Зачем вы меня спасли?! Нужно было сохранить жизнь ребенку!»- рыдала женщина после родов, когда ей сказали, что ребенок не вы-жил… Знала бы она, что это происки ее свекрови…
Сослуживцы называли её старой девой,хотя знали, что она была замужем (очень недолго), потом развелась и вырастила сына.Тем не менее, большинство коллег считало – будь у нее нормальный мужик, она бы не стала такой «душ-нилой».
Осложняло ситуацию и то, что она сидела в одном кабинете с Тоней Воротниковой, у которой в шкафу лежали одеяло и подушка. Нередко Тоня не уезжала вместе со всеми на служебном автобусе, а принимала очередного друга, «не отходя от рабочего места».
В итоге обе женщины презирали друг друга, и их общение ограничивалось подчеркнутым «здравствуйте» утром, и «до свидания» вечером.
Тоня ведала учебой, курсами повышения квалификации, а Елена, была инженером. Да, она родилась в то время, когда это имя было страшно популярным, и ходил анекдот, в котором молодых родителей спрашивали: «Кто у вас родился, мальчик или Леночка?»
Дело свое Елена знала, впрочем, перед выходом на пенсию ей, поручали в основном, разовые проекты. А чаще просили состряпать на компьютере красивую открытку юбиляру, или подготовить статью об их славном предприятии – для городской газеты.
Одевалась Елена несколько старомодно, но безусловно, со вкусом. Вещи выбирала из натуральных тканей, любила сарафаны с блузками, газовые или шелковые шарфики, броши с камнями…
Не будучи занята, она могла целый день играть на своем компьютере в простые игры, типа «три в ряд», уверяя, что занимается этим для пользы дела – разрабатывает пальцы, уже тронутые арт-тритом.
В обеденный перерыв, когда сотрудники спешили вниз, в столовую, или даже совершали небольшое путешествие в соседний корпус, где продавали очень дешевое мороженое, Елена никогда не составляла им компанию. Она заваривала крепкий кофе и доставала загодя приготовленный бутерброд – с красной рыбой, или с хорошей ветчиной.
Тоня терпеть не могла соседку еще и за это:
Ишь ты, показывает, что мы здесь все плебеи, жр-ем, что попало. А их величество до такого не опускается. Господи, девки, хоть бы меня пересадили куда от нее! Или бы эта бабка, наконец, на пенсию свалила…
До выхода на заслуженный отдых Елене оставалось еще чуть больше года, и она уже начала считать дни. Хотя никаких крупных перемен в ее жизни не предвиделось – ну, не будет ходить на работу, станет дома сидеть.
Какой у нее дом – знали немногие. Елена берегла свое гнездо, приглашала только близких друзей.
О житье-бытье Елены могла бы рассказать Надя из отдела кадров. Она не раз забегала к Елене – они обменивались книгами.
Елена всю жизнь собирала библиотеку сама, а Наде она досталась от дедушки с бабушкой. Многотомные издания и там, и там были одинаковые. Темно-коричневые тома – Лев Толстой, желтые – Толстой Алексей, оранжевые – Майн Рид, розовые- Вальтер Скотт. Но Надя пристрастилась к тем книгам, которые хлынули на рынок в конце двадцатого века, и Елена не могла устоять, когда молодая подруга приносила ей романы Чейза или Алистера Маклина.
Квартира Елены казался Наде красивой, но душной шкатулкой.
Старый одноэтажный дом на несколько семей. Жилье здесь ценилось, потому что это был центр города, и каждая семья имела маленький садик.Но Елену нельзя было представить с лопатой или тяпкой.
Дома она не горбатилась, отдыхала.
Три комнаты переходили одна в другую. Тяжелая мебель, ковры и хрусталь, плотные шторы, салфетки и статуэтки – все это напоминало музей. Но Елена обжила здесь, в основном, диван. Лежа она читала книги, лежа смотрела телевизор.
А редких гостей принимала, в основном, на кухне.
Кухня и была самым «живым» уголком квартиры, если что-то происходило, то в основном, здесь. Тут любил устроиться в кресле маленький французский бульдог Елены, здесь хозяйка угощала гостей великолепным кофе и печеньем, которое пекла еще по рецепту своей мамы.
Ни к кому Елена не относилась так благосклонно, как к Наде. Отчасти потому, что молодая женщина была тихой, воспитанной – и из интеллигентной семьи, Отчасти потому, что если бы Елена и хотела женить единственного сына, то именно на Наде.
Все, кто знал Елену, помнили ее или незамужней или разведенной. И Тоня Воротникова искренне изумлялась:
Как у нее Мишка появился – я не представляю! Она сама рассказывала как-то – не мне, конечно, – я просто в кабинете сидела и вет-ошью прикинулась, интересно же послушать… Знаете, какой у нашей мадам самый м—м-м… Пардон … Эр-отич==ческий момент в жизни был?
Ну! – торопили коллеги.
Тоня выдерживала паузу:
Когда наш бывший главный инженер…
Михаил Николаевич?
Ага. Он на пенсии уже, и тут не все его помнят. Короче он зашел в нашу комнату, а Елена….
Шмотки какие-нибудь примеряет? В нег-лиже?
Нет, девочки…. Она причесывается! А волосы у нее длинные, и она их рукой перехватывает…..И так он на нее в тот момент посмотрел, что ничего круче в ее жизни не было. Наверное, после этого Мишка у нее и родился… А теперь она из сына все соки выпьет, и жениться не даст, помяните мое слово. Единственный мужчина в семье – никому она его не отдаст.
Сослуживицы хихикали, но в принципе соглашались. По их подсчетам Михаилу близилось к тридцати. Привести домой девушку при такой матери он не мог категорически – Елена оценила бы это, как падение сына в «пучину раз—врата». А если бы Михаил ушел на съемную квартиру и занялся устройством личной жизни – Елена уверилась бы в мысли, что сын бросил немолодую, беспомощную и больную мать на произвол судьбы.
Сам Михаил долгое время не был способен на какой-то решительный шаг. И Елена первая начала говорить знакомым (преподнося это как свою головную боль) – что сын упустил время, и уже не создаст семьи. Впрочем это и неудивительно. Он порядочный, воспитанный, скромный, а нынешние девицы…
Но всё изменилось в один день. Вернее, в один вечер. Елена дождалась сына с работы (Михаил был юристом в одной преуспевающей компании). Она сварила свой несравненный кофе и поставила на стол сырники. Настоящее произведение искусства – небольшие, подрумянившиеся, благоухающие ванилью…
Елена знала, что после ужина сын займется своими делами, он почти всегда брал работу домой. А она посмотрит два сериала подряд, а потом еще почитает детектив – пока глаза не станут слипаться.
Но Михаил нынче не уделил внимания своим любимым сырникам. Он сказал:
Мама, я встретил девушку…
По идее Елена должна была ждать этой фразы и радоваться. Наконец сын заинтересовался кем-то настолько, что решил рассказать об этом ей! Но мать ощутила укол ревности и желание все отодвинуть на неопределенный срок.
Ну что ж, хорошо, – осторожно сказала она, понимая, что иной ответ будет выглядеть странно, – Надеюсь, вы не поступите, как нынешняя молодежь… В наше время встречались по несколько лет, прежде, чем…
Я об этом и хотел сказать. Мам, мы сняли квартиру – так что я зашел поужинать… с тобой вот поговорить, а потом пойду к Жене…
Елене показалось, что из под нее выбили стул. Мало того, что сын так легко и спокойно принял для себя эту «психологию разв—рата», (в лексиконе Елены так именовалось «сожительство, так эта девушка (которую Елене хотелось назвать другим, гораздо более крепким словом), в одночасье отобрала у нее Мишку…
И она согласилась? Вот так просто пойти жить на квартиру? – начала Елена с возрастающим негодованием.
Михаил уловил патетику в материнском голосе и вздохнул про себя. Мать, и весь этот мирок, который она создала – напоминал тысячу раз прочитанную и перечитанную книгу.
Здесь всё так и будет — до той поры, пока мать не состарится, и не сляжет. Но и тогда она станет отдавать приказы из постели, будет грозно трясти пальцем, и говорить, что не допустит в своем доме того или этого.
Михаил точно знал это, перед глазами был пример бабки.
С другой стороны – Женя. Счастье, что мать не знает никаких подробностей о ней, иначе ему досталось бы еще больше.
Женя была дочерью одного из самых богатых и известных людей города.
Внебрачной дочерью, – всегда добавляла она, – Я – дитя любви.
У нее действительно была другая фамилия, и она ничем не напоминала своего отца – плотного мужика с густыми бровями и брылями как у бульдога. Женя и не упоминала, чья она дочь, но каким-то образом ее новые знакомые всегда докапывались до этого момента.
Михаилу Женя сказала:
И слава Богу, что я внебрачная. У него есть законные дочь и сын, вот им не позавидуешь. Учатся за границей, когда приезжают сюда – к ним чуть ли не охрану приставляют. Никакой свободы.
Сама Женя ценила свободу больше всего на свете.
Ее мать была скромной актрисой провинциального театра, Женя с малых лет помнила как мать уезжала на гастроли – на несколько месяцев. За девочкой за небольшую плату приглядывала соседка, которая стала настоящим «другом дома».
Никаких особых благ от своего отца Женя не имела. В детстве – очередная кукла на день рождения, в юности – какое-нибудь украшения в бархатной коробочке. Отец не знал, что Женя не носила ца-цок, разве что браслет с шипами – а такой ему и в голову не пришло бы ей купить.
Женя, смеясь, говорила, что ее мать ничего не просила у любов-ника от тихости, а она сама «от лихости». Может быть, поэтому матери и удалось сохранить нейтральные отношения с семьей отца. Она ни на что не претендовала, и к ней относились, как к неизбежному злу. Мужчина такого ранга имеет право заводить подруг, лишь бы те не «бор-зели сверх меры».
А достаток у нас в семье всегда был, но так…. Чуть больше самого необходимого, – говорила Женя Михаилу.
Познакомились они на пленэре. Мать девушки и хотела, и не хотела, чтобы Женя пошла по ее стезе. С одной стороны мать страстно любила театр, и жила своими – даже второстепенными — ролями. С другой стороны – она, как никто, знала — очень трудно добиться успеха на этом поприще.
Женя сама приняла решение. Актрисой она быть не хочет.Вот ни малейшего желания! Зато рисовать ей всегда нравилось. В этом году Женя заканчивала художественную школу и колебалась – то ли поступить в родном городе на художника-модельера, то ли уехать и сдать экзамены в настоящее художественное училище, стать живописцем.
В тот летний день она выбралась на пленэр – то есть, поехала со складным мольбертом и красками – на природу. Обычно к ней присоединялись если не ребята из художки, то хотя бы подруга Наташа .Но тут у Наташки наметилось семейное торжество. Женя могла бы отложить поездку, но уж больно приятный выдался денек. Девушка предвкушала, как хорошо будет сейчас в том месте, которое она облюбовала.
Самый старый район, стоявший наособицу, со всех сторон окруженный лесом. Здесь можно было нарисовать своего рода замечательное здание – первую пельменную в городе, напоминавшую крохотный дворец с колоннами и капителями. А закончив работу – через сосновый лес спуститься к реке, к пляжу…
Но всё не задалось с самого начала. Женя успела только набросать эскиз, когда к ней подошла корова. Откуда она тут взялась? Наверное, рогатую ско-тину держал кто-то из жильцов частного сектора.
Корова показалась Жене чудовищно огромной. Кроме того, у зверю-ги были рога. Она обнюхивала художницу, может быть, догадываясь, что в холщовой сумке у той – бутерброды. Может быть, если бы корова отошла на несколько шагов и открыла рот – Женя отважилась бы бросить в него кусок хлеба. Но корова тянулась к девушке, и та невольно отдергивала руки от слюнявой мор-ды, не зная, чего ожидать…
Вот тут и вмешался Михаил, уже пару минут наблюдавшей за этой живописной сценой.
К удивлению Жени «грозный зверь», стоило на него прикрикнуть и сделать вид, что замахиваешься – покорно потрусил восвояси.
Чего вы испугались? – не понимал Михаил, хотя ему и было приятно оказаться в роли «спасителя», – Она бы вас не съела.
Она сделала хуже, – сказала Женя – Размазала акварель своим носом. Пропала работа.
Сохраните ее автограф на память, – сказал Михаил, – В конце концов, вы нарисуете другую картину. А отпечаток носа – это воспоминание. Мама говорит – воспоминания – главное богатство старости.
Так в минуту их знакомства рядом с ними возникла Елена, и всё, что произошло дальше, было обусловлено ее участием.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ
