Утром он осторожно разбудил Лёву.
— Электричка во сколько?
— А сейчас сколько? — Лёва с трудом разлепил веки. — Ох… В восемь пойдёт. Митька, ты не спал, что ли?
— Не спалось. До станции как идти?
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
— А… Это через посёлок прямо, никуда не сворачивая. А там рощица. И тропинка. Она одна. Мить, ты подожди, хочешь? Сейчас встанем, соберёмся, вместе поедем.
— У меня дела. — Митя застегнул куртку. — Не провожай, я калитку прикрою.
Он шёл по размокшей грунтовке мимо нахохлившихся грустных домов, и в душе было так же пусто, как в безлюдном СНТ. На станции присел на единственную лавочку, втянул голову в воротник и прикрыл глаза. Очнулся от движения рядом. Маленькая аккуратная старушка с корзинкой пристроилась на другом конце.
— Алкаш. — Сказала горестно, оглядев съёжившегося Митю. — Такой молодой и алкаш. И зачем пьёте?
— Я не пил. Нет, пил, но немного совсем. Приятеля помянул.
— Все вы немного. — Его собеседница вытерла глаза уголком платка. — У меня дома такой же. Сын. И пьёт, и пьёт непутёвый. А потом лютует. Из-за него здесь до морозов сижу, потом-то уж невмоготу становится, домик старый, не отапливается. А так хоть домой не заходи.
Она жаловалась на свою нелёгкую судьбу, пока не раздался звук подъезжающей электрички. Подхватилась споро и засеменила по платформе. Митя помог ей подняться по железным ступеням, подал корзинку, но в вагоне сел на холодную деревянную лавку подальше и уставился в окно. Мимо проносились чёрные, убранные поля, облетающие деревья. Горькая, непонятная осень. Он не понимал, что чувствует. Обиду? Разочарование? Безысходность?
Как ему теперь вести себя с Аннушкой? Так, словно ничего не случилось? Но как стереть из памяти разметавшиеся по подушке локоны и её щёку на чужом плече? Когда-то он всё готов был отдать за то, чтобы она была с ним. А сейчас? И он всё равно не сможет забыть, что из-за этого, пусть не прямо, косвенно, но нет больше Макса. И Саша. Саша ведь в больнице. Надо обязательно узнать, в какой. Взять в деканате или у ребят адрес его родителей. Поддержать как-то, наверное. И родителей Макса. Несмотря на весь трагизм ситуации, думать об этом было легче.
Спускаясь на платформу, он снова подал руку старушке с дачной станции. Она оперлась на неё, чуть придержала:
— А ты не пей, родненький. Послушай бабку, не пей. Сгубить жизнь проще, чем кажется, а вот подняться потом не всякий сможет. Храни тебя господи.
Она скрылась со своей корзиной в толпе, а Митя стоял растерянный и опустошённый, не зная пока, как жить дальше.
— Как? Как ты могла докатиться до такого? — гремел Анатолий Николаевич. — Римма, все девушки уехали. Понимаешь, все! Только эта осталась пить. С парнями пить! И не только это…
Он брезгливо поморщился.
— Неужели вот тут, — Анатолий Николаевич прижал руку к груди. — Здесь вот у тебя ничего не ёкает? Ты Митю в каком свете перед другими выставила? Себя с какой стороны показала?!
— Не ори, дед. — Аня недовольно зажала уши. — И так голова раскалывается.
— А ты пей больше, чтобы совсем лопнула!
— Толя. — Вмешалась бабушка. — Ну ты тоже со словами поосторожнее.
— Я и так предельно деликатен. Знаешь, какие слова для таких женщин в русском языке имеются.
— Я-то знаю. А ты свой попридержи.
— Тебя там не было! Ты мальчишек покалеченных не видела! Ты лицо Митино не видела!
— Хватит! — Аннушка вскочила. — Хватит толкать мне этого вашего Митю! Мне скучно с ним, понятно? Скучно и душно! Он молодой, а уже старик. Правильный до зубовного скрежета! Я не могу больше делать вид, что он мне нравится. Даже ради вашего спокойствия!
— Но, Аннушка, — растерялась Римма Григорьевна. — Разве тебя заставлял кто-то? Вы с самой школы вместе. Митя тебе нравился.
— Нравился, разонравился. И не лезьте вы в мою жизнь! Я теперь понимаю, почему мама от вас сбежала! А ты, дед, только и думаешь, как спихнуть меня со своих рук в ещё более надёжные. Что? Не так? Так вот: я не товар, а Митя ваш не купец. Сам с ним живи, если он тебе так нравится. Он чoкнутый, и вы…
— Аннушка, остановись! — оборвала Римма Григорьевна. — Толя, что?
Анатолий Николаевич без сил опустился на диван.
— Лекарство дай, пожалуйста. Там, в серванте.
— Знаю я, где. Успокаивайся, не бушуй. Бестолку это.
— Вот-вот. — Аня развернулась и вышла из комнаты. — Слушай бабушку, она больше тебя понимает.
* * * * *
Прощались с Максом всем курсом. В институте отменили пары, разрешили поехать на кладбище. Саша по-прежнему находился в больнице в тяжёлом состоянии. Все эти дни Митя никак не мог заставить себя поговорить с Аннушкой. А она так и вовсе избегала его. На занятиях садилась среди подруг или рядом с Денисом.
— Странный этот Лебедев. — Шептались девчонки на курсе. — Даже не может с Дэном по-мужски разобраться.
— Митька не дерётся.
— А за свою девушку? У нас в школе знаешь как дрались.
— Это Лебедев, забыла?
Но здесь, среди грустно молчавших деревьев и строгих оград, не было разговоров. Маму Макса держали под руки муж и пожилая женщина, наверное, бабушка парня. Митя смотрел и не мог поверить, что ничего в жизни его однокурсника больше уже не будет. Максим жил легко, отличался незлобивым характером и нравился девушкам. Он не был жадным и даже прагматичным. Почему он? Почему в тот страшный вечер всё получилось именно так? Ответов не было, как не было их и на другие вопросы.
На выходе с кладбища Митя догнал Аннушку.
— Аня, нам надо поговорить. Пройдёмся?
— Меня ждут. — Она кивнула в сторону Дэна.
Митя повернулся к парню:
— Денис, мы поговорим.
Тот молча кивнул и присоединился к стоявшим в стороне ребятам.
— И что? — В глазах девушки появилось незнакомое выражение. — Будешь устраивать мне разборки? Решился наконец? А чего не с Дэном? Испугался?
— Нет. — Митя старался говорить спокойно. — Просто Денис… Не было бы его, был бы кто-то другой, так?
— Какой ты проницательный. А я всё ждала, когда у тебя лопнет терпение.
— Зачем было ждать? Можно ведь было сказать.
— Ага. Чтобы потом все говорили, какая Аннушка недалёкая? Лебедев любил её без памяти, а она не оценила.
— Но это ведь всё равно случилось.
— Случилось. Только теперь я имею право! Думаешь, мне не рассказали, что ты девку притащил на эту вашу акцию? Поэтому и не поехал. Нечего, Митенька, прикрываться благими целями!
— Лена — не девка! Она — мой друг и коллега из кафе. Между нами ничего никогда не было, она знает. что мы с тобой встречаемся… — Он запнулся. — Встречались.
— Митя, опомнись. Дружбы между мужчиной и женщиной не бывает. Впрочем, с твоими странностями возможно всё. Но это уже не имеет значения. Если ты хочешь ясности, слушай: мы больше не вместе. Официально больше не пара, и даже не друзья. Мне надоело, понял?
— Понял. — Мите стоило неимоверных усилий удержать на лице маску невозмутимости, хотя внутри всё сжималось от боли. — Чего уж тут непонятного. Ладно, извини, я пойду, мне ещё на работу сегодня.
— Иди. — Аннушка закинула за спину свою пушистую косу. — Коллега, наверное, заждалась.
Как же она умудряется всё так перевернуть каждый раз, что он, Митя, остаётся виноватым? Почему он не замечал этого раньше? Или замечал, но предпочитал терпеть, чтобы сохранять эту иллюзию душевной близости. Именно иллюзию, потому что теперь понятно, что этого никогда между ними и не было. Он не заметил, как добрался до дома. Повернул ключ в замке.
— Митька, ты чего такой?
Отец. Митя выдохнул с облегчением. Почему-то именно сейчас слишком тяжело было оставаться одному.
— Я с пoхорон, пап. Прощались с Максом.
— Да. — Отец кивнул. — Это трудно прощаться с людьми, которых знаешь. Или знал. Ещё труднее с теми, которых любишь.
— Папа, я, кажется, попрощался не только с Максом.
— Аннушка?
— Как ты догадался ?
— Да у тебя на лице всё написано. Думаешь, я не видел, каким ты вернулся? И дело было не только в той аварии. У тебя боль плескалась в глазах.
— Что теперь делать, пап?
— Жить, сынок. Жить дальше. Без злобы, без мыслей о мести, без желания непременно показать, что ты счастлив. Это ведь не последнее разочарование в твоей жизни. И любовь, надеюсь, не последняя тоже.
— Пап, а у тебя до мамы девушки были?
— Конечно были, Митька. Я же не святой, да и не слишком удачливый, как выяснилось. И меня бросали, представляешь? Говорили, что не такой.
— Странный?
— Можно и так сказать. Раздoлбай, несерьёзный, слишком наивный.
— И как ты? Как ты себя при этом чувствовал? Что делал?
— Как? Паршиво чувствовал. Что приятного в том, что тебя бросили? Я ничего не делал, Мить. Просто жил дальше. А потом встретил твою маму. И она приняла меня таким, как есть.
— Но развелись же потом.
— Развелись. Я слишком злоупотребил и её терпением, и любовью. Почему-то думал, что раз любит, то каждый раз будет прощать все мои промахи. А она устала. Устала ждать, когда я наконец позволю ей быть слабой женщиной, не вытаскивающей свою семью из болота неудач.
— Но я старался. — Всё Митино отчаяние наконец выплеснулось в дрогнувшем голосе, в едва сдерживаемых слезах. — Я старался, чтобы Аня всегда знала, что я рядом, что помогу, что вытяну…
— Ты сильнее меня, сын, ответственней, справедливее, но не забывай, что и женщины бывают разными. Готовых рецептов отношений не существует. Аня совсем другая, не такая, как твоя мама. Как знать, может быть, к лучшему, что всё выяснилось сейчас.
— Я просто не представляю, как это — жить без неё.
— Это сейчас. Сегодня. А завтра будет другой день. И ты встанешь и будешь жить. Будешь учиться смотреть на неё, как на любого другого человека. И болеть внутри будет всё меньше и меньше.
— Не уверен. — Митя вздохнул. — Если бы всё было так просто, как ты говоришь.
— А я не сказал, что просто. Я лишь утверждаю, что это можно и нужно пережить. Потеря отношений — это не самая страшная потеря. Страшную ты видел сегодня. Вот здесь уже ничего изменить нельзя. Поэтому родители так волнуются за своих детей, даже когда они уже совсем взрослые.
— Пап, спасибо.
— За что, сынок?
— За то, что ты здесь сейчас. Ты мне нужен. И маме тоже.
— Такой вот, снова потерявший всё?
— Такой. Ты видишь, мама даже не стала возражать против твоего переезда. Значит, понимает, что то, что с тобой произошло, несправедливо.
— Твоя мама — очень хороший человек, Митя. Только я не уверен, что смогу оправдать её доверие.
— А ты постарайся. Ты же держался все эти годы, у тебя цель была. Пусть и сейчас будет — ваша с мамой семья.
— Наша, Мить.
— Знаешь, как бабушка говорит про меня? Ломоть отрезанный. Мол, у меня скоро своя семья будет, дом свой. Я тоже так думал…
— Опять? Да будет всё, Мить. Не сомневайся даже, будет. Только не торопись, глупостей сгоряча не наделай.
— Я постараюсь.
* * * * *
Вечером на работе он всё ещё оставался задумчивым.
— Дмитрий, ты не заболел часом? — Администратор зала задержал его при входе в кухню. — Как самочувствие твоё?
— Не заболел. — Митя постарался улыбнуться, но получилось плохо. — У меня товарищ погиб.
— Понятно. — Администратор кивнул. — Ну ты это, держись.
— Конечно. Не волнуйтесь, на работе это не отразится.
— Да при чём здесь работа. — Отмахнулся Митин непосредственный начальник. — Посторонний человек не заметит. Это нам всем видно, что что-то не так.
— Митя, — они с Леной столкнулись на кухне, — сегодня развоза не будет. Сможешь меня проводить?
— Конечно.
Они вышли из здания кафе, и девушка поёжилась от холодного ветра.
— Мить, не будешь злиться?
Он мотнул головой.
— Я соврала. Есть сегодня развоз. Просто хотела с тобой поговорить, как тогда. Сегодня все видели, какой ты. Я не знаю, что говорить надо, когда кого-то нет больше, не умею. Но…
— Знаешь, Лен. Я тоже соврал. — Митя поднял воротник куртки. — Прикрылся гибелью однокурсника. На самом деле, я не знаю, от чего мне хуже. Аня сегодня ушла от меня.
— Это из-за нашей поездки на реку?
— Нет. Там совсем в другом дело.
— Помиритесь. — Убеждённо уверила Лена. — Все когда-то ссорятся.
— Это не ссора. — Митя вздохнул. — Это всё, Лен.
— Не говори так. Я теперь чувствую себя совсем виноватой. Я ведь так и думала, что ваши девочки всё вывернут. Хочешь, я поговорю с ней? Скажу, как есть?
— Я не буду рассказывать тебе причину нашего разрыва. Это неважно. Просто мне пока тяжело привыкнуть к этой мысли.
Лена не стала продолжать, незаметно переведя разговор в другое русло. Они заговорили о сегодняшних посетителях, работе кухни, плавно перешли на обсуждение одного из новых треков, и Митя с удивлением заметил, что дышать стало легче, а ледяной ветер то ли стих, то ли просто перестал чувствоваться.
Возвращаясь домой, он размышлял, почему с Леной, которую он знает всего ничего, ему так легко. И почему он никогда не испытывал того же ощущения лёгкости в своих отношениях с Аннушкой.
«Все женщины разные», — вспомнил слова отца. И совет не спешить вспомнил тоже. Но Лена — это ведь совсем не любимая девушка, она просто коллега и друг. А это совсем другое.
…ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ >