Не могла она поверить, что дочь ушла, взяв с собой часть вещей, всё думала, временно где-то скрывается, к тому же поругались накануне, вот и обиделась.
Клавдия соседей спрашивала, не видел ли кто, хотя сама знала уже, что ушла Серафима с тем смазливым сапожником. Она с самого начала сомневалась в нем, чего это он, такой молодой, образованный, и в сапожники подался. Да и вообще, откуда взялся это Владилен, которого в пылу ссоры Сима называет Валадиком.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
А теперь от людей узнала, что ушел он, да не один, Симку с собой позвал, она и побежала как кошка. Клавдия только руками разводила, а потом, одумавшись, назвала Симу неблагодарной и расплакалась. Зиновий стал утешать. – Да не печалься ты. Клава, она девка взрослая, знает, чего делает.
— Чего она знает, у нее ума, как у курицы.
— Все равно не печалься, жрать захочет – придет.
«И в самом деле, подумала Клавдия, где они жить будут, чего есть будут, может еще прибежит Симка».
Люди говорили, что исчезли рано утром, еще только-только рассветать стало, видели их, вроде в сторону остановки шли, вот и подумали, на районный автобус. Избушка сапожника заперта оказалась, а на ферме, где работала Серафима, только руками разводили, сообщила, дескать, что не выйдет и всё, больше никаких известий. Ругали ее поначалу, разве так делается, работу бросила и с мужиком, наспех собравшись, уехала.
Больше всех негодовала Алевтина Забелина, такого поворота она не ожидала и накинулась на брата. – Сёмка, это ты его так сильно отметелил, что сбежал он. А ведь я просила, только попугать.
— Я так и сделал, не переводи на меня стрелки теперь. Да и было бы о ком думать, мужик так себе, только валенки подшивать, зачем он тебе такой.
— Ничего ты не понимаешь, — плакала Алевтина, — сам всю жизнь один и думаешь, я так прожить должна.
Понимая, что винить теперь некого, Алевтина начала активно расспрашивать, куда мог уехать Волохов. Но никто в селе не знал. Да и время такое было, самим бы выжить. Денег почти всем не хватало, хорошо, если в огороде что-то выросло, да животинка какая во дворе, хотя бы куры, тогда можно прожить. Поэтому исчезновение этой парочки отвлекло на время от реальной жизни, а потом люди перестали обсуждать.
А еще через неделю появился слух, что ушли Волохов и Серафима в тайгу, и вроде не так далеко, но все-таки уединились, так они захотели. В таежном краю таким поступком не особо удивишь, были в разные времена отчаянные люди, покинувшие жилище и уединившиеся. Вот и Сапожник, поманив с собой молодую девку, спрятался от людских глаз.
Люба – напарница и подружка Серафимы – клялась, что ничего не знала, кроме того, что Сима была влюблена в сапожника. Единственное, что она сказала, так это то, что не похож он на простого мастера сапоги подшивать, хотя делал это искусно. По отзывам Симы образованный он, много книг прочитал, интересно с ним. А вот то, что уйти решили, Люба об этом ничего не знала.
В общем, через две недели разговоры стихли, жизнь вошла в свою колею.
***
Сима любила Волохова, любила с самой первой встречи, только не сразу поняла это. И ее шаг, как она считала, был обдуманным. Ехать куда-то далеко, не было денег, оставаться – тоже опасно. И поэтому крохотная избушка стала прибежищем для влюбленной пары.
— Симушка, да ты брось, брось, я сам всё сделаю, — Волохов усаживал ее на сбитую из досок лежанку, застеленную старым ватным одеялом, и сам возился с печкой.
— Да ты и так устал, с самого утра возишься.
— Ну а чего делать, такая моя мужская работа, а ты отдыхай.
Но Серафима не могла сидеть без дела, уж еду приготовить это ее забота. Хотя с продуктами негусто, надо растянуть до весны, а лучше до лета, потому как снег не скоро стает. Ну а потом надежда на дикоросы, которые продать можно, да на огород, который они планируют разбить прямо здесь, рядом с избушкой.
Первый месяц было как во сне для Серафимы, смотрела она на него, как на волшебника, который расколдовал ее. И лес вокруг казался каким-то волшебным, и место это особенным казалось. Тут взгорок небольшой, а ниже речка, хоть и маленькая. Но там воду можно брать, да и рыба водится. Только это уж до весны надо ждать. Диких зверей поблизости тоже вроде не слышно, да и ружье есть у Владилена, так что отпугнет, если что.
Вот только печку приходится часто топить, потому что зябко. К новому году вообще морозы охватили весь регион, и все вокруг было сковано холодом.
— Сима, не выскакивай не одевшись, — просил Владилен, — простудишься. И она слушалась, принимая его заботу.
С утра первым делом надо нагреть избушку, потом Сима возилась с едой, распределяя продукты. Но ее взгляд становился тревожным, когда видела, как тает крупа, как мало осталось муки.
Владилен, заметив ее беспокойство, сказал: — Ничего, вот морозы спадут, наведаюсь я в ближайшую деревню.
— Если деревня — так ближайшая это же Каменка, туда еще дальше, чем до нашего Рукашино.
— В Рукашино, Сима, лучше пока не надо, хотя остался там человек, который не выдаст нас, слово дал.
— Кто же это?
— Николай Манохин.
— Дядя Коля?
— Да. Вот этот весь провиант он мне дал.
— Почему же он нам помогает?
— Не хотел помогать, отговаривал, а потом понял, что все равно уйду, дал продукты. И еще обещал помочь. Ну вот сначала в Каменку схожу, может кому обувь поправить надо, да и деньжат у меня маленько есть, продукты возьму, тогда нам точно хватит. – Он потянулся к ней и обнял ее. – Не жалеешь, Симушка?
— Нет, Валадушка, не жалею.
— Вот Сима, люди раньше так и жили, и мы с тобой всё сначала начнем, в чистоте и в красоте. Ты не смотри, что у нас тут тесно, зато вдвоем хорошо.
— А и не думаю про это. Мне с тобой хоть где хорошо. Если бы ушел без меня, я бы искать тебя кинулась. – Она смотрит ему в глаза. – Вот представь, где бы я тебя искала, сердце мое от тоски бы точно засохло.
И он обнимает ее, а сердце у него стучит и от радости, и от беспокойства, как они дальше будут, как сберечь эту девочку, так доверившуюся ему.
Долгими зимними вечерами, подбрасывая в печку дрова, он рассказывал ей, как устроен мир, как жили люди раньше. Серафима в школе столько не узнала, как от Владилена, слушала его, затаив дыхание.
— Валадушка, так ты и нашим деткам все это расскажешь, правда? Ты вон какой умный, всё знаешь.
— Что ты, Сима, всего никто не знает… что ты про деток-то говоришь?
Она прижалась к нему. — Уж который месяц думаю, чего это со мной, а теперь поняла: маленький у нас будет.
Радость Владилена испугала сначала. Он то плакал, то смеялся, то целовал ее, то поднимал на руки, хотя покружить в столь тесном пространстве не было возможности. – Симушка-Зимушка, продлится наш род, вот и пошла жизнь, радость ты моя.
Сима гладила живот, хотя ничего еще не видно, и тоже была рада своим новым ощущениям.
На удивление Серафимы зима прошла быстро. Может от того, что жили они дружно и за разговорами между делом пролетело холодное время.
Владилен два раза за зиму ходил в Каменку и приносил продукты. А один раз, это было уже весной, когда снег стал рыхлым, добрался до Рукашино, но в само село не заходил. Хорошо, Николай Манохин живет на самом краю, к тому же один живет.
— Ну чё, леший, обжились там? – спросил он, увидев Волохова. – Борода-то, гляжу, уже как у старца.
— Да это я подравняю, — он интуитивно трогает отросшую бороду.
— Как там Серафима, не заморозил девку?
— Что ты, Николай Гаврилыч, берегу Симушку.
Гаврилыч хмыкнул, мотнув головой. – И чё вам среди людей не жилось? Ну тяжкие времена, так это же временно… а там среди зверья легче что ли?
— Там мы дома, — ответил Волохов, — тут, — он взглянул на соседние крыши домов, — тут подножку поставят и в спину плюнут.
— Эх, Володька, мир не переделать, и на каждый роток платок не накинешь, ты уж прости, что Володькой тебя зову, проще мне так. Имя у тебя мудреное.
— Тебе, Гаврилыч, можно.
— Ну ты бери, если чего надо, выручу… погляжу, сколько еще протянете, все равно ведь вернётесь.
— Нет, Гаврилыч, не вернусь…
— О-ооо, хорошо хоть только за себя говоришь…
— Я имел ввиду мы с Симой не вернёмся, там наш дом.
Ближе к осени Волохов с тревогой смотрел на живот Серафимы, зная, что по срокам уже скоро.
— Валадушка, ты это, послушай меня, расскажу, кого привести сюда надо.
— Да что ты, Сима, кто сюда пойдет, — он вздохнул, — в больницу тебе надо.
— Не надо, сами управимся, ты только уговори Катерину Плюхину сюда прийти, пусть поможет роды принять.
— А это где?
— А это рядом с Рукашино живет одна тетка, мамка про нее рассказывала, понимает она в этом деле, поможет.
— Разве пойдет она такую даль… сколько ей лет?
— Да уж за шестьдесят, наверное, но она тетка еще крепкая, ягодница и травница известная, ты уговори ее. И лучше прямо завтра с утра отправиться, потому что чувствую, скоро.
На другой день Серафима осталась одна. Первенца носила она легко, сама удивлялась, ведь по разговорам, что раньше слышала, тяжело многие ходят. А тут, то ли воздух такой, то ли Владилен рядом, заботится о ней, то ли сама она такая крепкая, — хорошо себя чувствовала. Но немного боялась.
Летом добраться до деревни легче, да и тропу уже проложил. С собой прихватил торбу с черникой, надо же чем-то умаслить тетку Катерину.
Деревенька эта была крохотной, разъехались жители, и только десять домов стояло, где еще теплилась жизнь.
Тетка Катерина, остроносая, худощавая бабенка, возилась в огороде, и гостей в тот день не жада.
— Фу ты, я думала, леший, — взглянув недовольно на бородатого Волохова, сказала она.
— Доброго денечка, вам, Катерина Петровна.
— Ну? Какое ко мне дело?
Волохов поставил торбу и стал обстоятельно рассказывать, как он отведёт ее к роженице.
— Да ты оглашенный что ли? Такую даль идти, ноги бить. Вывози ее оттуда, пусть доктора смотрят.
— Да какие доктора? В тайге мы живем. А вы человек знающий, слыхали, в роддоме работали.
— Да когда это было? По молодости, когда замужем была, пока муженёк мой к другой не убежал. Ну я сразу сюда и вернулась, домой вернулась…. Нет, не пойду, не впутывай меня в это дело.
Волохов взмолился, красноречиво рассказал о их жизни в тайге, готов был встать на колени. — Да вон у вас сосед напротив, лошадь у него запряжена, он до развилки довезет, а там… ну пройти придется… так я заплачу, вот вам черника, гляньте какая крупная…
— Да у меня полно своей ягоды, зачем мне твоя… не в ягоде дело.
Через час, Катерина, ругая на чем свет Волохова, собралась и отправилась с ним в дорогу. Живя в таежном краю, Катерину не так уж и удивило отшельничество молодой пары, на своем веку она подобное встречала.
Когда началась тропа, Волохов взял всю ношу в свои руки, а Катерина шла налегке. И надо сказать, справлялась неплохо.
Пришли уже к ночи, и Катерина убедилась, что Сима почти на сносях. Два дня она провела в таежной избушке, мысленно переживая за свой домик в деревне. Хоть и наказала соседям покормить собаку и кошку, да курам вовремя корм давать, все равно сердце ныло.
Но когда Серафима рожать начала, как ветром сдуло ее мысли, вся она погрузилась в свое дело.
— Вот как по маслу пройдет, — подбадривала она, — ты девка удачливая, тебе видно заказано легко рожать, повезло значит.
— Ну, папаша, чего застыл? Помогай мне. – Распорядилась Катерина, будешь на подхвате. И он, нисколько не испугавшись, уверенно подошел к роженице.
Серафима родила девочку.
— Ну все, мое дело сделано, — сказала довольная Катерина. – Вот оклемается твоя жена и доставляй ее докторам.
Сима вопросительно посмотрела на Катерину, и та развела руками: — Ну так положено, чего уж вы как дикие люди…
В больницу Серафима и не думала обращаться, да и что она скажет, если раньше туда не заглядывала, да и не ближний это свет. И хотя в Рукашино уже знали, что Волохов и Серафима Волкова ушли в тайгу, все равно не хотела она появляться на глаза людям. К тому же родила она, и в самом деле, легко.
С этого дня всю свою любовь и заботу Владилен и Серафима дарили дочке Вареньке. С первых дней жизни девочка слышала голоса родителей, пение птиц, шелест листьев.
Так прошло три года
Где-то там, за перевалом, кипела жизнь, разорялись старые предприятия, появлялись новые, кто-то женился, кто-то разводился, кто-то уезжал. А здесь, скрытая от людских глаз, защищенная тайгой, жила семья. И только обрывки газет иногда служили мостиком в тот, прежний мир.
Владилен мечтал жить обособленно, чтобы не зависеть от людей. Но пока не получалось. Грибы, ягоды, травы, орехи – все это только в помощь, а основные продукты приходилось добывать все также среди людей. Его дикоросы раскупали, да и Николай Гаврилович помогал, проникшись к этой семье то ли любовью, то ли сочувствием.
В Рукашино, узнав об отшельничестве Волохова и Серафимы Волковой, сначала осуждали, но появились и сторонники, кто-то говорил, что это их дело. Клавдия порывалась вернуть дочь, но кроме слов, больше никаких попыток не было. Решили с Зиновием, как надоест им такая жизнь, сами вернутся.
Дочка Варя, кроме родителей, никого из людей не знала. Но росла смышленой, сам Владилен много занимался с ней, рассказывая об окружающем мире, хотя она мало чего понимала. – Я ее и грамоте научу, — обещал он.
Второй ребенок должен был родиться летом. Серафима спокойно ходила, надеясь на благополучный исход. – Валадушка, пора Катерину Петровну звать, ты уж сходи на следующей неделе, пусть выручит нас.
— Сделаю, Симушка, сделаю.
Владилен любил жену, готов был горы для нее свернуть, вот только обратно к людям вернуться он не готов.
Он помогал ей во всем, хватал ведро, приносил воду, собирал дикоросы и на еду и на продажу, ходил с рюкзаком в ближайшие деревни, сгибаясь под тяжестью, приносил муку, соль, сахар – самое необходимое, чтобы прожить.
Серафима была неприхотлива, главное, чтобы надеть было чего и на стол поставить. Да вот чтобы Варенька здоровой росла.
Катерина Петровна жила там же, и почти не изменилась. Но увидев у себя во дворе знакомую фигуру, узнала Волохова и сразу замахала на него руками. — Не пойду, даже не зови, а то загремлю под старость лет.
— Да вы не старая, уж помогите еще раз.
— Нет, я тебе сказала! Ищи другого, хоть вертолет вызывай или кого там еще, а я не пойду. Не близок путь, да и зачем оно мне такую ответственность на себя брать.
— Ну как же быть? Сима на вас надеется.
— А вот бригаду зови, пусть помогут.
— Да какая бригада, вы же знаете, туда не то, что машина, повозка не пройдет.
— Ну тогда доктора веди туда, а я не пойду, хватит мне того раза.
Вытолкала Волохова и закрыла ворота на засов.
Владилен вернулся поникший. – Симушка, отказалась она, — только и успел он сказать.
…ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ >