Любка-голубка ( Глава 2 )

Гену разговоры о Любкиных похождениях задевали очень сильно и мальчишка с ума сходил от ревности. Он тайком сопровождал возлюбленную на свидания – сидел где-то в засаде и наблюдал, как Голубка с каким-нибудь «голубем» милуется. Ни разу не выдал себя парень – злился, ногти сгрызал до крови, но всё равно следил за ней.


НАЧАЛО — ЗДЕСЬ

Все роптал он на судьбу, что младше Любы на четыре года, что замуж она успеет выйти раньше, чем он подрастет до предложения. Но парнишке было всего тринадцать, затем и четырнадцать исполнилось, а разбитная Любка- голубка замуж ни за кого так почему-то и не выходила. Гуляли с ней, а вот в жены брать не спешили.

Однажды Гена стал свидетелем встречи своей возлюбленной и Еремея. Молодой человек хватал девушку за руки, что-то объяснить пытался. Любка же отнекивалась, не желала слушать парня.

— Пьяный ты, не хочу с тобой говорить! – воскликнула она.

— А потому и пьяный, что сил нет смотреть, как ты с другими гуляешь, а на меня и не смотришь.

— Не нравишься ты мне, потому и не смотрю. И так не люб, а как выпьешь, и вовсе тошно от тебя.

— Да дай хоть объясниться с тобой. Выслушай же, убудет от тебя что ли?

— Ну говори, давай, выслушаю.

— Нет уж, пошли в укромное местечко. Мне секрет тебе сообщить нужно, а тут уши везде. Я только слово шепну, и отстану уж.

— Обещаешь отстать, когда выслушаю?

— Обещаю, обещаю, пошли уже.

Вздохнула Любка и пошла, куда её Еремей потянул. А Гена за ними.

Но, как оказалось, недоброе дело задумал Любкин ухажёр.

— С Мишкой ходила, с Санькой миловалась, а я чем хуже? – рычал Еремей, воюя с юбками.

Настоящая борьба завязалась у Еремея с Любой. Конечно, он посильнее был, потому мог бы и совершить злодейство. Но Люба билась с ним и визжала. Не выдержал Гена, налетел на обидчика со спины и потянул на себя. От неожиданности Еремей отцепил девушку и упал на спину. А Гена кинулся на него и давай лупить, что было мощи.

Ох, что тут началось! Еремей орал, Люба визжала. Девушка ведь тоже не ожидала, что кто-то видит их в этом укромном месте. И не понятно было, радовалась она спасителю, или досадовала за то, что парнишка стал свидетелем этой сцены.

Когда Еремей понял, что к чему, скинул с себя мальчонку и начал уже Гену. Но тут Любка подоспела и не дала своего защитника в обиду. С каждым по отдельности Еремей, конечно, справился бы, но против двоих не устоял. Пригрозил кулаком, сплюнул на землю и пообещал обоим расправу.

— Ты чего тут делаешь? — напустилась Люба на парнишку. – А ну покажи лицо. Эх, лихо тебя Еремей отделал. Зубы-то целые?

— Целые, — хмуро пробормотал Гена. Хотелось ему выглядеть героем, да что-то не очень хорошо получилось.

На мгновение лицо Любки озарила улыбка. Гена давно понял – не умеет Голубка долго сердиться.И таким теплом от неё веет, что кажется, глыбу льда растопить может.

— А ведь кабы не ты, не знаю, что бы со мной Еремей сделал, — прошептала Люба с благодарностью и погладила тёплой ладонью Генку по щеке.

Парень и слова сказать не мог. Он хотел остановить мгновение, когда мягкая рука Голубки коснулась его кожи. Тысячи мурашек пробежали у него внутри, защекотало в голове и даже потемнело перед глазами.

— Так как ты здесь оказался? – прищурившись, спросила Люба. Она хотела казаться строгой, но у неё это плохо получалось.

— Я… случайно увидел, как Еремей тебя зовёт, — храбро произнёс мальчишка, — сразу понял, что недоброе затеял. Вот и решил проследить.

— Вот оно как, — ответила Люба, — но ты не делай так больше. Даже если тебе кажется, что меня кто-то обидеть хочет. Дома-то что говорить будешь, боец? Лицо-то расквашено…

— Скажу, что с мальчишками подрался.

— Да, так оно лучше будет. Пойдём-ка отсюда. Уже темнеет, лучше бы ближе к дому быть.

***

После того самого случая между девушкой и парнишкой зародилась трогательная дружба. У Любы и мысли не было, что у неё что-то может быть с мальчишкой. Она относилась к нему, как к младшему брату, как к приятелю своей младшей сестры. Прошины привечали Гену, чаем поили. Ему нравилась беззаботная атмосфера, что царила в их доме, хотя и чуждо ему было такое беспечное отношение к жизни.

А вот Акимушкиным дружба Гены с Любой совсем не нравилась. Видать, понимали родители, что парень взрослеет, и отношения могут чем-то плохим кончиться.

— А чего нам печься об этом? – пожимал плечами Пантелей. – У нас же сын, а не девица на выданье. Если и станет очередным хахалем в череде тех, с которыми Любка по кустам шастает – нам то чего? В подоле не принесёт.

— Эээ, нет, — возражала супруга, — Люба ж ещё помыкается, погуляет, а потом родить ей захочется. И замуж, как ни крути, бабе завсегда надо. Время её придёт, там и сынок наш подрастёт. Вцепится эта беспутная в Генку когтями – нипочём не вырвем. Он ведь и сейчас глядит на неё, как зачарованный. Потому не бывать этой дружбе!

Ругали родители сына, плохое о Любе говорили, пытались даже из дома не выпускать. Да как же удержишь его? Научился он прятать свои чувства, о том, что был у Прошиных, больше не рассказывал дома, а на вопросы о Любке пожимал плечами. Вот и отстали родители от парня, в то время как он влюблялся в свою Голубку ещё сильнее.

Конечно, он не смел слова поперёк сказать возлюбленной. Чувствовал, что, если станет мешать ей чудить, то прекратится их дружба. Потому молчал, а порой и покрывал её перед Любкиной матушкой.

***

Всякое терпела Галина Прошина, но, когда дочь стала с женатым шашни крутить, разгневалась. Вот тогда и подговорила Люба Генку. Пришлось ему, бледнея-зеленея, сказать Галине, что с ним на речку ходила девушка. Мол, плела венок, а он ей цветочки собирал.

— Ты ж мой милый, — расплываясь в широкой улыбке, ответила тогда тётя Галя, — держи пряник.

Взял тогда Генка пряник, поблагодарил женщину и пошёл домой. А на душе погано было. Куснул он свежий, душистый пряник, а тот показался ему сухим и безвкусным. Сердце болело у Генки за то, что прикрыл он плохой Любкин поступок. Вот только как изменить ситуацию, он не знал. Ведь любил он её безрассудно, и на любой шаг был готов ради своей бесстыжей Голубки.

Гена и не знал, на что надеялся. Он был хорошим сыном, учился от отца мастерству и готовился стать таким же хорошим шорником, как и Пантелей. И корзины также плёл, которые семья вывозила на ярмарку. Но все мысли были о Любе.

Порой шутила над ним девица. Могла приобнять, заглянуть томно в глаза мальчишки и сказать чудное.

— Подрастёшь, женишься на мне? – спрашивала она то ли в шутку, то ли всерьёз.

— Женюсь, — отвечал Гена, глазом не моргнув. И вот он-то как раз не шутил.

Редко они вели серьёзные разговоры. Чаще парнишка помогал в чём-то своей Голубке, считал это наградой себе за то, что позволяла она находиться рядом. Но случалось, Люба откровенничала с ним, порой жаловалась на кого-то из своих ухажёров. Это было невыносимо, но прервать её Гена никогда не мог. Спустя долгие месяцы, когда Генке было уже пятнадцать, он решился на один важный вопрос.

— Люб, а почему ты вот так…, — прошептал парень, — ну вот то с одним, то с другим? И люди худо говорят о тебе, и парни плохо отзываются.

— Не могу иначе, — ответила Люба серьёзно, — сердце у меня, Ген, большое. Ну не может оно одного любить, понимаешь?

— Нет, не понимаю.

— Мал ты ещё, потому что. Повзрослеешь – поймёшь.

— Никогда не пойму я такого. Вот я тебя люблю, и никакая другая мне не нужна.

Рассмеялась Люба приятным, тихим смехом и приобняла парнишку. Хотелось ему оттолкнуть её, да не смог.

— А вот встретишь другую и разлюбишь меня! – воскликнула весело Люба.

— Не разлюблю, я точно знаю, что всегда буду тебя любить.

— Правда?

— Да, правда.

На мгновение лицо Любы стало серьёзным, она потрепала Гену по голове. Затем отстранилась и покачала головой.

— Не стоит, Гена. Не твоего я поля ягода. Не такая тебе девушка нужна, — произнесла она, отвернулась от него и пошла прочь.

*****

В июне 1941 года немцы напали на страну. Так получилось, что все Любкины ухажёры на фронт ушли. Ей в ту пору уже девятнадцать лет стукнуло – вроде уж и замуж пора, да только все девчата, что при женихах были, срочно замуж повыходили. Перед уходом на войну много свадеб сыграно было, а вот Любка- голубка осталась одна.

Ох, и ехидничали сельчане. Справедливым возмездием казалось им то, что разбитная Любка с носом осталась.

А Генка заметил, что будто бы остепенилась она немного, притихшая стала, вроде и перестало тянуть её во все тяжкие. Да и с кем теперь гулять?

В какой-то момент даже показалось парню, что всё у них ещё может быть. Размечтался он, что через три-четыре года женится на своей Голубке, приведёт её в дом, а она детей ему родит. Хотя, конечно, понимал, что нескоро всё это случится. Лишь бы скорее закончилась война. Да и с родителями придется всё утрясать.

****

Каким же ударом стало для него узнать, что Любка замуж выходит. Случилось это в сорок третьем году. У председателя совхоза Миронова жена померла. Не успел он овдоветь, так стал к Любе клинья подбивать. Вот и закрутилось у них такое…

Не молод уж был председатель, а тут юным мальчишкой себя почувствовал. Даже в тяжёлые военные годы у него жизнь послаще была, чем у других. Вот и сумел он Любку к себе расположить.

Как узнал о том Генка, убежал в лес и расплакался. Было ему в ту пору уже семнадцать лет. За свою слабость парнишка ругал себя последними словами, а Любку пытался ненавидеть, и вроде как это у него даже получилось.

— Ты чего, Ген, не здороваешься? – спросила однажды девушка, встретив друга на дороге.

— Потому что знать тебя не хочу, — сквозь зубы процедил он.

— Да как же это так? То дружили и в любви мне признавался, то теперь, вон значит, как.

— Иди к Миронову, с ним дружбу води. А мне такого добра больше не надо.

Отвернулся тогда Гена и отправился прочь. А наутро явился в военный комиссариат, сказал, что желает добровольцем идти на фронт. Да, всего семнадцать ему, но восемнадцать уж вот-вот стукнет. Берите, сказал, а то сам убегу немцев бить.
В военном комиссариарте видели настрой мальчишки, ему и в самом деле вот-вот должно восемнадцать исполниться, оттого его приняли, но не сразу на фронт отправили, а сперва на курсы обучения. А так уж и возраст нужный подошел.

***

Как воевал Геннадий Акимушкин, о том и говорить не надо. Ранен был, дважды награждён. Под пули сам не рвался, но за жизнь особо не держался. Как узнал он, что Люба за Миронова замуж выходит, будто бы в голове что-то повернулось у парня.

Но однажды, находясь в расположении после тяжёлого боя, Генке явилось чудо. Совсем рядом с ним голубь оказался. И вот что удивительно – белый и будто бы сытый, совсем не худой.

— Голубка, — прошептал тогда Гена, и воспоминания вдруг нахлынули на него. Показалось ему, что птица прилетела именно к нему, и будто о чём-то своем поведать хочет.

В тот самый день солдат получил письмо от младшей сестрёнки. Аня писала, что матушка хворает, а от отца давно нет никаких вестей. Девочка спрашивала, может, брату известно что-то о нём. А ещё рассказала, что Люба так и не вышла замуж за председателя Миронова. Какая-то нехорошая история между ними случилось. Анюта вскользь упомянула о том, что вроде как понесла невеста от жениха, но тот почему-то разгневался и отказался от свадьбы. А что с ребёночком неясно. Время прошло, а живота-то и нет.

С прежней силой в душе у Генки разгорелся огонь. Ещё и тревога за Голубку одолела. Ох, неспроста явилась к нему та белая птица.

****

О гибели отца парень узнал накануне Великой победы. Лишь два месяца не дожил до мая 1945 года Пантелей Фёдорович Акимушкин. С понурой головой вернулся Генка домой.
Он-то пришёл, а отец уж никогда не вернётся.

В тот же день, не выдержав, прибежал солдат к Любке-голубке. Та увидела его и на шею кинулась, плакала, в любви признавалась.

— Ты ж мой, родной, как же тяжело мне было без тебя, — заливалась слезами шептала Люба.

— Голубка моя, — тихо отвечал ей Генка, и в тот момент чувствовал себя почти счастливым.

Лукерья в те времена болела сильно. И до вестей о гибели мужа хворала, а как узнала, так и вовсе слегла. Возвращению сына, конечно, порадовалась, но всё равно худо ей было.

В ту пору старший сын Акимушкиных Иван уже женился, вернувшись с войны комиссованным в 1944 году. Супруга его Василиса сразу же забеременела, и аккурат через девять месяцев родила двух девочек-близняшек. Не до свекрови ей было, да и по хозяйству не слишком уж расторопна невестка была. Анюта тянулась к матери, пыталась помогать, но была она совсем девчонкой, одни женихи на уме.

…ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ >