В старом доме после улицы было темно. Только побеленная печка бросалась в глаза да на стол у окна падал свет.
— Откуда вы узнали? – спросил незнакомку Виктор.
— Просто увидела, — ответила Агафья. – Как вижу, что жену тебе мать выбрала. Сама привела. Сама тебя дурманом опоила.
— Я в такое не верю. Меня сюда привела сестра, сам бы я ни за что не пошёл.
НАЧАЛО РАССКАЗА — ЗДЕСЬ
— Привороженные редко сами приходят за помощью. Оморочки на то и ставятся, чтобы никто из доброжелателей глаза на разные странности открыть не смог.
— Что-то у вас не сходится. Я ведь хотел уйти. Стал бы я подавать на развод, если б был привязанный?
— Под приворотом, вроде, мужчина должен ходить как в воду опущенный, не сметь головы поднять, — засомневалась сестра.
— Через год приворот стал слабеть. Ты бы уже тогда ушёл, если бы не ребёнок.
Виктор глянул на сестру. Хоть он и не произнес ни слова, Таня чётко прочла вопрос в его глазах.
— Клянусь, что ничего ей не рассказывала! – проговорила она.
Ведунья же на её слова не обратила внимания. Уставилась на Витю своими глазами-колодцами. У мужчины по спине прошел холодок. Такого жуткого взгляда он и в фильмах ужасов не видел. Будто сама бездна смотрит.
— А головы ты и так не поднимаешь. От выпивки. Жизни у тебя нет. Только работа, ребёнок и бутылка.
Слова неприятно резанули Виктора по больному.
— От несчастливого брака всё идёт. Сколько мужиков спивается? Что, каждого приворожили?
— Не каждого, — согласилась Агафья, не отводя глаз. – Но что тебе за дело до других? Про себя ответь. Когда пить начал?
Виктор вскинулся было, но тут же сник.
— Как раз перед женитьбой и начал. Не помню, почему выбрал её. Мне такие никогда и не нравились. Тихоня. Отличница. Правильная слишком: всё простит, вторую щёку подставит. Говорил ей, что не люблю, что развода хочу, а она плакала, мол, ты скажи, чего тебе не хватает, я стану лучшей женой… – проговорил он с досадой, снова посмотрел на сестру. – Самому от себя тошно. Как будто я тиран какой-то. Но я ведь наоборот, отпустить её хочу. И чтобы она меня тоже отпустила… А потом выяснилось, что Наташа беременна несколько месяцев как… И срок такой, что… Но я бы не стал её уговаривать. Да она бы и не согласилась. А я ведь не последний гад, чтобы женщину, которая моего ребенка носит, бросить.
— Но уходить не передумал, — добавила Агафья.
— Не передумал. Хотел дождаться, пока родится. Помочь год-два, пока в садик очередь не подойдёт. Там она бы и на работу выйти смогла. И личную жизнь налаживать.
— И почему же не ушёл? – спросила ведунья.
— Вы тут всё видите, вы мне и скажите, — вскинулся Витя
— Это моя вина. Это всё я виновата, — вдруг заговорила Таня, обратив на себя все взоры. — Верно она говорит, что я пропащая.
Витя смотрел на сестру непонимающе.
— Что ты сделала? Не наговаривай на себя, и мать не слушай. Не понимаю, почему ты до сих пор с ней живёшь…
— Это я проболталась, что ты снова собираешься подавать на развод, — призналась Татьяна. – Я не хотела, не думала, что так выйдет. Просто в последнее время она так на меня давила, Витя, ты ведь её знаешь! Она про меня такие гадости говорила, мол, я никудышная дочь и мужа выбрала неправильного и, кроме как за ней приглядывать в старости, больше ни на что не гожусь, — выпалила Таня и виновато опустила глаза.
Виктор сделал к ней шаг и приобнял одной рукой, как в детстве, когда мать срывалась на сестру из-за какой-нибудь глупости и та плакала беззвучно, чтобы не навлечь ещё больший гнев.
— Ну-ну, ты же знаешь, что это всё её злой язык. Ты вовсе не пропащая.
— Витя, ты не понимаешь, — ответила Таня дрожащим голосом, словно действительно готова была сорваться и зареветь. — Я тогда сказала, что её любимый сын, который всё делает правильно, тоже скоро разведётся. Я ведь хотела ей насолить, понимаешь? А в итоге подвела тебя! Ты бы видел её глаза… А потом… потом она притащила эту банку. Уговаривала меня отнести её тебе. Но я отказалась!
— Не вини себя, — сказал Виктор. — Ты не сделала ничего плохого, просто защищалась… Как могла.
Брат и сестра стояли обнявшись, будто и забыли, где находятся. Общие детские воспоминания всплыли перед глазами, словно всё было вчера. Потому оба вздрогнули, когда Агафья заговорила.
— Опоили тебя. Отливать надо, отчитывать. То, что видишь тень, само за себя говорит. Мир для тебя стал тонким.
— Я тоже её видела, — сказала Таня.
Агафья кивнула.
— Это оттого, что между вами связь незримая. И по крови ты с брата черноту забираешь. Если бы не это, его бы уже не стало. Но и тебя надолго не хватит.
Ведунья взяла с полки свечу, спички. Зажгла фитиль, дождалась, когда пламя разгорится, и провела огнём перед лицом Татьяны, затем сделала то же движение на уровне её пояса.
— Зря ты мать в свой дом впустила. Бежать нужно было без оглядки, — сказала она, и Таня почувствовала, как внутри что-то дрогнуло, соглашаясь.
— Она помириться хотела. Вот и пришла. Как бы я её не впустила.
— Что с перьями и нитками сделала?
Взгляд Агафьи напугал Таню. Нечеловеческий, страшный.
— Выбросила.
— А следовало сжечь. Это рассорки и остуды на тебя и мужа твоего. По судьбе он тебе был.
— Хотите сказать, меня приворожили к Наташке, а Таню наоборот? Не вижу логики, — вмешался Витя.
Агафья снова проделала фокус со свечой и огонь взбесился, словно по комнате прошел сквозняк.
— Тебе она сама невесту выбирала. Такую, которая ей слова против не скажет. А сестра твоя мужчину нашла сама. Он сильный, в обиду её не дал бы и помыкать ею не позволил бы.
Таня моргала так, будто впервые увидела настоящий мир.
— Значит, мы из-за неё разошлись? Но зачем же она меня попрекает разводом?
— Чтобы доказать, что счастья тебе не видать, чтобы к себе привязать. Кто-то должен за старушкой ухаживать. Прибирать дом, готовить еду.
— Да мы на её пенсию живём! Меня ведь даже на работу не берут!
— Потому и не берут. Закрыла она тебе все пути. Ни работы, ни друзей, ни семьи. Рабская жизнь, у её ног сидеть будешь до самой смерти.
Таня открыла рот, чтобы спросить до чьей, но не отважилась.
Зато Витя решился:
— Тогда почему же она отца отпустила? Почему не привязала его, как меня к Наташке?
— Слишком неожиданным был его поступок. Сбежал днём, пока она была на работе. И адреса не оставил. Такой властной женщине потребовалось немало сил, чтобы пережить это предательство. А потом из дома сбежала старшая дочь… Именно потому она и стала интересоваться магией. Чтобы всё под контролем держать. И если узнает, что вы пытались путы снять, выбраться она вам уже не даст. Своими руками загубит, а уйти не позволит. Потому решайтесь: сейчас или никогда.
По загривкам Тани и Вити побежали мурашки.
— Так все шарлатаны говорят, — заметил Виктор. – Давят, заставляют определиться вот прямо сию секунду. Потому что знают: поговорит человек с кем-то и поймёт их замысел.
Агафья кивнула. Посмотрела в окно. Розовые облака возвестили о том, что солнце совсем скоро закатится за горизонт.
— У вас есть время до заката.
Татьяна наблюдала за тем, как под лапами елей скачет маленькая серая птичка. Над лесом уже сгустились сумерки, и разобрать цвет оперения теперь не представлялось возможным.
— Что тут думать, — сказал Виктор. – Обманщица она и шарлатанка. Я слышал у них свои источники информации. По соцсетям пошерстят, поговорят с кем-нибудь, вот уже и портрет готов.
— Только ей не с кем было говорить, Витя. Мне адрес дала подружка с прежней работы. Мы с ней давно не виделись, случайно в магазине встретились. Повезло. Она живёт совершенно в другом районе. Да и Агафья заранее никого не записывает. Не удивлюсь, если у неё и телефона-то нет, не то что интернета…
— Тут какая-то деревня недалеко, там и телефон, и интернет найти можно…
— Витя, признай уже, что не могла она выяснить то, что нам с тобой рассказала.
Где-то в ельнике хрустнули ветки, и Таня, метнув в ту сторону встревоженный взгляд, поёжилась.
— И что ты предлагаешь? Остаться, чтобы она вокруг тебя свечой махала?
— Ну хуже-то не будет, — пробурчала сестра. – Особенно если мне и вправду придется прожить ту судьбу, что она увидела и предрекла…
— Многие живут и похуже. А то, что она говорит, похоже на бред больной фантазии.
— А чёрная тень с красными глазами, которая преследует тебя по ночам во сне и наяву, не бред? Может, ты её тоже выдумал?
Движение под елями заставило их разом посмотреть в одну точку, но это снова была всего лишь птица.
— Таня… не верю я в эти порчи и привороты. А даже если эта тень за мной пришла, значит, судьба такая.
— Себя не жалеешь, так меня пожалей. Что мне останется, если тебя не будет? Я и так из дома без согласия матери выйти не могу. Ни подруг, ни мужа, ни детей. Единственное место, куда она без вопросов ещё разрешает уходить – к тебе. Но после сегодняшней моей выходки, может, и к тебе не отпустит.
— Сегодня так, завтра иначе… Иногда жизнь кажется такой несправедливой, а потом всё налаживается и думаешь: и чего это я суетился?
— Неужели тебе всё равно? Неужто забыл, каково жить с ней под одной крышей?
— Ну не надо, Таня…
— Ты идёшь или нет?
Сестра смотрела на него исподлобья. Нижняя губа подрагивала, как в детстве, когда она вот-вот готова была разреветься.
— Иду.
Последние лучи солнца догорали над макушками деревьев.
***
Осень стояла тёплая, но ведунья для чего-то затопила печку. Стало душно. Солнце село, и свет в комнате давала лишь оплывшая свеча на столе. Таня почувствовала, как начинают гореть щёки. За окном было совсем ничего не видно. И всё же женщине показалось, будто красные огоньки смазанным движением промелькнули где-то во тьме. Она взяла брата за руку, этот простой жест всегда помогал ей, когда на душе было неспокойно.
Тем временем, словно забыв о посетителях, Агафья прошлась по комнате с пучком травы. Сплетённые сухоцветы шаяли, от дыма в горле у Тани запершило, а глаза стали слезиться. Ведунья же не обращала на них никакого внимания, даже не взглянула, проходя мимо по третьему кругу.
Но нарушить тишину неуместным вопросом или даже движением ни брат, ни сестра отчего-то не решались. Чувствовали, что нельзя, хоть и было странно стоять и наблюдать за приготовлениями к обряду со стороны. Будто они не живые люди, а безмолвные призраки, не способные повлиять на ход событий.
В помещении стало дымно. Голова у Тани затуманилась, мысли замедлились.
Агафья дождалась, пока трава дотлеет, и поставила табурет в центре комнаты. Жестом указала Татьяне сесть на него.
Женщина нехотя отпустила пальцы брата. Осторожно вышла в центр комнаты и приземлилась на деревянную сидушку.
— Мне сидеть здесь?
Агафья кивнула, в руках у неё будто сам собой появился крошечный клубок. Шерстяной нитью она связала Тане ноги и руки. Достала тонкие свечи, зажгла.
Татьяна чувствовала себя странно, будто попала на представление. Словно пыталась разгадать секрет фокусника, она следила глазами за тем, как по комнате, что-то тихо нашептывая, двигается ведунья. Точно ждала, что вот-вот увидит, как из рукава Агафьи выпадет карта или кролик выскочит из корзины, а ведунья скажет, что всё это розыгрыш. Только назойливая мысль о том, что эта сказка совсем не добрая, никак не давала покоя. Как бы ни гнала она от себя дурные мысли, а всё равно знала, что те красные точки в темноте не померещились ей. И если ведунья не сумеет прогнать то, что приходит к Вите во сне, жить ему останется недолго.
От дурманящего запаха воска и трав Таня совсем поплыла. Всё вокруг стало нечётким, в голове разлился туман, мысли стали вязкими, как кисель. Татьяна видела, как в углу, чтобы не мешать, притаился её младший брат, но отмечала это лишь краем сознания. Всё её внимание приковал к себе тихий шёпот и треск пламени. Таня словно впала в транс, когда перед глазами вдруг мелькнуло острое лезвие ножа, разрезало воздух, а затем и путы. Быстрым движением Агафья стянула их, открыла заслонку и бросила нитки в печь. Огонь жадно вспыхнул, проглотив всё без остатка.
И Тане почудилось, будто она услышала, как что-то взвыло в печи, быстро поползло вверх по дымоходу. Прошуршало по крыше. И снова стало тихо. Только звуки ночного леса за окном. Странные и жуткие для непривычного к ним городского жителя. Голова закружилась.
— Сможешь сама подняться? – спросила ведунья.
Татьяна с трудом мотнула головой.
Агафья помогла ей встать.
— Вот, это вода. Сделай глоток и умойся.
И пока сестра выполняла наказ, с большим трудом проживая каждое движение, словно к рукам привязали гири, брат занял её место в центре комнаты.
Таню клонило в сон. Она хотела посмотреть, что будет дальше, но глаза сами собой закрывались. Тихонечко опустилась на табурет в уголке и из-под полуопущенных век смотрела за тем, как ведунья обходит комнату с пучком дымящей травы во очередной раз. Боролась с собой, но ещё до того, как Агафья обошла все углы, задремала.
Проснулась резко от жуткого рёва. И в первые секунды застыла от ужаса, не понимая, где она и что происходит вокруг.
В свете полыхающих свечей, плюющихся воском, коптящих, её брат, скрючившись, как горбатое чудовище, изрыгал из себя тёмную густую жижу. Тане стало дурно. Она отвела взгляд, чтобы сдержать позывы тошноты, и кровь застыла в жилах. Из окна на неё смотрели красные злые глаза. Женщина опустила голову и сомкнула веки.
«Это мне мерещится, всё это сон или галлюцинация», — настойчиво убеждала себя, пока сознание не затуманилось и она снова не отключилась.
Кто-то тронул её за плечо, и Таня дернулась. Табуретка под ней качнулась, опасно накренилась, но Татьяна успела схватиться за стену и удержать равновесие.
— Проснулась? – спросила Агафья.
Таня подскочила.
— А где Витя?
— На свежий воздух вышел. Я ему всё объяснила. Что можно делать, что нельзя. На три дня он обещал увезти вас к дальним родственникам. А после никто уж вам ничего сделать не сможет.
— А бывший муж? Он вернётся?
— Вернётся, но мириться придётся тебе.
— А Витя? Бросит пить? Уйдёт от Наташки?
— Если захочет, то и бросит, и уйдёт.
— А мать? Она не успокоится, пока не добьётся своего…
— Если всё сделаете, как я велела, она больше не станет заниматься чёрными делами.
Агафья открыла дверь, и свежий прохладный воздух ворвался в натопленную комнату. Дышать сразу стало легче. Таня подошла к порогу и остановилась. Выудила из сумки большой тяжёлый свёрток.
— Мне женщина, которая о вас рассказала, посоветовала сразу оставить… в благодарность…
Она положила пакет на табурет и вышла. Агафья придержала дверь. Не переступая порога, она смотрела, как брат с сестрой спустились по ступеням и побрели по тропе. Утренний туман быстро поглотил их фигуры. Ведунья знала, что кроме птиц, грызунов и насекомых её слова уже никто не услышит.
— Если поступите, как я сказала, ваша мать сляжет парализованная. Вы бы не согласились снять то, что она навертела, если бы знали, чем ей это грозит. Но силам виднее, кара настигла бы её так или иначе, а ваши жизни было бы уже не спасти. Брат твой получит свободу от выпивки, ты вернёшься к мужу и родишь ему наследников. Ну и мать, конечно, тоже обретёт то, о чём мечтала: до конца жизни дочь станет ухаживать за ней, благо, будут деньги на медсестру и няню. Каждый получит то, что заслужил.
Сделав круг для мягкой посадки, на крыльцо опустилась ворона, пропрыгала и, остановившись у ног Агафьи, громко каркнула. Сквозь дымку пробились первые лучи солнца. Лес просыпался.
(Автор Дирижабль с чудесами)
