Никто Светлану ни в чем не обвинял, но она зарделась, руки ее задрожали, она чуть не уронила тарелку с супом. Они … Это определенно те самые парни. Пока шла до раздачи, чуть остыла. А чего собственно ей бояться? Никто не видел, что бумажник нашла она – за это она готова была ручаться. Да и не факт, что бумажник потеряли именно они.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Она взяла себя в руки, ещё быстрей и аккуратнее начала двигаться по залу.
– Тарелки убираем…
– Давайте я! – утопила она почти вымытую тарелку в раковине, ее как магнитом тянуло в зал, особенно в тот край, где сидели те парни.
За столом произносили речи, поминали погибшего. Долго говорил седой старик в медалях. А потом встал тот рыжий.
– Мы девять месяцев воевали с Сашкой бок о бок, дружили. Сашка родом из Костромы. Обещал, когда отвоюем, поедем на Волгу. На моторке обещал, на рыбалку…с отцом, все дела…., – он опустил голову, сглотнул ком, потом посмотрел куда-то в сторону, от стола, – Мы приедем. Я точно приеду к вам, Игнат Иваныч и Ольга Павловна. Приеду без Сашки, сам приеду.
Из-за стола встал ещё один парень:
– И я … Я тоже приеду.
– И я, – встал третий, – Мы помогать будем, денег пришлём, писать будем, как Сашка писал, а потом вернёмся.
За столом повисла тишина, а потом женский голос тихо произнес:
– Вернитесь, сынки. Только обязательно вернитесь!
И это было так трогательно, так печально. Светлана решилась. Нет, нельзя вот так затаиться и проплыть мимо всего этого…нельзя. Бумажник был у нее с собой, в кармане юбки под белым халатом, потому что она всё ещё не верила в свое счастье, боялась, что с нее спросят деньги в любую минуту, а в сумке в гардеробе оставить его побоялась.
Вот только как быть? Пятнадцать рублей там не хватало. Но это не беда. Она признается, она готова была разрыдаться, объяснить все в столовой, покаяться перед тёткой, чтоб вернуть эти деньги.
Минут через десять, когда за столом повис гул разговора, когда все распались в общении на группы, она подошла к рыжему, постучала его по плечу. Он обернулся, меж бровей – складка.
– Мне Вас спросить надо. Давайте отойдем.
Он кивнул, поднялся из-за стола. А за ним следом потянулся и худощавый солдат. Света шла в подсобку, парни – за ней.
– Помочь чего? – спросил рыжий.
Взгляд его был открыт, он решил, что позвали их что-нибудь перетащить.
– Нет, – Света резко встала, – Ребят, вы ничего не теряли?
Они переглянулись.
– Мы? Мы друга потеряли…, – ответил рыжий чуть разведя руки.
– Да нет-нет, – качала головой Света, – Я имею в виду … вы вчера ничего не теряли случайно на улице?
– Где?
– Теряли, – ответил солдат, кивнув, – Деньги вчера потеряли.
– Аа…, – вспомнил рыжий, – Но это далеко…
– Где? Где и сколько? – Света спрашивала строго и настойчиво.
– Так, – наконец он понял, – Да мы и сами не поняли где, то ли в автобусе, то ли на центральной этой улице, как ее…Калинина, кажется. Бумажник, а там… Ох. Беда у нас, – поднял он больные какие-то глаза на Свету, – Мы ведь собрали денег, когда ехали сюда. Вся рота, да и комбат добавил. Хотели Сашкиному отцу, матери … Но мы вернёмся, мы… А почему Вы спрашиваете?
– Говорите, какой бумажник и сколько было денег. Я, кажется, его нашла.
– Что? Что? – он вздохнул, и выдохнуть забыл, грудь его поднялась, замотал головой, – Не может быть… Как это – нашла?
Светлана расстегнула нижнюю пуговицу халата, достала бумажник, протянула.
– Этот?
– Он, – парень сразу взял его, заглянул внутрь.
– Только… Только там не хватает пятнадцати рублей, – говорила она боязливо оправдываясь. Вот сейчас-то и назовут ее воровкой.
Но парень, казалось, ее и не слышал.
– Девушка! Ооо! Девушка милая! Господи! Спасибо Вам огромное! Мы… Это я виноват. Но я… Спасибо Вам! – и он вдруг прижал ее к себе и поцеловал в щеку, – Вы вернули мне честное имя. Спасибо, – прошептал.
Светлана сделала несколько шагов уже вслед им, потому что они быстро пошли к своим. Они же так и не сказали, что ей делать, не договорились о возврате. Парни подошли к столу, показали бумажник. Сидящие за столом обернулись на нее, глаза удивлённые. Этот рыжий парень тут же вынул всю пачку денег из бумажника, бросив его на стол, и направился к родителям погибшего.
Он что-то шепнул на ухо отцу и сунул в руки ему пачку денег. Тот отрицательно мотал головой, но все же деньги взял, благодарил. Мать услышала разговор, заплакала.
От вида этой картины полились слезы и у Светы. Она быстро ушла в моечную и принялась мыть тарелки. На душе было и скорбно и светло.
– Ты чего это? Жалеешь, да? – сбоку смотрела на нее тетя Полина, – Да-а, жалко мальчишек. Гибнут молодыми! О-ох! И кому нужна эта война!
– Тёть Полин. Мне пятнадцать рублей надо. Где бы взять?
– Ого. Опять тетка жилы твои рвет?
– Я отдам…
– Ну, десятку дам. Завтра принесу. А больше, уж прости… Сами тянем, знаешь ведь.
– Мне бы сегодня. У кого занять можно?
– Пятнадцать? Надо подумать. Может у Катюхи есть. Спроси.
Но Катюха денег не дала, как и Антонина Петровна. Светлана следила за залом, и как только народ с поминок начал расходиться, направилась туда.
– Простите, – она очень стеснялась, но ее тут же окружили, начали благодарить, как будто она герой, – Можно? Можно Вас, – тянула за рукав рыжего в сторону, нервы ее уже были на пределе.
– Вы плакали? – заметил он, когда отошли они.
Гремели стулья, кто-то кричал, в зале шумно.
– Вы плакали?
И тут предательские слезы опять застелили глаза, и Светлана заговорила торопливо и сбивчиво.
– Понимаете. Обстоятельства. Мне деньги были очень нужны, вот и… А сегодня – нет. Я не могу отдать эти пятнадцать рублей. Вы можете прийти сюда завтра? Завтра я обязательно отдам.
– Какие пятнадцать рублей?
– Там не хватало. Там денег меньше. Я взяла оттуда деньги, я же говорила. Простите меня, ради Бога, – она держалась за грудь, а он вдруг взял ее за локти.
– Девушка! Да Вы… Вас как зовут?
– Света, – опустила она голову.
– Света… Света, да Вы что! Это мы Вам должны? Мы так благодарны. Понимаете, совсем запутались у кого этот бумажник, переругались даже. А ведь он у меня был, это я – балбес. Ничего Вы нам не должны. Мы ведь после этого ещё денег собрали, ну, кто сколько смог. Набрали ещё шестьдесят рублей, отдали родителям. Не думали уже, что найдем. Но видно есть справедливость… Есть. Спасибо Вам огромное!
– Но ведь я взяла… Взяла чужое … Украла …, – это говорила она уже себе под нос.
Он уже опустил ее локти, уходил от нее, махал ей рукой, догонял своих, ее не слышал, растворился в толпе.
И все равно сначала было горестно. Какой-то осадок от этой истории висел колючим комком стыда в груди. Ощущение, как в детстве после долгих-долгих слез. Лишь когда шла уже с автобуса домой, шагала по шуршащим листьям, вернулось чувство смирения. Сиреневой пенкой цвели сентябринки, летела паутина, а из окна одного из домов звучала популярная песня.
Снится птицам море и юг
В дымке золотой.
Жёлтый лист, доверясь мне вдруг,
Сел в мою ладонь.
Кто-то мне пусть скажет в ответ:
— Ничего такого здесь нет, —
Спрыгнув с ветки, жёлтый лист вдруг
Сел в мою ладонь …
Светлана вспоминала доброе лицо рыжего парня и улыбалась. Какой же хороший он, этот рыжий!
Эх, дотянуть бы теперь до зарплаты! – подумала следом, и вдруг поняла, что мысль эта ее не пугает. Дотянет! Она обязательно дотянет. И выучится! Она всё сможет, потому что сильная. И никакая тетка, да и мать – ей не указ. Не нужны ей чужие деньги, чужие мысли, чужие нравоучения.
Она сама вправе строить свою жизнь.
Она будет учителем, обязательно будет!
Втянула холодный свежий осенний воздух и зашагала веселей.
***
А через пару дней сильно похолодало. Дул резкий северный ветер, свистел в чердачном окне теткиного дома, сильно раскачивал ветви. Последние листья силой цеплялись за них, но и они не могли удержаться.
Но в столовой, у разгоряченных печей, у раковин с горячей водой было жарко. Светлана потянулась в окошко за грязной посудой, и вдруг ее руку кто-то поймал.
– Ой!
– Света! Не пугайтесь!
Военный! Цигейковая шапка, бушлат, погоны – две звезды… Рыжий? Конечно она подумала о деньгах, стушевалась… Может, она неправильно его тогда поняла, и деньги вернуть надо? Но у нее их просто нет сейчас. Она вздохнула.
– Я вот подумал, а почему бы не встретить Вас с работы. Вы когда заканчиваете? – он протягивал ей букет ярких кленовых листьев.
– Я? Я до …Вот посуду перемоем…, – растерянно взяла она букет.
– Я подожду, – кивнул он и пошел к двери.
Тетя Полина минут через десять шепнула.
– Да иди уже, помою я сегодня, – подтолкнула ее в спину.
Они шли по аллее парка. Было неуютно, холодно, и он затянул ее в кафе. Звали его Андрей. Они моментально перешли на «ты». Он был простым и понятным, каким-то своим. Сегодня вечером они уже уезжали, все дела их тут были завершены. Уезжали обратно – в Афганистан.
За окном, разгоняемая ветром, кружилась по сырой земле листва. Листья попадали в лужи и там затихали.
Света заметила, что и спутник ее затих.
– Грустная осень…, – сказала, чтоб что-то сказать.
– Нет. Мне нравится, – пожал плечами, – Я давно такого листопада не видел. Три года уже. Как училище мы закончили, так нас – в Афган. Нет, сначала на границу, но… Я скучал по такой вот осени. Снег у нас там бывает, а вот такой золотой осени – нет. Или мы не не замечаем там.
– И мама не видела тебя столько времени?
– Мамы нет. Она умерла давно, меня бабушка вырастила. Я вообще-то деревенский. В училище военное как сироту отправили. Бабушки не стало, когда я в училище ещё учился.
– И я из деревни. Мама есть, но…, – Светлана замолчала. Трудно объяснить чужому человеку, что отдали ее тётке, как лишнюю.
Она рассказала ему о тётке, о том, что учится на заочном в пединституте и скрывает это. Рассказала о братиках и сестричкам, опуская самое неприятное, но, казалось, он читает по глазам.
– Свет, – он вдруг наклонился, взял ее за руку, заговорил быстро, – Я вот лежал после похорон и все думал. Вообще обо всем. О Сашке… и о тебе тоже. Понял же, что проблемы у тебя денежные, а ты… И подумал о себе: вот, судьба тебе в руки подарок вручает, а ты и не видишь, дурачина. Только…, – он откинулся на спинку, – Только времени у меня на ухаживания нет. Мы же там. Мы… В общем, трудно с нами. Воюем, и когда вернёмся – непонятно.
– А я тебе писать буду, можно?
– Конечно, – расцвел он, засуетился, полез в карманы, – Я это и хотел просить. И я буду писать. Даже если письма твои не дойдут, писать буду, – он засунул руку за пазуху, достал блокнот, – Адрес, Свет.
Домой она лишь заглянула, потом бегом они помчались в военкомат. Ветер бил в лицо, но они были счастливы, молоды, сильны…полны надежд на будущее.
Потом он строил солдат на перроне, сверял, кого-то искал, а она стояла в стороне. Иногда он смотрел на нее, и этот взгляд был таким теплым, растапливал осенний холод.
Со слабым шорохом катились по перрону листья, собирались в кучи, шептались.
Что делает она здесь? Провожает любимого? Но ведь сегодня утром она ещё совсем не знала его. И все же на душе было хорошо. Теперь она не одна.
Гудок, поезд, погрузка.
– Замёрзла? Не заболей только, Светка! – он выскочил из вагона, обнял ее, прижал к своему большому рыжему бушлату, – Я вернусь.
– Вернёшься? – глупо, но слезы мешали.
– Вернусь. Я же рыжий, а рыжие – везучие. Пиши, и я… Ты теперь со мной, поняла? Ты теперь – моя девушка, и только моя.
Прорезал тонкий тягучий гудок, он вскочил на подножку. Вагоны едва уловимо тронулись …
Света стояла на перроне, мимо нее мелькали вагоны, глухо дышали шпалы, стучали колеса на стыках рельс. А потом все резко стихло, последний вагон уплыл в сумерки вечера.
Как и не было…
Она потёрла виски обеими руками, как будто просыпаясь от сна, шмыгнула, поежилась и направилась на остановку. Сунула руку в карман пальто, что-то нащупала там – достала двадцатипятирублевую купюру. Оглянулась на пути… Когда успел?
Она зажала деньги в кулак, прижала к груди, как будто было это обручальное кольцо, опустила голову и заплакала.
Капли дождя на стекле автобуса, как слезинки, а к окну опять прилип небольшой кленовый листок. Света положила на листок свою ладонь, как будто хотела отдать листу частичку своего тепла. Стекло было холодным, запотевшим, а листок не потерял своего очарования.
Очень скоро и он получит свой первый робкий поцелуй – на нем растают снежинки.
А в голове звучала любимая песня:
Век моих усталых коснись,
Тихий сон даря.
Заплутавшей птицей вернись
В стужу января.
Кто-то мне пусть скажет в ответ:
— Ничего такого здесь нет, —
Безрассудной птицей ВЕРНИСЬ
В стужу января.
Приснись, приснись,
Рыжий лист кленовый…
Автор Ваш Рассеянный хореограф
Благодарю Ирину В. за историю семьи