— В город-то с матерью поедете завтра за платьем, аль нет? – Борис Иванович, поймав взгляд сына, пожал плечами.
Нежные какие все! Что ни скажи – все не то!
— Поедем, дядя Боря. С утра. Чтобы времени не терять. А то дел еще столько, что, боюсь, не управимся мы к свадьбе.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
— Да куда денетесь! – Борис Иванович придержал деревце, которое аккуратно опускал в ямку Сашок.
— Правильно, батя! – Сашок переглянулся с Верой. – По мне, так любое платье хорошо. Разве это главное?
— И это тоже, сын! – внезапно посерьезнев, ответил Борис Иванович. – Мы с твоей матерью женились – не до платьев было. Она родителей только-только схоронила и совсем одна на белом свете осталась. Я – мать свою. Какая там свадьба… Расписались, да и дело с концом. А она мне потом призналась, до чего ей обидно было, что фату тогда так и не примерила. Не так много праздников у женщины в жизни, сын. И свадьба из них наособицу. Понимать надо! Так, дочка?
Вера только кивнула в ответ. Она уже видела себя в белом платье и пышной фате. Конечно, с Сашком она и в стареньком сарафанчике готова была в загс сбегать, но если есть возможность не лишать себя наряда, то почему бы и нет?
Тонкие ветки двух клёнов, посаженных рядышком, тянулись к осеннему, по-особенному прозрачному, синему, словно глаза Веры, небу.
— Вырастут они… И мы вместе с ними…
Знала бы Вера, что ждет ее впереди…
Утро встретило ее прохладой и скорым, будто заблудившимся, дождиком.
— Только бы на свадьбу хорошая погода была! – смахнула с лица холодные капли Вера, сбегая с крыльца.
— Дочка, погоди! – окликнула дочь Наталья. – Я, кажется, кошелек дома забыла! Отцу на доски деньги отдавала, да забыла в сумку положить. Подожди меня у калитки.
Метнулась Наталья в дом, прогнав от себя нехорошую мысль, что возвращаться с порога – плохая примета. Схватила кошелек, лежавший на столе, глянула зачем-то в окно, ища глазами дочь, и обомлела.
У калитки, рядом с бледной, словно полотно, Верой, стоял Валентин.
— Ох, беда! Да когда же это он вернуться успел?! – кинулась к дверям Наталья. – И как назло, ни отца дома, ни Сашки!
Она не успела.
Вылетела за калитку как раз в тот момент, когда Валентин ухватил Веру за косу, развернул к себе, и вогнал ей под ребра нож.
Наталья, потом вспоминала, что не видела ничего вокруг. Только глаза Веры, синие-синие, словно небо, и такие же спокойные. Будто знала ее девочка, что ее ждет…
— Не смей!
Валентин оглянулся, и Наталью словно отбросило от него. Не было ничего человеческого в его взгляде. Сама тьма глянула на Наталью и усмехнулась нагло ей прямо в лицо.
— Я предупреждал…
Опомнилась Наталья, кинулась к дочери. Голыми руками схватилась она за лезвие ножа, с невесть откуда взявшейся силой, и вырвала его из рук Валентина. Отпихнула в сторону душегуба, и подхватила дочь:
— Верочка! Родная моя! Держись!
Бежали к ней люди.
Кто-то кричал, кто-то крутил руки уже не сопротивлявшемуся Вальке, а кто-то рванул в правление, где был один из немногих в поселке телефонов. Фельдшер накануне уехал на именины к тетке и оказать помощь Вере было попросту некому.
Больше суток провели в больнице родители Веры, Саша и его родные. Не обращая внимания на косые взгляды, молились, обнявшись, матери, сурово хмурились молчаливые отцы, а Саша сидел, прислонившись к стене и глядя в одну точку, не слыша ни вопросов, обращенных к нему, ни слов утешения, которыми старались поддержать его сменявшие друг друга односельчане. Он готов был отдать все, что угодно, лишь бы Вера выжила и клял себя последними словами за то, что не уберег свою любимую.
— Не надо, сын! – Борис, присел рядом с Сашей. – Ты не виноват! От судьбы не уйдешь. Станет Верочке лучше от того, что ты с ума спятишь, думая о том, как могло бы быть? Нет! Вот и возьми себя в руки! Ей сейчас все силы наши нужны будут! И твои – в первую очередь!
— Пап… Я не могу ее потерять…
— Даже не думай! – повысил голос Борис, не обращая внимания на то, как зашикали на него медсестры, спешащие куда-то по коридору. – Будет жить Вера! И свадьба у вас будет! Главное, верь, сын!
— Как?
Боли в голосе Саши было столько, что Борис ничего другого не придумал, как обнять сына, баюкая его, словно маленького.
— Надо верить, сынок… Надо…
Операция была сложной и долгой. Вера выжила.
Но о свадьбе пришлось на время забыть. Восстанавливалась девушка с трудом. Сидела у окна, смотрела на мокнущие под дождем клёны, и молчала. Ни Наталья, ни Саша, ни подружки не могли разговорить ее и вытащить из того нигде, куда Вера будто провалилась в тот самый миг, когда Валентин сказал ей:
— Не моя? Значит, и ничья будешь! Я не отступлюсь!
Ей больше не было страшно. Ей было никак. Она понимала, что слова Валентина были не пустым звуком. И сколько бы лет ни прошло, он вернется. И сделает все, чтобы ее жизнь превратилась в настоящий ад. Потому, что отобрать он ее уже пытался. А раз уж не получилось, то сделает все, чтобы Вера никогда не была счастлива. И как знать, не пострадает ли в следующий раз кто-то из родных, пытаясь остановить его? На ладонях Натальи остался шрам после того, как она отобрала нож у Валентина. Но сколько таких отметин осталось на сердце матери, не смогла бы сказать даже она сама.
И только Вера чувствовала, что нет больше покоя в семье. Словно кто-то украл всю радость и весь свет, который царил в их доме.
— Мама, я уехать хочу.
— Куда это, Вера?! А свадьба как же?!
— Не будет свадьбы.
Вера говорила настолько спокойно и ровно, что Наталья перепугалась.
— Что ты такое говоришь, девочка моя?! Как это не будет?!
— Неужели ты не понимаешь, мама? Он вернется. Отсидит свое, и вернется. Я не за себя, а за Сашу боюсь. Неужели ты не понимаешь?
Наталья задохнулась, пытаясь найти ответ на то, что терзало душу ее дочери, но его попросту не было.
— Нельзя всю жизнь в страхе жить, Верочка! Нельзя так!
— Вот, я и не хочу. К тете поеду. Она меня примет.
— А Саша как же?!
— Я люблю его, мама. Поэтому, и уезжаю.
И снова отец вез Веру на станцию ночью.
Она не плакала. Молча смотрела в окно, прощаясь со своим детством, юностью и не состоявшимся счастьем. Отец не тревожил ее. Наталья все объяснила мужу, и, хотя с решением дочери тот не согласился, отказывать ей не стал.
— Поезжай. Поживи с теткой. Успокоиться тебе надо.
Одного она не учла. Того, что Саша, в отличие от родителей, принимать ее решение наотрез откажется.
На пороге квартиры Вериной тетки он появится уже на следующий день. Вера даже чемодан разобрать не успеет.
— Думала, что вот так просто отпущу тебя? – обнимет он свою невесту. – С ума сошла?!
— Саша, пожалуйста…
— С чего ты взяла, что я позволю тебе кого-то бояться?! Домой, Вера! Жениться, а потом жить долго и счастливо! Я обещаю тебе, что никакой Валёк к тебе на пушечный выстрел не подойдет! Даже близко!
— Если бы все было так просто, Саша…
Вера плакала чуть ни впервые после нападения, отпуская боль, копившуюся в душе все это время.
— Что это за любовь такая, Верочка, если от нее бегать надо, когда страшно? Ерунда получается?
— Ерунда…
— Вот и нечего! Сначала платье тебе купим, а потом – домой! Там родители с ума сходят.
Белое платье Вера все-таки надела. И фату ей прикалывали к прическе по очереди мать и свекровь. Наталья, разревевшись, не смогла справиться с этим сама, и приказала мужу сбегать за матерью Саши.
— Давай, ты! На счастье.
— Ну-ка, прекращай сырость разводить! Нос распухнет! И Веру до слез доведешь. Да, дочка?! Повернись-ка! Пусть мамка твоя красоту по новой наводит, а мы тут сами управимся.
Фотограф суетился рядом, снимая то Веру, то гостей, то, зачем-то, дом и двор, до тех пор, пока Вера не подозвала его и не шепнула что-то на ухо.
Зашумели гости, встречая жениха, ахнули и засуетились матери, поправляя наряд невесте, и свадьба пошла своим чередом. Кроме одного момента.
Выйдя за калитку, Вера потянула за руку Сашу.
— Постой-ка! Давай, сфотографируемся возле наших клёнов.
— Как хочешь, Верочка. Только, они совсем некрасивые еще. Ни одного листочка на них нет.
— Все будет, Саша! – спокойно ответила Вера, впервые после операции улыбнувшись так, как улыбалась когда-то своему соседу по парте – открыто и весело. – Все будет!
Это фото Вера первым повесит на стену в новом доме. Тоненькие, как прутики, клёны со временем вымахают ввысь, подарив двору Веры такую желанную летом тень, и будут радовать ее красками каждую осень.
Затопочут в доме детские ножки, даря радость всему семейству, и жизнь снова научит Веру улыбаться.
Она не забудет, конечно, того, что случилось. Да и роды дадутся ей совсем не просто. Но ради того, чтобы стать матерью снова, она пойдет на риск. И двое детей – мальчик и девочка, так похожие на Сашу, подарят ей тот стимул, которого так не хватало.
И когда на ее пороге, много лет спустя, появится странный человек, в котором Вера с трудом признает Валентина, страха в ее сердце не будет.
— Зачем пришел?
— Тебя повидать.
— Повидал?
— Ну!
— Вон пошел! И не смей являться мне на глаза. Ты же сидевший. Знаешь, что мне ничего не будет, если я тебя вот так же, как ты меня когда-то. Скажут, что в состоянии аффекта была. Даже если я и сяду, то Саша меня дождется. Но это будет малая плата за то, что никогда не видеть тебя больше!
— Дети у тебя… — Валентин кивнет на окна Вериного дома.
И она сделает то же, что сделала когда-то ее мать. Шагнет к нему, посмотрит прямо в глаза, а потом прошипит, словно рассерженная большая кошка:
— Не смей! Раздавлю!
Валентин попятится, но Вера остановит его, схватив за грудки.
— Слушай меня внимательно. Ты сегодня же уберешься из поселка! А если посмеешь остаться, то всю оставшуюся жизнь, которая, уж поверь, будет совсем короткой, будешь ходить с оглядкой. Не тебе, огрызок, меня теперь пугать! Понял?!
Вера оттолкнет от себя Валентина с такой силой, что тот не удержится на ногах. Сядет со всего маха на землю, и уставится на ту, кого так желал когда-то.
Перед ним будет уже не девчонка, которую он дергал когда-то за косички. И не та девушка, которая испуганно прижалась к калитке, ища защиты родительского дома, когда он пришел, чтобы заявить свои права на нее.
Нет!
Перед ним была женщина, которая точно знала, что за ее спиной семья. Дети, которых нужно уберечь от страха, муж, которому стоит только узнать, что ее обидчик снова появился в поселке, чтобы свершить свой суд, и родители, которые пойдут на что угодно, лишь бы защитить ее.
И может быть впервые в жизни Валентин испугается.
Что он увидит в глазах Веры? Что заставит его встать на карачки и чуть ни ползком выбираться с ее двора, а потом улепетывать по улице, боясь даже оглянуться? Никому и никогда он не расскажет об этом. Но в тот же вечер он уедет из поселка, чтобы никогда уже больше не вернуться туда.
А Вера плюнет ему вслед, глядя, как спотыкается, убегая, тот, кого она так боялась все эти годы, а потом обнимет свои клёны:
— Вот и все…
Она постоит еще какое-то время, прижавшись щекой к теплой коре, нагретой за день солнцем, а потом, услышав странный шорох, вскинет глаза, пытаясь разглядеть сквозь листву то, что творится на крыше.
— Ах, сорванцы! Ну, я вам устрою! Слезайте сейчас же! Отец крапиву-то вдоль забора не выкосил пока! Ужо я вас!
Звонкий смех станет ей ответом, и Вера, вдохнув, потопает к забору.
А что делать? Растут дети…
Автор: Людмила Лаврова