Пуховик Натальи грел лишь снизу. Пух его свалился, а сверху он превратился в тонкий плащик, продуваемый всеми ветрами. Там, снизу, спасали вязаные штаны и валенки, а шерстяной платок поддергивала она на плечи через рукава, чтоб не замерзнуть.
Машина, обещанная Татьяной, приятельницей по торговле, подвела. И теперь они, обставленные баулами, ловили попутки. Их баулы в одну машину поместились бы вряд ли, поэтому разошлись они в стороны, каждая – сама по себе.
Когда работала Наташа на хозяйку, этих проблем не было. Но денег Наталье не хватало – тянула одна двоих детей, и недавно в один из челночных туров поехала она сама вместе с Татьяной.
Денег больше не стало, привезенный товар ещё не был реализован, но проблем прибавилось.
Теперь товар нужно было утром привезти на вещевой рынок, а вечером собрать и увезти домой, там поднять на четвертый этаж многоразовыми перебежками, если, конечно, сына не было дома.
Недавно и она распевала в голос «Перемен требуют наши сердца», а теперь эти перемены некрасиво влезли в ее жизнь – трест, где работала она, закрылся, их сократили. Муж давно «исчез», и Наталье ничего не оставалось, как начать челночить. Хоть всегда она считала, что торговля ей строго противопоказана.
Теперь стояла она у дороги, в снежном месиве под ногами, в общем-то молодая ещё женщина, но губы ее обветрились, лицо покраснело от бесконечного торчания на рыночных сквозняках, а глаза слезились.
Машины, обдавая серым месивом, проносились мимо. Наталья старалась не смотреть на эту грязь, она смотрела на крыши домов и деревья, где снег был белым и чистым. В жизни так много этого серого месива, что лучше на него и не смотреть вовсе.
Она в очередной раз махнула рукой — ловила машину, и, наконец, возле нее остановилась грязная, как и все вокруг, иномарка.
– На Котовского подбросите за умеренную цену? – она сказала это в открытую дверь и тут же осеклась.
Она его узнала сразу. Как будто и не прошло столько лет. Кажется, что он и не изменился, а если и изменился, то лишь похорошел. Тот же серьезный таинственный взгляд, чуть поднятые брови, лёгкая улыбка на губах.
Пока́ она приходила в себя, он вышел из машины, быстро погрузил ее баулы в багажник.
Она бухнулась на переднее сиденье, поправила платок и начала искать оправдания себе – готовилась объяснять ему, почему именно сегодня выглядит она столь плохо. Ведь он-то ее тоже узнать, наверняка, должен.
Или …
Столько лет прошло. Сколько?
***
Ей тогда было двадцать два. Ее направили на преддипломную практику в старое лесничество. В Ярославле уже ждал ее Алексей, жених. Всё шло по плану: практика-диплом-свадьба.
Что могли изменить три месяца практики? Да ничего…
Поселили Наталью на квартиру в селе Семёновка к женщине в годах по имени Катерина. Она тоже работала в лесничестве, жила со старым слабослышащим дедом-свекром. Характер у Натальи всегда был лёгкий, общительный, с Катериной подружились, за дедом приглядывали вместе.
Вот и случился однажды при Наталье с дедом приступ. Упал он. Побежала к соседям за помощью, а там нет никого. А тут по улице – трактор. Махнула. Выскочил оттуда парень: красивый, высокий, взгляд серьезный и немного таинственный.
Прибежали в дом, он сильный, деда на руки подхватил и – в трактор на переднее сиденье. Следом и Наталья. Разволновалась – довезут ли деда?
Довезли до фельдшера, а там и скорая подъехала. А парень тоже в машину неотложки забирается, вместе с Натальей поехал дальше.
Только когда уж дед был под присмотром медиков, и заговорили они нормально.
Оказалось, что работают в одной организации, да и живут по соседству. Звали парня – Андрей.
Вот только вечер был поздний. Деда-то они определили, в больницу его положили, и, Слава Богу, успели вовремя. А как возвращаться? Скорая ведь обратно в село на такую даль по лесным дорогам не повезет.
– Пошли. Мать друга у меня тут недалеко живёт. Переночуем, а утром – мужики на работу, и мы – с ними.
Наталья уж поняла, что парень он нормальный, приставать не станет, но все ж засомневалась.
–Нет. Неловко. Я в больнице переночую. Утром меня подхватите. Хорошо?
–Где? На стульях этих? Не робейте. Тетя Лида хорошая. И дом у них большой. Я в сарае с Генкой лягу.
И Наталья согласилась. Андрей прав оказался – спала на высоких пышных перинах, как убитая, пока тетя Лида не разбудила ее утром. Гостеприимная женщина.
А пока завтраком ее кормила, рассказала, что была у Андрея жена, привез откуда-то, да непутёвая совсем. Сбежала, оставив ему сынишку. А он, молодец такой, помимо работы, свиней держит, мясо продает, дом строит новый. А общем, нахваливала, видимо, посчитав, что Наташа на него глаз положила.
Наталья только улыбалась. Нет, у нее есть жених – без пяти минут инженер, молодой и перспективный. Она и сама – молода, амбициозна, и разведённые мужчины с детьми ее вообще не интересуют.
Но стала она после того случая встречать Андрея часто. То на лесосеке, то в столовой, то просто по соседству на улице. Катерина его знала хорошо, деда из больницы тоже вместе с ним домой вернула.
– Нравишься ты Андрею-то. Спросила я о тебе, так покраснел, как мальчишка. А вы подходите друг другу.
– Да Вы чего? У меня ж – Лёшка.
– Ну, ведь не муж ещё. А Андрей – мужик надёжный. Вон, целую свиноферму организовал. Технику покупает. И мальчонка у него славный. Только мамка ему нужна.
А у Наташи сердце замирало. Потому что уж и она тоже везде искала Андрея глазами. Статный, уверенный, полный теплой и ровной силы, присутствие которой чувствовалось за версту. А главное – все к нему с каким-то уважением.
– А ты с Прудниковым посоветуйся, – слышала она от мужиков.
А она тут, в лесничестве, была особенной – случайно заехавшей в село истинной леди. Высокая, стройная, в летящем пальто цвета кофе с молоком, немыслимо светлом для местной мартовской грязи. Она не шла, а точно летела над этой самой слякотью и грязью. Мужики перед ней покашливали, останавливали матерное красноречие, становились чуточку солиднее.
«Женщина, Ваше Высочество. Как вы решились сюда?»
– Наташ, подождите, я подброшу.
От лесничества до села было совсем недалеко, но шел дождь, Наталья направилась к трактору Андрея.
– А с кем сынишка у Вас? – для Натальи мужчина, имеющий ребенка был уж взрослым, хоть старше ее он был на год-два.
– Чего ты на «Вы»-то? Давай на «ты». Сынишка с мамой. Соседка ещё ходит помогает ей. В садик водим. Растет…
– А как звать?
– Егорка, – в глазах отцовская любовь, – Шустрый, жуть. Только смотри за ним. Бабка воюет, – он посмотрел на Наташу, – Не нравится тебе у нас?
– Почему? Нормально…
– Ты просто погоди чуток. Сейчас подсохнет всё, зеленеть начнет. Места у нас чудесные. Речка вон … Только вот фонари не горят. Но это временно, исправим.
Они ехали по темной уже улице. Сельсовет отрезал уличное освещение, не хватало денег платить энергетикам. И этим «исправим» Андрей тоже как бы брал на себя ответственность за всё село.
Эх, разве знала она тогда, что ответственность – и есть главное качество в мужчине.
Ухаживания его стали явными. Он уже забегал к ним, навёз дров Катерине, ездил за лекарствами деду. А Наталья всё сопротивлялась своим чувствам.
Ну, никак не могла она представить себя живущей здесь, в селе. Да, в городе её особо ничего не держало, кроме Алексея да свадебных приготовлений родни. Представляла, как горько будет Лешке узнать, что нашла она себе на практике нового ухажёра, как расстроится мать из-за этого.
– Ты будешь жить в деревне? – спросит, недоуменно подняв брови.
А потом узнает, что будущий муж разведённый, с ребенком, занимается свиноводством. А значит и дочь… Её дочь, закончившая институт, её надежда…
Вечерами, когда за окном слышен был лишь лай собак да шум ветра, она пыталась представить себя с ним. Любить будет, и жалеть будет, и благодарен будет, если станет она его сынишке матерью. Это факт. И свои дети потом появятся, и будут на него похожи.
Но понимала, что от воплощения представления эти далеки – вряд ли решится она на такое. Есть же Лешка, который уж купил золотые кольца. Есть его мама, которая откладывает деньги на свадьбу, есть ее родители. Стыдно же так подводить людей.
Но в сердце шевелилось неясное и сладкое предчувствие грядущей любви. Это предчувствие и весна в сочетании туманили рассудок.
Теперь Наташе казалось, что Лешку она никогда и не любила, а вот Андрея любит по-настоящему. То, что дома ждал жених, придавало драматизма, а драматизм делал отношения ещё более романтичными.
И однажды, в момент особенного трагизма, со слезами на глазах она практически сама провоцировала близость. Что это был за порыв, она не поняла. Не то прощания с прошлым, не то прощания с этой своей новой любовью. Он отговаривал, заглядывал в глаза, но, решив, что эта близость станет для нее точкой конца тех отношений, решился.
В ее жизни это был первый опыт, но всё было так красиво, что жалеть было не о чем.
Вот только окончательного решения так и не созрело. Глупость, наивность или нерешительность? А может просто отсутствие жизненного опыта.
Но однажды возле колодца произошла одна решающая встреча. Она шла за водой и увидела беленького мальчонку.
Он цеплялся за край колодца и прыгал, карабкался. Ситуация опасная. Если залезет на колодец, может в него и угодить. Наталья прибавила шаг.
– Эй, ты чего это? Не надо туда лезть, можно упасть. Где мама твоя?
Она огляделась. По дороге почти бежала девушка. Этакий невзрачный серый воробушек. Мальчик сердито посмотрел на схватившую его за плечи Наталью, вырвался и бросился в юбку девушки с плачем-жалобой.
– Он чуть не забрался, а я …
– Егорка, не плачь, нельзя ведь. Знаешь.
Девушка посмотрела на неё как-то грустно, не слишком дружелюбно, кивнула.
– Не уследила я. Убежал. Спасибо.
Она взяла мальчика за руку, они направились вверх по улице.
Егорка? Неужели Андреев? – кольнула догадка, и вдруг стало страшновато. Совсем чужой ребенок. Ведь к нему ещё привыкнуть надо – вон как вывернулся, шарахнулся от нее.
А потом к ней пришла мать Андрея – Клавдия. Плакала. Говорила, что Егорка привык к Галине, соседке и помощнице, бедной девушке, живущей с бабкой без матери, что Галина любит Андрея, и всё меж ними было хорошо, пока не приехала сюда она – разлучница.
Наталья моргала глазами в недоумении– такого она никак не ожидала. Она – разлучница? Да это Андрей чуть не разлучил ее с женихом! Она считала себя стороной пострадавшей, а оказалось, что стала причиной чьей-то трагедии.
Как умолял ее Андрей остаться! Не уезжать. Провожал на вокзале, говорил и говорил, что мать с Галиной насочиняли себе, нафантазировали. Что Галина вовсе ему не пара. Так и было. Тихая, бесцветная, рядом с ярким и рослым Андреем, Галина терялась, будто уходила в его тень.
– Она молчаливая, словно навек смущенная, – характеризовала ее Катерина, – Совсем они не пара. А вот вы…
Но Наталья была обижена. И слышать не хотела, что она вклинивается в чью-то историю. Нет, у нее своя история будет. Городская. Все сомнения вмиг улетучились, Андрея она уже не слышала – она возвращалась к жениху.
Так и стоял на перроне: клетчатая рубаха с засученными рукавами, широкие плечи опущены, меж бровями – горестная складка, взгляд потухший. Таким и вспоминала его она потом долгие годы.
Ревела под стук колес в вагоне.
Такая вот вышла трехмесячная преддипломная практика.
Но молодость лечит. Она шла вперед, не оглядываясь. Вышла замуж за Алексея, завертелась жизнь семейная.
**
Она бухнулась на переднее сиденье, поправила платок и начала искать оправдания себе – готовилась объяснять ему, почему именно сегодня выглядит она столь плохо. Ведь он-то ее тоже узнать должен.
Или … Она изменилась очень. Поправилась, губы обветрены, пуховик этот несуразный, платок…
Столько лет прошло. Сколько?
Шестнадцать. Да, прошло шестнадцать лет.
Поначалу ехали молча.
– Ну, и погода, – сказала она, когда встречный автомобиль обдал водой из лужи.
– Это тут, в городе. А за городом хорошо, чисто. И дороги на удивление расчищены.
–Вы оттуда?
–Да мотаюсь туда-сюда. Дела.
–Спасибо, что взялись подбросить, а то нас машина сегодня подвела. Я-то обычно с машиной, но вот сегодня. Я оплачу…
Он повернул к ней голову, взглянул своим таинственным взглядом обиженно, и она поняла – узнал.
– Привет, – сказала она тихонько на всякий случай.
– Здравствуй, Наташа!
– Узнал, значит? А я думала уж забыл давно.
–Не забыл, – взгляд серьезный на дорогу.
И где-то под ребрами у Натальи защемило, заныло от воспоминаний: его голос, руки, взгляд. Стало жарко, она сняла с головы шерстяной платок.
– Как поживаешь, Андрюш? – выдохнула.
Он немного подержал паузу. Видимо, тоже стряхнул нахлынувшее оцепенение прошлого.
– Я? Да неплохо, в общем. Кручусь. Время такое. Ты вон тоже.
– Работаешь там же? В лесничестве? – отвлекалась, хотела перевести разговор на общих знакомых.
– Не-ет, – улыбнулся, – Его уж нет. Развалился с перестройкой. Да я и не работал там. Давно ушел. На себя работаю.
– Да-да. Сейчас это лучше всего. Вот и я … Ферма у тебя? – она вспомнила, что Андрей держал свиней, продавал мясо.
– И ферма, и фирма, и торгуем тоже. Мясная продукция.
–А … Сейчас все торгуют.
И тут вдруг Наталья вспомнила, как на этикетке колбас увидела знакомую фамилию — ООО «Прудников». Тогда улыбнулась, решила, что совпадение.
– Погоди. Так колбасы, котлеты «Прудников» твои что ли?
– Ну, можно сказать и так. Не вкусные? – посмотрел на нее с грустной улыбкой.
– Да нет, – ответила растерянно, – Мама моя за ними специально ездит. Надо же… Не ожидала.
А он заговорил, как будто оправдываясь за такой успех.
– Да сначала кустарно начали. Ферму расширил, мяса много было. И рабочей силы – тоже. Народ же без работы остался. Вот и поехали по чуть-чуть. А потом уж и фабрику построили, и магазины взяли.
– Молодцы. А ты один или с кем-то?
– Команда. Ну, хозяин-то я. А так… Разве справишься в одиночку? Кстати, многие из Семеновки – со мной. Вот на область вышли. Теперь не только тут торгуем.
– Ясно.
Наталье стало неловко от этого контраста. Она – в свалявшемся пуховике, валенках с калошами, когда-то городская леди в светлом пальто, и он – деревенский парень-тракторист, теперь успешный бизнесмен. Они как будто поменялись местами.
– Как сынишка?
Андрей улыбнулся.
– Трое.
– Трое детей?
– Да, три сына. А у тебя?
–Сын и дочка, – ответила Наташа, и отёрла пот со лба.
– Егор в армии. В горячей точке был. Извелись мы. Галка поседела даже. Но вот весной возвращается, Слава Богу. Средний – в техникуме, а малой – в пятом классе ещё.
Галка … Галка … Значит женился всё ж он на этой серой мышке.
Так хотелось сейчас сказать о том, как жалеет она о своем тогдашнем побеге! Так хотелось! Столько раз уж пожалела! А теперь, увидев его…
Алексей мужем оказался никчёмным. Поначалу всё ещё держалось как-то, пошел работать по инженерной своей специальности. Они даже уехали во Владимирскую область, начал он довольно перспективно, дали им служебное жилье. Дети были маленькими, трудностей много, но всё преодолимо.
Вскоре начал он конфликтовать на производстве, метаться с места на место, выпивать. Жилья они лишились, переехали к свекрови. А потом и вовсе Алексей загулял. Со свекровью тоже не заладилось.
Наташа терпеть больше не могла, подала на развод и перебралась к своей матери. Отца ее, защиты и опоры, тогда уже не стало.
Так хотелось рассказать ему все, поведать, что жалеет она. Но она сказала другое:
– А мой старший – в десятом. Дочка –восьмиклассница. Бежит время.
– Да, бежит.
Они молчали. О сокровенном, о самом важном обоим хотелось поговорить очень, но каждый думал, что важным это является лишь для него.
Шевельнулось у Натальи чувство вины перед Андреем. Но тут же вспомнила его плачущую мать, Галину – им-то как раз она уступила. Хоть тогда просто угнетала обида и какая-то наивная гордыня – мол, не нужен мне никто.
– А ты как? – спросил он как будто вскользь.
– Я-то? Да как видишь. Сократили. Вот начала на себя работать, – она убрала волосы за ухо, – Но трудно одной.
– А муж? Алексей, кажется?
–Помнишь? Надо же.
–Так я, Наташ, ведь и невестой тебя видел. Ездил, как дурак за вашим кортежем до самого кафе.
– Что? – она обернулась резко.
– Да. Мне тетя Катя сказала за день до свадьбы. Дескать, «успокойся ты, хватит тоски, свадьба у нее завтра». Я прыгнул в машину и поехал в чем был. А ты счастливая такая. Не стал я показываться. Вернулся домой и Галке предложение сделал.
–Ох… Господи! Если б знала я…, – она сидела опустошенная.
– Тогда только б испортил я всё. Нет, ты, правда, очень счастливая, красивая и взволнованная была.
–Да, наверное. Свадьба для девушки – событие важное. Только недолго я такая счастливая была. Через пять лет мы разошлись, я к маме с детьми вернулась.
– Жаль, – кивнул он.
–Да я привыкла, – храбрилась Наталья, – Оказалось, я довольно сильная женщина. И сама многое могу. Дети одеты – обуты, учатся хорошо. Старший на следующий год в медицинский поступать хочет. Нормально всё. А торговать вот так приходится, в валенках, да. Там сквозняки на этом рынке, жуть. Место у меня такое, понимаешь, со всех сторон продуваемое, но и продаваемое. Хорошее, ходовое, держусь за него.
Хотелось показать ему, что не всё так уж плохо у нее, как могло показаться. Не всё. И пусть нет такого успешного бизнеса, как у него, но ведь и не бедствует.
А Андрей слушал со складкой меж бровей и молчал.
– А твоя семейная жизнь как? Галя как поживает?
Он пожал плечами, казалось, думал о другом, перестраивался.
– Галя-то? Так нормально. Она ж … Хлеб печет.
– Хлеб? Сама?
– Ну, сначала-то и сама. А теперь … «Русскую печь» знаешь? Магазин и кулинарию.
– Конечно. Правда, редко там бываю. Разок, может, и была. Так она…
–Да. Она там хозяйничает. Для неё построил. Хороший хлеб у нее выходил, вот и сделали.
А Наталья вдруг вспомнила. Как-то затянула ее в эту «Русскую печь» подруга по рынку, хлеб нахвалила. И пока в очереди стояли, показала ей хозяйку: миниатюрная деловая женщина с короткой стрижкой под мальчика, довольно симпатичная, в белом плаще с розовым небрежно свисающим шарфиком. Тогда ее лицо показалось Наталье отдаленно знакомым. Тогда ещё подумала – откуда у такой молодой и маленькой столь серьезные возможности?
Теперь всё встало на свои места.
– Это где-то здесь, да? – они подъезжали, Андрей выглядывал адрес. Наталья пришла в себя.
–Следующий, следующий квартал.
Но тут Андрей припарковал машину, выскочил.
А дальше она смотрела на него, как во сне: он в распахнутой дубленке подбегает к зелёному ларьку с надписью «Цветы». Возвращается с шикарным букетом хризантем. Он открывает ее дверцу и кладет цветы ей на колени в серых вязаных штанах.
Наталья смотрит на цветы, и белые шапки расплываются у нее перед глазами. Она быстро утирает слезы. Ведь только что утверждала, что она сильная женщина.
А потом он помогает ей с баулами, доносит до квартиры, подъезд –исписанные стены. А она растерянно прижимает цветы к груди.
– Зайдешь? – наверное лучше, чтоб он отказался, потому что, возможно, не убрано. А ещё дома сейчас, как на рынке, сплошной разложенный по углам товар – коробки, узлы. К тому же там мама, с вопросами в глазах и на языке.
Ну и пусть бы… Только б согласился, увидел бы и понял, и пожалел…
–Нет, Наташ, поеду. Дел сегодня много, – он взял ее за запястье, подержал его пару секунд, как будто прощаясь.
А потом побежал с лестницы быстро.
Окликнуть? Рассказать?
И Наталья, глядя ему в спину, вдруг поняла – ему сейчас ещё тяжелее. Он простился, они не увидятся больше. И от этого открытия, ей вдруг стало легче.
Она затащила сумки в квартиру.
Тут же на пороге появилась мама: вопросы, проблемы, новости семейства. А Наталья не слышала, на запястье всё ещё чувствовала его руки. Она стащила валенки, понесла их на батарею, делала всё по инерции, по привычке.
Мать ходила за ней по пятам, вещала новости, не замечая, что дочь не слышит.
Уже когда Наталья переоделась, села к столу, спросила:
– Мам, а помнишь ещё перед свадьбой я говорила тебе о парне с преддипломной моей практики? Ну, ухаживал тогда за мной в Семёновке … Фермер начинающий. Помнишь?
– Да, припоминаю. А чего?
–Ты мне тогда сказала, что-то типа: «ещё не хватало в деревне жить да свиней разводить».
– И правильно сказала. Была б сейчас – в навозе.
– Я встретила его сегодня.
– Встретила? И где ж?
– Да неважно. Мам, продукция «Прудников», которую хвалишь ты – это его продукция. А жена – хозяйка «Русской печи». Вот так…
Мама застыла с чашкой в руках. Потом тихонько поставила ее на стол, в глазах мелькнула боль. Чуток помолчала, а потом, успокаивая себя и дочь, произнесла:
– Так ведь разве судьбу выбирают? Если б можно было, люди подрались бы.
И стало Наталье жаль мать.
– Ладно, мам. Живём же. И нормально живём. Вот я сегодня два костюма продала и три куртки. Прорвёмся. Не унывай!
– Вот и верно. Знать бы, где упадешь, так соломки б подстелил. Вот и верно …, – но всё ж новость эта удручила ее, ушла мать в свои думы.
Вскоре вернулся сын. Высокий, статный, взгляд серьезный и немного таинственный. Сейчас Наталья ещё больше видела, как похож он на родного отца.
И как поверила тогда вся родня, что трехкилограммовый ребенок мог родиться семимесячным? Но поверили, никаких сомнений ни у кого не возникло. Наталья не похожа была на легкомысленную.
Сын сел за стол.
– Мам. Только ты не ругайся. Я на работу устроился – в конный клуб. За лошадьми ухаживать будем, оплата сдельная. Не бойся, – затараторил, глядя матери в глаза, боясь разгона, – На учебе это не отразится никак. Клянусь, ма…
Наталья вздохнула. Ещё вчера возмутилась бы. А сегодня…
– Давай, Андрюш. Ты взрослый уже. Любой труд – дело благородное и нужное. Да и деньги тебе потребуются. Я не против.
И он счастливо заработал ложкой, косясь на мать: что-то изменилось в ней, а вот что – было непонятно. Но так хорошо было от этого материнского доверия.
А Наталья никак не могла уснуть. Она не плакала, не горевала, нет. Какое-то странное состояние овладело ею.
Она смотрела на белые хризантемы, думала о судьбе, о сегодняшней встрече, о том, что каждому из них надо идти дальше, входить в новый, следующий период своей жизни отдельно друг от друга.
Тогда их встреча разделила ее жизнь на две части: до встречи с ним и после. Вот и сейчас было точно такое ощущение.
И у обоих впереди, в судьбе, ещё и сюрпризы, и возможности для счастливых перемен. Они больше не увидятся, а все равно будут каким-то образом влиять друг на друга.
Всё, что случается, имеет причину.
Вот и сегодняшняя встреча дана ей для осознания чего-то очень-очень важного.
***
Пишу для вас… Ваш Рассеянный хореограф
Пропащая
Татьяна старалась не слушать, что говорит её мать, но обидные слова долетали и били в самое сердце. Так ножи в руках искусного метателя всегда достигают цели.
— Пропащая! Не даром твой брак развалился. А я говорила, чтобы ты не связывалась с этим Игорем! Позор на мою седую голову!
Оправдываться Таня не собиралась да и не могла. Перед мамой она всегда становилась робкой и податливой. Перечить не смела. В юности – да. Она убегала из дома, лишь бы не находиться под гнётом маменьки-тирана
. . . ДОЧИТАТЬ>