Название Березино оправдывало себя тем, что с двух сторон было много березняка. Он рос островками, и где-то уже вымахали деревья, которые в самый раз на дрова, а где-то только наметился молодой березняк. И в самом селе много растительности, рядом с которой можно летом спрятаться от солнца.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Анна и Верочка с любопытством смотрели по сторонам, стараясь запомнить расположение улиц. Встречные прохожие, в основном женщины постарше, да ребятишки, тоже с интересом рассматривали пассажиров, которых вез всем знакомый Егор Ерофеевич. Уважительно кланялись вознице, и заодно с новенькими здоровались.
А если кто промолчит, постеснявшись спросить, то Ерофеич сам докладывал: — Вот новую учительницу везу, деток ваших учить будет. И Анна, немного стесняясь от такого внимания, чуть наклоняла голову, приветствуя местных жителей.
Школа, как и большинство сельских учебных заведений того времени, была деревянной, построена из добротного бруса, и протянулась в ширь как один длинный вагон. Территория чуть засыпана пожелтевшими листьями, часть которых уже собрана в кучки. Деревянное ограждение из штакетника отделяло территорию от улицы.
— Ну вот приехали, сюда заходите, а я туточки подожду.
— Простите, что придется ждать, я постараюсь быстро, — заверила Анна.
— Мама, я с тобой, — Вера легко спрыгнула с телеги.
— Ну пойдем, посмотришь, где будешь учиться.
В коридорах было уже пусто, занятия закончились, ученики разбежались, и только некоторые учителя еще задержались, усердно проверяя тетради и готовясь к завтрашним урокам.
— Здравствуйте. А скажите, пожалуйста, где кабинет директора? – спросила Вера, заглянув в один из классов.
Молодая женщина с интересом посмотрела на Анну, а потом улыбнулась. – Ой, дайте угадаю, наверное наш новый учитель истории… верно?
Женщина была так доброжелательна, ее карие глаза дарили такое тепло, что оно передалось Анне, и она тоже улыбнулась. – Верно. Сегодня с дочкой приехали.
— Хорошо-то как, а мы ждали, — женщина поднялась, по-дружески протянула руку. – Лилия Кирилловна, учитель начальных классов.
— Очень приятно.
— А кабинет директора у нас во-оон там, давайте я вас провожу. – Женщина посмотрела на Веру. – А тебя как зовут?
— А я Вера Ясенева… я тоже буду у вас учиться…
— Ну вот и хорошо, скоро со всеми познакомишься. – Она снова обернулась к Анне. – У нас учеников теперь много, а школа не такая уж и большая, но обещают новую построить, двухэтажную, кирпичную… а пока обходимся тем, что есть… ну вот кабинет Антонины Ефремовны, — и она сама постучала.
Анна вошла одна, оставив дочку в коридоре у окошка, Лилия Кирилловна предложила посидеть у нее в кабинете, но девочка постеснялась, не хотела отвлекать учительницу. И она поняла ее, дружелюбно кивнула и пошла к себе. Ее белая, безупречно чистая блузка, коричневая юбка, почти до щиколотки, казалось, были сшиты именно для нее, так идеально они сидели на ней. А волосы у Лилии Кирилловны были светло-русые, и местами почти белые, вероятно выгорели летом на солнце.
Анна робко вошла в кабинет, и ведь не школьница, да и приехала по договоренности, и документы соответствующие имеются, а все же волновалась.
Директор школы Антонина Ефремовна оторвала взгляд от бумаг, от журнала, поправила лацканы темно-серого пиджака, который обхватывал ее несколько массивную фигуру, и встала, догадавшись, что это как раз учитель истории.
— Здравствуйте, ждали вас, — сказала она и показала на стул, стоявший напротив ее.
— Здравствуйте, сегодня приехали и сразу к вам, познакомиться.
— Вы с дочкой?
— Да, я с дочкой… в четвертом классе учится, одиннадцатый год ей.
— Очень хорошо… проходите, вкратце расскажу, как обстоит дело… ну и документы можете оставить… с районом уже все согласовано.
Анна присела. Директор была лет пятидесяти. Пытливый взгляд спрятан за стеклами очков, но потом она их сняла и стала пристально смотреть на нового учителя. – Я вам сразу скажу, прежний педагог — человек хороший, ученики его любили, но поскольку он фронтовик… старые раны , знаете ли… поэтому так неожиданно перед началом учебного года пришлось нам расстаться… нет-нет, Николай Лукьяныч жив, относительно здоров, но уже тяжело ему добираться до школы, хотя не в этом дело, просто возраст, раны… отдых требуется. Ну а теперь расскажите о себе.
Анна вдохнула, будто собралась с духом. – А что рассказывать, всё в характеристике… с дочкой мы… родственников нет…
— А муж…
Анна уверенно посмотрела директору в глаза, будто говоря, что ей скрывать нечего. — Мужа у меня нет. Вера не знала своего отца ни одного дня. Так получилось, мы познакомились, хотели расписаться, но не успели… он погиб.
— Простите, не знала… казалось бы, мирное время…
— Да, представляете, это было через два годы как война закончилась…
— Ну что же, надеюсь, ваша дочь вырастет достойным человеком, и надеюсь, вы к нам надолго. Кстати, как устроились? Вам жилье предусмотрено…
— А мы еще там не были.
— Как так? Вы сразу в школу? Похвально, конечно, но надо отдохнуть с дороги. Талоны в столовую вам выдали?
— Да, в сельсовете на первое время…
— Это хорошо. Наверняка, будет нехватка самого необходимого в быту, не стесняйтесь, мы поможем.
— Хорошо, спасибо… я на следующий год огородом хочу заняться, давно мечтала с землей работать.
Директор снова с любопытством посмотрела на новую учительницу. – Надо же, я а думала вы слишком городская для сельской жизни.
— У меня бабушка в деревне жила, я до войны гостила у нее, так что многое знакомо.
Вышла Анна совершенно довольная встречей с директором, заглянула в класс, где была Лилия Кирилловна и в двух словах сказала, что все хорошо.
— Я потом все расскажу, со всеми познакомлю, — пообещала Лилия Кирилловна, — мы обязательно подружимся.
Вера взяла Анну за руку, и они пошли на улицу, где ждал Ерофеич.
— Ну а теперь… домой, — сказала Анна, вздохнув свободно.
Бревенчатый домик, который совхоз выделил молодой учительнице с ребенком, встретил новенькой калиткой и молодой березкой под окном. Окна были чистыми и смотрели на улицу, будто ждали хозяев. Соседка Глафира Петровна, в ситцевом платке, в просторной кофте, в фартуке поверх пестрой юбки, вышла из домика, который стоял рядом.
— Никак вы будете новые хозяева?
— Мы это, мы, здравствуйте.
Ерофеич выгрузил вещи и всё занес в дом, попрощался и уехал. Глафира, женщина лет семидесяти, суетилась, рассказывая, как растопить печку. – Ты же городская, — сказала она.
— Да я все умею, но вы расскажите, может тут по-другому.
Вера притихла и присела на табурет, который стоял у деревянного стола. Больше всего ее привлекала печка с лежанкой, на которой добрые люди оставили старую овчину, и можно даже спать. Такую печку она видела впервые. В маленькой горнице стояла кровать с панцирной сеткой, а на ней, свернутые матрас и одеяло.
— Нам придут вещи, — оглядев помещение, сказала Анна, будто оправдываясь, что приехали налегке. Мы уже отправили, они позже придут.
— Ничего, не пропадешь, тут имеется кое-что, намедни приходили девчата из школы, кой чего принесли, — и она распахнула дверцы буфета, где стояла посуда, — совсем немного, только самое необходимое, но чистое и без единой трещинки.
Анна замерла от увиденного, она ведь только что была в школе и Лилия Кирилловна, наверняка, знала, а может сама организовала накануне сбор посуды и постельного, но ничего не сказала.
— Спасибо, — ответила Анна и почувствовала ком в горле. Получается, второй раз за день чуть не расплакалась, а ведь всегда была сильной женщиной. И раньше она была сильной по характеру, хоть и внешне казалась мягким человеком.
— Мама, мы тут будем жить? – спросила Вера, когда соседка ушла.
— Да, теперь мы будем тут жить.
Девочка загрустила. – А мы не замерзнем?
— Теперь не замерзнем, ты посмотри, какая печка, какая лежанка, зимой греться там будешь. – Анна вспомнила про дрова, которые видела во дворе, и они вместе с Верой вышли.
На улице было немногого прохладно, потому что уже вечер, и так захотелось впервые растопить печку и почувствовать, как комната наполняется теплом.
Когда дрова потрескивали в печи, она достала из сумки еду, с благодарностью посмотрела на кашу, которую принесла соседка, увидела полмешка картошки, и там еще были овощи… и снова подумала с благодарностью о людях, которые не зная ее, уже хотели ей помочь.
Михаил Антипенко, который на днях подвозил молодую учительницу с дочкой, до неприличия разогнал свой грузовик и с шумом пронесся по улице.
— Ты куда гонишь? – спросил его пассажир Павел Игнатьевич, сорокалетний мужчина, на первый взгляд серьезный, но любивший подковырнуть исподтишка. – Куда несешься?
— А любим мы на троечке, да с бубенчиками, — весело, нараспев сказал водитель.
— Гляди, а то зазвенишь бубенчиками… охолонись, потише давай, а то задавишь гусей, хлопот не оберешься.
— Ладно, Игнатьич, едем тихо, — пообещал Михаил, тряхнув своим светлым чубом. И как только сбавил скорость, а ехал он по центральной улице, так сразу увидел знакомое пальто – сшитое на городской манер – узнал свою пассажирку Анну. Притормозил. – Доброго здоровьица вам. Как устроились?
— Здравствуйте, здравствуйте, хорошо мы устроились.
— Это в Панюшкиной избушке вы поселились?
— А я не знаю… ну да, говорят, Панюшкиным раньше принадлежала.
— Понял я. Ну может подтесать чего, может печка дымит…
— Не дымит, все у нас есть… так что спасибо, — и она, попрощавшись, пошла, держа спину прямо.
Михаил так и смотрел вслед, высунувшись из кабины, даже забыл про пассажира.
— Ты уснул что ли? – Павел Игнатьевич толкнул его в бок. – Забыл, что ехать надо?
— Едем, едем, — ответил водитель, будто очнувшись.
— Что, нравится? – спросил Игнатьич и достал кисет. В его хитрых глазах мелькнул огонек, захотелось ему, как он сам говорил, «помусолить» эту тему. – Говорят, без мужика она…
— Говорят, — задумчиво ответил Михаил.
— Что, невтерпеж? – спросил Игнатьич, явно намекая на дальнейшее развитие событий.
— Да ладно тебе, женюсь вот на Катьке скоро, будет своя зазноба.
— Когда женишься?
— Хотел осенью, да чего-то тянет, молода, говорит, погоди… а чего годить? – рассуждал Михаил.
— Ну девки любят покочевряжиться, а наше дело ждать… только кабы не засохнуть, как стручок, когда ждешь. В таком случае есть выручалочки: пока девка думает, баба выручает… и как говорится, все довольны.
— Хитер, ты Игнатьич, ох и проныра, сам поди, охочий до женского пола.
— А ты докажи, — усмехнувшись, ответил Игнатьич, — у меня всё шито-крыто… а учительница, между прочим, хороша… сразу видно, городская, культурная, не то что наши… к тому же… мужика вроде как нет.
— Говорит был, а может не было, так я и не понял… а дочка ее сказала, что папка вроде летчик…
— Понятно, улетел значит.
— Да не улетел, а вроде как помер.
— Ну так и вот, Мишка, дорога тебе открыта, — Игнатьич подпрыгнул вместе с машиной на ухабе, вцепился в ручку двери. – Эх, где мои годочки, девоньки-цветочки, бери, Мишка, от жизни всё, пока молодой, а то повяжет тебя семейная жизнь, света белого не увидишь.
Михаил закусил губу, рассуждения Игнатьича его уже раздражали. А всё потому, что он и сам уже свой план действий выстроил, ему подсказывать не надо. А так получается, Павел Игнатьевич вроде как в курсе его дел будет. А дела он наметил тихие, чтобы ни одна душа не узнала, и чтобы все по обоюдному согласию. А то, что Анна согласится, пусть не сразу, но согласится, он не сомневался. Вспомнил учетчицу Фросю на ферме, с которой еще до службы в армии схлестнулся… ну а что, баба одинокая, а он молодой… так что опыт, как охмурить женщину у него есть.
— Притормози у конторы, — попросил Игнатьич, — да скажи, когда обратно.
— Так вечером. Меня будешь ждать?
— Ну если не уеду с кем, то на базу подойду, прихвати меня.
— Прихвачу, — пообещал Михаил и поехал со своими думками наедине.
***
— Опять лижешься как кошка? Куда собралась? Снова в клуб? Фу, намазюкалась, вот батя увидит, он тебе задаст трёпку.
Алешка Соколов, тот самый мальчишка, который в первый же день увидел Веру у сельсовета и даже успел с ней поговорить, подглядел, как старшая сестра Катерина, стоя у зеркала, причесывала волосы, потом старательно заплетала, скрепляя косы.
— Брысь отсюда, а то схлопочешь! – Она резко повернулась и успела схватить чистое полотенце, лежавшее в стопке белья.
-Ой, ой, так и испугался…. Щеки-то горят, намалевала значит.
— Не твое дело, подглядывать только и знаешь.
— Не подглядывал я, это ты вертишься у зеркала, значит в клуб собралась… скорей бы уже тебя замуж отдать…
Старшая сестра с усмешкой посмотрела на брата. – А чего это так печёшься обо мне? Помешала что ли тебе?
— Так ты сама все окна проглядела, ждешь своего жениха, как машина проедет, выскакиваешь за ворота, как наш пёс Шарик…
— Сам ты Шарик, дурак ты набитый, не понимаешь ничего, все замуж выходят и все женятся.
— А я не женюсь! Это ты училась кое-как, в школу не загонишь, вот и пищишь, чтобы замуж взяли, а я жениться не собираюсь.
— Так ты сам учишься через пень-колоду, уроки до сих пор не сделал…
— Сделаю! Это я мамке в огороде помогал, пока ты перед зеркалом крутилась…
— Ох и языкатый ты, Лешка, ворчишь как дед старый, ладно, некогда мне с тобой. А замуж я выйду, да съеду от вас, Миша дом обещал построить.
— Твой Мишка сегодня чуть гусей не задавил, так бабка Меланьина за его машиной с хворостиной бежала.
— Врешь!
— Да не в жись! Сходи, спроси.
— Вот еще, спрашивать. Лучше я в клуб пойду, а ты уроки делай, злыдень.
— Сама злыдня… невеста из прокисшего теста.
…ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ >