Слепую девочку Варю привезли с операции. Полина переживала. Варюша к ним в интернат попала на прошлой неделе, не успела привыкнуть, и вдруг – аппендицит.
Полина не говорила, Варя ее не видела, общаться было трудно, они ещё не привыкли друг к другу, поэтому рядом с Полей была Леночка – девочка с сухой ручкой.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
Варю разрешили покормить. Но она случайно опрокинула на Полину кисель. Халат ее был расстегнут и кисель попал на светлое платье, на грудь, стек на подол.
– Ооо …
Поля на пальцах объяснила – отправила Лену за тряпкой. А сама принялась кормить Варю. Сейчас уж покормит и пойдет искать во что тут можно переодеться.
Но Лена быстро вернулась:
– Тёть Поль, тут к Вам …
Следом за ней в палату влетела женщина – халат поверх синей кофточки еле держится. Лицо ее было знакомо Полине. Кажется она из головного их учреждения.
Их интернат для дефективных детей после войны расположили при больнице. Но по документам прикрепили к Исетскому детскому дому. Располагался он, в общем-то, далеко, и необходимости ездить туда у простых сотрудников не было.
– Ты ж Воюшина, да? Тебя сестра ищет. Полина сидела перед Варюшей, держала ложку.
– А мы сразу и не сообразили, понимаешь? Где ее искать-то знаешь?
Полина ничего не понимала: на платье –кисель, слепая Варя шарит руками, зовёт ее, открывает рот. Она сунула ложку киселя ей в рот.
Сестра … Какая сестра? Она отрицательно покачала головой.
– Ну, не знаю. А я лечу, как дура, чтоб сказать. Думала, знаешь… Не оставила она ничего. Сказали мы ей, что такая у нас не работает. Забыли про вас тут совсем. Уж поняли о ком речь, когда уехала она…
Женщина расстроенно махнула рукой и вышла в дверь. Полина соображала. Сестра? Сестра! Вера! А может Марина?
И тут она быстро сунула чашку Лене, рванула следом за женщиной, схватила ту за руку, потащила в кабинет? Быстро писала… » Давно уехала? Откуда она? Возраст?»
– Из Ленинграда. Да. Она сказала, что приехала из Ленинграда. Возраст? Да такая ж, как Вы. И похожа, кстати, очень …, – видя озабоченность девушки уже терялась сотрудница.
Полина помнила – из Ленинграда была женщина, с которой они жили в ссылке в одном доме. Но не помнила даже ее имени и фамилии.
Вера! Сестра! Это наверняка Вера!
Что в эти минуты руководствовало Полей, она и сама потом не могла вспомнить. Не помнила, как вылетела из стен больницы, бросила халат на скамью, как мчалась на автобус, как кондукторша приняла ее за сумасшедшую, потому что выглядела она странно – светлое грязное платье, тапки, платок, повязанный низко на сведённые брови, озабоченный вид. К тому же пассажирка без сумки и что-то промычала на вопрос о билете.
Кондукторша махнула рукой – пускай едет.
А Поля помнила, что Ленинградский поезд отходит вечером, они отправляли детдомовских эвакуированных детей в Ленинград. Она готова была бежать впереди этого медленно тянувшегося автобуса.
Она выбежала на привокзальную площадь, густо усеянную пестрыми пятнами платьев и кофт, узлов и чемоданов. Здесь ходили, сидели, мелькали люди. И вот сейчас Полина пожалела, что не спросила об одежде сестры?
Как узнает она ее? Веру…
В этой гуще людей, в этой безнадежности она вдруг почувствовала, что вот сейчас в эти минуты она теряет самое главное, самое важное в своей жизни. Оно уплывает прямо из ее рук. Где-то здесь, на перроне ее сестра. И они больше никогда не встретятся.
Ее память …
Память сыграла с ней злую шутку. Вместе с кошмарами, которые свалились на нее в лесу, вместе с переохлаждением она потеряла целый пласт жизни: когда начала приходить в себя, вспомнила, как жили они в ссылке, вспомнила, маму, женщину из Ленинграда, помнила старушку, но … но не помнила название населенного пункта совсем. Видимо, детям не заостряли на это внимание. А потом… Потом выживала в детдоме для морально-дефективных, и как ни старалась, не могла вспомнить место ссылки.
Но она написала письмо в родную деревню, одно, второе… Ответа не было.
Она и на вокзале вела себя подобно сумасшедшей – хватала девушек и женщин за руки, оборачивала их к себе, бегала по залу ожидания, пока не объявили поезд.
Людей много, они стояли на перроне с сумками, авоськами, семьями и по одному. Громко звучал голос диктора, уже послышался гудок приближающегося поезда. Полина неслась по перрону, оглядывая пассажиров.
Длинный состав приближался, люди засуетились, подхватили поклажу.
И тут Поля поняла: она не найдет сестру… Сейчас люди утрамбуются в вагоны и тогда все пропало.
–Ааа! – от отчаяния крикнула она, но никто даже не оглянулся, мало ли кто кому кричит при посадке, она присела, закрыла глаза, а потом встала и …
– Вьега, – прошептала она горлом, не смыкая губ, и вдруг набрала полную грудь воздуха и закричала неистово что было сил, – Вега! Вега! Вега!
Вот тогда на нее оглянулись, потому что кричала она неестественно громко, гнусаво, надрывно, кричала не так, как зовут, когда ищут, а так, как кричат, когда потеряли.
От крика у нее закружилась голова, она опять присела на корточки, но потом подскочила и побежала в хвост вагона, опять крича:
– Вега! Вега!
И вдруг услышала сзади звонкий голосок.
– Полина!
Оглянулась. Люди толпились у дверей вагонов, а по перрону навстречу ей быстро шла красивая высокая девушка. Сарафан, сумка…
Вера!
Полина узнала ее. Надо же, она сразу узнала ее, хоть и думала, что забыла.
– Полина! Полька! – Вера бросила большую сумку и помчалась к сестре. А вот ноги Поли совсем отяжелели, она стояла столбом, когда Вера бросилась к ней в объятия. Она даже руки подняла с трудом, чтоб обнять сестру, такими тяжёлыми были они, таким нереальным казалось всё происходящее.
Там, в ее воспоминаниях детства, был другой мир. Мир, наполненный любовью мамы, заботами о них. А потом – черта, а за ней – серые стены казённого учреждения с болью и криками, с наказаниями и обездоленностью, с полной беспомощностью перед самодурством взрослых. Вся жизнь ее после была посвящена защите от такого самодурства, спасению беспомощных ее подопечных.
И стало казаться ей, что и не было того светлого мира детства, что это все ее фантазии, выдумки. А теперь она обнимала сестру – живое доказательство того, что счастливое то время, и правда, бы-ло.
– Девушки, отъезжаем. Вы – с нами? – проводница закрывала двери вагона.
Первая в себя пришла Вера.
– Нет, нет. Мы остаёмся, – ответила проводнице с улыбкой, – Полька, Полька! Я нашла тебя, Господи! Счастье какое! – она держала Полю за плечи.
«Благословен Господь, ведь Он услышал голос моих молений.»
Поезд мягко тронулся, застучали колеса по ставкам рельс, набирая скорость.
Поля смотрела на нее, как будто не верила своим глазам.
Сестра… Кожа со скрытой внутренней нежностью, густые брови, пушистые ресницы, глаза шоколадно-теплые притаили грустинку. Да, они похожи.
– Я это, я… Сестра Вера. Не веришь? Полин, а ты слышишь меня? Слышишь? – Вера положила руку на грудь, и рука ее вдруг нащупала что-то влажное и липкое на сарафане, – Ой! А что это? Что?
– Кисей, – тихо сказала Поля, удивляясь звуку своего голоса.
– Кисель? А откуда … Ой, да и ты …
Полина кивнула, улыбнулась и заплакала.
– Эээ! Полька! Поленька! Я ведь чуть не уехала. Надо же… Не плачь. Ты ж такая стойкая всегда была, я собственно и сама тебя искала, чтоб поплакаться. Ты же старшая. А ты… Пошли, пошли… А кисель, кстати, вкусный. Угостишь?
Поля, утирая слезы, привычно кивала. Говорить – это ведь не так легко.
Они приехали в интернат. Там у Поли была своя маленькая комната с двумя кроватями. Вторую занимала интернатовская девочка, но ее пока переселили в комнату девочек.
Они говорили весь вечер и всю ночь. Вернее, больше говорила Вера. Поля тоже пыталась, но выходило это ещё плохо. А ещё от рассказа о себе начинала плакать – многое пришлось пережить.
Только когда показала письма с фронта от Андрея Новицкого, расцвела. В переписке они были в начале войны, потом писем долго не было, Андрей был в плену. А в 45-м переписка возобновилась. Полина переживала за Андрея, ждала, волновалась, что будет с ним дальше.
– Коли нет. Погиб. Но ведь и его мы нашли. Он знал, что мы есть у него. Сестры, брат. Саша нашелся, теперь и ты. Нам осталось найти Марину. Поль, а ты же должна помнить, где мама ее оставила. А?
Полина покачала головой.
– Память… Я не помню каа мы туда попаи, –Полина говорила напряженно и неумело, зажимая гортань и челюсти.
– Ну, меня-то ты вспомнила, маму?
Поля подняла глаза.
– И дом. И папу. И даже пса Вьюна. А потом …
– Поль, а почему в документах написано, что ты глухо-немая и дефективная. Ну, понятно, немая, раз сегодня я тебя «вылечила», но ведь не глухая, и не умственно-отсталая.
– Как написа-а’и тогда, в детстве, так и … С’ух тоже бы’ п’охой. У нас много таких детей …
– Ты вылечишься, Поль. И говорить будешь хорошо. Вот увидишь. Поль, а поехали со мной, в Ленинград. А?
Полина улыбалась. Она очень хотела бы поехать. И обязательно приедет к сестре. Но … не сейчас. У нее вот Варя, а ещё много других забот с детьми. А ещё непонятно, что будет с Андреем.
– Потом. Потом п’иеду.
Они уже засыпали, когда Поля вдруг вспомнила.
– Ве’, а книжка… У тебя бы’а… Она це’а?
– Книжка? – Вера уж задремала, она так устала за эти дни, – Да-а. Это Библия. Церковная старинная книга. Цела, Поль. Вот приедешь к нам, покажу …
Вера заснула моментально. А Полина ещё долго лежала с открытыми глазами и смотрела на младшую сестру.
Она вставала, подтыкала одеяло, поправляла ей волосы. И не верила…
Ей казалось, что задача сделать её счастливой не входила в планы Бога вообще. Маленькая крупица счастья жила в письмах к Андрею, но и ему сейчас нелегко. Плен, работа на немцев в лагере. Такое не прощают.
Счастья она и не ждала, а оно само нашло ее. А значит она его заслужила, а значит будут силы и на новые преодоления.
Забегая наперед, можно и сказать. В жизни Полины вскоре произойдут большие изменения. Она отправится в Сибирь вслед за Андреем. Там они и зарегистрируюсь брак.
Но доброта и умения Поли вытянут Андрея из болезней и лишений. Там у них родятся два прекрасных сына– Михаил Андреевич и Евгений Андреевич, названные в честь дедов.
И лишь в 1953-м они вернутся к Андрею на родину – в Смоленск.
Но это все будет позже…
***
***
Митя демобилизовался и устроился на работу в Ленинграде. В 1948 году, когда Вера училась на четвертом курсе, они с просто забежали в ЗАГС и зарегистрировали брак.
А летом приезжали Инна с Юрием и Полина. Сашка ещё учился и теперь частенько появлялся дома. Приходили друзья, они отметили их бракосочетание. Не свадьба, конечно, но с криками «Горько!»
А вскоре и Ира вышла замуж скорым порядком. Она ждала ребенка и замуж выходила с большим животом. Матвея отпустили всего на пару дней … Она сразу перевелась на заочное и уехала в Белоруссию, где дислоцировалась часть Матвея.
Вера была счастлива в этот период. Так, как могут быть счастливы только молодые. Ленинград оживал, пошли новые трамваи, театры обновляли репертуар, а по проспектам зазеленели тоненькие ещё несмелые деревца.
Они гуляли с Полиной, когда та гостила, много, много разговаривали. Полина говорила медленно, но эта медлительность лишь придавала ей некой серьезности, весомости ее словам.
Тогда и отдала Вера свою Библию Полине – она очень заинтересовалась.
Марину Вера искать не переставала, но увы… Марин Воюшиных нашла несколько. Находила и других Воюшиных, подходящих по возрасту, писала, получала ответы… Но все безрезультатно.
А весной 49-го случилось значительное событие. Она возвращалась домой, шагала по широкой весенней улице. У подъезда копошились сизые голуби. Эти голуби особенно радовали блокадников. Голуби вернулись …
Она поднялась по пологим ступеням подъезда, привычно сунула руку в почтовый ящик и вынула оттуда вместе с корреспонденцией письмо.
Не удивилась: обратный адрес – место их эвакуации под Рыбинском, поселок Шексна. Значит, от бабы Светы. Она писала иногда.
А внутри – ещё два письма. Одно – от бабы Светы с пояснением, второе – от неизвестных ей людей, а третье …
Она вертела его в руках не раздеваясь, стоя в прихожей и ничего не понимала. Посмотрела в конец – «До скорой встречи, дорогая Вера! Ждите нас. Твой брат – Николай»
Вера скинула туфли и прямо в пальто и берете уселась на диван. Баба Света запечатала и переслала письмо от каких-то поисковиков. Они нашли это письмо от Коли и отправили туда, куда и было оно адресовано.
Дух захватывало! Нашлось затерявшееся в годы войны письмо от Коли.
От Коли!
У Веры дрожали руки.
«Здравствуй, дорогая сестра Вера!
Как же я рад, что ты меня нашла. Думал уж и не встретимся никогда. Очень жаль, что мамы с папой больше нет. Но теперь я – твой старший брат, буду тебе за отца.
Вот погоним фашистов … »
О себе он писал не много. Больше о друзьях.
» Так рад, что Саша с тобой. Найти бы ещё Аполлинарию и Марину. Про Полю ничего не могу сказать, не знаю где она может быть. А Марину мама оставила …»
Коли давно нет. Они даже ездили на братское захоронение под Ржевом. И это было – чудо, последнее послание брата прилетело только сейчас. И как будто даже оттуда осуществлял он свою мечту – найти всех братьев и сестер.
» … Марину мама оставила в селе по дороге в Иваново. Название села и имя женщины я не помню. Но написал все в твоей книжке, которую ты таскала с собой. В конце где-то. Больше негде было написать. Жаль, что не запомнил…
До скорой встречи, дорогая Вера.
Ждите нас. Твой брат Николай»
Вера все ещё не раздеваясь, читала и перечитывала письмо. Да… она видела что-то написанное карандашом в книжке, кажется … но это было так давно, и она не придала этому значения. Могло выгореть, пропасть. Да и книга – у Поли, а Поля… Ох, она, наверное, очень далеко.
Дело в том, что Полина собиралась ехать к Андрею, а он находился где-то под Магаданом.
Она вскочила, набрала номер коммутатора – позвонила маме Инне, рассказала всё, как есть. Инна обещала помочь. Ей проще было связаться с Полей.
А для Веры начался период томительного ожидания. Но однажды ночью принесли им телеграмму. Дверь открыл Митя. Сонный включил свет.
– От Поли, Вер, срочная, с красной пометкой.
Текст телеграммы гласил:
«с. Першино Прасковья Парамонова я приеду Ленинград 6 мая»
Полина ехала к ним.
На поиски Марины в село Першино поехали они вчетвером – Вера, Полина, Саша и Митя.
…ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ >