В 1928 году Анна родила сына Леонида. Мальчишка на отца был похожим — темненький, вьющиеся волосы. Но по росту догонял своих сверстников.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Мать Тимофея, Пелагея Васильевна, переехала жить к ним. Пока Аня и Тимофей работали, она за детишками приглядывала, да взялась за выращивание кур, свиней и прочей живности. Хозяйство разрослось хорошее, было что забирать у них в 1934 году, когда всё добро сельское в колхоз стаскивали.
— Макар, ты чего лютуешь? — увидев, как во двор вошел председатель колхоза с двумя крепкими парнями, удивился Тимофей. — Отчего ты корову тащишь так, будто провинилась она в чём.
— Время не терпит. Лымарь в город бумажку писал и жаловался, отчего у него из трех коров две забрали, а у тебя двор полон. Сегодня сообщили мне, возмущались, отчего я не принимаю меры.
— И чего? Я же сам написал бумагу о вступлении в колхоз и передаче большей части подворья, — Тимофей в недоумении смотрел на председателя. Несколько дней обожди.
— Так-то оно так. Но ты один из последних вступал в нашу организацию, в городе невесть что могут подумать. Давай сегодня всё решим.
— Да оставь корову, стельная она. Я же просил обождать! И лошадь Ночку надо у меня передержать, ногу она повредила, несколько дней надо, чтобы оправилась. Куда ты её хромую погонишь?
Тут послышался шум машины. Председатель, двое парнишек, что с ним прибыли, и Тимофей, удивленно глянули на прибывших. Определенно это были люди из города.
— Здравствуйте, товарищи. Что у вас тут происходит?
— Добровольная передача имущества колхозу, — нашелся тут же председатель, который уважал Тимофея и сейчас чуть ли не липким потом покрывался от страха. Он понимал, что такие люди не просто так приезжают.
— Это хорошее дело, — кивнул старший из прибывших. — Бумага у меня тут есть, что слишком уж зажиточно поживает эта семья.
— Так своим же трудом всё нажито, — возмутился Тимофей.
— Есть показания товарища Еременко о том, что используете вы труд односельчан.
— Враньё это, — председатель встал на защиту Тимофея. — Сам видел — с женой и сыном старшим работают от зари до заката, а по дому мать хозяина управляется. А Лымарь, то есть Еременко Дмитрий, брешет. Сам всё заработанное на гулянку спускает, жена его во рванье ходит, да детишки побираются.
— Охотно вам верю, но есть бумага и есть распоряжение от руководства свыше принять меры.
— Это что, раскулачивание, как кулаков? — Тимофей побледнел. Он знал, что это такое. Не ровен час еще сошлют куда-нибудь в Сибирь.
А Анна и Пелагея тем временем замерли у окна, слушая как с улицы Тимофей и председатель пререкаются с непрошенными гостями.
— Хватай Лёньку, — шепнула Пелагея, — бежим через окно. Авось, укроемся.
— И что дальше? — Анна заплакала.
— А дальше видно будет. Пересидим где-нибудь. Давай живее, времени нет.
— А Тимка?
— Он мужик, о себе позаботится. Да вот еще… Все деньги, что есть, хватай. Оставь немного, а то уж совсем подозрительно будет.
Душа у Анны болела за мужа, но больше всего боялась она за шестилетнего сына. Да и за Толика переживала — старшенький на реку ушел рыбачить, не дай Бог вернется не вовремя.
В чем были они с Пелагеей, в том и вылезли тихонько из окна, что выходило на другую сторону, в огороды. Теми же огородами, велев Лёньке молчать, они крались вниз, к реке. Там же они и Толика увидели.
Две женщины и двое мальчишек ушли в лес, не зная еще, что потом будут делать.
****
Уже темнело, когда услышали они голос Тимофея. Он звал мать, жену и сыновей.
— Тимка! Это же Тимка! — Анна всполошилась, услыхав голос мужа и выбралась из шалашика, который построили еще днем из веток деревьев.
— Папка, мы тут! — закричал Лёнька.
Они пошли навстречу друг к другу. Увидев мужа, Анна обняла его.
— Тимка… Ты прости, что мы сбежали. За детей я боялась.
— Это и к лучшему, что тебя дома не было. Ты бы не выдержала, наговорила бы лишнего, тогда точно бы в Сибирь отправили.
— Мы остаемся? — она в душе радостно ликовала.
— Остаемся, только, считай, жизнь новую надо начинать. Пока эти у нас во дворе хозяйничали, прибежал Лымарь со своей Дашкой да четырьмя дочками, а следом еще и Уфимцев, дружок его пожаловал. Стали жаловаться, что гуляешь ты по селу в новых платьях, в то время как его жене надеть нечего. А у нас вроде как все равны. И завел такую пластинку, что слушать противно было.
двое из оперов вошли в наш дом. Много чего вынесли, в том числе и юбки твои с платьями. Теперь в них жены Уфимцева и Лымаря ходить будут.
Анна рассмеялась, да так громко, что Тимофей испугался.
— Ты чего?
— Представила просто, как они будут в моих юбках ходить. Куда с их росточками-то? Ну ничего, новые себе пошью, на ноги встанем и куплю тканей. Главное, что мы тут остались.
— Это так.
— Тимка, а что же теперь, тебе в колхозе работать нельзя будет?
— Отчего же? Бумагу о передаче я заполнил еще несколько дней назад, до доноса Лымаря. А добро, что из дома вынесли, старший их, Товарищ Селиванов, записал как добровольная передача нуждающемуся населению. Вроде как ты сама отдала свои платья и посуду. Я тебе так скажу — нам еще повезло, хорошие люди попались, другие бы не то что из дома всё вынесли, но и в повозку загрузили и отправили куда глаза глядят. С завтрашнего дня ты на ферму выходишь, заодно проследишь за Рябинушкой, коровой стельной нашей. А я в бригаду полевую.
На следующий день Анна усмехалась, завидев, как жена Лымаря в её юбке идет по селу, а она по земле волочится. Не было у неё к ней никаких чувств, кроме как жалости и презрения.
****
Прошло еще года три. Тимофей и Анна стали вставать на ноги, развели вновь хозяйство. И поросята у них были, и коровы, и птица разная. Даже пара бычков в стойле стояла. Но никто уже не жаловался — ни Лымаря, ни Уфимцева не было в селе, в тюрьму их посадили за то, что в городе на человека напали и обворовали его.
Остальные односельчане уважали Тимофея и его жену Анну. Работящие и честные люди, всегда на помощь приходили. Сами без ничего оставались, а чем могли, тем помогали. Опоросится свинья, одного-двух из поросят дарили кому-то из соседей. Ведь там была вероятность, что выживут они, не будут потоптаны матерью.
В 1936 году Тимофея помощником председателя поставили, а в 1938 году он стал заведовать сельским магазином. Вот тут и пришла беда, откуда не ждали. Да и кто бы мог подумать, что сын родной учудит!
***
Собрав выручку, Тимофей отправил своего старшего сына Анатолия в Ленинград, чтобы он отвез её по назначению.
Толик с дружком вместе поехали, да выйдя на станции, увидели ресторан.
— Слышь, Толька, пойдем в ресторан зайдем. Ни разу там не был, хоть на пять минуточек заглянем. У меня и деньги есть на пару стопок, — уговаривал Сергей своего друга.
— А чего не зайти? — Толик, который тоже ни разу не был в ресторане, почувствовал себя взрослым и самостоятельным. — Только выручку надо отвезти.
— Да успеется еще…
Но не успелось. Выпив по паре стопок, молодые ребята вошли в кураж. Сами не поняли, как всё так вышло и кто был затейником, но они взяли немного из выручки. Потом еще и еще…Выйдя за порог своего крестьянского дома, оказавшись в городе с деньгами на руках, мальчишки потеряли разум.
****
Низкорослый Тимофей гонялся за своим высоким и здоровенным сыном с вожжами в руках.
— Тяжко тебе, тошно? А нечего было зенки заливать! Ты что же натворил? — он замахивался и кричал. — Ты же меня под статью расстрельную подставил. ты представляешь, что теперь с нами будет? В такое время, когда даже дышать боишься, ты прогулял всю выручку в ресторане со своим дружком!
— Бать, я сам не понял, как так вышло…
— Тимка, хватит пацана гонять! — Пелагея вышла из дома и грозно посмотрела на сына и внука. — Ничего уже не попишешь, думать надо. Сколько сроку?
— Нужно на неделе сдать выручку, а я ведь еще хотел сам через пару дней поехать, но ему вот доверил! — Тимофей схватился за голову.
— Всё решим, всё решим…
Три дня понадобилось Пелагее, чтобы продать двух бычков, двенадцать поросят и два десятка кур, чтобы покрыть убытки. Но Серега, который вместе с Толиком кутил в ресторане, не удержал свой язык, вот так в селе и узнали, отчего Пелагея подворье распродает. Выручку в город сдали, но всё равно это была статья. Боялись Тимофей и Анна, что до города всё дойдет. Председатель в этом случае не прикроет, сам побоится.
Вот и приняли они решение бежать…
В один день они собрались и уехали в Ярославскую область, в город Пошехонье. Поселились на окраине города, потому что там была хорошая работа. В той части Пошехонья был расположен посёлок, в котором основали десять лет назад колхоз. Не просто так Анна и Тимофей, приехали сюда — председатель из Семёнихи посоветовал. Тут брат его бригадиром у трактористов работал, вот и посодействовал, чтобы Тимофея взяли на работу.
Месяц проучился Тимофей и приступил к своим обязанностям. И ферма тут была небольшая, так что и для Анны нашлась работа. Им выделили дом деревянный на две комнаты и зажила семья по новому…
Анатолий, из-за которого пришлось бежать с насиженного места, грузчиком пошел работать. Десятилетнего Лёньку в школу определили.
Вот только душа за Пелагею болела — не бросила она свой крестьянский дом, дом своего отца покойного. Не могла уехать и отдать незнакомым людям это имущество. Да и животинка какая-никакая осталась…
****
1941 год.
В Пошехонье их и застала Великая Отечественная.
Приходили тревожные вести. Знали Анна и Тимофей, что немцы в Семёниху вошли и порядки свои устанавливают.
На Тимофее лица не было.
— Не тронут её, не тронут…Что с бабки взять? — утешала мужа Пелагея.
— Тревожно мне от неизвестности. Надо было ей с нами ехать.
— Ты же видел, как бесполезно было уговаривать.
— И Толик что-то не пишет ничего, — покачал головой Тимофей. — Последний раз письмо в августе пришло, а сейчас уж октябрь.
— Может не до писем ему, — Анна пожала плечами, едва сдерживая слёзы.
Анатолия призвали сразу, в начале июля. Здоровый парень, которому шел двадцать первый год, пошел защищать свою Родину и свой дом. А вот у Тимофея бронь была. Он на своём тракторе выполнял работу сверх нормы и ценился в коллективе и организации. Порывался он пойти, но начальство его остепенило.
— Куда ты, Тимофей? Чай уж не двадцать лет, пятый десяток пошёл.
— И что, старый я, по-твоему? — усмехался Тимофей, глядя на бригадира.
— Не старый, молодой еще. Но есть парнишки и помоложе, покрепче. А ты нам здесь нужен. Кто страну кормить будет в такое время? Таких как ты среди трактористов нет. Не выдумывай, заводи трактор и иди паши землю!
***
В конце зимы 1942 года пришло извещение о том, что Анатолий без вести пропал.
— Он жив, слышишь, Аня, он жив! — успокаивал жену Тимофей, хотя сам в это слабо верил.
Он знал, что без вести пропавший — это либо лежит где-то в поле, либо в плен взяли.
Анна плакала, обливаясь слезами с утра до вечера. Толик, любимый её сын. Да, натворил он три года назад делов, но ведь как выяснилось — к лучшему то было. Жили бы сейчас в Семенихе под немцами. Даже Тимофей признал, что плохой поступок сына сослужим им хорошую службу.
— Кабы знал, что так всё обернется, не гонял бы этого здорового лба вожжами по двору.
****
Они напрасно ждали известий. Спустя время, когда уже объявили победу, к ним заглянул товарищ Анатолия. Он и поведал, что ранен был Толик в ключицу, отстал от группы, когда та покидала позиции. Немцы надвигались с бешенной скоростью и не было возможности его спасти…
Анатолий так и не вернулся, и о том, что дальше с ним случилось, никто больше не знал…
Зато к Тимофею и Анне приехала Пелагея. Это было в 1943 году.
Она рассказывала, что немцы поселились у неё в доме. Но не трогали её, лишь съели всё, что можно было съесть. Заставляли стирать им белье и готовить. Сама недоедала, порой за весь день крошки во рту не было. Но выжила эта сильная женщина.
— Дом жалко, — жаловалась она. — Спалили, уходя. Всю деревню спалили…Так что напрасно я оставалась в отцовском доме, столько вынести пришлось.
В очередной раз подумал Тимофей о том, что всё же та гульба в ресторане была к лучшему. Во как судьба повернулась…. Он был рад, что мать теперь снова вместе с ним. Был он рад и тому, что брат его Мишка, который уходил служить, вернулся в родную Каменку. Казалось, теперь будет другая жизнь. Да, они потеряли сына, но есть еще Леонид, который подрастал и за ним требовался глаз да глаз.
— Эх, Аня, вот кабы у нас еще ребенок был бы, девочка, к примеру, — мечтал Тимофей.
— Думаешь, мне бы этого не хотелось? — печально вздохнула она. — Да вот только Бог не дает.
Оба вновь тяжко вздохнули и замолчали. Анна думала о том, что Бог наказывает её за обман мужа, за то, что нагуляла она первого ребенка от Алёшки. А Тимофей винил себя, что он только двух сыновей смог заделать, что не плодовит он как отец и как его брат Михаил. Но кто теперь скажет, отчего детей у них больше не было? Только судьбе ведомо…
****
Смирившись с тем, что Толика они больше не увидят, Анна понимала — жизнь продолжается, надо Леонида на ноги ставить. Тимофей у неё хороший, работящий. Она с удивлением поняла, что сейчас ни в жизнь бы не променяла Тима ни на Алексея, ни на кого другого. Она любила его. И сама себе в это признавалась не раз.
— Тетя Аня, тетя Аня! — в окно тарабанила детская ручонка её соседки Аленки.
— Чего шумишь? Что стряслось? — Анна удивленно посмотрела на растрепанную девочку.
— Там дядя Тима в беде, его к врачу принесли. Дядя Тима помирает.
— Ты чего болтаешь? — Анна, как была в фартуке, так и выскочила из дома. — Где он?
— У врача нашего, Сан Саныча.
Не снимая фартука, не вымыв рук от муки, он бросилась в фельдшерский пункт. Ворвавшись в здание, она увидела мужа, лежавшего на кушетке. Он стонал.
— Что с ним? Что? Тимка, родненький мой, что с тобой? — она осматривала мужа обеспокоенно и сердце её билось в страхе.
— Аня, отойди, — тихо велел врач. — Отойди. С городской больницы скоро за ним приедут.
— Да что с ним?
— Телега с бревнами в грязи застряла, он пытался ее вытащить, да мало того, что надорвался, так она еще и сверху на него упала, придавила сильно. Больше часа так лежал, пока его не увидели. Сама видишь, какая погода. Ноябрь нынче излишне дождливым вышел.
Тимофея забрали в больницу, но он вскоре умер… Ему было всего сорок восемь лет. На дворе стоял ноябрь 1945 года.
ЭПИЛОГ
Когда Анна овдовела, ей было сорок три года. Она была всё еще красивой и интересной женщиной, на неё даже мужчины заглядывались, но никого не подпускала она к себе и знаки внимания не принимала. Она хранила память по своему любимому мужу. Пусть он ростом не вышел и лицом не слишком красив, зато душа у него была добрая, руки золотые и трудолюбивым он был.
Анна посвятила свою жизнь сыну и его будущим детям.
Пелагея ушла из жизни в возрасте 105 лет в Пошехонье, к тому времени Михаил перебрался в город, а Анна уехала с сыном Леонидом в Кишинёв. Но это будет другая, следующая история.
Рассказ основан на реальных событиях, выражаю благодарность моей подписчице за эту историю.
Автор Хельга