Лёшка не умел плакать. Не умел, и всё тут. Воспитательница в детском саду, поджав губы, высказывала отцу очередную претензию по поводу новой случившейся драки, а Лёшка стоял с рассечённой кузовом железной машинки скулой и лишь смотрел на взрослых своими отчаянными, «бесстыжими», как говорили в саду, глазами.

Так же он смотрел, когда утром на прогулке Виктор, этого мальчика полным именем называли и его родители, и воспитатели в группе, и дети, когда Виктор, размахнувшись, ударил его по лицу своим новым железным грузовиком просто за то, что Лёша, зачарованно глядящий на дорогую красивую игрушку, взял её в руки. Лёшка не заплакал, хотя красная струйка тут же побежала вниз по щеке, а размахнулся в ответ и ударил сильно и точно. Ударил так, как научил его двоюродный брат Паша, который однажды приезжал к ним со своей мамой.

Навигация канала

— Бей в нос, понял? — сурово наставлял он младшего. — Там сосуды близко. Как только красным захлюпают, разбегутся.

Лёша запомнил. И кулак его летел чётко туда, куда надо. Пока Виктор бился в истерике под заботливыми руками воспитательницы, нянечки и даже прибежавшей на шум заведующей, он стоял и смотрел на всю эту суету спокойно и немного удивлённо, растирая щекотливую струйку по щеке. Ранка саднила, взрослые кричали так, что Лёшке было страшно, но он всё равно не плакал.

— Вы понимаете, кто его родители? — гневно вопрошала заведующая. — Вы понимаете, что они со всеми нами могут сделать? С этого какой спрос.

«Этот» ясно смотрел на всех, стараясь не коснуться запачканной рукой чистой футболки. Спроса с него не было. Лёшка жил только с отцом. Уже давно. Маму он не помнил, её не стало, когда ему не было двух лет. Она начала болеть после родов, а потом так и не оправилась.

— Весь в свою детдомовскую мать. — шепнула нянечка. — Я с ними в одном доме живу. Она такая же отчаянная была. И этот отчаюгой растёт. И попадёт туда же, не справится с ним отец, ой, не справится.

Но отец справлялся. Сейчас Лёшка уже в седьмом классе, и они живут нормально, своей маленькой мужской компанией. Отец никогда не ругает Лёшку. Не жалеет, конечно, особо тоже, ну а чего его жалеть? Крепкий, здоровый, одет, обут, а что без матери, так в жизни всякое бывает.

Отец однажды женщину приводил. Лёшка помнит, как она смотрела на него, разглядывающего её, как какую-то диковинную, пахнущую запахом цветочно-пудровым жар-птицу. Она смотрела на Лёшку с брезгливостью, словно на блохастого, с текущими глазами котёнка, найденного во дворе, которого отец тогда велел Лёше отнести назад. Вот так смотрела она на мальчика.

И отец, хоть и суровый, но неглупый человек, тоже это заметил. И женщина исчезла из их дома вместе со своими чудными сказочными ароматами, красивыми, ухоженными волосами и холодным презрительным взглядом. Больше отец не пытался найти Лёшке маму. Последние два года поговаривали, что ходил на соседнюю улицу к одной какой-то, но Лёша старался разговоры такие не слушать, потому что жизнь их шла как обычно.

* * * * *

В школе Лёшка считался середнячком. Не то чтобы был на плохом счету, нет. Скорее, вызывал настороженность у педагогического коллектива. Мало ли чего можно ждать от парня, который без матери растёт, и отец которого на работе пропадает сутками. Его бы до девятого дотянуть, недолго осталось. А там пусть идёт в техникум какой-нибудь по рабочей специальности и пополняет ряды простых работяг, каким всегда был его отец. Они, говорят, сейчас зарабатывают поболе, чем те, что с высшим образованием.

Так бы и доучился он, вопреки опасениям. Но однажды Игорь Шумилов, чем-то похожий на того Виктора в садике, опустил на стул свою модную кожаную сумку и сказал, ни к кому особенно не обращаясь:

— А у нашего Лёшеньки, кажется, скоро появится мачеха.

Класс, никогда не обращавший на Лёшку особого внимания, насторожился. В их мирном сонном школьном коллективе, в котором ничего такого не происходило, это было событие.

— Чего мелешь? — Лёшка повернулся к нему всем корпусом, посмотрел мрачно и прямо, как смотрел всегда.

— Ну, это как посмотреть. — В глазах Игоря блеснул нехороший огонёк. — Просто ты, Лёша, даже не представляешь, какой сюрприз тебя ждёт.

— Захлопнись. — Посоветовал Лёшка, которому совершенно не нравился этот разговор. — Не знаешь, лучше молчи.

— Не знаешь ты. — Парировал Шумилов. — Ни того, что твой отец жениться собрался, ни того, на ком, ни ещё кое-чего…

— А ну прекрати!

Лёшка удивлённо перевёл взгляд на говорившего. На говорившую, точнее. Настя Колесникова. Она очень нравилась Игорю. Все это знали. А он ей, кажется, не очень, ну, или девочка просто не подавала виду, потому что общалась с ним, как и со всеми остальными, ровно, Игоря никак не выделяя. Лёшка в эти дела не лез. У него давно была своя дворовая компания мальчишек постарше, таких, как двоюродный брат Паша.

— Прекрати, Игорь.

Его губы скривились в непонятной усмешке:

— А что?

— Ничего. Это не твоё дело. Зачем лезешь?

— Зато твоё, да?

В это время пришла учительница, перепалка прекратилась, но по классу время от времени пробегал шепоток, ребята косились на ничего не понимающего Лёшку, а Игорь весь урок просидел с видом таинственным и всезнающим.

На перемене Лёшка сам шагнул к нему, хотя обычно, следуя наставлениям отца, ни в каких конфликтах старался не участвовать.

— Начал — говори.

Ребята с жадным любопытством подошли ближе.

— Тебе не понравится. И ещё кое-кому. Игорь упивался всеобщим вниманием.

— Говори. Лёшка смотрел, не отрываясь, не опуская глаз, словно гипнотизируя одноклассника. Выдержать этот взгляд было трудно, и Игорь растерянно моргнул.

— Да ладно.

— Нет, не ладно.

— Не надо, Лёша! — Снова Настя. Надо же, «Лёша», даже не Смирнов, по имени.

Игорь тоже это заметил.

— Лёша теперь? — Процедил он. — А ты знаешь, Лёша, что твой отец к её матери ходит? И жениться на ней собирается! А вы как теперь, как брат и сестра будете? Или тоже…

Прозвучало это недвусмысленно и грубо настолько, что Настя изменилась в лице и бросилась бежать по коридору, а Лёшка… Лёшка ударил, не раздумывая и не опуская глаз. Голова Игоря мотнулась в сторону, алые капли разлетелись фонтаном.

— Смирнов!

К ним спешила завуч Вера Анатольевна. Её урок следующий. Лёшка не стал ждать. Забежал в класс, схватил со стула сумку и рванул на первый этаж, к выходу. Хорошо, что уже тепло, и не надо в раздевалку за одеждой. Растолкав малышню, у которой уроки недавно закончились, выскочил из школы.

* * * * *

— Как ты меня нашла?

Он, не оборачиваясь, знал, кто стоит у него за спиной. Лёшка сидел на остатках стены старого кирпичного завода. Сюда почти не ходили, разве что ребята из любопытства лазили иногда, и Лёшка давно выбрал для себя это место в качестве укрытия.

— Я знаю, что ты сюда ходишь.

— Следила?

— Нет, просто знаю.

— А про отца тоже знаешь? Давно? — Он обернулся.

— Давно. — Настя потупилась. — С Нового года где-то. А встречаться они начали ещё раньше. Твой папа маму как-то с родительского собрания проводил. Помнишь, поздно закончилось. Ну и… Лёш, я тоже сначала не знала, правда. Они у моей тёти встречались. Твой папа к нам никогда не приходил. А потом мама мне рассказала. И спрашивала, не против ли я буду, если они… Ну, соберутся жить вместе…

— А ты?

— Я сказала, что не против. Мне Сергей Иванович нравится. А мама… Ей трудно одной. Плохо без мужчины в доме.

Она сказала это рассудительно, по-взрослому, словно маленькая женщина, сама прошедшая через трудности.

Лёшка молчал. А что тут скажешь? Он ничего не знает о жизни своего отца, только то, что тот работает, готовит еду, стирает и заставляет его, Лёшку, делать уроки и убираться. Иногда берёт с собой на рыбалку в компанию своих друзей. Лёшка всегда считал, что так и должно быть, и совершенно не задумывался о том, что отцу может чего-то не хватать, или быть трудно или плохо, что ему тоже хочется обыкновенной семейной жизни.

Но у них ведь тоже семья. Пусть без мамы, но семья. Хотел разозлиться на Настю, но злости не было. Лишь недоумение и непонимание того, как жить дальше. И, наверное, страх. Страх того, что вдруг он теперь окажется ненужным, лишним в новой жизни отца.

— Почему он мне ничего не сказал?

— Боялся. — Настя села рядом. — Думал, что ты против будешь. Мама рассказывала, что твой папа приводил к вам одну женщину с завода, они работали вместе. Но не получилось ничего. Что вы с ней не поладили.

— Она и не пыталась. — Лёшка дёрнул плечом. — Смотрела на меня, как на таракана какого-то, который ползает у неё под ногами. Наверное, прибила бы тапком, если бы не ушла от нас.

Он замолчал и уставился на опускающееся за горизонт солнце, пытаясь пережить и осознать услышанное. И вдруг почувствовал, что Настя легонько гладит его руку.

— Лёш, ты когда убежал, Вера Анатольевна кричала, что тебя из школы гнать надо, что вот оно, началось. А что началось? Игорь сам виноват. Ты прости, что я разревелась и убежала. Просто… Так противно стало. Он не понимает ничего, а говорит… Я вернулась почти сразу.

Её голос звучал сочувственно и виновато, а пальцы оказались тёплыми и мягкими, и Лёшка вдруг почувствовал, как стало больно в носу, словно это не он, а его ударили, и глаза обожгло горячим и влажным. Лёшка не умел плакать. И всё же…

Он вырвал у Насти руку, вскочил и, отвернувшись, уткнулся лицом в старую кирпичную кладку. Плечи вздрагивали, а горячее и щиплющее продолжало вытекать из глаз. Настя больше не пыталась подойти. Только произнесла совсем тихо:

— Ну, Лёш.

Слёзы закончились так же внезапно, как и начались. Он вытер глаза рукавом, подхватил с земли обе сумки, свою и Настину, и протянул девочке руку:

— Идём.

А на следующий день стоял перед директором и матерью Игоря спокойно, не отводя взгляда.

— Вы посмотрите! Вы только посмотрите на эти бесстыжие глаза! — Шумилова заламывала руки, взывая к школьному руководству. — Покалечил человека, и хоть бы хны! Я дойду до министерства образования. Это же сущий бандит растёт.

Отец стоял и мял в руках кепку. Он отчего-то всегда робел в школе, хотя в обычной жизни отличался суровостью и невозмутимостью.

— Выйди, Смирнов. — Скомандовала присутствующая там же Вера Анатольевна. И когда Лёшка вышел, продолжила. — А вам, Сергей Иванович, мы настоятельно рекомендуем перевести Алексея в другую школу. Не надо, чтобы этот конфликт усугублялся. Ваша личная жизнь — это ваше дело, но когда это затрагивает благополучие детского коллектива, лучше сразу принять кардинальные меры…

* * * * *

— Настюха, привет!

— Привет, Лёш! Спасибо, что встретил.

— Да мне не трудно. Чего вас в вашем институте допоздна держат?

— Никто не держит. Мы просто к концерту готовились. Там соревнование между вузами, вот и не хочется ударить в грязь лицом.

Они болтают и держатся за руки. Тогда, после разговора в кабинете директора, состоялся другой. Отец всё же пересилил себя и, запинаясь, тщательно подбирая слова, попытался объяснить всё Лёшке.

— Не надо, пап. — Попросил он. — Я всё понимаю. Переведи меня в другую школу.

Отец перевёл. И Настя первого сентября встала на линейке рядом с Лёшкой. И сели они в новом классе за одну парту. Никто ничего не сказал. А к зиме родители съехались. Регистрация была скромной, только свои. В новой школе никто их не доставал, дружат и дружат, чего здесь такого. Потом Лёшка в техникум ушёл, как и прочили ему. А Настя после школы поступила в институт.

— Слушай, Лёш, а как твоя Лидочка? Не обиделась, что ты за мной пошёл?

— А чего ей обижаться? Я звал. Она сама с Маринкой в кино захотела. Пусть. Тем более, я эти мелодрамы терпеть не могу. Кстати, этот, со второго курса, не лез к тебе больше?

— Не лез. Кажется, понял, что с моим братом шутить не стоит.

Настя смеётся, а Лёшка с удовольствием смотрит на неё. Их детская дружба не переросла в юношескую влюблённость. У него Лида есть. В техникуме познакомились. Вот там совсем другое. У Лиды такие глаза, что у Лёши внутри переворачивается всё. А Настя… Этот, со второго курса, потащил её в какую-то компанию. Там парни напились. Хорошо, что Настюха позвонить догадалась. Уж Лёшка популярно объяснил всё этому павлину. Не сунется теперь.

Так они шли и болтали о разных вещах, как вдруг Лёшка насторожился.

— Настя, слышишь?

— Нет. — Девушка посмотрела на него с удивлением.

— Там. — Он махнул рукой в сторону кирпичного завода. За эти годы район разросся, рядом появились новые дома, но остатки строений и старый забор торчали бельмом на глазу города.

— Стой здесь. Я сейчас. — Лëшка выпустил Настину руку и быстро свернул в проулок.

Их было двое. Один, глумливо смеясь, прижимал девушку к остаткам кирпичного забора, второй, чуть в стороне, вертел в руках женскую сумочку, предвкушая предстоящее развлечение. Лëша не стал раздумывать. Одним ударом отправил на землю первого, рванул за воротник куртки и развернул к себе другого. И уже когда Лёшкин кулак взлетел снова, и тот заорал, Лëша узнал его…

— Только посмотрите на его бесстыжие глаза. — Кричала мать Игоря Шумилова. — Конечно, что путного могло вырасти из этого мальчишки. Он и в детстве был таким же. Правильно, что вы арестовали его. Жаль, поздно.

— Подождите, гражданочка. Смирнов Алексей у нас здесь в качестве свидетеля. Это как раз ваш сын с приятелем напали на несовершеннолетнюю с целью совершения преступления.

— Вы ему поверили? Да он готов…

— Не ему. Вот показания жертвы и свидетелей. Девушка, например, сразу полицию вызвала.

— Мой сын избит!

— Ну, разбитый нос избиением назвать трудно. А вот если бы вашего мальчика не остановили, и он довёл начатое до конца, то, поверьте… На зоне таких не любят.

На Лёшиной с Лидочкой свадьбе, когда Настя подошла после родителей поздравить его, такого спокойного и сдержанного, то обняла и шепнула.

— Лёшка, какие же у тебя сегодня глаза!

— Бесстыжие? — Так же тихо пошутил он.

— Счастливые, глупый. — Улыбнулась девушка. — Пусть они у тебя всегда будут такими.

— Пусть. — Согласился Лёшка.

И сморгнул что-то тёплое и почти незаметное. Потому что плакать от счастья иногда может даже тот, кто не умеет.

Автор Йошкин Дом