— Мамочка! — Амелия гладила меня по лицу своей удивительной ладошкой. Ей только что исполнилось четыре, но иногда мне казалось, что мой ребёнок прожил уже целую взрослую жизнь.
— Что, дорогая?
— Сегодня Сева снова водил мне пальчиком по щеке. Сказал: «Грязно».
Я прижала её кудрявую головку к своей груди. Сколько уже таких Сев мы прошли с момента поступления в садик.
— Он новенький, милая, привыкнет.
— Привыкнет. — Вздохнула Амелия. — Все привыкают.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Да, привыкают все. Но когда четыре года назад Арина забрала нас с малышкой из роддома, я слишком остро воспринимала любой взгляд, направленный на моего ребёнка. Во мне тогда ещё теснились обида, непонимание, боль. Я не могла понять, что такое изменилось во мне, что мои родные просто отвернулись. Что сделала им моя новорождённая дочь. Другой цвет кожи — это не заразно, он не меняет характер человека, не делает его хуже.
Однажды я всё же позвонила сестре. Свете, потому что с ней у нас отношения были всегда лучше, чем с Надеждой. К тому же, я скучала по Ане, пожалуй, немного больше, чем по Кире с Полиной. Она всё же ответила на звонок, и это дало мне небольшую надежду.
— Света, здравствуй.
— Привет. — Молчание было красноречивым. — Что-то случилось?
Конечно, случилось. Живя рядом со своей большой семьёй, я осталась совершенно одна в городе. И если бы не Арина… Но ничего этого я говорить не стала.
— Хотела узнать, как у вас дела. Как Олег? Анечка?
— Всё хорошо. — Сестра говорила сухо, старательно и дозированно выдавливая из себя слова, будто зубную пасту из тюбика. — Аня пошла в школу.
— Ей нравится? Учительница хорошая?
— У нас всё хорошо, Юля. Мама тяжело перенесла всю эту историю. Нам даже в санаторий пришлось её отправлять. Прости, не могу сейчас говорить. Надо вести Анюту на танцы.
Сигнал оборвался, и я недоуменно посмотрела на свой телефон. Ни единого слова, ни даже дежурного вопроса обо мне или ребёнке. Хотелось бы мне сказать вам, что я не плакала, что была гордой и независимой всё это время, но я не скажу. Я больше не звонила родственникам, но иногда становилось так невыносимо горько… Впрочем, любые слёзы высыхают однажды.
В одну из ночей после возвращения из роддома, когда Амелия никак не могла успокоиться, а я уже немного напоминала зомби, раздался звонок в дверь. Ясно, что мы разбудили соседей, и кто-то пришёл ругаться. Я открыла, готовясь извиняться, но соседка, возникшая на пороге, решительно шагнула в квартиру.
— Дай-ка. — Она забрала у меня дочь, ловко повернула животиком к своему крупному телу и закачала-забаюкала.
Малышка почти сразу успокоилась.
— Как у вас это получилось?
— Колики у неё. — Не переставая качать малышку, пояснила женщина. — Не одна она у тебя такая, почти все первое время маются.
И снова поглядев на Амелию, добавила:
— Вот чего ты в бабушкину квартиру-то переехала.
Прозвучало это не презрительно, не с упрёком, а скорее сочувственно, но тогда сочувствие пугало меня так же, как и осуждение. Я попыталась перевести разговор.
— Вы простите, что разбудили. Я знаю, что она часто плачет.
— Пусть уж лучше ребёнок, чем прежние квартиранты, которым мать твоя квартиру сдавала. Вот те, ироды, измучили. Сколько раз ругалась, говорила ей, а ей платили бы деньги. Не зря бабушка ваша невестку недолюбливала, ох, не зря. Говорила, что заносчивая уж больно, будто не в простой семье родилась, а при дворе королевском. Ты, верно, не помнишь меня?
— Не очень. — Я говорила осторожно, боясь обидеть эту большую шумную женщину.
— Антонина Митрофановна я, или тётя Тоня. Приятельствовали мы по-соседски с бабушкой твоей. Жаль, ушла она раньше срока. А квартиру тебе оставить я её надоумила. Потому что ты с детства от сестёр своих отличалась. Уж я помню вас маленькими. И случись чего, старшие бы дохаживать бабулю не стали, ровно, как и мама твоя.
— Спасибо. — Прошептала я.
— Какое уж там спасибо. Тебе, вижу, тоже досталось. — Она кивнула на спящую Амелию. — Не в угоду сделала?
— Как-то так.
— Вот что. Сейчас хоть и лекарств разных полно, а принесу я тебе семян укропных. Они с дачи у меня, чистые, не обработанные ничем. Сделаешь укропную водичку, расскажу, как, и будешь давать. Хорошо помогает от колик-то. А теперь утюг возьми, да плёнку свёрнутую прогладь.
Я послушно выполнила её указания. Тётя Тоня ловко прижала нагретую пелёнку к животику Амелии и уложила мою дочь в кроватку.
— Сама иди поспи, пока молчит она. Вон синяки под глазами какие. Да, если что, меня зови. И никого, слышишь, никого, девка, не слушай. Чёрненькие, беленькие дети, они всегда дети. Все одинаковые. А кто не понимает этого — тёмный человек, жаль мне таких. Дитя не под интерьер подбирают, оно от любви родиться должно. И коли так случилось, не жалей ни о чём. Поняла?
— Поняла.
Она потом не раз выручала меня. Заходила всегда без предупреждения, совала в руки то миску с горячими пирожками, то баночку домашней сметаны, бормоча про какую-то свою деревенскую знакомую, брала на руки Амелию и строго приказывала:
— Иди дела делай. Чего собиралась, то и делай, присмотрю.
И, глядя на мои наворачивающиеся на глаза слёзы, смущалась вдруг:
— Ну, будет. Чего ещё? Мне всё одно, заняться нечем.
Она не была слишком откровенна, но я уже знала, что своих детей у Антонины Митрофановны нет, как нет и других родственников.
— Глупость я, Юля, однажды совершила. Огромную глупость. Испугалась, поддалась чужим словам. Вот и расплатилась по полной. Потому тебя и уважаю, что ты сильнее меня, той, оказалась, что дитя своё сберегла, несмотря ни на что. Не бойся, не пропадёшь. Чем могу, помогу. Подружка, гляжу, тебя не забывает. И вообще, люди вокруг. И хороших среди них больше.
Эта не слишком счастливая, но не растерявшая своей доброты женщина оказалась права. Среди тех, кто порой косился на нас с Амелией, нашлось и немало других, смотревших по-доброму, с приветливой улыбкой. Наша педиатр, например, называла дочку не иначе как «моя африканская принцесса» и искренне радовалась вместе со мной её развитию. Амелия редко болела и во многом опережала своих сверстников. Рано пошла, рано и чисто заговорила.
Полюбили дочь и воспитатели в садике. Удивлённо смотревшие на меня поначалу, чуть позже они уже охотно выходили навстречу, делясь новостями группы и достижениями моего ребёнка. Единственная трудность, с которой каждый раз сталкивалась Амелия, это вновь приходящие в группу дети.
— А девочка грязная?
Воспитателям и нянечке приходилось объяснять, учить, повторять. Но в конце концов все привыкли и научились не обращать внимания на цвет кожи моего ребёнка. Амелии нравилось в садике, и это было хорошо, потому что с прежней работы мне всё же пришлось уйти, и теперь я искала новую. Денег катастрофически не хватало, а допустить, чтобы дочь выглядела хуже других, было нельзя.
И снова помог случай. В одном из магазинов, где я выбирала платье для Амелиного утренника, вспоминая, как несколько лет назад покупала здесь одежду племянницам, и поражаясь бессовестно подскочившим ценам, меня вдруг окликнули.
— Юля, ты?
Я с трудом узнала в подошедшей ко мне радостно улыбающейся женщине свою соседку по палате роддома. Ту самую, что утешала меня в первые дни. Я даже имени её толком не помнила.
— Я Ксения! — Не смутилась она. — Роддом помнишь? А я смотрю: ты не ты. Потом, когда красотку твою увидела, поняла. Что, наряды выбираете?
— Мы уже собирались уходить. Платье смотрели на утренник. — Я смутилась, и Ксения это сразу заметила.
— Здесь дорого. — Неожиданно произнесла Амелия, с любопытством разглядывая незнакомого человека. — У мамы нет столько денег. Да, мам?
— Просто не нашли то, что нужно. — Я заставила себя улыбнуться. — Посмотрим в другом месте.
Ксения внимательно рассматривала Амелию.
— Какая же она всё-таки красивая!
Потом так же внимательно посмотрела и на меня.
— Вот что, девчонки. Если вы безо всяких там предрассудков, то есть предложение. Помнишь, Юль, я тебе про своих девчонок рассказывала? Младшая моя теперь уже в школу пошла. Знаете, сколько красивых платьишек осталось? И не только.
— Что ты, не надо. — Испугалась я.
— А чего не надо? — Удивилась Ксения. — Мы сами через все эти утренники прошли, и покупать платье на один раз… Юль, зачем? Мы бы кому-то своим отдали, но теперь у всех наших друзей мальчишки. А продавать я не умею и не хочу. Так что приглашаю вас в гости. И с Павликом познакомлю. Тебя-то как зовут, принцесса?
— Амелия. — Дочь склонила кудрявую головку. — А ваш Павлик, он кто?
— Ух ты, какое имя! А Павлик — мой сын. И родились вы с ним в один день. Ну что, поехали знакомиться?
Так неожиданно я подружилась с Ксенией. Амелия и Павлик быстро нашли общий язык и обожали играть вместе. А старшие девочки нянчились с Амелией, как с большой куклой.
— Тётя Юля, можно мы Амелише причёску сделаем? Очень красивую!
— А она сама-то хочет? — Строго спрашивала их Ксения.
— Хочу! Хочу! — Прыгала рядом моя непоседа.
— Тогда можно.
Ксения обеспечила Амелию не только нарядными платьями, но и курточками, ботиночками, да много ещё чем. Вещи оказались почти новыми и недешёвыми, и я настойчиво предлагала ей деньги, но она никогда не брала и сердилась на меня за небольшие подарки для её детей, которые в сравнение не шли с теми, что она делала моей дочери.
— Юля, не дури. Я же сказала, продавать не хочу и не буду. Мне в радость поделиться с вами.
— А я хочу доставить хоть маленькую радость твоим детям. — Возражала я. — Хотелось бы что-то большее, но…
— Не вздумай. У них разве что птичьего молока нет, и то под вопросом. Разбалуешь.
* * * * *
— Мама, мама, ты что? — Амелия тянула меня за руку. — Ты не слышишь? Мы на горку пойдём?
— Прости, малыш, мама задумалась. — Я прижала её к себе. — Конечно, мы пойдём на горку. Побежали?
— Побежали! Догоняй, мамочка!
Дочь припустила к детской площадке. Я, стараясь, не потерять её из вида, поспешила следом.
— Юля! Юлечка!
— Амелиша, постой! — только успела выкрикнуть я и замерла на месте.
Через зелёную весеннюю поляну с соседней дорожки бежала девочка. Я сразу узнала её, хотя Аня здорово вытянулась за эти годы. Четыре их прошло… Как же незаметно. Я поздравляла племянниц с каждым днём рождения, переводя сэкономленные деньги на телефоны сестёр. Совсем не те, что прежде, но это уж как получалось. Не знаю, передавали девочкам мои поздравления или нет, но деньги ни разу не возвращались и ни слова в ответ не приходило.
Аня, едва не сбившая меня с ног, обхватила обеими руками, прижалась:
— Юлечка, ты приехала? Ты вернулась? Мама сказала, что ты уехала очень далеко. А ты не уедешь больше?
— Не уеду. Анютка, откуда ты здесь?
— А я с подружкой и её мамой иду с дня рождения. Здесь, рядом, в кафе был. Юля, а ты давно приехала?
Ничего не понимающая Амелия остановилась рядом и смотрела на незнакомую девочку своими большими тёмными глазами.
— Мама, кто это?
Анечка отступила на шаг. В её глазах промелькнули растерянность и непонимание. Она смотрела на Амелию, как на диковинного зверька.
— Юля, это кто?
— Это моя доченька, Анютка. — Я подхватила малышку на руки. — Её зовут Амелия.
Лицо племянницы вытянулось от удивления.
— Правда?! Значит, ты была в Африке. — Наконец произнесла она. — Да, это далеко.
Я же говорю, что Аня всегда была умной девочкой. И сейчас изумление на её личике сменилось улыбкой.
— У меня настоящая африканская сестричка. Ура! Юля, она такая… Такая…
— Необычная?
— Миленькая. — Аня оценивающе смотрела на Амелию. — И красивая. Ни у кого нет такой сестрички, как у меня.
— Аня! Ну как так можно? — Запыхавшаяся женщина с девочкой Аниного возраста торопливо подошла к нам. — Я за тебя перед мамой отвечаю.
— Это моя тётя! Это Юля. Она из Африки приехала! А это сестрёнка! — Захлёбываясь от возбуждения тараторила Анечка.
Женщина смотрела на меня подозрительно и тревожно.
— Я действительно Анина тётя. Сестра её мамы. — Пояснила я. — Мы давно не виделись.
— Света ничего такого не говорила. — Неуверенно произнесла мать Аниной подруги. — А мы давно общаемся, и дети дружат с первого класса. Аня, идём, мама будет волноваться.
— Юлечка, скажи мне свой номер телефона. — Племянница быстро вытащила красивый дорогой смартфон. Мой старенький выглядел куда скромнее. — А то мама говорила, что не знает твоего нового номера.
— Нового? Впрочем, неважно. Записывай.
Аня ещё оглядывалась, махала мне рукой.
— Помаши ручкой. — Попросила я дочь.
Амелия послушно подняла ладошку.
— Мамочка, почему она тебя обнимала?
— Это твоя сестра, доченька.
— Сестра?! Настоящая? Как у тёти Ксении девочки?
— Почти. Девочки родные друг другу, а вы с Аней двоюродные. Я потом тебе расскажу, как это.
— Скажу Павлику, что у меня тоже сестричка есть. — Удовлетворённо произнесла дочь. — Мама, а на горку пойдём?
…ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ >