Автобус остановился в центре, пассажиры видели, что Дарья едет не одна, поэтому разобрали вещи, и проводили женщин до самого дома.
— Ну вот мы и приехали. Ехали, ехали и приехали, — Дарья даже поклонилась у ворот своему дому. Был он невелик, разделен на две половины, которые соединяла между собой большая русская печь с лежанкой.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Пришли соседки и с плачем кинулись к Дарье, сообщая тревожные вести, спрашивая, как там, стоит ли Москва. Дарья наспех рассказала, что знала, познакомила с Соней, сообщив, что это беженцы.
Но прозорливых соседок не проведешь, сразу поняли, что Дарья привезла новую «супружницу» того самого лектора и тихо разошлись.
Соня разглядывала убранство, не зная, как себя вести.
— Ну вот, тут мы и будем жить. Ты в горнице с ребятишками, а я здесь.
Дарья с удовольствием заглянула в огородик, вспомнила, как весной ворчала на саму себя, что много посажено, одна ведь теперь, без матери, значит и огород не нужен. А теперь рада была, что будет осенью урожай – семья-то прибавилась.
— Баню растоплю, — сообщила Дарья. – Ух, как хочу я в нашу баньку, и ты сполоснешься, и деток помоем, только тебе в жаркой нельзя.
Соня сидела, опустив руки, дети жались к ней, она пыталась убедить себя, что теперь будут жить здесь и ждать Дмитрия.
— Ну чего такая? Устала? Приляг, вон кровать — твоя теперь она. Или болит чего?
— Да вроде нет… но как-то штормит что ли…
— Так это от дороги, шутка ли – столько суток.
Дарья растопила печь, несмотря на то, что было по-летнему тепло. – Я счас, я быстро, картошечки поставлю, а ты если хочешь, сходи в огород, нащипли там луку, ребятишек зови, пусть посмотрят, им теперь раздолье – вон сколько места.
— Я бы убрала, да не знаю, где и что находится, — растерянно сказала Соня после обеда.
— Вон вода, вон чашка – бери и мой. Хоть какое-то занятие. И за детьми смотри, а я в районную управу, покажусь перед светлые очи начальства.
— Так уже вечер, там и нет никого, — сказала Соня.
— Там они все, до ночи будут сидеть… глянь, на улицах мужиков меньше, это ведь на фронте уже, пока мы ехали сюда.
Дарья взглянула на свою баньку, и предвкушая, как растопит ее, как будет нежиться в тепле, смывая дорожную усталость, вышла за ворота. Шла она торопливо, будто боялась опоздать.
Подойдя к самому зданию, увидела, что и тут еще народ. Местные парни и мужчины постарше тихо обсуждали последние новости.
— И чего они тянут? – возмущался молодой паренек. – Пока рассматривают, решают, война закончится, не успею и до фронта доехать.
— Погоди, на твой век еще хватит, — сказал мужчина постарше, и достал кисет.
— Ничего, накрутим им хвоста, будут знать, — слышались разговоры.
Всё это Дарья слышала, но не останавливаясь, прошла мимо, поздоровавшись со всеми.
— Мельникова, ну наконец-то… где тебя носит? – спросил председатель райисполкома Матвейчук Михаил Гаврилович.
— Так вы же меня сами отпустили, помните? Я в Москву ездила…
— А явиться когда должна была? Еще на прошлой неделе.
— Ну виновата, вот и пришла повиниться, у меня там… ну как сказать, эвакуированные у меня дома…
— Откуда? У нас еще ни одного человека в районе из эвакуированных.
— А я привезла, дома у меня. Женщина молодая, двое детей… ну и сама она в положении…
— Где ты их взяла?
— Долго рассказывать. Вот их документы, можете убедиться.
— Ладно, с этим сама там как-нибудь… Помощь если нужна, то поможем… хотя нынче наша задача помогать фронту.
— Я готова!
— В общем так, пиши объяснительную, почему вовремя на работу не вышла. Это первое. Хотя нет, первое – это госпиталь. В нашем доме культуры теперь будет эвакуационный госпиталь. А поскольку ты директор дома культуры, значит тебе и действовать.
Дарья не робкого десятка, уже и бомбежку видела, но здесь испугалась не на шутку. – Михаил Гаврилович, я же… у меня ведь только училище за плечами и работа на культурной ниве, я с медициной… ну никак.
— С медициной – это докторам. Тебе организационные моменты. И срочно. В общем, освобождай, сгружай куда-нибудь лишнее, готовь помещение под тыловой госпиталь, наводи чистоту… хорошо бы побелить там, освежить…
— Понятно. Когда надо?
— Вчера. Действуй, Мельникова, действуй. Если помощь нужна, обращайся, но чтобы на следующей неделе все было сделано. – Сказал он и только теперь посмотрел ей в глаза, немного успокоившись. – Ты вроде как из Москвы… как там?
— Бомбят. В Можайске сама видела налет. Уезжали, все работали, но слышала, предприятия к эвакуации готовили.
— Вот то-то и оно, — согласился председатель райисполкома, тяжело вздохнув, — у них там фронт, а у нас тут. И чтобы тот фронт выстоял, надо чтобы наш фронт, вот здесь, — он стукнул кулаком по столу, — стоял и не дрогнул. Вот тогда и победим. – Он снова посмотрел на нее. – Ладно, Дарья Даниловна, не надо объяснительную, не до бумажек нынче, и так понятно, по какой причине опоздала.
Из районной управы она сразу пошла в дом культуры, хорошо, что это недалеко. Взяла ключи у сторожа и открыла помещение, обошла все закутки, записала в тетрадку, куда и что убрать, наметила, кого привлечь для этой работы, и когда вышла, на улице уже смеркалось.
Вернувшись домой, все-таки растопила баню, поскольку понимала, в ближайшие дни будет совсем не до бани.
Мылись почти ночью. Дарья заметила, что посуду Соня убрала совсем не туда и не так, как это делает она сама. Но ничего не сказала. Потому что, по сравнению со всеми событиями, это были сущие пустяки.
Мальчишки после бани сразу уснули. Но Соня не могла спать.
— А-аа, поняла, там сейчас еще рано, вот и не спится тебе.
— Я постараюсь, — сказала она. – А ты где ляжешь?
— Ой, да найду, где. Да вон хоть на печку залезу. Да и кровать матушкина есть, я ее как заправила, так и стоит.
***
Весь следующий месяц Дарья пропадала в доме культуры, который стал теперь тыловым госпиталем. Вся тяжесть организационной работы легла на её плечи, в том числе, и помощь для работы медперсонала.
Большая нагрузка легла на районную больницу, ставшую базой для госпиталя. А начальник нового медучреждения появился в первые же дни, это был пожилой мужчина, успевший выйти на пенсию, а теперь снова оказался в строю. Невысокий, лысеющий, он ходил на больных ногах, не показывая окружающим свои проблемы. Говорил тихо, но строго, в Дарье видел почти спасительницу и всегда обращался не иначе как «голубушка, а не могли бы вы…», ну, а дальше следовала его просьба насчет дополнительных коек, постельного белья и другого материального снабжения.
Она не отказывала, хотя совершенно не знала, где еще можно взять то, о чем просит Григорий Матвеевич. Шла в райисполком, шла по дворам, ехала в город, одним словом «выбивала» самое необходимое.
Соня тем временем осваивалась и сидела с детьми. К тому же после дороги она неважно себя чувствовала, и Дарья смотрела на нее с тревогой. Она открыла все шкафы, показала все полки. – Вари, готовь детям, не сидите голодными, там вон картошка, ее бери, а эту я на семена оставила, чувствую, придется еще пояса затянуть, не на одну зиму растянется.
— Ты разве думаешь, что это надолго? – спрашивала Соня, наивно хлопая ресницами и ее маленькое личико выражало неподдельное удивление. – А как же Дима? Он ведь должен приехать за нами.
Дарья, и без того уставшая, терпеливо отвечала: — Митя делает сейчас то, что должен, вот сейчас он правильный выбор сделал, он теперь в первом строю.
Но даже спокойный голос Дарьи не мог привести в чувство беременную Соню.
— Ты так спокойно говоришь… тебе его совсем не жалко?
— Соня, он ведь мужик, как ни крути. А тебе детей надо пожалеть, — она подошла к плите, — ну говорила же, в кашу тыкву добавь, детей корми… а у тебя снова всё подгорело… Разве я не рассказывала, как надо сделать?
— Я все так и делала.
— Вижу, не стараешься ты…
— А что ты хочешь? Я все время думаю о Диме.
— Я тоже думаю… о всех. И о вас думаю. И о госпитале думаю, и о медсестрах, что ночами не спят, обо всех думаю…
— Ты меня упрекаешь? – спросила с обидой Соня. В последнее время она становилась все больше раздражительной, все меньше придавала значения хозяйству в частном домике, и в ее комнатке снова беспорядок. – Да, я заметила, ты только о своих правах на Диму заявляешь, но ты его… ты его не любишь! И не любила… — Соня села на кровать и заплакала, мальчишки, подошли к ней и уткнулись в колени матери.
Раньше Дарья могла бы строго приказать, быстро привести в чувство, но это было раньше, а сейчас она сама была уставшая, под глазами круги от коротких ночей и невероятной нагрузки.
Она плотно сжала губы и вышла, взяла все накопившиеся за последний месяц газеты, бросила эту стопку прямо на кровать рядом с Соней.
— Читай. – Сказала она тихо. – Вот это всё перечитай. Ну? Чего сидишь? Читай, говорю, вслух читай.
— Зачем? – испуганно спросила Соня, но плакать перестала.
— Ты хоть и плачешься о Мите, а ничего дальше своего носа не видишь, ты даже не спрашиваешь меня, что там творится, как там наши воюют. А ведь к нам уже первые раненые поступают, и я вижу и слышу, что они говорят… Ну читай же.
Соня открыла первую попавшуюся газету и пробежала ее взглядом, потом остановилась на небольшой заметке и стала тихо читать. Даже дети притихли и смотрели на мать, будто что-то понимали из прочитанного.
А в сводке говорилось о боях, о потерях, о том, какие города пришлось оставить. И о подвигах тоже говорилось.
— Ну, что, поняла теперь? – спросила Дарья.
— Поняла.
— Ну вот, а ты ждешь, чтобы Дима за тобой скорей приехал…. Да я бы и рада, чтобы скорей, но видно не получится быстро… быстро только кошки… ох, свалилась на нас беда тяжелая. Ты хоть на улицу выходи, сразу заметишь, что бабы одни кругом, мужиков мало – опустел наш район… И так по всей стране.
Соня вытерла слезы, сложила газету. – Мне бы на работу, может в госпиталь…
Дарья присела рядом с ней, погладила по голове Арсения, потом Женю. – Ах вы мои, пташки, в садик что ли вас… как думаешь, Соня, справишься ты в госпитале? Может на документы тебя посадить… как насчет грамоты?
Соня сразу оживилась, в глазах появился интерес: — Хорошо с грамотой, училась я хорошо.
— Ну, значит, завтра и узнаю. А Сеньку с Женькой в детсад пора.
***
К сентябрю жизнь необычной семьи почти наладилась, если не считать тяжелых событий для страны. Женщины забирали ребятишек, кто первым освободится, и потом уже дома готовили нехитрый ужин, распределяя продукты, чтобы хватило хотя бы до весны.
Соня теперь заполняла карточки раненых в госпитале. Мысли о муже не покидали ее, она даже надеялась, что появится здесь неожиданно Дмитрий, пусть даже раненый, но чтобы как-то легко был ранен… Дарье не признавалась, иначе скажет: «снова мечтаешь».
Сама же Дарья бултыхалась в этом бурном котле, забыв о себе напрочь. Но в минуты затишья ждала весточку от Дмитрия Антоновича – она теперь даже в мыслях называла его уважительно по имени-отчеству, все-таки родину человек защищает. А то, что он остался там, защищать их всех, она не сомневалась.
Письмо от него пришло в конце сентября. Дарья принесла его, не распечатывая, хоть и был на конверте ее адрес, ее имя и фамилия, понимала, что написанное, прежде всего, адресовано Соне.
Она положила письмо на стол, и Соня поняла, что это от Дмитрия. Трясущимися руками взяла его и открыла.
— Чтобы там ни было, не давай волю страху, тебе скоро рожать, — сказала Дарья.
Ничего особенного в этом письме не было, никаких подробностей он не сообщал, Дарья поняла, что в такое время лишнего не напишешь. А сообщал он, что жив-здоров, что также на заводе работает, и просил о нем не беспокоиться. А еще много наказывал Соне, чтобы берегла себя и детей. И еще кланяется Дарье Даниловне в ноги за ее помощь, и не сомневается, что его дети и Соня теперь под защитой. А уж он, со своей стороны, будет делать всё, чтобы защитить их здесь.
— Надо написать ему! – Обрадовалась Соня и стала искать листок. Дарья сомневалась, дойдет ли письмо, тем более, что враг рвется к Москве и Можайск как раз стоит на пути к столице. Но отговаривать не стала, а вдруг чудо случится.
Это было единственное письмо от Дмитрия Кудрявцева, больше ни одной весточки не пришло. Соня с Дарьей отправили тогда ему свое послание, но не знали, дошло ли оно.
В конце октября Соня прямо на работе почувствовала себя плохо, и поскольку доктора рядом, то и рожать ей пришлось прямо в тыловом госпитале.
— Дашу, Дашу позовите, — просила она.
— Зачем тебе Дарья Даниловна? – удивился доктор. – Она же не врач.
— Позовите-еее, — кричала Соня.
И вскоре Дарье сообщили, что Соня рожает. И она пришла.
— Все хорошо будет, — взяв ее за руку, сказала она.
— Я знаю, — успокоившись, ответила Соня, — теперь точно хорошо. Ты подожди, только не уходи далеко.
— Да вот я, тут за дверью.
Кажется, Соня потеряла потом сознание, и первой, что родилась девочка, узнала именно Дарья.
Соня пришла в себя и увидела лицо Даши, скрытое маской, только одни глаза – теплые, карие глаза смотрели на нее.
— Кто? – шепотом спросила Соня.
— Светланка. Как и заказывал Дмитрий Антонович, дочка у вас с Митей родилась.
Соня прикрыла глаза, и счастливая улыбка появилась на ее лице.
Зима выдалась очень тревожной. Начиная с осени, беспокоили вести о боях за столицу. Но Соня по-прежнему ждала весточки от Дмитрия.
Всю зиму она была дома с новорожденной дочкой, мальчишки тоже при ней теперь. Весной снова попросилась в госпиталь, готова была вернуться к прежней работе. Малышку оставляли с соседкой, которая жила через дом. Бабе Мане уже за восемьдесят, но она еще могла быть нянькой, заодно и чугунок на плиту поставит, сварит похлебку.
И если Соня также сидела за документами, старательно заполняя, то Дарья постоянно была в движении. Здание дома культуры, отданное под тыловой госпиталь, было довольно старым. Она еще в 39-ом году просила районную управу заняться ремонтом, и его сделали, но только косметический.
И теперь холодная зима дала о себе знать. Для госпиталя Дарья «выбила» топлива в достаточном количестве, но старые огромные печи, которые протапливал сторож, плохо грели. Просто износились уже. Так-то они крепкие, но надо подладить.
— Михали Гаврилович, вы меня слышите? – Дарья стояла, чуть склонившись над столом председателя райисполкома и даже постукивала по нему ладонью. – Печка не греет. Вы хотите, чтобы мы раненых заморозили? А как докторам работать?
— Мельникова, что ты от меня хочешь? Нет у меня людей, но могу сам пойти… что там тебе надо сделать?
— Да мне мастер нужен, ну хотя бы кто разбирается.
— Вон иди к Петровичу, он теперь коммунотделом заведует.
— А это еще кто?
— Сходи, узнаешь, вчера назначили. Давай, Мельникова, иди, пусть Петрович займется. Так и скажи, я распоряжение отдал. И не бойся, никого мы не заморозим, если надо, я свой забор на дрова отдам.
— Да зачем нам дрова? Нам печку наладить надо.
Дарья пошла искать неизвестного ей Петровича, но на месте его не оказалось. Вернулась в госпиталь, а там – у печки крутится какой-то мужик.
— Не к нам ли?
— К вам. Матвейчук звонил… что тут у вас?
— Да вот, зараза такая, не хочет греть.
— Ну так разбирать надо, а зимой смысла нет, до весны ждем, до мая месяца.
Дарья посмотрела на Петровича. Не видела его раньше, может из города прислали… чужой совсем человек. Был он выше ее ростом почти на полголовы, широкоплечий и немного сутулился, будто стеснялся своей громоздкой фигуры. Взгляд сосредоточенный и уставший – видно тоже сутками работает.
— Петрович значит? – спросила Дарья. – А звать как?
Мужчина усмехнулся. – Андрей Петрович Добровольский. Так устраивает?
— Добро…? – не поняла Дарья.
Мужчине не понравился ее вопрос. – Ты глухая что ли? Добровольский моя фамилия. Короче, говори, что делать, а то меня весь район ждет.
— Печку делать! Чтобы тепло было, — она хлопнула ладонью по ледяной стене, — сам потрогай… как ледышка…
— Чё её трогать? Девка что ли? Но все-таки прикоснулся к холодной стене. – Я же сказал, весной займемся.
— А до весны? Как топить до весны?
— Так она не одна здесь, вон у вас печей сколь, греют же.
— В общем так, или ты займешься печью, или я… не дам тебе жизни…
— Угрожать еще вздумала?! – Он вышел из помещения, плюнул с досады, подумал отстанет, но Дарья догнала его.
— Ну так как насчет печи?
Он остановился. – Плотницкие работы мне знакомы, а вот печка – не мое это. А людей у меня нет, я теперь один на весь район. – Он вспомнил про шапку, которую держал в руках, надел ее. Воротник его тулупа трепал налетевший ветер. Дарья и сама куталась в продуваемую шаль. – Поспрашиваю стариков, наверняка, найдется умелец… завтра жди.
На протяжении всей зимы эту злополучную печку они осматривали раз пять, но разбирать не решились, ждали тепла. Подладят немного, вроде теплится, потом снова также.
Дарья сразу бежит к Петровичу. К весне у него уже скулы сводило при виде настырной Дарьи Мельниковой. Не выдержал и в очередной раз увидев ее, сразу сказал: — Скорей бы на фронт уйти, чтоб не видеть тебя, оскомину набила уже, хоть сбегай…
— Вот печку нам сделаешь, так и беги, держать не стану.
— Ты?! Чего бы ты меня держала? – Добровольский разозлился от ее насмешливого тона, а она стоит и смотрит на него невозмутимо.
Через неделю Петрович ушел на фронт, как говорили в райисполкоме, «выпросился». Дарья, услышав, сказала: — И впрямь, сбежал, довела мужика».
Хотя, конечно, в шутку сказала, он давно уже просился, как и многие другие в то время.
…ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ >