— Жить тебе осталось недолго, — сказала седая сморщенная и сухая, как урюк, старуха. – Сделать уже ничего нельзя.
— Это что же получается, они безнаказанными останутся? – спросила Валентина Игнатьевна, сжав кулаки со всей силой, какая была в слабых пальцах.
Ведьма задумалась, уставилась, не мигая, в тёмный угол комнаты, пропахшей дымом восковых свечей и лекарственных трав. Склонила голову, как пёс, что прислушивается к незнакомым непонятным звукам, кивнула чему-то невидимому и, положив руки, обтянутые желтоватой кожей, на стол, заговорила:
— Наказание их настигнет непременно, только не в этой жизни.
Валентина Игнатьевна поджала губы.
— Что ж это получается, мне в гроб, а им на Мальдивы? А если заявление написать? Хочу, чтобы их посадили.
Старуха встряхнула мешочек из плотной черной ткани и высыпала на стол разноцветные бобы.
— Не найдут. Даром только время потратишь, а его у тебя почти что и нет.
— Ну можно же их хоть как-нибудь наказать? Наколдовать, чтобы они с повинной пришли…
Старуха потерла морщинистый лоб.
— Есть одно средство. Но тут нужно решиться. Не каждый осмелится.
— Я уже ничего не боюсь. Вы говорили, жить мне осталось недолго. Просто скажите, что нужно сделать, а я сама решу.
Старуха посмотрела на клиентку черными, как смоль глазами, словно насквозь прожгла. Казалось, зрачки – единственное, что в ведьме осталось живым и подвижным, полным неведомой силы.
— Готова жизнь отнять? – спросила она вкрадчивым тихим голосом, будто не желала, чтобы кто-нибудь посторонний, услышал её вопрос, хотя в квартире, кроме них двоих, не было ни души.
— Отнять жизнь? Вы что же, хотите, чтобы я их за углом с кирпичом караулила?
— Ни в коем случае, — захихикала ведьма, будто Валентина сказала какую-то забавную шутку. – Нужно просто сделать переклад твоей болезни.
— Вы же говорили, что ничего нельзя исправить.
— Нет, нет, исправить нельзя, — подтвердила старуха. – Тело слишком изношено. Была бы ты молода, может, и хватило бы сил сдюжить. Но возраст берёт своё.
Она посмотрела на собственные руки с пергаментной кожей. Валентина тоже уставилась на сухие пальцы колдуньи. Вся она выглядела совсем как мумия в музее. Женщина задумалась, «сколько же должно быть лет этой бабушке, возможно, ещё первую мировую застала, а мне на возраст указывает».
— И что случится, если я соглашусь?
— Справедливость, — ответила ведьма.
***
Валентина вышла из подъезда на ватных ногах. В голове звенело. Медленно она побрела к автобусной остановке. Целый квартал пешком! Болезнь сделала из неё немощную старуху, а ведь когда-то Валя была спортсменкой легкоатлеткой. Даже медальки имелись за третье и второе место. Теперь они пылились на антресолях. Забытые, никому не нужные регалии. Валентина вздохнула. Разве могла она тогда подумать, что жизнь приведёт её в этот момент, в это место, в эти обстоятельства. Ничего ведь не предвещало беды, когда, придя на танцы с подружками, она познакомилась с Георгием. Как-то быстро у них всё закрутилось. Дело молодое. А то, что новоиспеченная свекровь не приняла радушно, так разве кто в её возрасте обращает на такое внимание? Да и мало ли семей с похожими проблемами. Зато с Гошей у них была любовь. Настоящая. Через год родился сынок. В общежитии стало тесно. Но к свекобре, как прозвала её про себя Валя, молодая семья перебираться не спешила. Да их никто и не звал. Мать мужа давно жила одна и одиночество своё всячески лелеяла. Больше, чем на три дня гостей даже из самых дальних уголков не принимала. Сына с невесткой тоже предупредила сразу, что с внуком сидеть не станет. Валю это не особенно огорчало. Ей нравилось самой возиться с малышом. Мальчик рос спокойным, совершенно не капризным. Расстраивало молодую мать только то, что каждый раз, попадая в дом к матери, муж становился будто сам не свой. Смотрел на неё волком, только шерсти на загривке вздыбленной не хватало. Но стоило покинуть отчий дом, пройтись по улицам города, вернуться в свою общагу с тонкими стенами и храпящим соседом за стеной, как всё в отношениях супругов мигом налаживалось. Так они жили, пока Андрюшке не исполнилось семь. А потом Георгию вдруг предложили служебную квартиру и неплохую должность. Одна беда – в другом городе. Вроде и недалеко, но свекобра вцепилась в сына, как коршун.
— Одну меня на старости лет оставить решил! – сокрушалась она.
— Мама, тут всего несколько часов езды. Будем навещать тебя по выходным.
— Как же! Сначала каждую неделю, затем через одну, а потом и дорогу забудешь! Помру, так ты и знать не будешь!
— Ну что ты такое говоришь? Ну хочешь, телефон тебе установим, буду каждый день звонить.
— Чтобы мне домой потом названивали все, кому не лень? Нет уж.
Свекровь отвернулась демонстративно, нижняя губа поползла на верхнюю.
«Недобрый знак, — поняла Валентина, — Сейчас опять начнутся стенания и причитания».
— Мам, ты ведь никогда особенно и не любила гостей. Мы и так приходим нечасто. Что вдруг изменилось? – недоумевал Гоша.
— Ой, Валя, хоть ты ему втолкуй! У тебя ведь тоже сын.
Валентина не ожидала, что свекровь обратится к ней, и потому над ответом подумать не успела, сказала, что на душе было.
— Я как мать буду грустить, если Андрюшка решит от нас уехать в другой город. Но если ему там будет лучше, отговаривать не стану.
Колючий, недобрый взгляд прожег Валю. Такого взгляда свекобра не метала в неё ни до, ни после. «Она ведь меня возненавидела её всеми фибрами своей души. По-настоящему возненавидела», — подумала невестка.
Когда выходили из родительского дома, мать всё ещё кричала сыну вслед:
— Благословения моего не получите! Счастья вам там не будет, так и знай!
От этих слов у Вали бежали по спине мурашки, будто какое-то мимолетное предчувствие беды коснулось её плеча.
— Нехорошо как-то, Гошенька. Без родительского благословения – ещё полбеды, а с материнским проклятием…
— Не переживай, Валёк. Мама просто такой человек. Не умеет выражать свои добрые чувства. Детство у неё суровое было. Забудь и не обращай внимания.
«Когда есть добрые чувства, уж как-нибудь да выразишь. Мой дед вот не знал, как теплые слова говорить, так показывал делами. Заботой. От свекобры же ни того, ни другого не дождешься», — подумала тогда она. Но мужу говорить ничего не стала. «Сына против матери настраивать – последнее дело, — решила Валя тогда. – Начну ему выговаривать, чем же от неё отличаться буду? Да и уедем мы, про неё, как про страшный сон забудем».
Но стоило им начать обживаться на новом месте, как начались странности. На работе Гошу приняли плохо. Начальство придиралось на пустом месте.
— Это что за грязь на рабочем месте? – с порога спрашивал главный инженер.
— Так цех ведь, пыль летает. Тут у всех так, — оправдывался Гоша.
— Ты мне про всех не рассказывай, за себя отвечать нужно.
Усатый мастер, тихо что-то починявший в углу, дождался, пока начальство скроется из виду.
— Ты его не слушай. Он тут сам без году неделя, вот и петушится. Пообтешется. Ты лучше это, после смены подходи к сторожке, мы там с мужиками собираемся, а потом все вместе в гараж к Виктору идём. Я так понял, у тебя тут друзей не имеется ещё, а мы новым историям всегда рады. А то свои уже все на десять раз пересказаны. Иваныч самогонку гонит такую, что аж до души пробирает.
— Да я не пью, только по праздникам…
— Тебя никто и не заставляет. Посиди, байки послушай, свои расскажи.
— Жена дома ждёт…
— Так и ей надо жизнь на новом месте налаживать. Дай бабе свободно вздохнуть.
— Ну если с этой стороны посмотреть, — неуверенно проговорил Георгий.
Так у Валиного мужа появились новые друзья и коллеги, которые не прочь были «залить полные баки», да и Гошу постепенно в свою шайку-лейку сманили. Стал он частенько приходить домой навеселе. А уж что творилось в те редкие моменты, когда семья возвращалась на малую родину, чтобы внука бабушке показать, Вале и вспоминать не хотелось. Ругались с мужем, как кошка с собакой. Только до рукоприкладства не доходило. Хотя Валентина несколько раз сжималась внутренне под взглядом кричащего Георгия. Глаза у него в те моменты становились совершенно чужие. Будто стеклянные.
Валентина поёжилась, вспомнив те далёкие времена. Ей не хотелось думать о прошлом, только мысли сами возвращались назад. Андрюшка тогда пошёл в школу. Валя осваивалась на новой работе. Муж пил всё чаще. Они ссорились. Потом Гоша держался трезвым несколько дней, извинялся, божился, что это было в последний раз, и снова уходил в запой.
Свекровь во всём обвиняла её, Валю.
— Не жилось тебе на одном месте! – цедила она сквозь зубы каждый раз, как молодые приезжали проведать её.
Валентина уже перестала оправдываться и объясняться. Старалась просто крепко держать язык за зубами. Так пролетело несколько лет. Всю любовь Валя вкладывала в единственного сына, который к этому времени успел подрасти и возмужать.
Но в один день всё стало совсем плохо.
Вале на работу позвонил начальник Георгия. Ещё не успев услышать новость, женщина поняла, что овдовела.
