Смотрит он на нее, в ее серые глаза, на ее щуплые плечи… и опустил голову и рассмеялся. – Расскажи, так весь Тихоокеанский флот будет хохотать, как я собаку спасал на Енисее, — сказал парень.
— А вы что, на флоте служите?
— Служу. А здесь на побывке. Это не твой там тазик стоит, того и гляди волной смоет…
— Мой, я сейчас заберу…
— Ну, беги, беги, морячка.
А она остановилась и смотрит на него. Нет, не знает этого парня… а уходить не хочет. Сидит он в этой лодчонке, бравый такой парнишка светленький…и эта тельняшка…
Пес тявкнул, смотрит на спасателей и не уходит.
— Ладно, пойду я, — повторила Маша.
И он тоже смотрит на нее. «И что в этой пигалице, — подумал парень,- поди, лет на пять младше меня…».
— Ну, беги, давай, — говорит он на прощанье. – Стой!
Она обернулась. – Дождись меня, морячка! Год осталось, отслужу, приеду – женюсь на тебе.
Маша головой замотала, смеется, первый раз такие слова слышит… и от кого? От моряка, который чудом здесь оказался на Енисее вечером.
Хватает тазик с бельем, поднимается по крутому берегу, оглядывается, а он сидит в лодке и рукой ей машет. И она помахала, смутилась совсем, быстрей домой побежала. А сердце стучит! Первый раз так стучит сердечко!
Говорить дома или нет? Нет, не скажет, это же надо рассказать, что за собакой вплавь кинулась, а за это попадет, мамка будет выговаривать, а папка вообще на речку не пустит. А собаку-то куда?
— Ну, ты чего за мной бежишь? Чей ты? Пес палевого цвета машет хвостом, и, высунув язык, смотрит на Машу.
— Ладно, пойдем, хоть накормим тебя, а там может хозяева найдутся.
Во дворе уже отец управляется, сено на сарайку закидывает. Широкая спина у отца, сильный он, подхватит вилами огромную охапку и подкинет наверх. Маша тазик под навес, а сама к отцу. — Папка! – Обняла отца.
— Ну, все, торопыга, не льни так, пыльный я, не умывался еще… вот сполоснусь и за стол, там мамка ждет.
— Папка, а Машка собаку привела! Смотри какая! – Сашка заметил, как собачонка прибежала за Машей.
— Погоди, так это Прониных пес, недавно взяли, он с Петькой коров на островок гоняет.
— А я думаю, чья собака, — сказал Маша, — на речке был, с островка выплыл.
Сашка быстро сообразил и сбегал к Прониным, привел Петра.
— Малыш, ты чего тут делаешь? Обыскались тебя! – Крикнул Петр, и пес кинулся к нему и стал ластиться. – Спасибо, Маша, что привела, а то забегался на островке, вот и отстал. Ну, пойдем, накормим тебя, бродяга.
— Молодец, доча, добрая ты у нас растешь. – Сказал Егор. А Маша смутилась, вспомнив светловолосого моряка.
— Ну, что там с учебой? – спросил Егор за ужином.
— А все, — Маша радостно раскинула руки в разные стороны, — документы сдала, как говорится: получите и распишитесь. Поступила я, теперь учиться мне три с лишним года.
— Ничего, доча, учеба не помешает, — сказала Дарья, — в твои годы только учиться.
— А Сережка Пронин нашу Машку за косы дергал, я сам видел, — выдал недавний инцидент Сашка.
— Это за что же? – Егор нахмурил брови.
— Да не слушай ты его, — сказал Маша, — ну, дернул за косу, так ему от меня «ответка» прилетела…
— Правильно, доча!
— Ага, прилетела! – Не унимался Сашка. – Может он на нашей Машке жениться хочет…
— Чего несешь? – Маша развернулась, чтобы осадить брата. – Дурак этот Сережка, и вообще не нужен мне.
— Дарья с Егором рассмеялись. – И правильно, рано еще замуж, шестнадцатый год только, да и учиться надо. А Сережка – сам еще мальчишка. Только ты не позволяй за косы дергать.
Маша смутилась. И не от того, что младший брат про женитьбу сказал, а от того, что вспомнила странную встречу на реке и моряка в тельняшке. И неловко стало ей, что думает о нем. И еще подумала, что не спросила, как его зовут и откуда он. И он не спросил.
__________
Осенью уехала Маша в город и учеба так втянула ее, что спасение пса почти позабылось. Но частенько она подходила к зеркалу и смотрелась в него, изучая свои черты лица. «Вот мамка у меня красивая, а я какая-то… не очень». И она вспоминала того моряка на реке. «Пошутил, конечно, сказал первое, что в голову пришло… жди меня, ага, как же, женится он. Даже не знаю, как его зовут и откуда он».
Но потом, между занятиями, нет-нет, да и вспомнит ту странную встречу, о которой никто не знает. Хотела подружкам рассказать, да подумала – высмеют, а может и не поверят.
Первый год учебы прошел быстро. А потом снова лето – кажется, такое длинное, бесконечное лето. Маша, такая же худенькая, как и год назад, бежит на речку, стоит на берегу и смотрит на другую сторону. «Вот интересно, вернулся из армии тот парень или нет, может снова его увижу, — думает она.
— Ты чего на реку так часто бегаешь? – спрашивает Дарья.
— Да так, просто, нравится.
— Ну, смотри, а то в огороде полоть надо, сделаем дело, тогда беги.
Она и на реку ходила, и в клубе на местных ребят посматривала, — нет того парня. Да и что ему в их деревне делать, если он не местный?
А может он с другого берега – из Герасимовки? Бывало, летом парни на лодке перемахнут реку и в клуб на танцы. Иной раз посмеются, а иногда подерутся с тополевскими.
Но нет никого из Герасимовки, да и моторки проносятся мимо – все чужие в них.
А потом она снова уехала учиться. И еще год прошел. И уже парня на моторке вспоминала лишь как сон, который приснился ей летним вечером. Нет, она понимала, что все наяву было, просто больше не встретила его. А после второго года учебы, точно знала, что парни часто так говорят, обещают ради шутки. Да и что он должен ей обещать, увидев впервые щуплую девчонку, почти подростка… конечно, пошутил.
— Мам, я на речку, — Маша подхватила таз с бельем.
— Ох, любишь ты плескаться на реке, — с улыбкой сказала Дарья, залюбовавшись дочерью. Восемнадцатый год ей, выправилась девчонка, все больше на мать похожа. – У колодца вон вода вольная, лей, сколько хочешь.
— А знаешь, мам, белье после речки как-то особенно пахнет, такое свежее…
— Ну, ладно уговорила, — Дарья засмотрелась на дочку, — Маш, ты скажи, может нравится тебе там в техникуме кто-нибудь? – Она остановилась, пожала плечами, — не знаю, кажется, нет…
— Ну ладно, всему свое время, нечего торопиться.
Она спешит к реке, хотя уже вечереет. Легкая прохлада от речки коснулась ее плеч, освежает после жаркого дня.
Там, на середине реки, плывет лодка, кто-то усердно работает веслами, даже не видно, кто. А вот промчалась шустрая лодчонка, и рев мотора разнесся на два берега.
Маша сложила выполосканное белье, распрямилась, посмотрела вдаль, на другой берег. Где-то там, за кустарником, прячется Герасимовка, Маша вспомнила, как однажды с родителями они плавали туда на лодке за кислицей. А больше и не была там никогда.
Она уже хотела домой идти, но моторка выскочила из-за островка, и, разрезая речную гладь, поравнялась с Машей. Ей хорошо видно, как кто-то сидит в лодке, оглядываясь на берега.
И тут сворачивает лодка и летит к берегу. Маша уже развернулась, чтобы уйти, а лодка прямо на нее летит. Не из робкого она десятка, может человек спросить чего хочет.
Уткнулась в гальку носом лодчонка и парень светловолосый сидит в ней. – Местная? – спрашивает он.
— Местная, — отвечает она.
— Ну, что рыба-то у вас тут есть?
— А тебе все скажи! Любопытный какой! Браконьер что ли?
— Нет, я — рыбнадзор, — а сам смеется.
— Никакой ты не рыбнадзор, — поняла девушка.
— Да хотел узнать, как тут в протоке насчет рыбы… а то я все на том берегу у себя рыбачу.
— У себя – это где?
— В Герасимовке, считай, что соседи мы.
А Маша смотрит на него и улыбается. Она и лодку эту признала и парень знаком ей.
— Кажется, узнаю, — говорит она.
— Меня что ли узнаешь?
— Тебя. Уж не ты ли два года назад помог собаку спасти…
Смотрит он на нее, словно припоминая что-то. — Ну, точно, морячка… здорово что ли…
— Здравствуй, «жених», — а сама смеется.
— А-ааа, помнишь…
— Я-то помню, а вот ты забыл, пошутил тогда, видно, в каждой дерене так шутишь…
Он рассмеялся. – Так ты же маленькая тогда была, вот я и сказал, чтобы подросла и меня дождалась.
Машка — девчонка гордая, плечи расправила и смотрит на него, не отводя взгляда. – Ну и что дальше?
— Для начала, скажи, как тебя звать?
— Мария.
— А я Иван. С Герасимовки я.
— А я тополевская.
— Не трудно догадаться.
— Ну, что отслужил?
— Так еще прошлой весной пришел, только тебя не видно было… что же ты не ждешь меня?
— Шутник… я и не обещала.
Он выпрыгнул из лодки, подтянул ее, чтобы не унесло. – Ну, давай хоть присядем, поболтаем что ли…
Они сели на поваленное дерево.
— В прошлый раз совсем малая была, наверное, еще в школе училась…
— Я уже два года как в техникуме учусь, между прочим.
— А лет-то тебе сколько?
— Зимой восемнадцать будет.
Парень взглянул на нее, заметив, как выбился светлый завиток, колышется от легкого ветерка. – Все равно маленькая еще, — задумчиво сказал он.
— Ой, ну надо же, такой взрослый…
— Конечно, мне двадцать два скоро… придешь завтра на речку? Я перемахну с того берега, буду тебя тут ждать.
И Маша вдруг испугалась. Испугалась его взрослости, испугалась, что вдруг встреча двухгодичной давности получила продолжение. А еще испугалась, что сидит он рядом с ней… и уходить ей не хочется.
— Да не бойся ты, я сам боюсь, — сказал он, словно прочитал ее мысли.
— А чего мне боятся? Я тут дома, это ты с того берега.
— Ладно, Маша, пообещай, что придешь…
— Обещаю, что приду.
-Ты чьих будешь? Может я кого и знаю в вашей деревне, — спросил Иван.
— Дремова я. Папка у меня Егор Матвеевич, а мама – Дарья Петровна.
— Дремовы?! А я, кажется, знаю, это же моей мамки Аксиньи родня… помню, говорили как-то, только я не вникал.
— Ну да, знаю, там, в Герасимовке мамкина родня, тетя Аксинья, — согласилась Маша. – А ты тогда кто? Слышала у тети Аксиньи сыновья – Михаил и Юра, так они женатые давно.
— А я Иван Кравцов, сын Степана Захаровича Кравцова. Он с тетей Аксиньей сошелся, когда я еще маленьким был, короче зову ее мама Аксинья, вот так-то, морячка.
***
Через неделю, когда Иван рассказал дома про встречу с Машей, Аксинья не сразу поняла, что это дочка Дарьи – ее племянницы.
— Ой, батюшки, что делается… слышь, Степан, присядь, послушай.
— Степан, нахмурившись, слушал каждое слово сына. – Ну и к чему этот рассказ? – спросил он. – Ну, встретил, а дальше что? Мало ли людей встречается на пути.
— Так это, батя, нравится она мне, хорошая девчонка. Я ведь ее еще два года назад заметил, только она маленькая была. Вот не знал, что мы родня.
— Так не роднились потому что, — напомнила Аксинья, — я у них после похорон Матрены не была, так только слышала, что вроде живут хорошо…
— Ну, тебе они никакая не родня, — сказал Степан.
— Вот и хорошо! Женюсь на Маше!
Усы у Степана дернулись, вскинул брови от неожиданного заявления сына. А Аксинья расхохоталась.
— Ой, батюшки, а и впрямь ведь может жениться, вот и породнимся мы с тобой, Степан. – Она еще громче рассмеялась. – Вот же два берега реки – свели родственничков. Это получается, Машка Дарьина моя внучатая племянница и твой сынок Ванюшка поженятся, — Аксинья не переставала смеяться, — еще больше породнимся с тобой, Степа.
— Чего гогочешь? – со злостью спросил Степан. – Размечталась – поженятся! – он стукнул ладонью по столу так, что зазвенела посуда. – Не нужна мне дремовская девка!
Аксинья перестала смеяться. – А ты думаешь Дарья спит и видит, как породниться с тобой? Да она, если узнала, то уже на замок дочку заперла.
— Отец, мама Аксинья вы чего? О чем речь? Я всего-то сказал, что девчонка с того берега нравится мне, а у вас тут запреты какие-то средневековые.
— Так это не у меня, это вот – у отца! – Аксинья указала на Степана. – Это у него злопамятность. Вот скажи, Степан, чего тебе плохого Дарья сделала? Или до сих пор свербит у тебя, что девка ускользнула?
— Не накручивай, Аксинья! – Степан снова хлопнул ладонью по столу. – Я хочу сказать, что ближе девки есть, чем за рекой.
— Ну, батя, не пойму я тебя… но сразу говорю: с Машей я буду встречаться. Нравится она мне. И точка.
Иван первым поспешил выйти из-за стола, а потом и на улицу.
Когда Аксинья сошлась со Степаном, Ваня был совсем маленьким. Ведь овдовел Степан, сыну всего три года было. Старшая сестра Валентина нянчилась с братом первое время, а потом уехала учиться. А Степан сошелся с Аксиньей, которой он уж больно нравился.
Это его, Ваню, дети Аксиньи поначалу называли «шнурком», не принимая своей детской душой чужих в доме. А скорей всего такая неприязнь была из-за Степана, который не отличался добрым нравом. А потом все сгладилось. Ваня рос парнишкой безобидным, и характер его – полная противоположность родному отцу.
Для Степана – Иван – это продолжение его фамилии, его слабость, можно сказать, рядом с ним отмякал, становился податливым. Но только не сейчас, когда сын отслужил три года во флоте, уже год как работает… и тут вдруг пересеклись пути-дорожки снова с семьей Дремовых.
Не видел Степан эту Машу, да и видеть не желал, поэтому задергались усы, когда Иван пошел наперекор отцу.
ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ