Маруся решила переночевать здесь пару-тройку ночей. Идти ей некуда было, кроме как сюда.
Она постучалась в калитку и тут же раздался лай собаки.
— Чего ты расшумелся, Лёвушка? — из дома вышла женщина лет шестидесяти.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Она посмотрела на гостью с интересом и удивлением.
— Здравствуйте, я от Степана, — неуверенно произнесла Маруся. — Он сказал, что я могу остановиться у вас. Возможно ли это?
Женщина подошла к калитке и спросила:
— Кто ты? Откуда?
— Я горничная Григорьевых. Их сегодня в ссылку отправили, а Степан, который был в особняке, посоветовал мне прийти к вам. Мне некуда больше идти.
— Раз Стёпка сюда прислал, так заходи, — кивнула женщина. — Комната у меня пустует.
— Я заплачу, — Маруся достала кошель, где были её личные сбережения. Немного, но тем не менее на первое время, пока не найдет работу, хватит.
— Погоди пока, заплатит она, — женщина покачала головой. — Вот Степан придет, а там и порешим. Может, взамен денег работу какую по дому на себя возьмешь. Мне хоть лет немного, но здоровьице подводит. Шутка ли на фабрике много лет отработать по две смены?
— Как вас зовут?
— Прасковьей родители нарекли, но ты можешь звать меня тётя Паша. Лёвушка, фу, — прикрикнула она на пса, который вновь начал лаять, заметив, что чужой человек к крыльцу подходит.
— Смешная кличка для пса, — усмехнулась Маруся. — Вроде имечко-то человечье.
Прасковья улыбнулась:
— А это в честь моего мужа, Лёвушки. Гулящий был, прости Господи. Вот и назвала кобелька в честь него.
— А муж чего же, не против? — рассмеялась Маруся.
— А кто его знает? Шесть лет уж как с другой живёт.
Прасковья ждала Степана. Хозяйка дома любила своего племянника, много о нём говорила. Для него же она и поставила тесто на пироги.
— Степан в гости приходит или здесь живёт? — Маруся чувствовала себя неуютно. А если Степан здесь проживает, прилично ли будет молодой девице здесь находиться? Хотя какая разница, если она не собиралась здесь задерживаться? Ночь бы переночевать.
— Здеся, милая, здеся. Вон в той комнате, дальней. Лёвушка хоть и ходок был, но рукастый, дом сам выстроил, думали, что детишки пойдут, для них три комнаты сделали. А детишек Бог не дал, зато Стёпку растили. Он рано без мамки с папкой остался, с десяти лет тут проживает. Он же в первые ряды революционеров встал, с тех пор с утра до ночи пропадает. Приходит голодный, вот я его и потчую то пирогами, то блинами.
— А как же он на такое пошёл? Что же за служба такая, смотреть на слёзы и боль других людей?
— Без слёз и боли никак, милая. Ради светлого будущего можно и потерпеть. Думаешь, люди от безделья на такое пошли? Я вот сама на фабрике две смены трудилась, спала порой там, чтобы получить хоть какие-то крохи. Будто в рабстве мы там были. Директора и владельцы обогащались, мы же за гроши спины гнули. Но теперь всё по-другому будет. Где теперь эти графья и князья, да купцы? То-то же, довели народ, что восстал против них. Вот ты, Маруська, неужто довольна была своей службой? Кем ты при Григорьевых была?
— Убиралась в доме.
— Небось, полы мыла за копейки.
— Нет, — покачала головой Маруся.
Она рассказала, как росла вместе с барскими детьми, как на именины и на Рождество дарили ей подарки, хоть и скромные, но тем не менее сердцу милые. Рассказывала, как Софья Андреевна ей платья свои отдавала, как обучалась она вместе с ними грамоте. Про библиотеку старшего Григорьева рассказывала, как дозволялось ей оттуда книги брать.
— Что-то не верится, — засомневалась хозяйка дома.
Увидев лист и чернила, Маруся схватила их и стала выводить буквы на листе. Потом ниже написала пример математический и решила его.
— Гляди, правду говоришь. Я бы подумала, что ты барыня, которая себя за прислугу выдает, да ручки у тебя грубые от работы. Что ж, Маруська, видимо, тебе повезло. Это же большая редкость, чтобы хозяева вот так к слугам относились.
— Я знаю, — прошептала Маруся. — Вешняковы плохо обращались с работниками, денег платили мало, могли и руку поднять. Видала я таких. А Григорьевы добрые.
— А уж не младший ли Григорьев работника застрелил? — засомневалась Прасковья.
— Да, Игнат Андреевич.
— Ты и дальше будешь говорить об их доброте? Эх, девчонка, молода ты и глупа еще, не понимаешь ничего. Покуда будут господа — нам, простым людям, голову не поднять. А теперь все равны станут. Фабрики и заводы станут государственными, люди перестанут бояться. Глядишь, может быть, доживу до того времени, когда людей писать и читать бесплатно станут учить. Я вот неграмотна, Стёпка недавно только освоил какую-то науку, связавшись с профессором Дерюгиным. Образование важно, ведь без него что при господах, что без них так и будем спины гнуть на фабриках, да полы мыть.
— Вы правы, — произнесла Маруся. — Только вот теперь я не знаю, какое будущее меня ждет.
— А вот Стёпка придет, вы и покумекаете.
Степан вернулся домой, когда они уже спать легли. Сонная Маруся вышла к нему и села за стол. Парень довольно улыбнулся, увидев, что бойкая девчонка всё же пришла к его тётке.
Понравилась она ему сегодня утром, а сейчас и вовсе была настоящей красавицей — распущенные волосы, платок на плечах и сонный томный взгляд при свете лучины.
— С тётушкой твоей мы договорились. Плату с меня она не возьмет, теперь я буду готовить и дом убирать, покуда другое жильё не найду. Вкусно тебе? — нарушив неловкое молчание, произнесла Маруся.
— Вкусно, — сказал он, орудуя ложкой и поедая борщ. — Неужто ты готовила?
— Я.
— И пироги? Совсем как у тёти Паши.
— Пироги она сама пекла к твоему приходу. Я не кухаркой была, а горничной.
— Как звать-то тебя?
— Мария. Но можно просто Маруськой, я так привыкла.
— Если ты и впредь так вкусно будешь готовить, так я сам буду рад доплачивать тебе.
— Из награбленного? — усмехнулась Маруся, но тут же прикусила язык, заметив его взгляд. Но слово не воробей.
— А они не грабили честных людей? — он отложил ложку. — Маруська, новая жизнь началась, и в ней мы будем жить. А без этого всего… Без этого никак.
— Я понимаю, — вздохнула девушка. — Только вот раньше мне всё понятно было, а теперь я не знаю, что будет завтра. Ты не переживай, Степан, как только пристроюсь куда, так уйду.
Степан не хотел, чтобы она уходила. Он мысленно спросил себя: » А что если это любовь с первого взгляда, о которой так много говорят?»
— Слушай, Маруська, а ежели ты станешь у нас в столовке при управлении работать? Честно говоря, такую бурду там готовят.
— А поговори, — скрестив руки на груди, произнесла Маруся. — Чего я, супа не наварю и картошки?
Она всю голову сломала, чем дальше заниматься. А работа в столовой при управлении — это лучше, чем ходить по улицам и искать подходящее местечко в столь неспокойное время.
****
Степан сдержал слово — поговорил с кем надо и Марусю приняли на работу вторым поваром.
Она жила в комнате в доме Прасковьи, уже не думая о том, чтобы уйти. Ей нравилась эта женщина, да и Степан был довольно интересным молодым человеком. Но Маруся не теряла надежды найти хоть какую-то связь с Григорьевыми. А еще было страшно за шкатулку, которую она надежно спрятала. Девушка боялась, что Степан найдет. Как тогда быть?
Когда в доме никого не было, она взяла гвоздодёр и поддела «гуляющую» доску у стены. Под ней было небольшое пространство, как раз куда и поместилась шкатулка.
О ней она молчала даже в трудные времена.. Её она не трогала даже когда Степан ей сделал предложение в 1919 году и Маруся выходила замуж в простеньком платье, когда из украшений на невесте были лишь серебряные скромные серьги.
Не тронула она шкатулку и в трудный 1922 год. Маруся знала, что трудности временные, а шкатулка — единственное, что осталось от прежней жизни. И она не теряла надежды вернуть украшения хозяйке.
Вот уж шесть лет как они жили в деревне. Прасковья ушла из жизни в 1932 году, дом городской без неё будто опустел. Женщина, которой Бог не дал детей, с радостью воспитывала ребятишек своего племянника Степана и его бойкой супруги Маруси.
Старший сын Василий появился на свет в 1923 году, следом за ним дочка Глафира родилась, буквально через год. А в 1926 году Степан и Маруся стали в третий раз родителями хорошенькой девочки Катюши.
Дом Прасковьи разваливался. Степан, который не боялся никакой работы, уговорил жену в село поехать и трудиться в колхозе на благо страны.
— Кем же я буду там работать?
— Марусенька, разве же мало в деревне работы? А уж грамотным людям она всегда найдется.
— Скажешь тоже — грамотная. Вот наши дети наученные будут, а я так… Но всё же, кем мы там будем?
— Я ведь не зря же животноводству обучался последние несколько лет. А тебе, может, в столовой местечко найдется.
— Но прежде чем в колхоз вступать — надо что-то внести туда.
— А вот этот дом и землю мы и отдадим государству. Говорят, лагерь детский хотят в местах этих построить. Снесут, да красоту тут наведут.
Маруся огляделась. Дом и правда стал разваливаться, и никакие ремонты уже не помогали. Да и в деревне, как она слышала, проще людям живется. И огороды там большие, и рыба в реках, и грибы в лесах.
— А школа? Есть ли там она? Где учиться будут наши детишки?
— Я всё узнал! Это колхоз, который носит имя нашего великого вождя. Он процветает, и мы должны быть в рядах тех, кто трудится на благо нашей родины, на благо людей.
— Где мы жить будем?
— А и это решается, — Степан улыбнулся.
Маруся с любовью посмотрела на мужа. Да, судьба не просто так свела их вместе. Как же роптала она на судьбу, как же первое время насмехалась она над Степаном, который грезил счастливым будущим. Она не верила в него тогда. Ей казалось, что нельзя построить счастье на слезах и крови. Но Степан трудился честно, учился, не спорил с начальством и старался поступать по справедливости, хоть порой и было ему сложно. Уже давно он не занимался выселением господ из особняков, с 1920 года работал наладчиком на заводе. В 1931 году перешел работать в ночные смены, а утром осваивал новую специальность, зная, что за колхозами и животноводством будущее страны, ведь если и люди сыты будут, то и работать станут лучше.
***
В село они приехали в 1935 году. Сперва они жили в небольшом домике, но в 1940 году они смогли построить крепкую избу. Василий уже за девчатами вовсю увивался и Маруся со Степаном знали, что вскоре хозяйка молодая в доме появится.
Подрастали и девчата Глаша и Катя, которые были помощницами матери. Пока та трудилась на ферме, девочки дома готовили ужин для всей семьи, убирали дом, в огороде сорняки пололи.
Всё было хорошо в жизни Маруси, только вот иногда нет-нет, да съедала её тоска от воспоминаний. Она скучала по Софье Андреевне, порой не хватало Марусе тех вечеров, когда секретничали они, сидя за вышиванием. Не хватало Марусе и тех моментов, когда она заходила в библиотеку и с восхищением прикасалась к дорогим книгам.
Работала Маруся на ферме дояркой, а Степан бригадиром был. Василию предстояло учиться, он выбрал для себя специальность счетовода и был отправлен в город осваивать бухгалтерское дело.
Но вдруг мирную жизнь семьи, да и миллионов людей в стране разрушила новость о том, что германские войска напали на Советский Союз.
Степан не стал ждать весточку, сам отправился добровольцем. Всего сорок шесть лет ему было и чувствовал мужчина силу небывалую и желание помочь своей Родине. Вслед за ним и восемнадцатилетний Василий явился в военный комиссариат.
Маруся рыдала, Катя и Глафира наперебой отговаривали, просили остаться дома. Каждая из них думала, что скоро фрицев погонят с земли их родной, что и осень наступить не успеет. Но Степан понимал — это не так…
***
На Степана пришла похоронка в 1943 году. Великое горе настигло несчастную женщину. Когда-то давно увидев его, Маруся испытывала неприязнь. Но вскоре она сменилась любовью и пониманием, которое вылилось в счастливый и крепкий брак.
Она всегда шла за своим мужем, опираясь на его надежное плечо. Только одна тайна у неё была — малахитовая шкатулка с драгоценностями. Это единственное, что она скрывала от мужа, зная, что он будет гневаться за молчание и обман. Потому она и прятала её надежно и при переезде в село закопала в огороде под кустом смородины. Это единственная ниточка из её прошлого, которую она боялась оборвать, хотя и счастлива была в новой жизни, несмотря на многие трудности. А еще она думала, что чужие украшения счастья не принесут.
Во всём остальном она была честна с мужем и во многом ему доверяла. Теперь же Степана нет, и будто частичка её души была потеряна, когда пришла похоронка.
Василий еще служил, присылая матери письма о своих подвигах и каждый раз в этих посланиях читалась надежда.
***
В 1945 году, когда в стране объявили победу, Василий вернулся домой, да не один.
— Матушка, познакомься — это Настя, моя любимая. Она санитарочкой на фронте была с октября 1944 года, — произнес возмужавший и будто выросший в плечах и в росте Василий, когда наконец смог освободиться из материнских объятий.
Милая девушка, которая стояла у калитки, улыбалась, глядя на Марусю.
— Мария Семеновна, — представилась женщина, вытирая руки о фартук. — А вот эти две сороки, которые облепили Васеньку — его сестры Глаша и Катя.
— А можно я вас мамой называть буду? — девушка смущенно покраснела.
Маруся с удивлением посмотрела на сына, а тот кивнул, улыбаясь.
— Мамулечка моя, нас командир расписал еще в марте. Настюша — моя жена.
— Ой, сынок! Вот уж удивил. А как же вы… Без свадебки?
— Не до свадебки нам было, мама, да и сейчас уж ни к чему. Сейчас, когда каждая горсть муки на счету, негоже столы накрывать.
— Вы заходите, Васютка, Настюша. Ой, Глашка, тащи скорее картошку, ужин сготовим.
Маруся суетилась. Картошка прошлогодняя, уже подпорченная, но больше и нечем было кормить сына. Вот кабы предупредил, она бы что-то придумала. Хотя что придумаешь, коли лето только началось и огород урожай не дал, а последнюю курицу в феврале еще забили.
— Мама, вот, держи, — Василий достал из вещмешка банки с тушенкой и хлеб.
У Насти был такой же набор.
— Катька, к Гаврилычу беги, самогон возьми, стол накроем, хоть по сто грамм за победу, да за семью новую выпьем, — продолжала суетиться Маруся.
***
Невестка ей нравилась. Работящая, хоть и с ранами на душе, но чистоплотная и послушная.
О ней Маруся знала лишь то, что из Сибирских мест она. Что отец от чахотки помер, а матушку в 1936 году сердечная болезнь унесла.
— Кем работали твои родители?
— Папа учителем был, а мама музыке детишек обучала.
— Стало быть, музыкальный дар у неё?
— Стало быть, — кивнула Настя.
Она будто не хотела говорить о своих родителях. Но спустя две недели, когда Василий в город подался, Настя с ним запросилась.
— Моя мама раньше тут жила. Я хоть одним глазком посмотрю то место. Она много рассказывала про него. Где-то на кладбище и дядя мой захоронен.
Маруся удивилась — вроде же они из Сибири. Но невестка вздохнула и призналась.
— Боялась раньше говорить, не знала, как вы отнесётесь, но… В семье же не должно быть тайн, верно? Василий о моей знает, так зачем же и от вас скрывать? Я дочка бывших помещиков. Мою маму с семьёй выслали из здешних мест в Сибирь. Дедушка и бабушка мои не пережили то время, климат им не подошел. Ушли друг за другом. Матушка моя никакой работы не боялась, несмотря на то, что раньше слуги за неё всё делали. Повезло ей встретить моего отца, Якова Савельевича Кузнецова. Тот учителем был, вот и пристроил маму в школу музыке детишек обучать.
— Помещики из наших мест? — Маруся задумалась. — А как фамилия? Может быть я их знаю. Сама раньше у господ служила.
— Мама в девичестве Григорьевой была. Софья Андреевна, может быть слышали о ней?
Слёзы непроизвольно потекли из глаз женщины. Неужели перед ней стояла дочь её барыни? Оттого эти глаза ей и кажутся знакомыми. Оттого она тепло и почувствовала к девушке, едва увидела её. Словно что-то из прошлого к ней стучалось…
— Вы плачете? Почему? — удивлённо смотрела на неё Настя.
— Потому что я знала твою матушку. И дедушку с бабушкой. И дядю, что захоронен в городе.
— Игната Андреевича, верно? — Настя не поверила своим ушам. — Откуда?
— Из далёкого прошлого…
— Тогда вы знаете, где он упокоен?
— Знаю, милая. Поэтому вместе с тобой в город поеду.
— Значит, вы и есть та Маруся, которая верно служила им и была милым другом моей матери? — наконец догадалась Настя, поражаясь тому, как судьба свела их.
****
Вернувшись домой, Маруся прошла к своему тайнику и достала малахитовую шкатулку.
— Откуда это, мама?
— Это наследство твоей жены. Сберегла, как и обещала.
— Мы столько раз были в отчаянном положении, — пробормотал Василий, — а всё это время у тебя были настоящие сокровища.
— Они не наши, и счастья бы нам не принесли, коли стали бы продавать, — покачала головой Маруся. — Я не теряла надежды увидеть Сонечку, обнять её, вернуть эту шкатулку и хоть раз возвратиться в прошлое, хоть на денёк. Я была счастлива в этой жизни и буду еще не раз счастливой. Но эта шкатулка — ниточка, которая меня связывала с прошлым. А раз Настя — дочь Софьи Андреевны, стало быть, шкатулка в семье и останется.
Настя разглядывала содержимое, затем, захлопнув крышку, протянула обратно Марусе.
— Это же ваше… Мама рассказывала, как вы прятали шкатулку. Она надеялась, что вы смогли продать и воспользоваться деньгами ради своего блага. Она со слезами рассказывала, как молилась за вас, ведь вы, по сути, остались на улице. Она переживала, чтобы эту шкатулку у вас не отняли, не ограбили. Мама не хотела, чтобы монеты, кольца и серьги попали в чужие руки. Неужели вы все годы их хранили? Зачем?
— Хранила. И, видимо, для того, чтобы вернуть это.
ЭПИЛОГ
Настя считала, что шкатулка принадлежит Марусе, ведь матушка так и думала, что горничная не останется без средств, складывая туда украшения.
Но Маруся считала иначе.
Тогда они решили потихоньку продавать монеты, чтобы никто ничего не заподозрил. Осенью они купили корову, на следующий год двух поросят. Тратили деньги с умом и осторожностью.
Монеты все постепенно продали, а вот серьги и кольца перешли дочкам Насти.
Вот так шкатулка, которую Маруся бережно хранила, попала в руки наследницам истинной хозяйки.
Спасибо за прочтение и поддержку автора.
Автор Хельга