– Остров? Это как?
– Так… Остров. Не мой личный, конечно, но по сути – мой.
– Что ж это за остров такой, Саша? – Софья и верила и не верила.
***
В гулкий зал аэропорта Шереметьево Александр сегодня попал случайно.
Октябрьский день был обычным будним днём, большие цифры на часах показывали пять часов. Суетливые пассажиры сновали взад и вперёд. Болтливая Софья Михайловна, которая преподавала у них на заочке, и которую он провожал по заданию старосты группы, назидательным тоном давала ему какие-то советы, а он глазел по сторонам.
Времени у них было достаточно, ждали опаздывающую дочь преподавательницы, и Софья предложила выпить кофе. Неловко было отказываться, хоть Саша не слишком любил кофе, да и цены тут ломились. Нет, он не бедствовал, скорее наоборот, но привычка смотреть на цены в Москве стала уже крепким навыком.
Они сели в углу, у окна. На бетонированном покрытии взлетки стояли огромные лайнеры, другие кружили над аэропортом, выруливали на взлетные полосы.
Софья улыбалась, ей приятно было общество Александра – не юного уже студента-заочника, здоровяка, приехавшего к ним откуда-то с севера, откровенно провинциального, далёкого от московских страстей, с интересом наблюдающего за тем, к чему Софья давно привыкла.
Он был довольно симпатичным: правильные черты лица, густые волосы и мудрый взгляд серых глаз. Вот только большая глубокая продольная складка на лбу чуть портила его.
– Нравится Вам в Москве, Александр? – она аккуратно пригубила кофе, наблюдала, как Саша поднял и опять поставил миниатюрную чашку.
Эта чашка в его больших руках как будто символизировала пропасть меж его образом и образом жизни москвичей. Нестыковался он с ней в своем теплом свитере, со светлым чубом и простоватым великодушным взглядом.
– Да, нравится. Красиво тут, – он скромно поднял глаза, огляделся.
– Хотели бы тут жить?
– Я? Нее. Нет, конечно.
– Это почему? – София, как коренная москвичка, считала, что каждый уважающий себя провинциал просто обязан рваться в Москву.
– Ну, как Вам сказать… Здесь потеряться легко.
– Вам? С таким-то ростом? – рассмеялась она, – Ну, в общем, я поняла. Но ведь и возможностей больше. Я знаю, Вы очень умный, способный. Могли бы… Только вот жилье тут дорогое, конечно…
– Жилье, да … Дорогое. Знаете, какое у меня ощущение. Ощущение, что при переезде в столицу человек как бы обесценивает все свои достижения.
– Обесценивает? Это как же?
– Ну, вот смотрите… У меня дом есть. Такой…ну, не то, чтоб особняк, нет. Но большой, с банькой, с огородом хорошим, хоть и плохо у нас там с урожайностью. Друзья у меня часто, гости. И вот я продам этот дом, и залезу в Московскую однушку на двадцатом этаже. Разве это не обесценивание?
– Так ведь это Москва. Тут благ больше, Саша.
– Каких? Работа? Так я там у себя почти начальник, капитан, а кем я тут стану? Охранником? Бригадиром на заводе, самое большее? Опять обесценивание. Я вон какой большой, а ощущаю себя у вас тут маленьким, – он откинулся на спинку стула, немного расслабился, – А магазины сейчас везде есть… Театры? Приедем, коль захотим. И вообще, у меня там целый остров свой, а что тут?
– Остров? Это как?
– Так… Остров. Не мой личный, конечно, но по сути – мой. Там «мои» люди, «мои» рабочие, семьи, дети, всех я знаю, и они – меня.
– Что ж это за остров такой, Саша? – Софья и верила и не верила.
– Остров-то? – спина его выпрямилась, глаза загорелись, – Карагинский называется, через пролив Литке от Камчатки километров пятьдесят всего. Там всего-то человек триста живет. Я вот подумал, что для Москвы это даже не дом один. А у нас там много домов, целый поселок домов и юрт. Рыбокомбинат там большой.
– А Вы – начальник?
– Ещё нет, не совсем, но вот выучусь…
– А семья, Саша? Как там жить? Ведь дети…
– Я не женат, но школа у нас есть, и поликлиника… У нас даже художественный кружок есть. Художник живёт один, вот и обучает.
– Ох, не знаю… Не знаю, смогла б я вот так жить – на вашем острове?
– Скорее, нет. Там склад особый нужен…, – Саша оглядывал пространство зала ожидания, смотрел на яркие меняющиеся табло, слушал объявления голоса аэропорта.
И Софья вдруг поняла, как скучает он по своим местам, по бескрайнему океану, по людям, оставленным на острове…
– Ох, и где моя Маринка? Вечно она опаздывает…
Пора было идти на посадку. Саша стоял рядом с Софьей, смотрел с лёгкой улыбкой на людей, на очереди, выстроившиеся к окошкам контроля.
Софья летела в Норвегию, на симпозиум по ихтиологии. Летела уж не впервой. Она что-то рассказывала Саше о прошлой поездке, о стране, о том, как их встречали.
И вдруг … вдруг увидела, что открытое добродушное лицо ее собеседника резко изменилось – застыло, побледнело, медленно сползла улыбка. Он не сводил глаз с кого-то стоящего в очереди соседнего окна прохода в зону вылета.
– Саш! Саша, Вы встретили кого-то знакомого?
Но Александр ее не слышал. Он безотрывно смотрел в одну точку, складка на лбу углубилась, а глаза его становились всё шире. Потом он пролепетал «Простите», и медленно направился туда.
Софья наблюдала, как подошёл он к полноватой миловидной женщине в сером пальто, примерно его возраста, тронул ее за плечо. Она обернулась легко, непринужденно и тут – тоже замерла. Несколько секунд они смотрели друг на друга молча. А потом, видимо, Александр назвал ее имя, но она отвернулась, качнула головой отрицая, но Софья успела заметить – в глазах ее растерянность. Женщина явно не хотела, не ждала этой встречи. Она ее испугала.
Вскоре женщина обернулась, они перебросились парой слов, и Саша двинулся к Софье. Казалось, что действует он по инерции, уже ничего не замечая вокруг.
– Саша, кто это? Вы встретили старую знакомую?
Александр не слышал, он зачем-то взял у Софьи ее дамскую сумку – выполнял функцию провожающего до конца, но мыслями был где-то совсем в другом измерении.
– Саша, все в порядке? Кто эта женщина?
– Это… Это Ирина, жена. Я думал, что она погибла, – тихо ответил он, ухватился за ограду, – Хорошо, что жива…., – а в словах боль.
– Господи! Это как? – вопрос был риторический, Софья видела, что Александр не способен сейчас отвечать, – Надо же! Страсти какие! И правда, хорошо, что жива …, – они уже подошли к окошку, Софья забрала сумку у Саши, – Саш, с Вами все в порядке? На Вас лица нет.
– Все в порядке, Софья Михайловна. Не беспокойтесь, – приходил он в себя.
– Ма-ам! – раздался возглас.
Девушка в спортивном костюме, с рюкзаком за спиной, бежала к ним.
– Марина! Ну…ты как всегда, – они приобнялись.
– Марин, это Саша, мой студент заочник. А это дочь моя непутёвая, знакомьтесь.
Они ещё пообщались чуток, Марина рассказала, что только приехала, что помешали ей московские пробки. Она восхваляла места, где были они в поездке, и ругала Москву.
И уже из зоны вылета Софья наблюдала, как Саша и Марина неспешно направились к выходу, о чем-то беседуя. Но следом за ними быстро шла эта самая Ирина в сером пальто, догоняла. Она окликнула Александра, он оглянулся, остановился. Женщина подошла к нему ближе.
Саша попрощался с Мариной, и та легко побежала дальше. А Александр с бывшей женой отошли к окну. Софья видела, что женщина что-то говорила, казалось, тараторила очень быстро. Александр слушал и молчал…
Софье нужно было уже идти на посадку.
«Странная эта история – думала она, – Надо будет узнать обо всем подробнее, по приезде»
***
На острове Карагинском много было женатых мужчин, оставивших семьи в родных краях, – рыбаков, рабочих вахты. И, как ни странно, разлуку с домом, с женой, они переносили довольно легко – не ныли. Его боцман шутил, что все слова жене он сказал в радиограммах, и больше говорить им не о чем.
Зато холостяки просто мечтали о материке. Время для них тянулось нестерпимо долго. На материк ехали – как за счастьем. Друг Александра Николай Батыгин, как-то на охоте рассказывал, как знакомился на вокзале с кассиршей в окошке перед самым отъездом, звал с собой. А она ему – «согласна». А потом слезает со стула – хвать, карлица… Ох, и неловко ему было, а она гогочет.
Вот и Александр каждый раз, выезжая на материк, надеялся, что встретит ту самую. Но долгое время ничего не выходило. Видимо, стал он излишне разборчивым, трудно было решится на такой шаг. И вот, когда стукнуло ему двадцать шесть – повезло.
Приехал в гости к другу детства на пару дней, и тот попросил встретить из школы сынишку — первоклассника. Там и познакомился с ней – с Ириной, молоденькой учительницей.
Русоволосая девушка с жемчужными бусами и такой же жемчужной заколкой в волосах. Она ласкова и в то же время строго разговаривала с первоклашками, немного стеснялась родителей. Говорила что-то, а глаза такие просящие, она поднимала брови и меж ними рисовались милые складки. И это в комплексе было так трогательно.
Они с Костиком, с сыном друга, вызвались её проводить до дома. А вечером Саша заглянул к ней уже один. Не затягивал, некогда было затягивать, вскоре сделал он предложение. И мать была счастлива от того, что сын уезжает на далёкий остров в этот раз не один.
Пожениться собирались там. На остров приезжали работники ЗАГСа с Камчатки и одним махом оформляли все накопившиеся дела. Их Саша тоже уже знал лично – приезжали знакомые, мать с дочерью.
Впервые Александр выходил в море с таким чувством, как будто часть его души осталась на берегу – его ждала невеста. Он ловил себя на том, что начинал тосковать ещё до того, как сейнер отходил от стенки. Казалось, даже рыба ловится лучше от того, что ждёт кто-то на берегу.
Через пару недель они поженились. Гуляли в здании, предназначенном для клубной работы. Гремели транзисторы, магнитофоны, один громче другого, шумные рыбаки пели, плясали, выпивали.
Ирина смотрела на мужа влюблёнными глазами и улыбалась. Он показывал ей остров, таскал по предгорьям, говорил о бесконечности Тихого океана, они видели удивительных птиц, косяки красной рыбы, лежбище котиков и волчьи следы.
Саша был счастлив, Ирина смотрела на всё вдохновенно. Она поднимала брови и меж ними рисовались милые складки. В эти складки от ее и целовал.
Но все же Ирина привыкала постепенно. Сразу вышла на работу – в школу. Хотя школой дом, в котором проводились занятия, назвать было трудно, да и классы совмещённые, и дети другие… Нет тех амбиций.
Поселились они пока в доме, где жили четверо мужчин. У них с Сашей – отдельная комната. Дома ее выбор не одобряли, но она в письмах успокаивала мать – временно это. Вот заработают, накопят и дом у них будет на материке.
Осень пролетела быстро. Да и какая тут осень – считай, зима.
Ирина просыпалась от того, что койка дрожала, слышала за окном завывающий свист, смотрела на хлесткие удары снега по стеклу и куталась в красное ватное одеяло. Костюмы и платья, которые взяла она для работы, тут были ни к чему. И в школе сидели они в теплых штанах, хоть кочегарка там была особенная, очень греющая.
Но Ирина не тужила, старалась свыкнуться с действительностью. По крайней мере, Саше так казалось. Он делал так много для нее! Он любил ее сильно, готов был носить на руках, и частенько носил. Однажды в сильный ветер, и правда, подхватил и понес ее к школе. И она не стеснялась – снег валил хлопьями, никто и не видел, что училку несут на руках. Она обняла его, крепко держа портфель, уткнулась в меховой ворот и сидела тихо, как маленькая.
– Нам место под дом дают, Ириш.
– Под дом? А потом? Что потом, Саш?
– Когда потом?
– Ты совсем не хочешь отсюда уезжать?
– Нет… А ты?
– А я с мужем. Где он, там и я… Но ведь на материк мы поедем когда-нибудь?
– Когда-нибудь обязательно поедем, Ир. Неужто тебе тут не нравится? Погоди – весна впереди…
Зимой Александр с друзьями пропадал на охоте, потому что остров охватывали кольцом льды, да и сейнер их не имел отопительной системы, какая есть у больших траулеров. Промысел на время приостанавливался. Охотились больше на зайцев. А там, на охоте, травили байки, болтали много.
– Держи зайца, крупный, смотри, – совал ему свою добычу Николай.
– Да ну, зачем? А ты как же? Один же у тебя.
– Бери, бери. Жена у тебя, а я одиночка. Перебьюсь. Скажешь, что ты пристрелил. А мне и готовить его некому.
– Ха. Так она ничего не может делать с трофеями этими. Ей их жалко. Я сам разделываю, и готовлю сам. Хорошо хоть ест – не отказывается. А ты вот что… ты вечером к нам приходи.
И Николай пришел. И вечер был таким славным. Николай много шутил, а Ира раскатисто смеялась. Красивая, веселая, лучшая в мире его жена…
Конечно, Ира скучала по своим, по матери. Но Сашу в отпуск не отпускали. И в начале лета отправилась Ирина к своим одна. Вызвался проводить ее Николай, которому как раз выпал отпуск.
Шли через пролив они на барже. Стояла прекрасная погода, сводки от синоптиков – тишь да гладь. На барже было весело, ребята травили анекдоты, пели песни.
Но вскоре все переменилось. Они попали в штормовую полосу. Взбесившийся океан швырял баржу по волнам, ударял с тяжелым грохотом. Пристать к берегу было невозможно — бились о скалы ревущие прибрежные волны, и баржу бросало совсем недалеко от берега. Душераздирающий скрежет, стон океана, поток воды по помещениям баржи…
На острове тоже всполошились. Вызвали вертолет, но погода так и не позволила ему вылететь.
Саша до последнего надеялся, что с баржей все хорошо, что устояла.
Радиограмму принес ему боцман, а в ней перечислялись погибшие и выжившие. Ира – в списке погибших.
Саша не поверил, этого не могло было быть. Вот совсем недавно он с ней простился. Океан …его океан не мог так поступить с ним!
Он рванул к берегу. Там, недалеко от рабочего пирса стояла его плоскодонная лодка «Казанка», а в сарае рядом – подвесной мотор «Вихрь». Он не думал ни о чем, он собирался спасать жену. Возможно, она ещё там, в океане, а радиограмма – всего лишь ошибка.
Он почти отчалил, мотор завелся с пол оборота, как вдруг на берегу появился боцман.
– Капитан, ты рехнулся? Это же плоскодонка, а там – шторм.
– Ты что тут делаешь? Вон пошел…
– Ты сошел с ума, Саш! Стой! Это же океан! Погибнешь ведь…
А Александр уже думал, что ему всё равно. Если Ирины нет, если нет…
Саша сел вплотную к ветровому стеклу, время от времени поглядывал назад и видел в тумане стоящего на берегу боцмана, он всё ещё махал руками, пытаясь его остановить. Но через некоторое время Саша уже не видел его.
Он держал курс на запад, там Камчатка. Иногда волны подбрасывали лодку так высоко, что винт, как пропеллер, бешено визжал в воздухе. Потом Казанка шлёпала брюхом на бугристую поверхность воды и, оказавшись в глубокой яме, словно в ущелье, медленно пыхтя взбиралась на гору. Зато после стремительно скатывалась вниз, подобно саням. Он плыл к ней, к своей любимой Ирине, он видел перед собой ее глаза, ее улыбку, милую складку меж бровей, и это придавало сил.
Он шёл по волнам довольно долго. Он боролся с проглотившим его любовь океаном. Ветер дул все порывистей. Все крупнее вырисовывались «барашки» на гребне волны.
Александр всегда был силен – но не сильнее океана.
В один момент лодку подняло так, что она взлетела над водой. Саша уже понимал, что перевернется, он сам прыгнул в пучину. Он даже не думал о том, что погибает, он вынырнул, подтянул к себе перевёрнутую лодку. Потом он вдруг оказался в глубоком каньоне, и через секунду гигантская волна накрыла его. Но он не запаниковал – когда огромное многоэтажное здание волны наваливается, надо нырять. И он опять нырнул под основание падающей волны.
Он обманул волну, которая сама же его потом и вытолкнула. Саша потянул за шнур и вскоре добрался до перевернутой лодки. Нырнул –мотор был на месте. Но как он ни старался перевернуть лодку, ему ничего не удавалось – не было точки опоры. Тогда он забрался на днище Казанки, она его подбрасывала на волнах, опять спускала в пучину, но он держался за ее края, и вскоре, на гребне волны лодка сама неожиданно перевернулась.
Александр забрался туда, попробовал завести мотор и мотор закряхтел, завелся. Очень медленно отяжелевшая лодка двинулась на запад. Саша вновь и вновь думал о Ире, он победил океан, но жить не хотел… Зачем ему эта жизнь без нее? И ничуть не ждал он берега, хотелось остаться тут, вместе с ней, со своей Иришей. Он бы и остался…
Но вверху послышался гул — он поднял голову: над бесконечными «барашками» океана кружил вертолет. Боцман все же поднял тревогу…
Потом Александр ещё долго лежал в больнице, на заострившихся скулах его синели пятна, а на лбу образовалась большая глубокая продольная складка. Ему объявили, что из восемнадцати человек погибли девять. Но лишь четыре тела нашли. Тело Ирины так и не нашли.
Был ещё случай. Видя необыкновенное горе капитана, как-то один из рыбаков, старый морской волк Еремеич, вдруг сказал:
– Не горевал бы ты так, капитан. Бабы они знаешь … веры им нет…
Тогда схватил Саша Еремеича за грудки, тряхнул. Только из уважения к возрасту, да к мудрости, не ударил, а был бы кто другой…
***
Когда подошёл он к Ирине у окна регистрации, она отвернулась, сказала, что он обознался. Но он не обознался точно. Это была она. Немного располневшая за эти восемь прошедших лет, но ничуть не изменившаяся. Он не стал спорить, вернулся к Софье, так ничего и не поняв. Аэропорт гудел сторонними звуками, наполнялся шумом голосов, и оттого казалось, что все это было каким-то сном.
И вот теперь она его окликнула. Он попрощался с Мариной, остановился.
– Саш, ты прости. Это от неожиданности я… Конечно, это я. Ты не обознался, – Ира мяла шелковый шарф на груди.
– Я вижу. Значит, ты жива…, – он смотрел на нее прямо, а она прятала глаза.
– Как видишь.
– А остальные, ребята тоже живы?
– Нет, нет. Конечно, нет. Все погибли. Шторм настоящий был. И я тогда пострадала сильно, ударилась. Николай меня в больницу привез. А потом… Я не виновата, Саш. Это Коля все придумал. Он же понимал, как сильно ты меня любишь. Понимал, как горько тебе будет узнать… , – она замолчала, схватилась за лицо рукой… охнула.
– Что узнать?
– Саш. Мы с Колей полюбили тогда друг друга, понимаешь. А как сказать тебе, не знали. А когда это случилось, Коля решил, что так будет лучше. Вот он и договорился, чтоб сообщили тебе, что я погибла вместе со всеми. Ведь ты бы… Тебе бы… Ну, сам посуди, как трудно тебе было бы. Жена. Лучший друг… А я не хотела, я говорила Николаю, что нельзя так. Но он ведь упрямый…
– А документы? Я видел твое свидетельство о смерти. И нас ведь на разводили, просто…
– Не было никакого свидетельства. Поддельное. И с Катериной из ЗАГСа Коля все уладил. Он же делами занимался, ты в больнице был.
– Ты знала…
– Да, но не тогда. Потом уж. Я же тоже долго лечилась ещё. Я… , – она оглянулась, спешила, ей тоже нужно было идти на посадку. Набрала полную грудь воздуха и спросила, подняв на него просящие глаза, – Саш, простишь?
Она подняла брови и меж ними нарисовались памятные милые складки. Но Александру совсем не захотелось их поцеловать.
– Хорошо, что жива. Живи…, – он развернулся и пошел прочь.
– Саш! Саш, мы с Колей давно расстались!
Александр шел дальше, не оглядывался. Зачем ему это знать?
И тут как будто стена выросла пред ним, услышав следующие слова, он врезался в эту стену, встал, как вкопанный.
– Саш! Сын у тебя есть!
Александр оглянулся, но теперь в обиду начала играть Ирина. Она развернулась и направилась к зоне посадки. Пусть он ее теперь догоняет, пусть…
Обернулась она лишь тогда, когда прошла длинный коридор и завернула в зал к окошкам контроля. Александр так и остался стоять. Он совсем не двинулся за ней, как она себе это представила. Да, она забыла его за эти годы, забыла характер.
Ирина посмотрела на часы. Минут пятнадцать у нее ещё есть. Не улетать же вот так. Раз уж начала… Почему-то захотелось рассказать всё, оправдаться. Быстрым шагом она вернулась к Саше.
Подошла близко и без предисловия быстро заговорила.
– Я тогда чуть не потеряла его. Испугалась, лечилась. В областной женской клинике лежала. Куда мне было на твой этот остров тащиться? А Николай в Сочи звал. Володя недоношенный родился, лечили. Он на Николая записан, и так и думает, что он – отец его. Хотя не нужен он ему. Как развелись, так и не виделись. А ты хочешь верь, хочешь нет… Родился он в сентябре … твой сын.
– Я могу его увидеть? – только и спросил Саша.
– Можешь, – она поджала губы, – Но… В общем, вот, – она полезла в сумку, достала блокнот, быстро черкнула номер телефона, – Это телефон матери моей. Он с ней пока. Я работаю. Не учителем, в разъездах я… Так что, захочешь, звони. Но меня предупреди, – она протянула бумажку, попрощалась и пошла на посадку.
От окошка оглянулась. Александр так и стоял, держа в руках белый листок.
ПРОДОЛЖЕНИЕ — ЗДЕСЬ
