Пожалуй, мне удастся тут всё поправить…Скоро поедем дальше, – сказал Валерий
Он копался в недрах автомобиля, и Вероника с ее «глубокими познаниями» в технике не рисковала спрашивать, в чем заключается поломка,
– Или вы предпочитаете отправиться куда угодно, но не со мной?
ЧАСТЬ 1 ЗДЕСЬ
ЧАСТЬ 2-3 ЗДЕСЬ
ЧАСТЬ 4-5 ЗДЕСЬ
Валерий кивнул на дорогу. Видимость была «отличная» – метров десять. А дальше сплошная стена снега.
Расскажите мне еще про лагерь… – потребовала Вероника
Может, вы хотя бы в машину сядете? В тепло…Вы, я вижу, на лес поглядываете… Туда спрятаться хотите?
Вероника действительно смотрела на заснеженные сосны. Но человек не может просто так уйти зимой в лес – в никуда. Только звери приспособлены к тому, чтобы там выжить.
Вероника вспомнила, как когда-то, в лютый мороз они с Алексеем ехали вот так, через лес — и увидели лося, который стоял возле самой дороги. Стоял и смотрел – такой нереально огромный… Настоящий… живой… Вероника аж глаза тогда протерла – ей показалось, что у нее галлюцинация.
В свое время она разлюбила Пришвина, и не верила больше в его любовь к природе, прочитав запись в дневнике: «Доели лося, который вчера подошел к нашему костру погреться… Мерили рога». Бедный зверь…. Пришел погреться, а его заст-релили.
Вероника чувствовала, что и она замерзла так, что зубы начинают стучать. А может быть, это от страха. Она медлила, но искушение сесть в теплый салон было слишком велико. Вероника снова устроилась на заднем сидении, засунула руки крест-накрест в рукава и стала греть их. Они были совершенно ледяные, казалось, что пальцы превратились в сосульки, и их нетрудно будет отломить.
У меня есть еще термос с горячим чаем… Справа от вас, в пакете посмотрите…
Найти большой термос не составило труда. Чай действительно был такой горячий, что обжигал губы. Неописуемое блаженство.
Поехали, – Валерий сел за руль.
На этот раз машина подчинилась ему, и снова поплыла сквозь метель.
Вы спросили меня о лагере….В ту пору я собирался стать великим писателем. Ну и освобождал себе время. Кормить меня было некому, приходилось заботиться о себе самому. С весны до осени я нанимался на работу, а в остальное время жил, скупо тратя заработанное, и писал….
Мечта сбылась? – против воли Вероники в ее голосе прозвучала едва уловимая насмешка…
Отчасти. Неопубликованные рукописи так и лежат, ждут своего часа. А на жизнь я пока зарабатываю другим способом.
И снова этот холодный взгляд серых глаз.
Я не жалею о том, что перепробовал множество разных профессий. Был матросом на корабле, строил дома, пас скот… Записные книжки остались с тех времен… Я старался сохранить то, что видел своими глазами, записывал какие-то характерные слова, выражения…
Не будет нескромным поинтересоваться, чем вы зарабатываете на жизнь сейчас?
Валерий промолчал.
Хорошо, – продолжала Вероника, – Допустим, я вам поверила. Хотя, наверное, ваше молчание означает, что вы занимаетесь делами не вполне законными. Зажигалочка вон какая интересная у вас… Может, и наруч-ники где-то завалялись… Декоративные…
И снова молчание.
Расскажите мне тогда про Ларису. Ну хоть что-то… Что запомнили…
Она очень любила качаться на качелях, – сказал Валерий.
И Вероника в тот же миг поняла – он не лжет. Для Ларисы это было и вправду – лучшее развлечение. «Ты как маленькая, – укоряла ее Вероника, – Над тобой же дети в лагере потешаться будут»
Но подружка не упускала случая в течение дня навестить уголок, где стояли простенькие качели – они еще и скрипели, и взвизгивали, стоило на них сесть. А Лариска качалась подолгу, и ее рыжеватые волосы взлетали в воздух…
Но должна же тогда я вас помнить! – не выдержала Вероника, – Мы там за свою смену всех узнали! Каждую собаку – в лицо…
Если не ошибаюсь, смена для вас была неполной. Вы уехали раньше – из-за того, что случилось, – и тут Валерий сказал то, что она ждала от него с самого начала, – Ее так и не нашли?
Вероника покачала головой. Наверное, он увидел это ее движение в зеркале, потому что продолжал.
Вы не можете поверить – сколько людей пропадает, и никто их не может потом отыскать. Годами длятся поиски – и тщетно. Моя бывшая одноклассница так исчезла. Лиля Тахудинова…. Это случилось через несколько лет после того, как мы окончили школу. Она вышла вечером в магазин и…мама ее так и не дождалась. Лиля была очень талантливой… Стала бы известной пианисткой…
Несколько минут ехали молча.
А у вас не сложилось тогда никаких версий, куда могла деться ваша подруга? – спросил Валерий, – Ну, вы же ее знали лучше всех…Может, она просто решила сбежать таким образом… Уехать куда-то… Бывает…
Нет! – никогда, наверное Вероника не протестовала так яростно, – Вот этого она точно не могла! Я хорошо знала ее семью – маму, бабушку… Это было для них чудовищное го-ре – когда она исчезла. У Ларисы когда-то по-гиб младший братик – его с-била машина. Ему три годика исполнилось, он играл во дворе.. Так что Ларка осталась единственным ребенком. На нее надышаться не могли. Она могла с любым парнем подружиться – ее семья его приняла бы… Так что не надо предполагать – вы же не знаете ничего… А бассейн… Лариска плавала очень плохо. Лишь держалась на воде – и то минуту-другую…. Она сначала проходила по дну, убеждалась, что тут неглубоко, можно встать в любую минуту, потом уже разворачивалась и плыла. А то, как я ее видела в последний раз…она лежала и то-нула… Ее бросили в воду как вещь просто…
Но если ее бросили – вы ж должны были видеть того, кто это сделал…
Да темно там было – окончательно разозлилась Вероника, — Силуэт помню, руки….Лица не видела. Всё.
О том, что в минуту запредельного стресса – она увидела и запомнила татуировку — синий якорь — на руке того человека, Вероника не стала упоминать. Знать это ее случайному попутчику было совершенно незачем.
Дайте-ка термос, – голос Валерия звучал ровно, он, казалось и не заметил ее раздражения.
Вероника снова достала термос из пакета. Когда Валерий протянул за ним руку – рукав его куртки приподнялся, и открылась татуировка в форме якоря. Синего якоря.
Больше Вероника ничего не помнила.
Когда она открыла глаза – салон машины был освещен уличными фонарями. Они въезжали в город. В тот самый городок, где жила бабушка. И до которого Вероника уже не чаяла добраться.
Адрес говорите, – сказал Валерий.
Вместо ответа она стала дергать ручку, пытаясь открыть дверь машины.
Подождите, сумасшедшая вы женщина! Если хотите выйти – дайте я хоть припаркуюсь где-то.
Меньше, чем через минуту – машина остановилась. Вероника, не веря себе выбралась наружу. Это была остановка, пустая в ночной час. Ноги плохо повиновались Веронике, поэтому она проковыляв пару шагов, опустилась на железную лавочку.
Если бы Валерию нужна была она – ему ничего не стоило бы догнать ее и затащить обратно в машину. Но он сидел, положив голову на руль, так, будто смер-тельно устал. И даже не попытался проследить, куда Вероника в конце концов пошла.
*
Завибрировал телефон в кармане куртки. Вероника достала его, и увидела, что звонит бабушка. И одновременно глянула на время – половина третьего ночи.
Да, – откликнулась она.
Вероника испугалась, решив – что-то случилось, раз бабушка вызывает ее в самый глухой час. Заболела Нюта? Самой стало плохо? Еще страшнее стало, когда она услышала, что невозмутимая бабушка, которая умеет держать себя в руках, что бы ни случилось, на этот раз чуть не плачет.
Господи, я до тебя дозвонилась…
Что?! С кем?!
Вероника готова была предположить что угодно.
Ты живая! Деточка моя, ты где?!
Остановка, где сейчас находилась Вероника, была в двух кварталах от бабушкиного дома.
Минут через пятнадцать-двадцать я буду у тебя. Нет, ты сначала скажи — у вас все нормально?
Приходи скорее… Тут такое…
Валерий уже уехал, но когда Вероника торопливо шла, почти бежала по улице – она невольно оглядывалась. Не хотела, чтобы он нагнал ее и снова предложил подвезти.
Но его не было.
Взволнованная бабушка встретила Веронику на пороге.
Раздевайся, заходи скорее, я налью тебе сейчас что-нибудь горячего… Ты узнала, да?!
Что узнала? О чем? – не понимала Вероника.
Убедившись, что и бабушка, и Нюта здоровы и благополучны, она перевела дыхание. Отошла от кроватки девочки, и пошла вслед за бабушкой на кухню, где ее уже ждала большая чашка с дымящимся чаем.
На столе лежал обтянутый коричневым бархатом альбом – Вероника его хорошо помнила. Это была история их семьи – в фотографиях. Бабушка и дедушка, отец, сама Вероника….Молодая женщина удивилась тому, что альбом лежит здесь – обычно он хранился на верхней полке библиотеки. Когда Вероника была маленькой, бабушка разрешала его взять — только убедившись, что у внучки чистые руки.
И сейчас Вероника хотела отнести альбом на место.
Погоди, – сказала бабушка, – Пей чай, а я тебе всё расскажу…
Но почему ты меня сегодня ждала? Ты знала, что я приеду? Твоё знаменитое предчувствие?
Я боялась, что ты не приедешь…
Бабушка сидела напротив Вероники. Альбом она положила на колени.
Моё предчувствие…да… Мне действительно казалось, что у тебя что-то произошло, что ты очень переживаешь….
Вероника закивала, и на глаза ее набежали слезы.
Я пыталась тебе дозвониться, но не не могла. И как ты понимаешь, мне в такую минуту было не до ребенка. Так что я сунула Нюте этот альбом. А потом гляжу – ребенок сидит в ступоре, не шевелится, дыхание затаил… Бросилась я к девочке – посмотреть, что ее так напугало…
Бабушка открыла альбом на одной из последних страниц. Повернула к Веронике. Там были свадебные фотографии – ее и Алексея.
Нюта узнала этого человека….Твоего мужа… Это от него она тогда сбежала… Она была в таком волнении, бедная, что мне пришлось дать ей ва-лерь=янки…
Но она обозналась, перепутала…
Она мне показала знаками, что ее мама – до сих пор у этого человека…Какие выводы я могла сделать… На кого – ты говорила – Нюта похожа как две капли воды?
Вероника пыталась осмыслить услышанное. Неожиданно ей вспомнились слова Алексея: «Я коллекционер». Неужели его подруга пополнила его коллекцию…
Нюта говорит, что ее мама жива?
Александра Андреевна кивнула.
Нюта показывала – этого страшного человека нельзя сюда пускать, нельзя открывать ему дверь. И еще она дала понять, что очень скучает по маме.
А я-то решила, что…
Вероника вспомнила ночную поездку и закрыла лицо руками.
Приближался рассвет.
ЧАСТЬ 7 ( Окончание )
Это было полуподвальное помещение, и еще счастье, что именно такое – не совсем подвал. Всё-таки на одной из стен, почти под потолком — было окно. Правда, выходило оно на задний дворик, всегда пустынный. Никого здесь не было – только сараи неподалеку, только голуби и воробьи – и ни одного человека.
Бывали дни, когда она часами стояла на табуретке, приникнув к окошку и, надеясь, что кто-то все таки появится – пусть в отдалении. Тогда она сможет закричать, позвать… Тогда она решится, и выбьет это окошко – ножкой той самой табуретки.
Она всё медлила это сделать – разбить окно. Боялась, что он откажется вставлять новое, и тогда ей придется терпеть холод. Или он накажет ее еще сильнее. Это было в его власти – лишить ее чего угодно: еды или воды, света, книг, бумаги, красок, карандашей…
Он давал ей возможность рисовать для того – как он сам выражался – чтобы она не сошла с ума.
И она рисовала всё, что видела вокруг. А потом ей стало тошно глядеть на эти работы. Тюрьма — она и есть тюрьма. Большое помещение с каменными стенами, запылившаяся мебель, большей частью сломанная – ее сюда просто «сослали» – как и одежду, которую давно никто не носил. Неизвестно сколько времени вещи тут лежали, но успели пропахнуть сыростью, а кое-где и покрыться плесенью.
… Она обжила небольшой уголок, где стоял ее топчан, столик и стул. Время от времени он разрешал ей собрать в узелок грязные вещи – и приносил взамен свежие: постельное белье и прочее. Еще у нее было немного посуды, электрический чайник и примитивные удобства – вроде рукомойника, в который надо наливать воду.
Но рисовать всё это – значило еще острее ощущать, что ты живешь в неволе. Поэтому она – никогда прежде не склонная к лирике – теперь старалась покрыть романтическим флером то, что видели ее глаза. Стены подвала становились на ее рисунках — сводами пещеры, по которым вился зеленый плющ, ко камням струилась родниковая вода…Иногда она рисовала животных – оленя, пришедшего напиться, пантеру, отдыхающую от зноя.
Но его она не рисовала никогда. Хотя, видимо, он этого ждал. Он был ее единственной моделью, к тому же – он был хорош собой. Но она ни разу не попробовала даже набросать его, сделать эскиз… Со временем он принял это. Вероятно, это стало даже частью его психологического эксперимента.
Она не знала, где находится дом, в подвале которого она живет. Последнее, что она помнила – из той, своей прежней жизни – летний лагерь. Ночью она возвращается к своей даче, и слышит детские голоса возле бассейна. Как могло случиться, чтобы ребята решились на подобное? На спор, что ли, «на слабо» собрались поплавать ночью?
Она пошла проверить – не могла она пройти мимо такого вопиющего нарушения дисциплины. Дверь в ограде оказалась открыта, а когда она поднялась на помост, чтобы с его высоты увидеть – не спрятался ли кто-то из детей? – она ощутила резкий укол сзади, в шею…
Потом он, кажется, выронил ее – и несколько мгновений она тонула.
А потом — этот подвал.
Если бы она была мужчиной, за время, проведенное здесь, у нее бы отросла борода, как у Робинзона Крузо.
Свои рыжеватые волосы она заплетала сначала в косу, а потом попросила дать ей ножницы, чтобы постричься покороче. Он отказал. Наверное, боялся, что она набросится на него с этими ножницами. И, хотя он был гораздо сильнее, он не хотел рисковать.
Тогда постриги меня сам, – равнодушно сказала она, – Здесь я не могу ухаживать за своей гривой.
Он выполнил ее просьбу.
А дочку, когда та подросла, Лариса не просила стричь, сама заплетала ей волосы в косички. Поняв, что Надя не слышит, и никогда не будет говорить – она рыдала, не зная, за что судьба решила наказать ее еще и так. А он, кажется, был даже доволен.
Скорее всего, это значило, что он когда-нибудь выпустит дочку из заточения. И она никому ничего не расскажет – это очень удобно. Он и теперь иногда брал девочку с собой.
Не хочу, чтобы она превратилась совсем уж в Маугли, – говорил он, – Пусть посмотрит большой мир.
Каждый раз Лариса не знала, уводит он девочку навсегда – или приведет ее назад. Она выработала свой, особый язык общения с Надей. И всякий раз прощалась с ней, давая понять, что любит ее, что всё будет хорошо.
Собственно план побега – совершенно авантюрный – тоже строился на этих редких «выходах в свет». У дочери был день рождения, и Лариса впервые за долгое время попросила своего стража
Устрой ребенку праздник. Повези ее в город, в центр. Когда-то я очень любила гулять по..
Она назвала улицу – это был «местный Арбат». Назвала и магазин, где дочери лучше всего купить подарок. Кинотеатр, в котором в десять часов показывают мультфильмы.
Она знала, что это единственный, почти безнадежный шанс. По памяти она нарисовала портрет своей единственной подруги… И попросила Надю – сбежать, если только это будет возможно. Из «детского мира», из кинотеатра… Лариса нарисовала тот магазинчик, который не могла забыть – его витрины, входную дверь. Всё это – здесь, в заключении, вспомнилось ей с поразительной точностью.
Она отдала дочери портрет Вероники. Конечно, та- спустя годы — могла выглядеть иначе… Ее могло не оказаться в это время в магазине….
Вероника приедет туда только в том случае, если она осталась верна их традиции – каждую субботу, утром – стоять возле этих витрин.
Если там будет вот эта тетя – подойдешь к ней, и останешься с ней….
Лариса знала, что дочь похожа на нее в детстве — как две капли воды. Кажется – ничего не унаследовала она от отца. Ни черных глаз, ни носа с горбинкой, ни овала лица…
Лариса могла бы написать, что просит о помощи – на другой стороне рисунка. Но она не стала этого делать. Во-первых, она не знала, где находится. Наверху было тихо, никогда не слышалось голосов – может быть, это какое-то нежилое помещение. Во-вторых, если бы он увидел ее письмо – даже такой призрачный план побега — рассыпался бы, а она была бы наказана.
В ее страже осталось слишком мало человеческого – он мог сделать и с ней, и с девочкой всё, что угодно.
Когда он увез девочку, она могла только молиться, чтобы все получилось.
А потом он вернулся – один.
Сбежала твоя по-ганка, – сказал он ей, – Чёрт знает как…. Попросилась в ту-алет, продавщица ее повела – и вернулась расстроенная. Девчонка неожиданно рванулась – и бегом к двери… Мы, конечно, сразу на улицу – но куда там…
Он наклонился к ней рывком, заглянул – глаза в глаза:
Ты, что ли, ее научила?
Даже, если не можешь отвернуться – смотри сквозь него, как глядишь на стереокартинку, ожидая, что на ней проступит изображение. Это правило она уже давно вывела для себя.
Вот и сейчас он ничего не мог от нее добиться. В итоге просто оттолкнул ее, так что она упала на свой топчан, и ушел, хлопнув дверью.
…А она в ту ночь, и во все последующие ночи могла только просить высшие силы, чтобы они позаботились о ее дочери. И надеяться, что девочка сейчас с Вероникой.
*
Бабушка, а ведь я решила, что человек, который привез меня сюда – что это его рук дело…. А что мне оставалось думать? Он работал в том же лагере в то лето, у него татуировка в виде синего якоря на руке…А он, бедняга, значит, ни сном, ни духом. Совпадения просто….
И что ты теперь думаешь делать? Это чудо просто, что ты успела сбежать от своего мужа в последний момент…Теперь ты понимаешь, на что он способен…
У меня до сих пор в голове не укладывается. А что я думаю делать? Бабушка, мне придется к нему вернуться.
Александра Андреевна смотрела на внучку, как на ненормальную.
Я сбежала от него, как я сейчас понимаю, из-за мелочи, из-за ревности…Но никто, кроме меня не сможет узнать, куда он спрятал Ларису. Я должна…
Очень даже смогут всё узнать без твоей помощи – полицейские! Надо только обратиться в полицию. Они его так прижмут, что…
Бабушка, но ты же знаешь, насколько неповоротлива эта машина, сколько проволочек в этой системе. Того и гляди, его просто вызовут, а он – прежде чем идти…. Короче, он что-нибудь сделает с Ларисой. Ее же уже даже не ищут, для всех — ее давно уже нет….Если ему удастся замести следы, то все будет кончено.
А ты как надеешься у него все выведать?
Как-нибудь. Не знаю пока. Начну с правды, скажу, что увидела его в ресторане с другой. Жутко обиделась, решила уехать …Потом одумалась, вернулась….А дальше – может быть — за ним нужно просто следить…. Я же знаю дни, когда он «уезжает читать лекции» и тому подобное….
Ника, не ду-ри…. Ты никогда не была сыщиком, и это не тот случай, чтобы начинать. Твой муж – ты представляешь, что он сделает, если узнает…
Кстати, про эксперимент. Ты знаешь, мне давно казалось, что он общается с людьми так, будто ставит над ними опыты. До какой степени можно расхвалить человека, чтобы он поверил в самую неправдоподобную лесть… До какой степени унизить, растоптать… Я замечала кое-что, но думала, что это ему нужно просто потому, что он – психолог… Ученый… А он не психолог, а пси-хопат. Я не знаю, что он испытывал в случае с Лариской. Может, проверял стокгольмский синд-ром – полюбит ли она того, кто отнял у нее все, включая свободу. А может, просто хотел посмотреть, насколько изменится она, если держать ее в полной изоляции. Не знаю, тут могут быть тысячи вариантов. В любом случае, мы знаем теперь, что Лариску можно найти… если постараться.
Александра Андреевна задумалась.
Подожди что-нибудь решать, – сказала она, – Я посоветуюсь с одним человеком.
С кем же?
Потом узнаешь. Я остаюсь при своем мнении –из нас с тобой еще те сыщики, а дело очень серьезное. А теперь ложись и поспи хотя бы несколько часов. Воображаю, как ты устала от всего, что произошло с тобой за последние сутки.
…Когда Вероника проснулась – за окном был день. Обыкновенный зимний день – за окном сидел бабушкин кот, присыпанный снегом, и просился, чтобы его пустили в форточку. Пахло чуть пригоревшим молоком – значит, бабушка уже сварила для Нюты манную кашу. Девочка играла в той же комнате, где спала Вероника, но делала это очень тихо. Рассадила своих кукол и что-то им рассказывала жестами. Потом вскарабкалась на подоконник и пустила кота. Пахнуло морозным воздухом.
Заметив, что Вероника проснулась, Нюта подбежала и крепко ее обняла. Они очень любили друг друга. Девочка показала знаками, что у бабушки гости – она с кем-то разговаривает.
Но Веронике всё равно надо было выйти, хотя бы в ванную. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что рядом с бабушкой на кухне сидит… Валерий. И они негромко беседуют. Выражение лица молодой женщины стало таким растерянно- изумленным, что бабушка грустно улыбнулась.
Знакомься, двоюродный брат Ларисы. Мы с ним познакомились совершенно случайно. Представляешь – в аптеке…Он увидел Нюту, долго смотрел на нее, а потом пошел за нами, так что я даже испугалась. Но он всё объяснил…Его сестра когда-то была точно такой.
И ты поверила? Бабушка, но это он подвозил меня вчера… Это из-за него я так струсила…
Вы обе говорите так, будто меня рядом нет. Александра Андреевна, позвольте я всё объясню вашей внучке…
И мне заодно, – вставила бабушка.
Так значит – всё, что вы мне рассказали о себе … Вы просто наврали! Великий писатель, – передразнила Вероника.
Валерий поднял ладони в жесте защиты.
Нет, почти нет… Я рассказал вам почти всю правду, кроме одного – я не работал в лагере. Но легко мог бы. ..А когда вы меня попросили рассказать хоть что-то о Ларисе… Конечно, я не мог забыть, как она любила качели.
А якорь?!
Это временная татуировка, ее можно без труда смыть. Соглашусь, это было жес-токо, но я надеялся, что может быть… стресс заставит вас что-то вспомнить. Сознание того факта, что вы сели в машину к… Я не мог представить себе, что к этому моменту Нюта узнает того самого человека… Вашего мужа…
Некоторое время Вероника молчала, осмысливая услышанное. Потом сказала решительно:
И всё-таки я настаиваю на своем – мне нужно вернуться к Алексею, и постараться выведать.. А вы.можете за мной приглядывать, подстраховать, чтобы в нужный момент… И дайте мне вашу замечательную зажигалку…
Она-то вам зачем?!
Мне с ней будет спокойнее, – сказала Вероника.
*
Это, конечно, был сон или бр.ед. Очень болела голова. Сумерки сгущались в незнакомой комнате. И вообще всё — как в тумане…
Но над ней наклоняется подружка, и она видит даже мелкие оспинки у нее на щеках – когда-то Лариса очень тяжело переболела вет-рянкой.
Она с тобой? — спрашивает Лариса.
Хоть бы этот сон кончился и начался другой. Может быть, если встать, сходить на кухню, и выпить табл-етку «от головы» – боль пройдет.
Но нужно сделать огромное усилие, чтобы сесть. Вероника опирается обеими ладонями — она лежит на чем-то жестком — но сразу приподняться не получается. Голова слишком тяжелая. Однако с третьей попытки она все-таки садится.
Моя дочка….девочка… Она с тобой? Она нашла тебя тогда? – допытывается Лариса.
Вероника кивает, придерживая голову, чтобы та не раскололась. И Лариса наконец переводит дыхание.
Мы с тобой где? – спрашивает Вероника.
Лариса пожимает плечами:
Я этого так и не узнала. А ты помнишь что-нибудь? Ты-то как умудрилась попасться в ту же ловушку, птичка моя?
Просто я живу с птицеловом, – Вероника догадывается опереться затылком на стену и становится немного легче, – Он мой муж…
Она помнит это – только Лариска умела так распахивать глаза, что они становились на пол-лица.
Нюта с бабушкой, – говорит Вероника, и подруга сразу понимает, что она имеет в виду.
Нюта? А я звала ее Надей…
Вероника вкратце рассказывает о том, что произошло, пока Лариска была «под землей». О том, как ее искали, как до сих пор горюют ее родители (но они живы, оба, правда!) , о том, как в магазине к ней подбежала Нюта и знаками попросила спрятать ее. И о том, как всё сложилось дальше.
Понимаешь, я хотела как-то незаметно выведать, где ты – а вместо этого угодила в ловушку… Я только сейчас ду—рочка такая — сопоставила тот факт, что… Короче, у Алексея на руке – сведенная татуировка. Почти начисто сведенная…И когда я стала вглядываться в нее – он все понял. Я ведь не раз рассказывала ему , что это единственная примета похитителя, которую я помню. Но у Алексея – почти ничего не заметно… Надо прямо очень сильно присмотреться.
И ты могла с ним несколько лет прожить?
Вероника чуть не расплакалась.
А разве мне могло прийти что-нибудь подобное в голову? Он нарцисс, понимаешь, он чер-тов нарцисс! Он считает себя выше всех остальных людей… Думает, что может ставить над ними эксперименты…
Так что ты теперь – тоже подопытный кролик? Странно. Ведь тебя же будут искать…. Ладно – с моим исчезновением уже все смирились… Но ты-то! Ведь, наверное, ты кому-то рассказала…что он….. если с тобой что случится –чтобы сразу вышли на него…
Вероника часто закивала.
Тогда, – сказала Лариса со странной отрешенностью, – Твой муж постарается сделать всё, чтобы мы исчезли… И концов не осталось.
Они долго молчали. Потом Вероника, видимо, решилась на что-то. На ней было трикотажное платье, жилет, а на ногах – сапоги. Она расстегнула молнию на одном из них и достала….
Глаза подруги снова расширились.
Это зажигалка, – сказала Вероника, – Пусть загорится этот дом….
Вместе с нами?!
Подвал большой. Возможно, если поднимется дым, люди увидят огонь…Нас успеют отсюда вытащить… Или ты хочешь остаться здесь еще на годы?
Лариса помедлила минуту,а потом достала откуда-то из тумбочки бутылку бренди.
Это самый дорогой подарок, который он мне сделал за это время. Хлебнем по глоточку, а остальное…. Здесь полно тряпок, если их полить – они разгорятся быстрее…
*
Они лежали в одной палате – и это было сродни тому, как когда-то они жили в одной комнате, в лагере…
Только тут не водятся пауки, – сказала Вероника.
Силы к ней возвращались, хотя она здорово наглоталась дыма.
Ты смеешься, – Лариса подняла забинтованные руки, поворачивала их, разглядывая бинты со всех сторон, – А у меня на руках останутся шрамы… Я на перевязке видела… Кошмар просто.
Набьешь на них татуировки – и будешь очень круто выглядеть… Любой рисунок набьешь – кроме синих якорей…
До отбоя оставался час, и в палате никого не было, кроме них двоих. Почти все остальное время тут теснились люди – приезжали родители Ларисы, которые уже забрали к себе Нюту – и ждали выздоровления дочери. Бабушка приезжала – Валерий привозил ее, но сам он чувствовал себя безмерно виноватым.
Я не успел, – твердил он, – Я старался не выпустить тебя из виду, но я не успел…. И если бы не увидел дым…
В сотый раз повторяю тебе, что ты нас спас, – говорила Вероника, – Пожарные бы опоздали… И если бы ты не выбил дверь…
Все понимали – теперь Алексей мог нанять себе самых лучших адвокатов, но от наказания ему не уйти, статьи тяжелые – и срок впереди маячит большой.
… Вероника заснула на полуслове, не дожидаясь отбоя. Она теперь подолгу спала – это было исцеление. И снилось ей всегда что-то красивое – природа,.. или картины…или один человек, который держит в руках зажигалку и улыбается. И она улыбается ему в ответ.
(Автор Татьяна Дивергент)
