Через неделю Люба с Алексеем провожали Наташу в лагерь. Суета и крики вдруг как будто исчезли, когда Люба посмотрела на свою дочь. Неуклюжая, большая, нескладная. Наташа стояла, чуть ссутулившись, держа в руках сумку и Люба видела, что пальцы девочки побелели от напряжения. Она вдруг представила, что вот так же Наталья будет стоять на пороге интерната, когда они отвезут ее туда после каникул. Что-то внутри дернуло, заныло и Люба схватилась за сердце.
НАЧАЛО — ЗДЕСЬ
— Ты что? Любаша, тебе плохо? – Алексей переполошился, глядя на жену.
— Нет. Все в порядке. Леша! Она тоже едет?! – Люба показала глазами на идущую к автобусу Светку. За ней, как цыплята за курицей, вприпрыжку скакали младшие.
— Да. Я достал им путевки.
— Зачем? – Люба недоуменно посмотрела на мужа.
— Вот за этим! – Алексей кивнул на дочь и Люба увидела, как выдохнула с облегчением и разулыбалась Наташа, увидев подругу.
— Ты же знаешь, что я против их дружбы.
— А я нет. Света серьезная и очень ответственная девочка. В ее возрасте так заботиться о младших…
— Может быть она о них и заботиться, но ты слышал, как она разговаривает?
— Слышал. Да, недалеко ушла от народа. И я понимаю, что ты хочешь, чтобы Наташа общалась в другом кругу, но может быть оставить ей хотя бы одного человека рядом, который ее любит без всяких условностей!
Алексей сердито поправил манжеты рубашки и махнул дочери.
— Хорошего отдыха! Наталка, я побежал, опаздываю уже!
— Пока! – Наташа махнула рукой и Люба вдруг поняла, что она не назвала Алексея привычным — «пап».
Автобусы уехали, а Люба все еще стояла на площади, глядя им вслед. Как-то Наташа там справится…
Наталья справилась вполне успешно. Ей все было интересно и все в радость. Она ловила себя на мысли, что первый раз за долгое время, ей хорошо и спокойно. Наташа с удовольствием соглашалась на любые мероприятия и даже собрала команду по баскетболу, которая обыграла отряд воспитателей. Все шло замечательно, ровно до того момента, как неделю спустя после начала смены, ее не вызвали к начальнику лагеря.
— Наташа? Присядь…
Дальше все слилось для нее в сплошной кошмар. Какие-то люди, какие-то пустые слова, Светка, которая тормошила ее сначала, а потом собирала ее вещи.
— Я поеду с ней.
— Мы не можем тебя отпустить.
— А вы скажите, что я сбежала! Неужели вы не понимаете, что я нужна ей сейчас?
Директор лагеря молча кивнул.
Наташа сидела на лавочке у корпуса и пыталась осмыслить то, что ей сказали. Папы больше нет… Разве так может быть? Он же молодой еще, сильный, какое сердце?
— Это неправда! – крик вырвался у нее и показался ей страшно громким, хотя на деле она шептала. Потому, что голос у нее пропал в ту минуту, как сообщили об отце.
— Наташка, я с тобой! – Светка размазывала по щекам потеки туши, стараясь взять себя в руки, и обнимала подругу.
— Я знаю… — Наташа прохрипела и спрятала лицо в ладонях. Вот теперь дома у нее точно нет. Можно даже не сомневаться.
Следующие несколько часов слились для нее в одно темное и пустое мгновение. Очнулась Наташа, только на пороге своей квартиры. Светка стояла рядом и теребила ее:
— Мне остаться?
— Нет. Спасибо. Иди пока домой. Завтра. – Наташа еле выдавливала из себя слова. Ей было безумно страшно шагнуть за порог и увидеть мать. Хотелось заорать Светке: «Не уходи!». Но она прекрасно знала, как Люба относится к Свете. Лучше будет ее сейчас не расстраивать еще больше. Наташа обняла подругу и шагнула в квартиру. Дверь была открыта, по коридору ходили какие-то люди. Наташа ни на кого не обращая внимания прошла по коридору. Она точно знала, где сейчас мама. Дверь детской была плотно закрыта. Наташа рванула на себя ручку. Люба сидела на полу у стены, напротив фотографии с девочками. Она уже не плакала, просто молча смотрела на снимок и чуть покачивалась из стороны в сторону.
— А, это ты… — она коротко глянула на Наташу и снова повернула голову. Ее взгляд был таким пустым, что Наташа испугалась.
— Мам?
— Иди, поешь чего-нибудь. Ты же голодная.
— Не голодная.
— Хорошо.
Наташа тихо опустилась рядом с матерью.
— Тогда посиди со мной. Ты уже знаешь? Папы больше нет.
— Знаю.
— Как странно все. И как глупо, да? Была жизнь и нет. Все растеряла…
Наташа не знала, что сказать. Она молча сидела рядом с матерью, боясь прикоснуться к ней, боясь сделать еще больнее. Они молча сидели рядом до самого вечера. Никто не решился зайти в комнату, потревожить их.
— Иди спать, Наташа… — Люба даже не глянула в сторону дочери, не сводя взгляд со снимка.
Наталья молча встала и вышла из комнаты. Ее шатало. Дойдя до своей спальни, она села на кровать и закрыла глаза. Весь этот страшный день крутился перед глазами, в голове гудело, и она решила, что приляжет. Всего на минутку.
Очнулась Наташа спустя четыре дня. Она открыла глаза и удивилась. Потолок был чужой. Их квартира была в старинном особняке и на потолках сохранилась лепнина. Наташа знала на своем потолке каждый цветочек и лепесточек. Тот потолок, который она увидела сейчас был совершенно гладким и очень белым. Наташа полежала минутку, пытаясь понять, что происходит, а потом шевельнула ногами. На месте. А руки? Одна болела. Наташа скосила глаза и увидела тонкую трубочку, которая тянулась куда-то наверх. Капельница… Странно. Зачем? Вторая рука не шевелилась. Наташа повернула голову и увидела, что Люба спит, положив голову на край кровати. Именно она держала руку, сжимая ее так крепко, что Наташа не могла ею даже пошевелить.
— Мама… — голос не слушался. Наташа приподняла голову и позвала снова. – Мама!
Люба открыла глаза, еще не понимая, что происходит. Она охнула. Затекшая шея отозвалась болью. Потирая свободной рукой затылок, она подняла голову и поймала взгляд Наташи.
— Доченька… — голос изменил ей. Некоторое время она молча смотрела на Наташу, а потом поднесла ее руку к губам. Она поцеловала пальцы Наты и улыбнулась сквозь слезы. – Как же ты меня напугала!
— Прости…
— Все хорошо! Ты очнулась, а это главное!
— А что было? – в горле першило, но попросить воды Наташа не решалась.
— Тебе стало плохо. Ты потеряла сознание, а нашли мы тебя не сразу. Думали, что спишь. Прости меня, девочка моя! Это я виновата…
— Не надо. Не извиняйся. И я не твоя девочка. Мам… Люба. Я много думала. Я хочу, чтобы ты меня вернула.
— Куда?
— В детский дом. Или в интернат. Как там правильно?
— Ты знаешь? – Люба выпрямилась.
— Да. Нашла документы, когда убирала.
— Давно?
— Нет. Перед лагерем…
— Наташа… — Люба опустила голову и замолчала. Наташа попыталась освободить пальцы, но Люба только крепче сжала ее руку, подняла глаза и заговорила. – Послушай меня. Я прошу у тебя прощения!
— За что?
— За всё. За все эти годы. За то, что я тебя не любила. Точнее не так. За то, что я тебе не давала ничего, что могла бы. Наташа, девочка моя, я была такой глупой. Я ничего не понимала. Не хотела понимать.
— Зачем вы меня взяли?
— Понимаешь… после того, как мы потеряли девочек… Я жила в каком-то аду. Все было и ничего не было. Не было мира вокруг, понимаешь? И твой папа решил, что раз мы не можем больше иметь своих детей, может быть мы сможем дать дом чужому? Такому же как мы? Обездоленному, у которого никого нет в этом мире…
— Вы хотели заменить мной девочек?
— Да… Наверное, да…
— Не получилось.
— Нет. Не получилось. Ты совсем другая.
— Я знаю.
Они замолчали. За окном начинался новый день, свет в палате помутнел, смешиваясь с дневным. Наташа молча плакала, глядя на ветки дерева, которое росло под окном ее палаты.
— Ната…
— Не надо. Не извиняйся больше. Вы дали мне очень много. Ты и папа. Вы растили меня. Я же видела, как живут другие дети. Вадик… А, ты занималась мной сама. Водила меня везде, делала со мной уроки… Ругала, если я что-то делала не так. Ругала, как родного ребенка. Спасибо за это…
— Наташа!
— Мне трудно говорить, не перебивай меня. Невозможно заставить себя любить кого-то. Можно привыкнуть. Можно сломать себя и заставить заботиться, но полюбить силком – нельзя. Ты сделала все, что могла. Сделала то, что планировала. Дала мне дом. А это много. Но я понимаю, как тебе тяжело было жить со мной в одном доме. Теперь понимаю. И поэтому больше не хочу делать тебе больно. Я хочу уйти. Так будет лучше.
— Нет. Не будет. – Люба снова прижала пальцы Наташи к губам. – Сколько лет я цеплялась за то, чего уже нет, а то, что было рядом – не видела, не хотела замечать. И только когда поняла, что могу потерять и тебя, я узнала, что такое любить. Любить своего ребенка. Пусть ты родная мне не по крови, но ты стала моей за все эти годы. Родной моей девочкой… Я никому тебя не отдам, слышишь? И пусть не могу тебе пообещать, что мы ни разу больше не поссоримся или не будем выяснять отношения, я хочу, чтобы ты понимала. Что бы не происходило между нами – ты моя дочь! И может быть сейчас тебе будет даже сложнее, чем раньше.
— Потому что раньше ты делала все как для чужой?
— Да. Я не буду тебя обманывать. Да… Как для приемной, которая вырастет и уйдет.
— А сейчас?
— А сейчас буду делать, как для своей. Так что – держись! – Люба вытерла глаза и улыбнулась сквозь слезы. — Наташка, не бросай меня, а…
Наташа легонько пошевелила рукой и на этот раз Люба отпустила ее пальцы. Ната осторожно провела по щеке Любы кончиками пальцев, смахивая слезы.
— Не брошу… А ты меня…
— Никогда…
Они помолчали. Что-то изменилось в палате. И это было вовсе не солнце, которое как раз в этот момент решило, что пора заглянуть и проверить, а все ли здесь в порядке. И не гомон воробьиной стаи, усевшейся на ветке напротив окна, который вдруг ворвался в открытую форточку. Наташе вдруг показалось, что у окна стоит отец. Он кивнул, улыбнулся и прежде, чем она успела что-то сказать – исчез.
— Мам…
— Что, родная?
— Пить хочу.
— Сейчас принесу. Ой, я совсем забыла! Там Светка ждет со вчерашнего дня. Как тигрица билась с врачом, пока не пустил ее в коридор. Знаешь, а она хорошая… Зря я ее гоняла от тебя.
Наташа улыбнулась.
— А я тебе говорила.
— Плохо я тебя слушала. Теперь буду лучше. Ладно, сейчас позову ее и принесу тебе воды. Пока больше ничего нельзя. Чуть позже врач придет и тогда мы спросим, что можно. Мороженого хочешь?
— Очень!
— Пойду поищу врача.
Люба вышла из палаты, в дверь заглянула Светка и Наташа вдруг подумала, что больше не видит вокруг черноты, которая стала привычной для нее последнее время. Той самой, что тонкой вуалью затягивала все вокруг, не давая рассмотреть мир и скрывая краски. Все было таким четким, ясным, что Ната удивилась.
— Ну что, подруга, жить будешь? – Светка вцепилась в спинку кровати и Наташа увидела, как побелели ее пальцы. Переживала. Ната улыбнулась и подмигнула.
— Буду! С чувством! С толком! С расстановкой! Как ты учила.
— Моя девочка! – Светка плюхнулась на стул у кровати и выудила из кармана шоколадку. – Ешь!
— Так может мне нельзя?
— А ты как лекарство!
Они жевали шоколад, и Наташа все время поглядывала на дверь.
— Помирились?
— Так мы и не ругались.
— Ты поняла.
— Ага. Свет, она моя мама…
— Точно?
— Ага.
— Так бывает. Не у всех материнский инстинкт просыпается сразу. А у кого-то и вовсе никогда не заработает. Радуйся! Повезло тебе!
— Свет…
— Аюшки!
— Как думаешь, стоит ей верить?
— Стоит попробовать, Наталка. Хуже уже точно не будет.
— Да, хуже не будет…
— А лучше – очень даже может быть! Хватит кукситься, подруга! Говорят, что шоколад способствует положительным эмоциям… Вот и не позорь людей, сделавших такое великое открытие!
Наташа откусила еще кусочек и улыбнулась.
— Так-то лучше! – Светка фыркнула и протянула подруге оставшийся квадратик шоколадки. – Тебе нужнее!
Спустя четырнадцать лет Люба возьмет на руки свою первую внучку и удивленно ахнет. Ребенок будет так похож на ее девочек, что она не поверит своим глазам.
— Я тоже заметила, мам. Удивительно, правда?
— И странно…
— А, по-моему, ничего странного. Все закономерно.
В палату заглянет Светка и подмигнет Наталье:
— Пошли на обработку, мамаша! Пусть бабушка наслаждается.
— Ох, Света, как же хорошо, что ты в городе была! Я спокойна была, что Ната у тебя рожает!
— Зря вы меня гоняли что ли? Теперь я понимаю ваш коварный замысел! Заставили учиться, чтобы было кому внуков принимать? – Светка рассмеялась и махнула рукой Наталье. – Пошли! А то у меня еще сегодня две плановых.
— Бегу! – Наташа с трудом переставляла ноги.
— Пока нет. Через недельку-другую будешь. Потому, что надо меньше было жрать! Я говорила? Четыре триста! Куда это? Еле щеки пролезли!
— Не ругайся! Она все слышит! Прекрасные у моей дочки щеки! Самые лучшие щеки на свете!
— Да кто бы спорил! – Светка взяла Наталью под локоток. – Не скучайте девочки – мы скоро!
Люба улыбнулась и прижала к себе внучку. Сколько всего было за эти годы… И хорошего, и плохого. Одно она знала точно. Они с Наташей всегда будут рядом, всегда вместе. И не потому, что так надо. А потому, что детей не выбирают. Они приходят сами и их просто нужно любить.
— Мне бы раньше это понять, мое солнышко! – Люба поправила пеленку. – И маме твоей было бы легче, и мне. Ничего! Главное, что теперь мы все вместе…
Автор: Людмила Лаврова
