Света отвернулась от всех, раскрыла холщовую сумку, достала вязаный свой кошелек с молнией. Она связала его сама. Так захотелось пересчитать оставшиеся деньги, что не удержалась, заглянула в кошелек прямо здесь – в автобусе. Конечно, считать было неудобно, но итог огорчил.
Точно – денег до зарплаты не хватит.
Она вздохнула, убрала кошелек, задумчиво посмотрела за окно. Капли дождя на стекле, как слезинки, а к окну прилип небольшой кленовый листок. Света положила на листок свою ладонь, как будто хотела отдать листу частичку своего тепла. Стекло было холодным, запотевшим.
А в голове звучал голос Караченцова:
В путь-дорогу птицам пора —
Птицам снится юг.
Жёлтый лист кленовый вчера
Сел в ладонь мою.
Кто-то мне пусть скажет в ответ:
— Ничего такого здесь нет, —
Жёлтый лист, как птица, вчера
Сел в ладонь мою.
Светлана завернула шарф. Она замёрзла. Наверное, внутри нее было также прохладно и безотрадно, как за окном, потому что вдруг жалко стало этот листок – оторванный, как и она, от дома, от близких, на холодном стекле. И совсем не знает он, что с ним будет дальше. Наверняка, унесет его ветер-хулиган под ноги городским прохожим, и будет он нещадно затоптан.
Наверное, осень — больше сезон души, чем природы.
В автобус ввалилась группа молодых ребят и девушек, они кричали друг другу, шутили, смеялись, получали замечания от пассажиров, но опять смеялись.
Один из них обнимал девушку, они стояли совсем рядом со Светланой, парень держался за поручень с обеих сторон от девушки, наклонялся над ней, вот-вот поцелует. Девушка в модной шапке-трубе, сапожках-дутиках, с завитушками кудряшек на висках. Она покосилась на Светлану.
– Ну, Виталь. Смотрит…, – шепнула, показала глазами.
Парень мельком глянул на Свету, повернулся спиной.
Светлана чуть отошла от них, таких ярких и счастливых. Посмотрела на кончики своих коричневых сапог, длинное мешковатое пальто, поправила очки и вязаный берет. Наверное, она похожа на старуху. Надо будет связать себе такую трубу. Но это не главное, главное – продержаться до зарплаты.
Она вышла на своей остановке. Влажно пахнуло ветром – хорошо. Дождь кончился, вечерело. Она направилась к дому. Под ногами шуршали опавшие листья. Винный, чуть горьковатый запах перебродившего сока исходил от них.
Света посмотрела вверх на закатное осеннее небо с фиолетовыми прожилками, на темнеющие грачиные гнезда. Осень…
Далеко впереди по тротуару шли парни, один в бушлате – военный. Вдруг парень, одетый в зелёную куртку, зашёл на газон, подхватил из кучи осенних листьев охапку и подбросил листву вверх. Он снял шапку, поднял лицо, листья сыпались на него, а он просто стоял. Он был коротко стрижен, но даже отсюда было видно, что парень рыжеволосый. Странная была эта картина – они все стояли молча, смотрели на него. Но Светлана устала, ей хотелось скорее дойти до дома тетки и, не раздеваясь, упасть в постель.
Ветер забирался под пальто, рвал шарф. Она втянула голову в плечи, смотрела вниз. Шагала и шагала.
И вдруг … Возле бордюра, там, где рассыпана куча собранной прежде листвы, Светлана увидела лежащий толстый темно-коричневый бумажник.
Она оглянулась назад, вперёд. Парни уже свернули, поблизости – никого. Лишь вдали и на той стороне улицы – прохожие. Она тихонько присела, подняла бумажник и сунула его в угол холщовой сумки. Бумажник тяжело упал на дно –вероятно, он был полон.
Это спасение!
Наверняка, бумажник тех парней. Надо бы, конечно, отдать. Но догнать их уже невозможно, а поворот в проулок, где жила Светлана, уже вот – совсем рядом. Она ещё помедлила. Могут вернуться. Но никто так и не появился.
А в голове черная мысль – хоть бы не вернулись! Хоть бы…
По дороге она не удержалась, раскрыла сумку, залезла туда рукой, нащупала бумажник, заглянула… Ого-го! Непонятно какие купюры, но их там очень много – целая пачка.
Стоп… Она остановилась посреди тротуара. Что она делает? Бумажник не ее, человек потерял крупную сумму, а она радуется. Она теперь уже решительно достала бумажник, открыла его: деньги, точно больше сотни, когда ее зарплата составляла шестьдесят рублей, и это с подработками на мероприятиях. Ни чеков, ни старых билетов, ни проездных, которые обычно носят в кошельках. Где искать владельца?
В милицию Светлана идти не собиралась. Очень надо… Заберут себе, и никого не найдут. Она немного задержалась на центральной улице, ещё посмотрела вдоль и уверенно повернула в свой проулок.
И да …Радостное ощущение пело внутри – проблема решена, вернёт долг тётке, купит картошки себе на вечера и пару новых толстых тетрадей. Тетради ей были нужнее картошки. А ещё… Ох, сколько планов сразу…
***
Ее тётка Лида была жёлтая, мешковатая и крикливая. Только с теми, кого она старалась задобрить, говорила больным шепотком и подбирала ласковые жалобные слова. А кого недолюбливала, на того кричала постоянно, и крик этот был плаксивым.
Своих детей у нее не было, да и личная жизнь никак не складывалась. А у ее сестры – Зинаиды, матери Светы, детей шестеро. Правда, это в сумме от двух мужей. Мужья не задержались, давно растворились. Последний, когда Зинаида носила под сердцем шестого своего ребенка.
Этого шестого и забрала поначалу Лидия.
– Давай уж, возьму у тебя малого. Чего реветь-то? Чай уж выращу одного -то. А тебе всё полегче, а то чем кормить -то будешь эту ораву? А я все при продуктах.
Лидия давно была работницей общепита. Работала в заводской столовой.
– Во-озьми, во-озьми, Лидочка, иначе ведь сдохнем.
Уезжая, Лида дала сестре денег. Вроде как оплатила ей мальчонку. А уже через месяц писала ей письмо, что Серёжу вскоре вернет:
«Не понять тебе меня, Зина, но в городе с ребенком куда труднее, чем у вас в деревне. Да и работу мне хорошую предложили. Отказываться от нее – дурой быть …»
Только не написала тетка Лида, что появился у нее ухажёр, и ребенок уж слишком ограничил Лидину свободу. Мальчика она вернула через пару месяцев. Ничего, довольно упитанного вернула.
Зинаида плакала, просила у сестры хоть какой-то помощи, вот и забрала через год Лидия старшую – Свету, свою крестницу. Договорились, что будет ей рабочее место в столовой – судомойки там требовались частенько. Света как раз закончила десятилетку. Половину суммы ее заработка должна она отправлять матери – помогать.
Конечно, старшая дочь в большой семье была помощницей, но и мешала Светка матери очень. Мать выпивала, водила компании, практически не работала. А Светлана пыталась мать образумить. Особо смелой она не была, матерью руководить не получалось, но свободу матери она ограничивала, смотрела сурово, отпугивала гостей.
Сначала Света обрадовалась. Жить в городе она мечтала. Конечно, мечтала учиться. Анна Ивановна, ее классная, всегда говорила:
– Учиться тебе надо, Светочка, с твоими-то способностями…, – потом добавляла тихонько со вздохом, – Только поддержка нужна от семьи. Без этого никак.
Но Светлана уж давно поняла, что дальнейшая учеба – не для нее. Столько слез было пролито в последнее время! Мать какое-то время тоже загорелась идеей учебы старшей дочери, начала откладывать деньги. А потом купила очередному ухажеру старую машину. Он прокатил ее пару раз, потом начал ремонтировать и в конце концов сжег по пьянке. Достала его ломающаяся машина.
А Света училась в школе, училась хорошо, чтоб вырваться. И вот вырвалась.
Однако уже через полгода тетке Лиде она тоже прискучила. Ушел кураж. На теткины забавы смотрела она исподлобья, была довольно упряма, жила своей непонятной тётке жизнью.
– Чего смотришь? Чего? – кричала она, – Вытащила тебя, устроила, а никакой благодарности. Ты ноги мне целовать должна! А она смотрит, как волчонок. Ясно, почему мать тебя ко мне отправила – открестилась.
Тетка выделила ей комнату, отделила полку в холодильнике и сказала, что должна будет отдавать с зарплаты она ей десятку ежемесячно. Понятно, что оставшихся денег Светлане бы не хватило, если б не столовская работа. Завтракали и обедали они в столовой, да и домой перепадали продукты – с голоду не умрешь. А учитывая полупустые полки в магазинах, отсутствие самого необходимого – работа в большой столовой, более чем на тысячу человек ежедневного обслуживания, выручала очень.
Поначалу Светлана чуралась брать продукты домой, но вскоре поняла, что это здесь в порядке вещей. Да и не протянула б она без этого. Есть в жизни моменты, когда совестливость размывается окружающими социальными обстоятельствами.
Подружилась Света с котломойщицей – тетей Полиной. Правда годилась она ей в бабушки, но жалела Светку очень. Тетку ее – злющую Лидку тут знали все. Не повезло девчонке ни с матерью, ни с тёткой. Странно, как сама в семействе этом нормальной выросла… тоненькая веточка. Вот ведь – бывает.
***
В этот день тетка разошлась особенно. Она болела, зарплату получила грошовую, а племянница «не слушала умных людей» – опять из столовой принесла три пирожка и литр молока, тогда как Лида таскала сумками.
– Ты думаешь, я много ворую да? Думаешь я ворую? Да там повара и начальники машинами вывозят! Дура ты, дура!
В общем тетка требовала денег. Насчитала пятнадцать рублей долга. Она прибегала на половину Светы, кричала, махала руками, гнала вон из дома. Уехать сейчас Света не могла – были причины.
Она забралась с ногами на кровать, отвернулась к ковру, пыталась перетерпеть этот теткин порыв гнева, но не выдержала, вскочила на ноги, выдернула из чужого бумажника пятнадцать рублей и положила перед тёткой на кухонный стол с хлопком.
– На! Но из столовой я беру только то, что дают. Не буду воровать!
– А я ворую, да? Весь день горблюсь там, так, что ноги горят и не имею права взять кусочек мяса? Так что ли? Да я…
Она продолжала кричать, а Света, растирая виски, зашла к себе в комнату. Нет, это надо как-то вынести… надо …
Воровкой, считай, назвала тетку. А сама? Разве не вытащила сейчас деньги из чужого кошелька? Чем она лучше?
А в голове уже планы на эти чужие деньги. Тетрадок чистых взять, колготки новые, а то шитые-перешитые уже эти … А ещё… А ещё очень хотелось купить дутую карточку Наташке, сестре. В восьмой класс ходит девчонка, стесняется своей убогой одежды. Летом все разговоры у нее о джинсах да о платье-сафари. Мечты. Одноклассники уже гарцуют в кроссовках «Адидас», а у Наташки даже обычных туфель нет. Ладно… туфли потом, а вот куртку на зиму надо ей купить обязательно. И теперь это возможно. А сама она и в сером своем пальто перезимует, вот только ниток надо купить и «трубу» эту модную себе связать.
От мыслей о реальной возможности осуществить все эти желания Светка даже простила тётке ее доносящиеся ворчания, у нее поднялось настроение, и она запела себе под нос:
– Кленовый лист, кленовый лист,
Ты мне среди зимы приснись…
Светка подошла к кровати и выдвинула из-под нее большой деревянный ящик. Достала тетради и книги.
Да-аа …тетка даже не догадывалась, о том, что в ее доме живёт студентка-заочница. В этом году Светлана втихаря от всех поступила в пединститут на факультет начальных классов. Как? Она и сама не поняла как…
В автобусе услушала разговор двух женщин. Они были не молоды, приехали поступать на заочное отделение в пед. Конечно, Светлана знала, что в Костроме есть пединститут – прямо за центральными рядами, ближе к Волге. Но никогда в том районе она не была.
Она просто пошла прогуляться. Потянуло. Прошла мимо памятника Сусанину, мимо зданий общежитий. И вдруг на одном из корпусов увидела плакат: «Приемная комиссия». Посетители входили и выходили свободно. Зашла в здание по высокой широкой лестнице и она.
Тогда она была без документов, но на следующий день сразу после работы вернулась, привезла аттестат, паспорт, написала заявление на заочное отделение факультета начальных классов. И сама не понимала, что двигало ею в тот момент.
Кто позволит ей учиться? Кто разрешит? Ох, если узнает тетка!
Сочинение написала на 4/3, расстроилась. Уже решила, что не поступит. А потом вдруг два устных экзамена сдала на «отлично», и один на «хорошо». Она поступила. Нужно было сообщить на работу, но пока она делать этого не стала. Она очень боялась тётку. На консультации записалась на вечернее время, готовилась самостоятельно, просиживая вечера в Ленинской библиотеке. Тетке сказала, что просто читает там книги. До сессии ещё было время.
Света мечтала о том, что закончит вуз, станет учителем. Света грустила, понимая, насколько нелегко ей это будет сделать. Вот и сейчас потратила лишнее она именно из-за учебы. Нужно было приобрести методички, тетради, купить пару книг. Непонятно было – зачем учителю начальных классов учить марксизм, но она и его зубрила. Она готова была учиться самостоятельно, как никто другой, выполняла и пунктуально носила и сдавала контрольные, консультировалась и учила дальше.
Вот только после очередной консультации позвали сокурсницы в кафе. Не отказалась. А потом собирали деньги на День рождения куратору. Потому и считала она в своем вязаном кошельке последние копейки.
Не рассчитала. А ведь это только начало.
Зато теперь… Теперь у нее сокровище – в бумажнике она насчитала почти двести рублей.
***
На следующий день после обеда в их столовой проходило грустное мероприятие – поминки.
Груз 200. Поминали после похорон воина-афганца – молодого парня. Процентов на восемьдесят в столовой собрались мужчины. Тут были и холёные чиновники, хорошо, даже очень, одетые. Были и военные, и парни в потёртых курточках с похмельными глазами, женщины в чёрных платках, грустные девушки, двое мужчин на колясках.
Света ходила по залу, помогала, как официантка. Это была подработка. За подобные мероприятия платили им отдельно.
И вдруг в дверях мелькнуло что-то знакомое. Оглянулась: парень в зелёной куртке с рыжей головой… Он раздевался, а рядом с ним снимал бушлат худощавый солдат.
…ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ >