Рассказ основан на реальных событиях. Спасибо подписчице за историю.
Несмотря на урезание личных хозяйств и налоги, жизнь крестьян в довоенное время складывалась по-разному. Была беднота, много людей едва сводили концы с концами. Но и зажиточные семьи тоже были, вот, к примеру, Королёвы. И фамилия-то у них какая-то царская…
У Никифора Королёва даже помощница по хозяйству имелась, чтобы супруге Акулине полегче было. Марфа, шустрая да проворная, остроглазая и на язык бойкая, жила у Королёвых, лихо управлялась с их первенцем и другими делами домашними.
Акулина была слаба здоровьем, без Марфы никак не справилась бы. Молоденькая девушка помогала и дом вести, и на огороде хлопотала. И хозяевам удобно, и ей хорошо – в родительском доме девчонке жить совсем не хотелось. Там вечно выпивший отец проходу не давал, и мать, недовольная судьбой, срывала зло на хорошенькой дочери. С большой охотой пошла она в услужение к Королёвым…
Бойкая Марфа пришлась здесь ко двору. И Акулина к ней ласкова были, никогда не придиралась, лишнюю тарелку щей для помощницы не жалела. А Никифор так вообще душка. Как из города приезжает – так подарки дорогие везет не только жене, но и Марфе.
Краснела она, принимая подарки, даже отказываться пыталась. Но какое девичье сердце устроит, если добрый человек платок расписной да гладкий в руки сует и на ухо шепчет бери, мол, бери?
А какие Никифор привозил из города конфеты! Марфа в жизни таких не пробовала. В родительском доме вообще сладостей не водилось, лепешки, и те, пресные пекли.
Как родную приняли Королёвы Марфушку, а то, что за Костиком малым ходить приходилось – так это не утруждало девчонку. В отчем доме тоже младшие дети были. За тремя смотреть приходилось. А коль не усмотрела, и побеспокоил кто отца плачем да криком – Марфу строгий родитель наказывал, да и мать оплеух добавляла.
Костик спокойный родился, с ним не хлопотно было. На огороде Марфу не особо заботами утруждали, ведь бывали у Королёвых и другие помощники – для работы в поле. За небольшую плату нанимал Никифор парней молодых да крепких, чтобы землю вскопали, да урожай убрали. Свинью забить – тоже помощников звал.
За это Королёвых недолюбливали в деревне. Ведь кому-то приходилось спину в три погибели гнуть, чтобы выжить, а у Никифора все гладко да ладно. Даже Марфушка-домработница и то живет припеваючи.
В 1924 году родилась Дуся – кругленькая, беленькая, как булочка сладкая. Души не чаял в дочке Никифор. И брат Костик, которому уже пять лет было, радовался сестренке. Да и мать Дуську любила сильно.
А вот Марфуше вообще не по нраву было, что у Королёвых дочь родилась — работы добавилось, да еще и Акулина послабее стала. Все приговаривала, мол, окрепнет, еще сына родит. А это уже трое…
Так и хотелось Дуську Марфе щипнуть или стукнуть, но не решалась она любимице хозяйской худое что-то причинить. А то еще вернут в дом отцовский, а там не жизнь…Там уже трое детей, да батька с мамкой вечно злые.
*****
Самым ранним воспоминанием маленькой Дуси стало рождение братика Миши. Он появился, когда четыре годика малышке было. Со старшим Костиком она с нетерпением ждала появления братишки. Хотелось ей поиграть с Мишуткой, как с куклой, вот только редко позволяли родители.
Малыш постоянно был с матерью или под присмотром Марфы. Сразу заметила маленькая Дуся, как порой Марфушка плохо обходится с крохой. То ущипнет его, то рот ладонью ему закроет, а у самой глазюки злющие! Но только, когда рядом нет хозяев. Если рядом они – то нет ласковее и добрее Марфы. И целует Мишутку, и щекочет, и воркует что-то ему на ушко.
Однажды пожаловалась Дуся отцу, что домработница тычет малышу в пяточку палкой острой, а тот плачет. Никифор дочери не поверил.
— Выдумщица ты у меня, Марфушка любит вас как родных. Показалось тебе, — засмеялся отец, потрепав дочку по волосам. — Она вам будто мать вторая. Ну чего ты наговариваешь?
Мать слабо улыбнулась, когда Дуся рассказала ей об увиденном. Плохо себя чувствовала последнее время Акулина, все бледнее и бледнее становилась, худая стала как щепка.
— Как тебе не стыдно, дочка? Я бы без Марфуши не справилась. Она нам Богом послана, а ты наговариваешь на нее, — пристыдила мать девочку.
А вот Костя поверил сестре. Он и сам замечал неладное. Вот только взрослее он уже был, а при нем побаивалась Марфа обижать маленьких. Потому и сомневался мальчонка порой – правда ли Марфа творила что-то плохое, или показалось?
Дусе было шесть лет, когда наступил тот скорбный для всей семьи день. Она выскочила на кухню, чтобы попить чаю со сладкими крендельками, которые пекла Марфа. Утром всегда у них дома пахло этими самими крендельками.
Едва ступила она босыми ногами на пол, как противный озноб пронзил ее тело. Тихо в доме. Что-то зловещее было в этой тишине. При этом девочка слышала голос отца. Почему он дома в такое время?
Дусе стало очень страшно. В кухне появился Костя, лицо его было бледными, а глаза полные слез.
— Дуська, мама наша умерла, — прошептал брат и затрясся от рыданий.
Девочка широко распахнула глаза, в них застыл страх.
Брат ревел навзрыд, а она не проронила не слезинки. Вот так и стояла в полном оцепенении. Казалось ей, что в таких случаях не ревут. Плакать надо, когда ушиблась или оса укусила. Вот когда чашку разбила, тоже можно поплакать.
А когда умерла мама, невозможно ни плакать, ни есть, ни спать. Дышится – и то с трудом.
Как во сне прошли эти дни. Отцу и брату было не до маленькой Дуси – оба с головой погрузились в собственное горе. Если бы не Мишутка, девочка и сама умерла бы. Вот прямо легла бы у ног покойной и уснула навсегда.
Но малыш требовал внимания, он плакал, хотел кушать. А у Марфы в эти дни других забот хватало. И хотя шестилетняя Дуся еще многого не понимала, но все же смущало ее, как домработница «утешает» Никифора. То руку ему на плечо положит, то его ладонь к своему лицу прижмет. Не выдержала Дуся и высказала Марфушке:
— Что ты к папеньке все лезешь? К Мише иди, он плачет!
Но Марфа лишь насмешливо посмотрела на девочку, а в глазах её сверкнул недобрый огонек. Дуся невольно поежилась. Недоброе предчувствие охватило ее. Страшна смерть мамы, но будет что-то еще пострашнее. Ох, будет, она чувствует…
А Никифор и не сопротивлялся, когда Марфа утешала его. В глаза заглядывала, руки целовала, добрые слова говорила. И как-то спокойнее ему становилось рядом с ней, и как-то легче забывалось, что за стеной гроб с покойной супругой стоит.
На похоронах было мало народу. Не любили в деревне Королёвых за достаток, за хозяйство добротное. Завидовали многие. А те, кто пришли, с недоумением поглядывали на Никифора. Не держал он за руку своих детей, мать потерявших. Не у них искал утешения, и не им давал поддержку в этот страшный день.
Рядом с вдовцом стояла Марфа и держала его за руку. Когда он убивался над гробом Акулины, бесстыдница лила крокодиловы слезы тоже. А Дуся с Костей жались к друг другу, растерянные и напуганные.
После похорон все стало еще хуже. К отцу теперь было не подобраться. Не могла Дуська к нему прижаться или забраться на руки, как раньше. Всегда теперь рядом была Марфа. Не было ей теперь дела до детей, а Никифора казалось, это устраивало. Он был обласкан, согрет женской любовью и заботой – а что еще нужно мужчине, потерявшему жену?
Он быстро пришел в себя, жизнь его стала еще лучше, чем раньше. Акулина часто болела, с ней было пресно и скучно. А молодая Марфа так и ластилась, так и заигрывала, как котенок.
Быстро Никифор забыл, как еще недавно маленькая Дуся была его отдушиной. Юная Марфа заменила ему и жену, и детей. Не зря говорят — ночная кукушка дневную перекукует…
Не замечал вдовец, как худа и бледна дочь. Все меньше интересовал его старший сын. Только как рабочая сила – вон у него какие плечи! Вполне может в поле идти. А малой Мишка вообще не занимал мыслей отца.
Вскоре семью постигла новая беда. Вышло предписание о раскулачивании. Не стал Королёв ждать, когда опера к нему в дом нагрянут, да всех в Сибирь отправят, или в какие еще более дальние края. Как узнал он о предписании, так заявился к местным властям и сказал, что желает добро свое в колхоз передать. Землю, подворье…
Ну, а раз добровольно отдает, так за что в Сибирь? Принял у него колхоз добро, да отстали от семьи Королёвых.
Жизнь, конечно, стала уже не той, что раньше, пришлось главе семьи податься на лесозаготовки.
Стал Никифор уезжать на вахты в лес. А Марфа дома хозяйничала, все к рукам своим прибрала. Для детей же наступили тяжелые времена. Бывшая домработница стала полноценной женой хозяина, его фамилию гордо теперь носила. Жители села осуждали её и Никифора, но ей было всё равно.
Вот только о прежнем материальном благополучии Марфа не могла уже и мечтать. Не стало помощников, хозяйства богатого не стало. И начала новоиспеченная Королёва срывать зло на детях.
Больше всех доставалось Дусе. На ней будто отрывалась баба дурная за свою юность несчастную в родительском доме. Вспоминала розги отцовские, да на Дусе печаль свою отыгрывала…
Гордая была Дуся, с малых лет голову высоко держала. Вот только этот несгибаемый дух лишних бед ей добавлял. И не плакала Дуся. Не могла, хотя боль порой казалась невыносимой. Ах, если бы не была она такой гордой и упрямой, и пожаловалась брату Косте! Свое злодейство мачеха творила, когда не было ни брата, ни отца.
Когда Никифор приезжал из леса, первым делом обнимал и целовал жену, выслушивал ее и жалел. А змея «опаивала» его сладкими речами, щебеча что-то на ушко, жаловалась на поведение детей.
— Не считают меня матерью, не слушают. Не видит, Дуся, что я для нее делаю, не слушается, — жаловалась мачеха, тяжело вздыхая.
— Так ты хозяйка теперь здесь, считай, мать. А мать, порой и наказать должна, — наставлял Никифор свою молодую жену.
— Не подымается рука строго наказывать, — изображала из себя обиженную страдалицу Марфа, — так, прутиком поучу для острастки.
— Ну раз прутиком поучила, значит добавлять не стану, хватит с нее, — кивал Никифор и принимался за ужин.
Дуся слушала это, и в душе ее закипала обида и ярость. Порой следы на теле не проходили неделями. Ах, если бы можно было сказать отцу, но ведь одурманила его змея, будто оморочку навела! Не поверит он своей маленькой дочке!
Никифор догадывался, что между его женой и детьми отношения не складываются, но думать об этом не хотел. Времена начались тяжелые, голова другим была забита. А детей баба должна воспитывать!
Однажды, когда глава семейства очередной раз отправился в лес, Марфа вновь принялась учить Дусю уму-разуму, как она приговаривала. Досталось и Мише. Но это увидел Костя.
— Это не первый раз, да? – спросил Костя сестру, заглядывая ей в глаза.
Дуся опустила взгляд и кивнула. Костя тяжело вздохнул. Мог бы и сам догадаться. Но теперь злодеяниям Марфы точно придет конец.
— Больше я не дам вас в обиду, она у меня еще попляшет, — сжав кулаки произнес Костик, а Дуся погладила брата по голове.
Но дальше Никифор с удвоенной силой будто стал любить Марфу от того, что понесла она.
Еще пуще прежнего Марфа стала срываться на чужих детях. Беременность была тяжелой, не хотела она ребенка. А дети супруга ей еще более ненавистны стали. После очередной ссоры выгнала она их ночью на мороз полуодетых и дверь заперла.
Чуть не околели дети. Мороз сильный был, прижимались ребята к друг другу, согревали Мишутку как могли. Под утро достучались в один из соседских домов. Хозяева были не рады «гостям», но сжалились над детьми.
Спящего Мишутку уложили на старое одеяло на полу, рядом с печкой. Вот только выглядел он как-то странно и совсем не дышал.
— Эх, деточки, нет у вас больше братика, — хозяйка дома покачала головой, глядя печально на Мишутку.
Не поверили Дуся и Костя словам женщины, они обнимали, гладили и целовали малыша, умоляли проснуться. Хозяйка кричала, чтобы оставили в покое тело, но дети не слушали ее.
— Дуся, все, хватит. Он умер, — прошептал, в конце концов, Костя, и из глаз его хлынул поток слез. Сердце сжалось, когда пришло понимание, что их маленького братишки больше нет.
А Дуся словно окаменела. В тот момент казалось ей, будто душа ее опустела. У нее было единственное желание – отправиться с Мишей туда, где нет страдания и боли.
Смерть Миши тоже сошла Марфе с рук. Когда вернулся Никифор, он и погоревать-то не успел по поводу гибели сына. Марфа родила…
Не много прошло времени, как она вновь понесла..
****
К своим родным детям Марфа тоже не питала особой нежности. Тяжесть материнской руки знали они с малых лет. И все-таки это были ее дети. То они раздражали ее, как мухи назойливые, то забавляли, как котята.
Дуська же злила Марфу безмерно. Она взрослела, и где-то уже умела за себя постоять. И с отцом хитрить стала – выбирала моменты, когда жены рядом нет, и рассказывала все потихоньку. Все верила, что однажды прозреет Никифор, прогонит Марфу, и заживут они дружной семьей.
Потому бесилась мачеха, но все чаще ощущала бессилие. Да и повзрослевший Костик пару раз схватил Марфу за горло и пригрозил, что задушит, а потом закопает прямо во дворе. Никто и плакать не станет. Потому и старалась мачеха сдерживать себя при старшем пасынке.
Все тяжелее становилось вздорной бабе, ведь на своих злость вымещать не так сладко было. А дети мужа повзрослели, отпор стали давать. Как же хотелось Марфе от них избавиться!
А тут еще птичка на хвосте принесла весточку, дескать, загулял Никифор с молодухой из соседнего села. Сама-то Марфа после родов потеряла былую свежесть, постарела, отяжелела. Страдала безмерно, узнав об измене мужа. Невыносимо было то, что Костик с Дусей знали об этом и н насмехались, будто ждали, что вот-вот скоро прогонит он её.
Пожаловалась она как-то соседке на падчерицу и пасынка, а та такое посоветовала, что даже дурной бабе страшно стало.
— Есть в поселке ведьма одна, много чего умеет. Сходи к ней, поможет. Заодно и узнаешь, как Никифора вернуть, — сказала соседка и рассказала несколько историй, подтверждающих силу той самой ведьмы.
— Не верю я в это, — шепотом ответила Марфа, покачав головой.
— Твое дело, — пожала плечами соседка, — но бабка сильная. Поможет.
Думала Марфа долго, а потом решилась. Взяла яиц, картошки, сахару и отправилась с гостинцами к той самой ведьме. А бабка будто ждала Марфу, все ей рассказала. Даже про Никифора с его зазнобой.
— Отвадим твоего муженька от молодухи, помогу. Только поторопиться надо, — произнесла зловещим голосом старуха, отливая воск.
— Прошу Вас, бабуля, помогите, сил нет терпеть, как мой мужик по чужим постелям шастает, — прошептала Марфа, завороженно наблюдая за ведьмой.
— Не переживай, когда она рядом с ним, будет он чувствовать запах гнилого мяса. Даже если просто подумает о ней, почувствует зловоние…
Марфа приободрилась и теперь могла уже о другом подумать. Дети-то Никифоровы как? Их то как со свету изжить?
Но тут бабка покачала головой. Ничего, говорит, делать не стану.
— Костя скоро уйдет сам, — сказала она, и Марфе даже показалось, что голос ведьмы прозвучал как-то печально.
— Уйдет из дома? Женится? – нетерпеливо спросила Марфа.
— Насовсем уйдет, навсегда. Поглотит его огненная яма, — загадочно ответила колдунья, продолжая работать с воском.
— А девчонка? – задала вопрос мачеха.
— А про девочку ничего я тебе не скажу. Ох, непростая судьба у нее, оставила бы ты бедняжку в покое, — покачала головой ведьма и принялась чертить что-то углем по столешнице.
Марфа заторопилась домой. Нельзя сказать, что ее полностью устроил ответ колдуньи. Больше всего ей хотелось причинить вред Дуське. Она становилась такой хорошенькой, и к злости мачехи примешивалась обычная зависть к юности и красоте падчерице.
Вскоре убедилась Марфа, что колдунья чистую правду сказала. Перестал ездить Никифор к молодухе – как отрезало. Ночами правда спал беспокойно, просыпался с криками, все говорил, что запах странный чувствует.
*****
1941 год разрушил привычную жизнь всей страны. Муж все больше времени проводил на лесозаготовках. Для нужд фронта трудящиеся должны были производить и заготавливать материалы в большем количестве.
Вскоре сбылось пророчество ведьмы насчет Костика. Осенью сорок первого году его призвали, и через полгода пришла похоронка.
Казалось, Дусе, что ничего уже не может ранить ее застывшую душу. Много сил отняло у нее предательство отца, забывшего о детях из-за проклятой Марфы. Невероятных усилий стоило Дусе вытянуть себя из беспросветной мглы после гибели Мишутки. А когда не стало Костика, поняла она – это конец… Весь мир окрасился для нее в черно-белые тона и солнце будто светить перестало…
