Оля ездила на выходные в Тулу. Она устало стояла в раскачивающемся вагоне и смотрела за окно. Сидячих мест в вагоне не было. Поезд дёрнулся последний раз и встал.
В толпе пассажиров она с тяжёлой сумкой выбралась на перрон, огляделась. Понимала, что делает это зря, но все равно посмотрела по сторонам. Капал дождик, она подняла воротник и направилась на остановку автобуса.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Лёня знал, что она приезжает этой электричкой, но встретить не мог – работал. Ничего, она потерпит. Ее жизнь в замужестве изменилась лишь тем, что теперь она не брала деньги у матери, давал деньги ей муж, и тем, что теперь каждую субботу ездила она к мужу в Тулу.
Но это состояние замужества ей все равно нравилось. Придавало уверенности, статусности и основательности. Тем более, что скоро, совсем скоро они уедут за границу – в Чехословакию. Оттого и торопила она его со свадьбой – ехать они собирались вместе.
Она надеялась, что в институте по справке, предъявленной ею при отъезде, дадут ей академический отпуск или отсрочку обучения. Это же так серьезно – загранкомандировка мужа, да ещё и по такому важному государственному делу.
Жаль только, что даже в выходные Леонид частенько убегал на завод. Да и дома весь с головой был в мыслях о работе, а когда отдыхал – засыпал моментально. Оля попыталась было надуть губы, однажды вечером в воскресенье уехала, не попрощавшись – Леонид спал. А потом промаялась неделю – нет, так нельзя, зря что ли потрачено столько сил и нервов, чтоб эта свадьба состоялась.
Тогда на даче у Заславских, когда отдалился он от толпы, когда Тася по необходимости осталась в доме, «случайно» Оля расплакалась у него на глазах. Прижалась к берёзе спиной, запрокинула голову, съехала вниз в горьких слезах.
– Что случилось? – подскочил он.
– Здесь …здесь … , – сквозь всхлипы, – Здесь все такие счастливые…
– Да? – он сел рядом, – А Вы? Вы разве несчастны?
Конечно. Конечно, она была несчастна. Она рассказала ему о том, что «сирота». У нее нет отца, а мать есть, но все равно, что нет. Она не нужна матери. И как жить дальше – не представляет.
Он жалел ее. Естественно, жалел. Утирал слезы, уговаривал. И она бросилась ему на грудь, обняла. Потом они вместе вернулись в дом Заславских, и вскоре он уже усаживал ее в такси.
Оля нырнула в уютное нутро машины, взяла Леонида за руку.
– Спасибо тебе, Лёнь, – шептала она, – Меня ещё никто никогда вот так не понимал, как ты… Я так благодарна! Ты такой…такой…
Юная, красивая, заплаканная и несчастная. Это должно было произвести впечатление.
А потом она позвонила ему, сказала, что случайно будет в Туле, предложила встретиться. От встречи он отказался – сослался на работу. Но она приехала в Тулу все равно. Встретила его у проходной. Он был не один, как-то застеснялся, быстро попрощался с товарищами.
– Оля? А ты как тут?
– Я же говорила, что буду в Туле. А тут мимо шла, смотрю – ты. Надо же, какая встреча! А не знаешь, куда тут можно сходить – перекусить? Только недорого.
То ли неловко стало ему вот так одну ее отправлять, то ли догадался, что девчонка тут из-за него, но пошли вместе в кафе. Там она и призналась ему в любви. Опять плакала, прятала глаза под пушистыми ресницами.
– Ну что ты, Оленька. Разве можно так сильно влюбляться в чужого дядьку?
– Можно! – вскинула глаза, – Я раньше тоже думала, что нельзя вот так, а теперь точно знаю – можно. Но я ничего не требую, нет. Ты прости меня. Я знаю – тебе Тася Заславская нравится. Просто разреши хоть иногда тебя видеть. Просто разреши.
– Да, нравится. Но всего лишь нравится, не более.
– Счастливая. Бестолковая, но счастливая. Бывает же вот так, – отвернулась, пробормотала как бы про себя.
– Почему бестолковая? – улыбнулся он.
– Ой! Прости. Я, кажется… Я не хотела…
– И все-таки, почему ты так считаешь?
– Не хочется – плохо о ней, она же тебе нравится, Лёнь.
– Да ладно, чего уж.
– Просто… Понимаешь, она ведь всю школу выезжала на мне. Я хорошо училась, вот и тянула ее. Ну, и учителя знали – чья она дочь, понимаешь ведь. Пользовалась. Почему и в институт не поступила она. Но я зря, наверное, об этом. Прости…
Он провожал ее на поезд. Немного потерянный и задумчивый.
А потом он приезжал в Москву, позвонил в общежитие, пригласил на какой-то банкет, звал даже с подругой. Она пришла – красивая, юная. Позвала с собой третьекурсницу Юлю – они жили в одной комнате. А после банкета они ехали уже вдвоем в его гостиничный номер. Он – хорошо навеселе. Она – жалась к нему.
В гостинице дуру из себя не разыгрывала, ясно же было – зачем они здесь. Но некая жертвенность в ее игре присутствовала: «для тебя я готова на всё». А может и не в игре. И произошло то, что должно было случиться – буднично и обыкновенно. Она и не ждала никаких потрясений, ей даже показалось, что чересчур много он объяснялся и оправдывался.
Он уснул, а она встала, сходила в душ. Села на постель и смотрела на него. Красивый… И всё. Никаких чувств к нему она ещё не испытывала. Скорее даже от физической близости остался неприятный осадок. Другим было ее удовлетворение – у нее начиналась новая жизнь.
Она голышом подошла к большому зеркалу в шкафу, посмотрела на себя со всех сторон. Цвет бордовых штор и лёгкий свет делал тело коричневым. На нее из зеркала смотрела обнаженная прелестная, хрупкая девушка с длинными чуть дымчатыми волосами. Свет от бра сзади делал ее волосы воздушными, пропитанными какой-то магической энергией, взгляд немного безумный. И ей даже показалось, что она похожа на прекрасную юную ведьму.
Она осталась очень довольна собой.
Оля приехала в Тулу в очередной раз, в съёмную квартиру Леонида и принялась за дела. Заставляла себя, потому что уставала, хотелось упасть на диван, закрыть глаза и уснуть. Но сейчас нужно было встретить мужа во всей красе: чистота, накрытый стол и красивая жена. И было это так утомительно!
Но Оля считала, что впереди у нее другая жизнь – лёгкая и роскошная. Надо было лишь немного потерпеть.
***
У него закрутилось всё быстро. Леонид был парнем порядочным, понимал, что Оля на роль любовницы не подходит – очень хочет замуж. Ему перевалило за тридцать, мать прожужжала все уши про женитьбу. Почему бы и нет? Да, ему нравилась Тася Заславская, но та вообще, как ребенок. Хотя семья замечательная.
Вот только времени на все ухаживания и всякие свадебные приготовления у него не было – на заводе горячая пора. А тут ещё перевозили они некоторое оборудование в Чехословакию – новая страница в деле оружейном. Скоро и он должен был отправиться туда. И почему бы не отправиться туда уже с женой. Вроде, скромная девчонка, не избалованная прелестями жизни, его любит. А о красоте такой можно было только мечтать. Мать будет в восторге – думал он.
Знакомство, свадьба, подготовка документов на выезд. Наверное, будут сложности с ее учебой, но это ещё впереди.
Особо об отношениях с женами они с Гришей не болтали, но по некоторым оговоркам друга Леонид знал – Тася горевала. Да ещё и с отцом у них большие проблемы. Звонить объясняться не стал. Во-первых, не было отношений, чтоб оправдываться, а во-вторых – только душу девчонке теребить. Да и себе.
Иногда, закрыв глаза, вдруг вспоминал он ее счастливую улыбку, пойманный им случайно, и быстро отведенный ею, взгляд и лёгкую красноту щек. Она была совсем другой. Только сейчас Леонид начал понимать, что Тася и Оля совсем разные, хоть и подруги. Но выбор сделан.
***
Светлана Андреевна на седьмом десятке лет была всё ещё хороша. Молодая осанка, прямая спина, стройная талия. Волосы она подкрашивала и убирала в замысловатую прическу. Никто и не замечал шиньон, который носила она постоянно. Держалась она со всеми с достоинством и уверенностью.
В сущности, она была счастливой женщиной. Большая квартира в Новгороде, дача – за городом. Компоты, варенья и соленья – ее увлечение. Вот и сейчас, весной, она уже была на даче. И странно – такого удовлетворения, как прежде, от садовых работ она не испытывала. Всё дело в том, что недавно женился ее единственный, заботливый и талантливый сын.
Она так долго ждала, чтоб он женился. Уж за тридцать… Сама торопила, а теперь что-то не давало покоя. Что? Ответ прост – ей не нравилась невестка. Она гнала эти мысли от себя, думая, что это всего лишь материнская ревность, что это у всех так, особенно, если сын единственный. Но опять и опять вспоминала какие-то детали, мелочи, доводила себя до того, что валилось всё из рук.
– Мам, ну, чего ты? Не понравилась Оля что ли? – спрашивал сын после первого знакомства, как всегда с юмором, со смешком.
– Ох, да нет. Хорошая девочка, – сказала совсем неуверенно.
– Хорошая, да не совсем. Вижу же. Давай, колись.
– Ну, Лёнь… Если честно, мне совсем не понравилось, как отзывалась она о матери. Прям кольнуло. Обычно, если мать уж совсем никудышная, как-то умалчивают, стесняются этого что ли… А она … Ну, сам слышал – расписала выразительно: «Я матери не нужна была никогда, у нее своя жизнь, мужики, другие дети…». Некрасиво. И слушать это, согласись, было неприятно.
– Ну, правду говорила. Накипело у нее, понимаешь? – оправдывал тогда невесту сын.
Светлана понимала. Она многое тогда не стала говорить сыну, но, и помимо этих слов о матери, неприятных наблюдений было полно. Как вошла в дом, и смотрела не в глаза ей, а зыркнула по углам – оценивала. Думала, что сделала это совсем незаметно. Как смотрела на Лёню – не любила. Как вела себя на свадьбе – излишне показательно и заискивающе. Этакий пирожок с повидлом – никогда не угадаешь, с какой стороны повидло вылезет.
Было что-то ненастоящее в невестке. Да и то, что на свадьбе совсем не было ее родни, что так и не познакомились они с матерью, со сватьей – напрягало и расстраивало.
Оттого и опускались руки. Как сложится жизнь сына дальше?
Из дома она звонила ему частенько. Казалось, ничего и не изменилось – весь в работе. Оля приезжает к нему в Тулу только на выходные – продолжает учебу в мединституте. А дальше что? Ведь ему скоро за границу…
Вопросов было много, и однажды она не удержалась, пошла на местный телеграф и вызвала сноху на переговоры. Оля пришла, но разговор был пустой. Отвечала на вопросы она односложно, многое о муже не знала вообще. Даже странно. Светлана вспоминала свою семейную жизнь – она могла сказать даже когда ее Слава последний раз стриг ногти. А тут …
Эх, мало они были знакомы! Зачем спешил? Материнское сердце трепетало, беспокоилось, чувствовало неладное.
***
На майские в этом году за городом не собирались. Но на первомайскую демонстрацию все шли семьями. Собирались и Леонид с Олей. Оля купила по такому случаю новые туфли, плащ. Вообще Леонид одевал ее с удовольствием. Она как-то совсем по-детски искренне радовалась любой покупке: хлопала в ладоши, кружилась, бросалась целовать.
Неужели так важно это для женщин? Или это особенность его молодой жены? И ему становилось жаль ее – понимал, что ограничена она была в этом. Вот и пусть порадуется. В конце концов, он теперь ее опора, надеяться ей больше не на кого. Он привыкал к этой роли мужа, и эта роль ему пока нравилась.
Первомайским утром собирались они на площади перед заводом. Что тут творилось! Людское море. В голубом небе летели упущенные кем-то шары, и Оля не могла оторвать от них глаз. Как свободно им там – свободно и легко. А Леня тащил ее за руку сквозь толпу, искал своих.
Все веселые, нарядные, с флагами, транспарантами, огромными бумажными цветами и шарами. Пела гармонь, кто-то громко кричал.
Наконец, Леня нашел своих. У Гриши на щеке – средство «после бритья» – кусочек газеты. Они шутили, смеялись, подтрунивали друг над другом. Бутылка лимонада шла по кругу. Оля вдруг встретилась глазами с Полиной, невесткой Заславских. Шагнула к ней, но та повернулась к ней спиной, и Оля замерла: было ясно – обижена за Тасю.
А потом бесформенную толпу начали строить в колонну, и неожиданно они оказались плечом к плечу – Полина и Оля. Гриша и Лёня несли транспарант – красное полотнище с надписью «Да здравствует Первомай!», и они оказались меж мужьями.
Они то шли, то останавливались. И когда останавливались, Полина отворачивалась к мужу, к друзьям позади, демонстрируя уже в открытую свою неприязнь к Оле. Лёня тоже оборачивался к друзьям, смеялся на шутки и смешил сам. А в один момент, когда колонна остановилась, он сунул ей палку транспаранта:
– Подержи, Оль, – он окунулся в круг друзей, они громко и дружно смеялись, собравшись вокруг уличной колонки. Пили воду, наклонившись к крану, брызгались. А Оля держала транспарант и неловко улыбалась.
Ей казалось, что она тут лишняя. Они – все вместе, а она – одна. В этом кругу друзей торчала и Поля. Там она была своя.
Потом разошлись по колонне, двинулись дальше. И когда случился момент, оказались они с Полиной рядом, вдвоем, Ольга решила навести мосты.
– Поль, Вы, я вижу, сердитесь на меня из-за Таси. Но мы говорили с ней по телефону, она все поняла, и совсем не в обиде на меня.
– Ну и хорошо. Повезло! Здорово ведь иметь подругу, которая никогда не в обиде, всё простит. Можно и дальше гадить, – вдруг сказала Полина, глядя куда-то мимо нее.
Ольга такого не ожидала, вытаращила глаза. Даже показалось, что это ей послышалось в шуме гула толпы.
– Ну, зачем Вы так? Так получилось. Разве мы виноваты, что любим друг друга? Я очень люблю Лёню.
– Вот и люби. Только от нас держись подальше! Не лезь!– прошипела довольно зло и отвернулась от нее Полина.
Ольга была ошарашена, оцепенела, застыла.
Ах, вот она кака-ая, эта Полина! Вот ее истинное лицо! Страшный человек. Надо будет открыть глаза Дмитрию Константиновичу на его сноху. Почему-то Ольге до сих пор казалось, что с Тасиным отцом у нее самые доверительные отношения. Он ее ценит и верит каждому слову.
И тут вдруг она вспомнила, что он тяжело болен. Эх, как жаль! Такого сильного мужчину трудно было представить больным. А рядом с ним сейчас она – Тася. И, конечно, опять ее все жалеют. Она опять – самая лучшая, самая добрая. Опять… Интересно, как она с этим справляется? Наверняка, отлично. Синдром отличницы.
И вот странно – вдруг до дрожи в руках захотелось, чтоб Тася была сейчас рядом …
Из этой жизни, о которой она так мечтала, из светлого плаща и капрона, захотелось перенестись в ту – какую-то вырванную из памяти первомайскую демонстрацию, где они вместе с Таськой, дружные, активные и веселые – в дурацких хлопковых чулках и белых фартуках, идут за руку.
…ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ >