— Девушка, не подвинетесь? Все занято, а мне ребенка надо покормить. Ой, спасибо!
Молодая женщина пристроилась рядом с Лерой, накинула на плечо пеленку, и поудобнее перехватила младенца. Горластый мальчуган, только что голосивший на весь вокзал, тут же притих и тихонько зачмокал.
Лера даже удивилась, что слышит этот звук – такой отчетливо нежный, уютный, словно самой природой созданный для того, чтобы дать понять окружающим – происходит чудо. Ей, ставшей совсем недавно достаточно взрослой для того, чтобы получить паспорт, было весьма интересно все, что связано со взрослыми отношениями. Книги немного восполняли пробелы, но хотелось получить информацию из первых уст, а с этим были проблемы. С мамой Лера такие вещи обсуждать могла не всегда.
— А ты одна? – кормившая ребенка женщина глянула искоса на Леру и улыбнулась. – Молоденькая совсем. Не боишься одна ездить?
— Нет, — покачала головой Лера. – Я привыкла. С шести лет танцами занимаюсь. Конкурсы, фестивали всякие. Просто так получилось, что ансамбль уехал вчера, а я задержалась из-за учебы. Теперь буду их догонять.
— Надо же! А сколько тебе лет?
— Пятнадцать.
— И мама тебя одну отпускает?! – ахнула собеседница Леры.
— Куда там! Она просто отошла ненадолго, чтобы кофе купить себе. Не может без него. Курить бросила, а без кофе – никак. Сейчас вернется.
Голос Леры стал тише, на лбу появилась складочка, и девушка вздохнула.
— Что ты? Сложно с мамой? – женщина глянула на Леру и вдруг тихо охнула, а потом рассмеялась. – Кусается!
— Я тоже кусаюсь, — кивнула Лера, отвечая на вопрос. – Наверное, дети все такие?
— Не знаю. Мой пока еще маленький. Но я в твоем возрасте была просто невыносимой.
— Правда? – Лера оживилась и с удивлением посмотрела на свою собеседницу.
Не похожа была эта примерная мама на бунтарку. Совсем не похожа!
— Что так на меня смотришь? Думаешь, вру?
— Нет… Я…
— Да ладно тебе! Расслабься! Я совсем недавно такой, как ты была. Еще что-то помню. Мама меня выдрой называла.
— Ничего себе! Меня мама тоже так называет, когда сильно сердится. А ваша почему так называла?
— Не знаю. По той же причине, наверное. Знаешь, я, когда маленькая была, думала, что выдра – это самый страшный зверь на свете. А потом в зоопарк с мамой сходили как-то и оказалось, что выдры очень даже миленькие. Я просто в детстве капризной была страшно. Папа меня баловал, а мама хотела, чтобы я границы хоть немного видела. Но у нее это не получалось. Потому, что если один родитель балует, а другой все запрещает, то получается у ребеночка кашка манная в головушке. Нельзя так! Я этого не понимала, конечно. Пока папа был жив, мне казалось, что и море по колено будет всегда, и мамины запреты – дело десятое. Есть, ведь, кому заступиться. А потом папы не стало. И я устроила маме такое, что до сих пор вспоминать стыдно.
— Плохо себя вели?
— Ой, да не то слово! Она меня с фонарями и собаками искала по всему городу. Я решила тогда, что птица вольная – куда хочу, туда лечу, и баста! Гуляла напропалую, на школу вообще забила, а на мамины слезы отвечала всегда скандалом. Мне почему-то казалось, что она виновата в том, что папы не стало.
— А это было не так?
— Конечно, нет! Папа болел. А я была настолько занята собой, что этого даже не замечала. А потом мама отправила меня к бабушке на лето. Это сейчас я понимаю, что она это сделала для того, чтобы я не видела, как папа уходит, а тогда восприняла, как предательство. Ведь я даже попрощаться с ним не успела…
Собеседница Леры хлюпнула носом, но тут же задрала его повыше, гоня от себя слезы.
— Я так злилась на нее! Ты себе не представляешь! Готова была сделать что угодно, лишь бы она плакала так же, как плакала я! А она терпела. Не ругала меня, не спорила. Только спрашивала, приду ли я домой ночевать и что мне приготовить. На мои крики и ругань не реагировала. И это так бесило! Мне хотелось, чтобы она накричала на меня, отругала хорошенько, вправила мозг на место и сказала, что не я одна такая. Что она тоже близкого человека потеряла. Но мама этого так и не сделала. И даже когда я пришла и сказала, что выхожу замуж, возражать не стала. Мне было всего-то восемнадцать. Глупая совсем, ничего о жизни не знающая девчонка…
— А теперь?
— А теперь мне почти тридцать. И я очень хорошо понимаю свою маму.
— Почему?
— Наверное, потому, что сама мамой стала. И теперь понимаю, как это страшно – иметь детей.
— Почему страшно-то? Мы что, монстры?!
— Нет. Мамы бояться не детей, а за детей. Этот страх – он иррациональный.
— Какой?!
— Непонятный, необъяснимый. Логике не поддающийся. Вот я держу сейчас сына на руках, а мне страшно. Я боюсь за него. Как бы не заболел, не стукнулся нечаянно. Хочу, чтобы он вырос хорошим человеком. И того, что этого может не случиться, боюсь больше всего на свете! Понимаешь?
— Кажется, да…
— Вот, видишь?! Значит, и ты будешь хорошей мамой когда-нибудь. Как и твоя мама.
Женщина зашептала, запела что-то, баюкая наевшегося малыша, а Лера задумалась.
Она вспомнила, как поругалась утром с мамой, собирая вещи. Та настаивала на том, что нужно взять с собой ветровку. Мало ли, дождь пойдет! А Лера из вредности упрямилась. Какой, мол, дождь, если лето на дворе?!
А еще она вспомнила, какую истерику закатила маме, когда ушел два года назад отец. Кричала, топала ногами, обвиняла во всем случившемся маму… А та только смотрела на Леру потемневшими, совсем чужими, глазами, и молчала. Лера даже не догадывалась тогда, насколько ей больно. Поняла только после того, как узнала, что у отца, в новой семье, будет другой ребенок.
И тогда больно стало уже Лере. А мама… Что мама? Мама была рядом. Помогала с домашкой, старалась отвлечь. Даже на аниме-фестиваль пошла вместе с дочерью, когда узнала, что все подруги Леры отказались от приглашения, решив вдруг, с какого-то перепуга, что аниме – это уже немодно. Лера тогда страшно обиделась на них, а мама сказала, что толпа – это дело не надежное. Куда ветер дует – туда и тянется. А еще сказала, что нужно всегда иметь свое мнение. И если тебе что-то нравится, то вовсе необязательно ждать, пока другие это одобрят. Можно вообще не дождаться.
Они здорово повеселились тогда на фестивале. Мама даже кусочек манги нарисовала сама, чем несказанно удивила Леру, которая даже не подозревала, что она на такое способна.
А потом был очередной взбрык, когда Лера решила, что уходит жить к отцу. Мама тогда уговаривала ее перестать встречаться с Митькой Седовым из десятого «А». Говорила, что он старше и нужна ему вовсе не Лера, а кое-что другое. Лера же и слышать ничего не желала. Наябедничала отцу, поплакала, и попросила к нему на постой, даже не подозревая, насколько больно это может ранить маму. В тот момент она об этом совсем не думала.
А мама… Снова промолчала. Собрала ее вещи, попросила отвечать на звонки, и передала отцу привет. Лера тогда так завелась! Она ожидала чего угодно! Скандала, истерики, пощечины, наконец, но никак не холодного:
— Иди! И слушайся папу.
Митька оказался мерзавцем. Встречался сразу и с Лерой, и с Машкой из девятого «В». А когда они узнали, что соперницы, попытался стравить их между собой, чтобы полюбоваться на драку. Хорошо еще, что у них ума хватило не тешить его самолюбие. Драки не случилось. Машка оказалась умнее Леры.
— Хочешь дать ему повод еще поржать над нами? Я – пас.
— И что теперь делать?
— А, ничего! Пусть умоется! Бросить его надо. На глазах у всех. По очереди. Кто первый?
— Давай, ты.
— Заметано! Приходи на концерт посмотреть после шестого урока. А завтра, тогда, твоя очередь. Я тоже приду.
— Договорились.
Митька потом злился, но над ним смеялись. Да так, что его маме пришлось забирать документы и переводить его в другую школу. А с Машкой Лера даже общаться начала, хотя до этого они только здоровались иногда, встречаясь в школьном коридоре.
История с Митькой далась Лере непросто. И она попыталась было найти поддержку у мачехи, но та ее отшила сразу:
— У тебя мама есть. К ней и вопросы!
Лера тогда обиделась. К маме она пойти не могла. Понимала, что та обижена, а, значит, говорить, скорее всего, откажется.
Ошибалась…
Мама даже слова ей не сказала. Выслушала сбивчивые объяснения, разобрала сумку, включила стиральную машинку, и спросила:
— Есть хочешь? Давай, чайку? Я пирожные купила. И ты мне все расскажешь еще раз подробно.
— Откуда ты знала, что я домой приду?
— Папа звонил.
— И что сказал? Что я невыносима?
— Нет. Сказал, что ты домой хочешь, но идти боишься. Зря. Я не кусаюсь.
— Мам…
— Не надо, Лерочка. Все хорошо! Ты дома… Пойдем чай пить.
После этого было еще много всякого. И ссоры, и примирения. Но Лера никак не могла понять, как удается маме все время ее прощать?!
И только сейчас, глядя на то, как баюкает своего малыша совершенно посторонняя женщина, Лера вдруг поняла, что для мамы она, наверное, всегда будет немножечко такой – беспомощной, маленькой, самой родной и любимой. Ведь невозможно сердиться на младенца, когда он плачет от того, что ему больно или холодно! Вот мамы и не сердятся, когда дети вырастают и начинают чудить. А все потому, что видят в них малышей, которые кусаются не потому, что хотят, а потому, что их что-то беспокоит…
— А можно ведь просто спросить…
Лера так задумалась, что сказала это вслух. Но женщина, сидевшая рядом с ней, почему-то не удивилась.
— Нужно. Если бы люди всегда разговаривали друг с другом и слушали, что им говорят, то все было бы гораздо проще. Прости, можешь подать мне бутылку с водой? Очень пить хочется. А дотянуться я не смогу. Пошевелюсь, и он проснется. И будет плакать долго-долго. Нет уж! Пусть спит!
— Вот! – Лера достала из сумки женщины бутылку с водой, и протянула ей. – А почему вы одна?
— Муж задержался на работе. К поезду успеет. Проводит нас. Я к маме еду. Хочу ей внука показать.
— Здорово! – Лера кивнула. – Скажите, а вам не обидно было, когда мама вас выдрой называла?
— Нет, конечно! – тихонько рассмеялась женщина, стараясь не разбудить ребенка. – Она же любя…
Лера подняла глаза и увидела, как через зал ожидания идет ее мама. Каблучки босоножек выбивали знакомую дробь, и Лера невольно улыбнулась. Этот звук она могла узнать из тысячи. Сколько раз она прислушивалась в детстве к шагам родителей на лестнице в детском саду, безошибочно определяя мамины! Вылетала навстречу, прижималась носом к холодной, покрытой тающими снежинками, куртке, и выдыхала счастливая:
— Мама…
И почему-то, ей безумно захотелось повторить это. И впервые за долгое время, Лере не было никакого дела до того, как на нее посмотрят и что подумают. Она просто сорвалась с места, пролетела через зал, и с размаху обняла маму.
— Лерка! – та засмеялась, пытаясь удержать в руках стаканчики с пломбиром. – Сумасшедшая! Я тебя тоже люблю!
— Откуда ты знала, что я хочу сказать? – удивилась Лера.
— Обижаешь! Я – твоя мама!
— Ой! Точно! – лукаво улыбнулась Лера и снова обняла мать. – Прости…
— Прощаю.
— За все!
— Нельзя прощать частями. Разве ты не знала?
— Нет.
— Теперь знаешь.
— А чего я еще не знаю, мам?
— Многого. Но это не проблема. Все будет. Просто в свое время.
— А когда оно придет?
— Когда будет нужно тебе.
— А ты будешь рядом? Мне без тебя плохо!
— Всегда!
Автор: Людмила Лаврова