1941 год
Василий остановился на передышку, подставив лицо ласковым солнечным лучам. Он улыбнулся — май был всегда для него любимым месяцем, и даже здесь, в поселении, он находит поводы для улыбок. Сегодня 31 мая… Осталось полгода, всего несколько месяцев подождать и он станет свободным человеком… Он увидит маму!
А позади остались четыре с половиной года заключения. Временами трудные, временами суровыми, но он жил по совести и старался не конфликтовать ни с кем.
Год назад его перевели в колонию поселения из лагеря, здесь он занимался разносом еды и сбором отходов, начальство к нему относилось хорошо, потому что Василий был мужиком толковым, башковитым, как говорили. Один из служивых ногу поранил, так Вася, будучи биологом-химиком, смог подобрать средство для заживления и даже сам его изготовил, когда ему добыли необходимые ингредиенты. Павел долго его благодарил и втихую давал лишний сухой пай.
Василий смотрел на молодую траву, которая блестела в лучах солнца и думал о том, как дальше будет жить, найдется ли ему место в науке или после заключения путь в неё будет закрыт? Эх, а ведь всего лишился в одночасье…
*****
Молодой преподаватель, которому было всего двадцать восемь лет, уже заслужил уважение среди студентов.
О перспективном химике-биологе узнала верхушка и его пригласили на разработку сельскохозяйственных удобрений, от чего он не стал отказываться — вот еще одна новая тема для диссертации.
Все шло хорошо до того рокового дня, когда его подопечный совершил ошибку.
В тот день Василий вышел пораньше, он спешил домой, чтобы поздравить маму с днем рождения. В лаборатории оставался техник Сергей, ему нужно было закончить работу.
— Справишься сам? — спросил Василий.
— Справлюсь, мне немного осталось. До завтра, Василий Иванович, — попрощался с ним молодой человек.
Едва Василий успел расписаться в журнале и выйти за порог здания, как раздался грохот, окна в лаборатории вышибло, дымом заволокло все в округе. Василий кинулся обратно, молясь, чтобы Сергей выжил.
Он нашел техника на полу, на своих руках вынес парнишку и сам донес до больницы, благо она была рядом, буквально через квартал.
Через час в больницу вошли люди в форме, они не слушали врачей, нагло и бесцеремонно прошли к Сергею и стали допрашивать парнишку, который был еще в сознании. Он клялся Богом, хотя это и не приветствовалось в те годы, что это была не диверсия, не умышленное вредительство, что Василий, под началом которого он работал, ни в чем не виноват. Это он, Сергей Еремин, перепутал пробирки, от чего все и произошло.
Через несколько часов Сережи не стало. Василий тогда тяжело принял эту новость, разум отказывался верить, что нет больше этого улыбчивого веснушчатого паренька.
А вскоре за ним пришли….
Если бы не показания Сережи, если бы не характеристики научных руководителей и ректора института, Василий бы надолго отправился в лагеря.
— Он не виноват ни в чем, — студенты, преподаватели, мама, все в один голос уверяли, но у органов были другие аргументы:
— Василий Иванович Туркин отвечал в тот день за работу лаборатории и Сергей Еремин был у него в подчинении. Если бы Василий Иванович не оставил своего подопечного одного в лаборатории, все могло бы выйти по-другому.
А Василий не оспаривал — он чувствовал свою вину за то, что оставил Сережу в лаборатории, за то, что не проследил за ним… И считал, что ему заслуженно дали пять лет лишения свободы.
****
— О чем задумался, Василий? — из раздумий его вывел голос заместителя начальника колонии. Именно ему он тогда вылечил ногу.
Василий быстро встал и выпрямился.
— Заключенный…. — он не успел произнести давно заученную фразу, как Павел его перебил:
— Ну чего ты? Не на построении же. Идем за угол, поговорить надо.
Вася последовал за Павлом и, едва они зашли за угол, тот достал письмо из кармана и быстро отдал его Василию.
— Спрячь, не нужно, чтобы кто-то это видел, — шепотом произнес мужчина.
— Что это за письмо?
— От твоей бывшей студентки, какой-то Раисы Смородиновой.
— А почему письмо нужно скрывать? — удивился Василий.
— Потому что, когда такие письма приходят в канцелярию, они подлежат либо возврату, либо уничтожению. Но я не думаю, что ты наделаешь глупостей, ведь тебе всего полгода осталось до выхода на свободу. Так что не вздумай никому о нем сказать.
Павел ушел, а Василий, оглянувшись, быстрым шагом добрался до нужника, развернул лист бумаги и стал читать. Слезы наворачивались на его глаза, когда он прочитывал строчку за строчкой. Раечка, которая после ареста Василия проживала с его мамой и поддерживала бедную женщину, писала о том, что мать больна, врачи дают не больше трех месяцев.
Скомкав лист, он выкинул его в дыру и вышел на улицу. И солнце уже не казалось таким ярким, и будто бы не слышал он ничего — ни разговоры других заключенных, ни стуки, ни шелест ветвей на ветру. В голове сидела лишь одна мысль — он должен, он обязан увидеть маму, успеть с ней попрощаться.
Сутки Василий не находил себе места, а потом принял, как ему казалось, верное решение — он должен бежать! Главное, попрощаться с матерью, а там пусть его вновь судят, он готов еще несколько лет отсидеть, лишь бы маму увидеть хоть раз.
В бочке, куда собирали отходы, была дырка, из которой все вытекало. Расковыряв эту дыру еще больше, Василий пошел до начальства и доложил, что нужен ремонт.
— Нужно в поселок, к Григорию, он починит. — Он говорил, а сам едва сдерживал свою бьющееся сердце.
— Ну так и ступай к нему. Бери тележку и вперед. В первый раз, что ли?
Начальство колонии доверяло Василию, мужиком он был честным, разумным. Ни у кого и в мыслях не было подумать о том, что он может бежать. Зачем, когда всего полгода осталось? Да и нарушение инструкций было во все времена.
Василий знал, что его отпустят, да и день подходящий для этого — у майора Телегина сын родился, отмечать будут, так что им не до бочки с отходами.
Пройдя в барак, Василий взял сухпаек, тщательно замотал его в мешковину, сунул в пустую бочку и вышел из поселения.
****
Вот уже третью неделю он шел по лесам и полям, шатаясь от голода и усталости. Сухпаек давно закончился, ягоды и грибы не насыщали его. Когда он проходил мимо деревень и поселков, выжидал ночь и, краснея от стыда, испытывая муки совести, он воровал кур у местных жителей. У него были при себе спички, в лесу он разжигал по ночам костры и ел добычу.
Он не знал, когда за ним отправили погоню, всё время прислушивался к голосам и лаям собак, но никто не преследовал его.
22 июня он добрался до небольшой станции. Спрятавшись в укромное место, Василий стал выжидать товарные поезда, следовавшие в сторону Москвы. Так прошло несколько часов, пока он не услышал громкий голос диктора по радио.
Василий тогда понял — он доберется до Москвы, повидается с мамой, а потом сдастся властям. Может быть его на защиту Родины отправят, а не в лагерь. В конце концов у него не тяжелая статья. А побег… Эх, будет решать всё позже, самое главное успеть маму обнять!
В тот день ему не удалось сесть в товарный поезд — то они мимо проносились, то милиции и охраны с собаками было много. В конце концов он решил не тратить время и пойти дальше.
Он шел еще несколько дней. И вдруг на седьмые сутки Василий, проходя по лесу, увидел вдали небольшую избушку. Он обрадовался — вот где сегодня заночует. Вдруг его ногу пронзила резкая боль. Опустив глаза, Василий ахнул — он угодил в капкан!
Он буквально дополз до избушки и с облегчением вздохнул, увидев, что в ней никого нет, а в углу лежат инструменты. Капкан был снят, но теперь Василий боялся, что не сможет дойти до цели — нога болела и ему нужна была помощь.
И эта помощь к нему пришла на следующий день..
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ
