Димке понравилось в новой школе. Здание большое – три этажа, а ребят мало. Коридоры кажутся пустыми, и на переменах можно сколько угодно игратьи бегать в рекреациях.
НАЧАЛО ЗДЕСЬ
ЧАСТЬ 2-3 ЗДЕСЬ
Гардеробщица тетя Тоня помогает малышам одеться-раздеться. Застегивает непослушную пуговицу под подбородком. Вздыхает:
Раньше тут не протолкнуться было. В две смены учились…
Учительница Нина Александровна – пожилая, добрая. Даже на двоечников, и тех, кто хулиганит, редко кричит. Чаще укоряет. А когда отвечает Димка – она слушает его и задумчиво улыбается. Потому что Димка всегда знает больше, чем задают на дом. Ему бы успеть вместить в короткий ответ то, о чем он прочитал в книжках.
Там, в городе, соседка Димы по парте – кроме обычной школы ходила еще и в музыкальную. А потом явилась на занятия с гипсом на пальце. Сказала, что учительница ударила ее по руке линейкой, за то, что играла неправильно.
А здесь следовало бояться только директоршу – она умела отчитывать. Но, чтобы попасть к ней в кабинет, «на ковер», надо было совершить что-то уж совсем страшное. Димка даже не представлял, что. При нем таких случаев еще не было.
В столовой кормили очень вкусно и сытно. Поешь после четвертого урока – и до вечера больше не хочется.
А еще Димка сразу запомнил, какой дорогой надо идти до дома.
Возле школы стоит корабль. Он сделан из нескольких бревен, а на мачтах полощутся красные паруса.
У вас всё впереди, все мечты должны сбываться, – объяснила Димке Нина Александровна.
Так вот, надо пройти мимо корабля, перейти дорогу – но она тихая, почти безлюдная, да на всякий случай – и лежачий полицейский тут есть.
А потом идешь – по единственному в их селе тротуару – мимо маленького магазинчика, мимо мечети, мимо старого клад-бища – идешь до самого дома. Там только одно по дороге может встретиться страшное – гуси. Иногда выпускают гулять больших белых гусей, а они не любят чужих, бегут на тебя, раскинув крылья, ругаются.
Первый раз, когда Димка их увидел, он не решался идти дальше. Но пока он стоял в раздумье – подошел Васька из четвертого класса. Домой ему нужно было идти той же дорогой. Васька сразу понял, что произошло, и оскорбительно заржал на всю улицу – не так, как люди смеются, а подчеркнуто, напоказ, тыча пальцем то в застывшего Димку, то в гусей. Но веселился он недолго. Шуганул птиц, чтобы уступили дорогу, и Димка был ему очень благодарен.
Они даже стали приятельствовать после того случая. Васька, в общем-то был добрым парнишкой.
Мама первое время сидела дома, не уезжала, а потом сказала, что ей надо съездить в город на один день, договориться, чтобы другая девушка присматривала за хозяйским домом, пока тетя Катя и ее семья не вернутся из Африки.
Прежде Димка завидовал Эдьке и Вильке. Здесь еще только начинал ложиться снег, а они приезжали — загорелые, просоленные океанскими ветрами. И та ракушка, что они привезли ему, до сих пор числилась среди самых дорогих его подарков. А какие удивительные вещи они рассказывали…
Но теперь как-то разом эта зависть ушла. Васька открывал ему тот мир, которого Димка еще не знал, но уже предчувствовал – тут есть что-то чудесное. Вот там, за крайними домами – начинается лес, а в нем озеро. Оно долгое – изгибается, завивается — то туда, то сюда. И пройти его по берегам нельзя – они, в основном, топкие. Только, если на лодке. А посреди озера есть островок, и Ваську на лодке возил туда отец.
А еще в здешних лесах нужно быть осторожным, чтобы не наступить на самую настоящую змею. Лучше ходить в сапогах, и внимательно смотреть под ноги. Змея двигается неслышно,точно струйка черной воды течет. А если и укусит – ничего, это перемочь можно. Васькиного отца — кусала. А вот коза от змеиного укуса пог-ибнет запросто.
Теперь Димке хотелось, чтобы там, в городе, их новые соседи делали ремонт всегда. И тогда они с мамой остались бы здесь. Димка жалел, что приехали они сюда поздно, когда Хэллоуин уже прошел. Нет, он не выставил бы на окошко тыкву с зажженной свечкой, и переодеваться в костюм какого-нибудь страшного персонажа тоже не стал бы. Здешние ребята этого не поняли бы, а пожалуй – даже и рассмеялись. Просто в такие дни… В такие ночи…. Кажется, что загадочное и необъяснимое – оно где-то рядом. Дышит, шепчет прямо тебе в ухо. А все загадочное и необъяснимое Димка очень любил.
…В тот день, возвращаясь из школы, Димка точно знал, что мамы дома нет. Она с утра показала ему, что еда будет ждать в холодильнике. Сама же она вернется часов в девять вечера – сначала похозяйничает в доме у тети Кати – и договорится с той девушкой, которая ее подменит, а потом мама еще встретится с дядей Борей.
Димке не было страшно остаться дома одному. Хотя возвращался он в ту пору, когда уже смеркалось. Нина Александровна спросила – знает ли он дорогу, и не нужно ли его проводить. Димка сначала кивнул, потом мотнул головой – мол, дорога ему известна, и провожать не надо.
Он знал, что будет делать, придя домой. Положит на хлеб котлету, нальет стакан молока, поднимется к себе в комнату и включит настольную лампу. Комнату озарит теплый и какой-то особенно уютный свет, Димка возьмет книгу, устроится на диване – и будет читать, пока не приедет мама. С хорошей книжкой – на заметишь, как пролетит время.
Димка еще подумал, нахмурившись, что может быть, маме будет страшновато идти от конечной остановки маршрутки – до дома. Фонарей здесь мало, большая часть улиц погружена во тьму, и люди ходят с фонариками. Включают фонарики на велосипедах, несут их в руках, или прикрепляют на лоб, как шахтеры.
Хорошо бы маму встретить – ведь он все-таки мужчина. И Димка бы это сделал, если бы не знал совершенно точно, что мама рассердится.
Он уже подходил к своему дому, когда увидел ребят, поджидающих его на поляне – возле старого дуба. Это были большие мальчишки, класса из шестого, а может быть, даже и старше. И Димка сразу понял, что они ждут именно его.
Один из ребят шагнул навстречу. Придумать причину, по которой стоило бы накинуться на мелкого пацана – было трудно. Пацан был спокойный, не наглый, ни к кому не лез, никого не обижал. Достойного повода не находилось.
Ты чё, крутой, в натуре, – лучших слов самый рослый мальчишка не нашел, и толкнул Димку сразу обоими руками, верно рассудив, что много этому задохлику не надо – тычка достаточно, чтобы сбить его с ног.
Лежащий – беспомощен, не потребуется много труда – напугать мелкого так, чтобы он обмочил штаны. Димка перекатился – он понимал, что нужно любым способом встать. Не было у него другого опыта в драках, кроме книжного. И, прикидывая, что ему делать сейчас – он ни на чем не мог остановиться. Возможно, он успел бы добежать до дома, но дверь заперта, пока ее откроешь… А просто так от мальчишек не убежишь. Ноги-то у них вон, какие длинные…
И тут в одном из окон его дома вспыхнул свет.
Атас, пацан! Кто наврал, что матери мелкого дома нет?
Чувствовалось, что мальчишки растерялись.
Ну, ничего, мы тебя еще достанем, сопля…, – пообещали они, и поляна опустела.
Кто-то помог Димке встать, отряхнул его куртку. Димка ничего хорошего уже не ждал, сжался в руках этого незнакомого парня, как зайчонок.
А ты ничего, нормально так держался, – сказал парень.
Димка понял, что бить его не будут, во всяком случае прямо сейчас. Вот куртку жаль – она теперь мокрая и грязная.
Нельзя позволить страху побороть себя, – сказал Димка, стараясь, чтобы голос его не дрожал, – Мне говорили – останется кто-то один – или ты, или страх.
Никто ничего подобного ему не говорил, маму вообще приводила в ужас перспектива, что ее единственный маленький сын вступит в драку, но Димке надо было убедить – и отчасти самого себя, что он не боится.
Пойдем, провожу до крыльца, – предложил парень, – Сдам матери с рук на руки.
Вообще это будет удивительно, если мама дома, – сказал Димка, – Она не должна так рано вернуться. Спасибо вам большое, но я теперь, правда, дойду сам.
Юрок легонько хлопнул его по плечу:
Пойдем, доведу… И у меня душа будет спокойна.
Димка позвонил в дверь, ожидая, что мама сейчас откроет. Но там, за дверью была тишина, никто не спешил впустить их. Мальчик пожал плечами. Ключ ему не надо было искать. Изнутри у куртки — потайной кармашек, который застегивался на молнию. Вот только открыть открыть замок получилось не сразу, и новый знакомый ему помог.
Видите, – сказал Димка, убедившись, что в доме никого нет, – Мама еще не приехала. Я не знаю, почему зажегся свет.
Наверное, проводка старая, глючит, – предположил парень.
Похоже, он не спешил. Ходил за Димкой по пятам по всему дому.
Я могу угостить вас чаем, – сказал Димка, стараясь поддерживать вежливый разговор.
Одного он не сказал парню. Сам Димка этот момент запомнил до мельчайших подробностей. Свет зажегся в четвертом, крайнем окне. Но Димка знал, что окон с той стороны только – три. И еще – теперь на втором этаже, в коридоре, пахло так, как в том шкафчике – лавандой и еще какими-то травами..
*
Марина встретилась с братом, когда у того закончился рабочий день. Борис ждал ее в кофейне, на той самой улочке, что считалась у них в городе «местным Арбатом». Отсюда два шага было до его офиса. Выбор тут был небольшой – одни сладости, зато кофе варили очень хороший – крепкий и вкусный. Борис заказал кусок торта, Марина – шарлотку.
О чем ты хотела со мной поговорить? – спросил Борис, прихлебывая кофе.
О «мелких нюансах» – с соседями и землей, он решил ей не рассказывать. Всё решилось благополучно,а значит, Марине знать об этом необязательно. Сева в последний раз сказал с усмешкой, что «эти» теперь первые с ним здороваются, и вообще ведут себя исключительно вежливо:
Человеческого отношения не понимают, а стоит им почувствовать силу – уважать начинают. Ничего хорошего в этом нет, Борис Игоревич, холопство одно.
Но Марина хотела поговорить с братом о другом.
Что там за история у этого дома? В прошлый раз ты обмолвился лишь мельком…Я не боюсь, но… Надо признать – дом очень необычен. Он какая-то личность просто…
Ага, вы с Димкой тоже это заметили…
Борис заказал вторую чашку кофе. Сегодня он очень устал.
Опустим последние годы… Там не было ничего особенно интересного. Дом этот не раз хотели купить, приезжали, смотрели…Но всех что-то останавливало. Сразу было понятно, что под современный его не переделать – легче снести и построить новый. А реставрировать старину – это недешево и на любителя. У нас же все хозяева любят рисануться – один перед другим. А таким домом особо и не похвалишься. Не стандарт, не все поймут. Так что, прежний хозяин долго не смог сбыть его с рук. Хорошо, нашел какого-то старика, который в нем прижился, и смотрел за домом. Снег чистил, мальчишек шугал, чтоб окна не побили. И да, кстати, старик этот тоже говорил, что дом «живой»…
Как это?
Погоди, потом расскажу. Сначала заглянем поглубже. Тут действительно жил купец со своей сестрой. После революции купца отправили в Сибирь, и там следы его затерялись. О сестре и вовсе не удалось найти никаких сведений.
Но самая интересная личность – старуха, которая жила в этом доме еще в девятнадцатом веке. И говорят, в доме же она и пропала. Причем бесследно. Но и теперь иногда можно услышать ее шаги, а еще существует легенда, что старуха эта в момент опасности спасет хозяев дома.
Марина услышала только слово «опасность».
Слушай, у меня сейчас там Димка один. Но я хочу еще про старуху – интересно.
— Да я особо много не знаю. Попрошу Севу, может, он откопает что-нибудь в интернете. Но мне самому этот дом с того момента, как я его увидел, показался стоящим..
Часть 5
Димка не стал рассказывать маме о мальчишках, которые на него напали. Конечно, она заметила испачканную куртку, но объяснить это было легко — они просто играли возле школы, толкались, и вот…
Впрочем, Марина устала и подробно сына не расспрашивала. Ей хватило того, что Димка жив-здоров.
— Не боялся тут один? — она наскоро готовила нехитрый ужин, жарила картошку.
-Нет, мам, я познакомился с, — Димка запнулся, не зная, как представить нового знакомого, — С одним старшеклассником из нашей школы. Он меня проводил…
— Ну и слава Богу, — откликнулась Марина, — Сейчас попьем чаю, а приберусь я на кухне завтра, ага?
То, чего она никогда не позволила бы себе у Кати — там нужно было бы «вылизать» кухню, прежде, чем уйти — здесь она могла дать слабину.
Марина думала, что заснет сразу, едва доберется до кровати, но на деле она пролежала несколько часов, прежде, чем ей удалось задремать. Прежде этот дом казался ей лишь красивым,и она знала, что у него «есть история», богатое прошлое.Теперь же ей живо представлялся старый купец, который по отзывам последних, кто мог рассказать о нем, был добрым человеком, угощал ребят яблоками из своего сада. А те, кто умел читать, могли попросить у него книжку из домашней библиотеки.
Его сестра, которая так и не вышла замуж, невзрачная, маленького роста, с косой, свернутой на затылке в тугой узел, носила темные платья с глухим воротом, Когда-то она училась медицине, работала сестрой милосердия, и местные жители нередко приходили к ней, или звали ее к себе, если не было возможности обратиться к врачу.
Может быть, теперешняя спальня Марины была как раз ее спальней…
А если же совсем погрузиться в глубину времён, как погружаются в глубину вод, где очертания — смазанные и расплывчатые – и ты не уверена, было ли это, или тебе приснилось — то маячил там образ таинственной старухи – смуглая кожа, как у жительниц южных стран, испещренное морщинами лицо, и глаза, в которых таится то ли безумие, то ли какая-то великая тайна, которую не положено знать сме-ртным.
Это опасная затея – в зрелом возрасте попытаться пробудить в душе своей веру в чудеса. Слишком давно она приучала себя, что чудес нет – уж во всяком случае ей на долю ни одно из них не выпадет.
Марина вспоминала Димкиного отца – которого слишком мало узнала перед тем, как выйти за него замуж. Он был военный, офицер, красиво за ней ухаживал – дарил подарки, и замуж позвал сразу, точно всё уже для себя решил.
У Марины в ту пору была знакомая – смешная старушка, которую весь город считал немножко сумас-шедшей. Маленькая, худенькая – издали ее можно было принять за девочку лет двенадцати. Она зачесывала седые волосы в хвост, носили колготки в крупную сетку, плиссированные юбки выше колен и курила длинные тонкие сигареты. Марией Васильевной ее называли только чиновники – когда она приходила с ними ругаться (у нее была обостренная жажда справедливости). А прочие – от детей до ровесников — звали ее Машей.
Она была тем еще циником, и Марина сама не понимала, почему стала приятельствовать со столь странной особой. Поддержки от нее было не дождаться, скорее к ней подходила фраза из анекдота — «придет этот поручик Ржевский и сразу всё опо-шлит».
Маша сидела на подоконнике с ногами, стряхивала пепел с сигареты.
Знаешь, кто сходу женится? Романтики или алко-голики. Ты своего проверь, как он насчет этого, – и Маша выразительно щелкнула по шее.
Марина пропустила ее слова мимо ушей, может быть потому, что до сей поры судьба даже близко не сводила ее ни с кем пьющим. Поэтому только после свадьбы поняла она, на что подписалась. В семье у Виктора считалось, что напиться дома – это ничего, это можно, все расслабляются – в подходящее время в подходящей компании. Главное – до выхода на работу протрезветь так, чтобы начальство ни о чем не догадалось.
Поэтому лечиться Виктор категорически отказывался (это же — портить репутацию, это — невозможно!) Единственное, на что он соглашался во время самых тяжелых запоев – это вызвать платного врача на дом, чтобы поставил капе-льницу.
И лишь один раз – это было в ту пору, когда Марина ждала Димку – Виктор согласился пару дней походить в дневной стационар. Марине нужно было сидеть рядом с ним. Виктор спал под действием лекарств, а она держала его руку, чтобы игла от системы оставалась на месте. И рядом сидели такие же женщины – помоложе, постарше, приглядывали за своими. Кто-то привел сюда дочь, кто-то мужа, кто-то отца. Горе горькое…
В последний день лечения Марина чувствовала себя неважно, и отправила Виктора в больницу одного. Напрасно! Пациентов как раз должны были «закодировать». Виктор с интересом послушал начало речи старого врача –встал, и ушел домой, шаркая тапочками.
Марина увидела его и заплакала. Она поняла, что ничего не изменится.
Ладно тебе, – оправдывался Виктор с некоторой долей смущения, – Кого там слушать! А то я не знаю, что этот Сергей Михайлович – ал-каш не лучше всех нас. Слушай, чего я тебе расскажу….Он, бывало, спешит на работу с бод-уна, и видит как в парке ханы-ги похме-ляются. Он к ним: «Братцы, налейте!». Они бошками крутят: «Не, ты нас всех сдашь!» Он уверяет: «Не сдам, клянусь». Ну, нальют ему… А он, как придет в кабинет, так сразу по телефончику набирает номерок – и вызывает милицию… Это в ту пору, когда еще милиция и вытрезвители были… Нашла, к кому меня посылать.
Год, прожитый с мужем, тянулся нескончаемо, и был полон муки. Больше всего Марину удивляло, как легко Виктор дает клятвы – и с еще большей легкостью нарушает их на следующий день.
Ты же мне обещал?! – взывала она к мужу, снова увидев его «на бровях»
Ну, я ж тебе «слово офицера» не давал, а для меня имеет значение только «слово офицера», им я не разбрасываюсь.
В такие минуты Виктор казался Марине взрослым ребенком, пытающимся схитрить, вывернуться.
Когда на свет появился Димка (а Виктор хотел именно сына), Марина решилась. В те, первые, месяцы, она изнемогала от усталости, научилась неделями спать по три-четыре часа в сутки, ходила как зомби – и не видела никакой помощи от мужа. Виктор не мог понянчить сынишку и десяти минут, ссылаясь на то, что он «не умеет», у него «не получается». Но по вечерам или по выходным, стоило Марине смежить веки хотя бы на четверть часа –проснувшись, она видела, что Виктор уже успел набраться, и ему, как говорила свекровь «травынька не расти».
До этого Марина уже неоднократно заговаривала о разводе, но каждый раз, Виктор добивался прощения. Он мог встать на колени, заплакать, что угодно… И Марина всё надеялась на какую-то перемену, всё прощала…
Но теперь она была неумолима. Груз в виде ухода за маленьким сыном, она могла нести, но повесить себе на шею на долгие годы еще и «взрослого безответственного ребенка» — было бы чересчур.
Наверное, после того, как его развели с женой, Виктор, наконец, дал себе «самое честное слово офицера» – больше не встречаться ни с Мариной, ни с сыном. Из их жизни он исчез сразу и окончательно. Остались лишь крохотные алименты ( Виктору удалось получить справку, что он почти ничего не зарабатывает). Марина корила себя за то, что даже эти деньги ей не удается откладывать для Димки – у их маленькой семьи было столько нужд — все уходило влет.
И лишь с той поры, когда Марина начала работать в семье Кати Гейнцельман – алименты стали копиться на счете.
Сам Димка уже не помнил отца, но любви матери ему вполне хватало, и он не считал себя обделенным.
Марина же именно тогда перестала верить в чудеса, и даже в то, что когда-нибудь вытянет счастливый лотерейный билет. Она должна была растить Димку, тянуть из себя жилы, и на большее сил не оставалось.
Лишь один раз испытала она что-то похожее на любовь.
Тогда она сильно расшиблась. Хмурым декабрьским днем неожиданно пошел дождь, а ночью ударил мороз. Маленький Димка не говорил «гололед», ему казалось правильнее «головаоблед». Тротуар возле их дома никто не посыпал песком, и, падая, Марина уже понимала – что упадет жестоко, больно, что это кончится чем-то плохим.
Вот, какого черта, спрашивается, падая, она подставила руку?! Марина зашипела от боли, и вспомнила, как ей кто-то говорил (впоследствии оказалось – совершенно неправильно) — мол, пошевели пальцами –если сможешь, то никакого перелома нет. Пальцы шевелились, но перелом оказался самым настоящим.
Этот врач в травматологии, что накладывал ей гипс… Впоследствии Марина пыталась понять, как именно ее угораздило тогда потерять голову… Выяснилось, что они учились в одной школе, только он – несколькими классами старше, и он даже ее вспомнил.
Валерий был полной противоположностью Виктору – влюбленный в свою работу, одержимый ею, он покидал отделение лишь ненадолго. И весь медгородок знал, что его можно выдернуть из постели в самый глухой час ночи- если он требовался в больнице. А нужда в нем возникала часто, так как он был на все руки мастер – всё время учился, ездил на курсы, каждую свободную минуту читал медицинские книги и журналы.
Прощаясь с Мариной, он сказал ей:
Не пропадай!
И этой невинной реплики хватило, чтобы Марина решила – и он рад встрече с нею, и он ищет родственную душу. Она не навязывалась ему, но иногда обращалась, пользуясь его разрешением – то с Димкиными, то со своими хворями. И каждый раз уходила от него взволнованная до глубины души – и надеялась при этом, что ничем не выдала себя.
Он был умен, остроумен, он ставил на ноги самых тяжелых больных – и казался ей настоящим героем. Несколько лет понадобилось Марине, чтобы понять – она тогда ошиблась, он нисколько не увлечен ее, а относится только как к доброй знакомой – и не больше.
Пришлось Марине наступить на горло собственной любви, а она оказалась страшно живучей, и никак не хотела уми—рать, и жаль было тушить самую последнюю искру – ведь Марина отчетливо понимала, что уби-вает нечто прекрасное, то, что должно было жить – и что уже никогда не воскреснет.
…Луна медленно проплыла из одного края окна в другой, скрылась за рамой. В комнате стало совсем темно. Марина ругала себя за то, что не может заснуть. Надо бы спуститься в кухню, накапать успокоительных капель.
Вдруг отчетливо запахло лавандой. Должно быть сквозняк приоткрыл дверцу шкафа. Прежде, кажется, саше с лавандой клали в белье, чтобы оно источало приятный запах.
Марина раздумывала – вставать ей, или не стоит, как вдруг увидела в дверях силуэт женщины. На фоне темного проема он казался светло-серым, точно слегка светился. Марина различала тонкую талию, длинные юбки… Может быть – это что-то вроде мгновенных, коротких сновидений от сильной усталости?
Она всё таки заставила себя встать. Теперь Марина не видела фигуры. Но стоило ей выйти в коридор – как женщина появилась вновь – на несколько секунд. Исчезла – и снова возникла впереди – уже несколькими шагами дальше.
Марина потрясла головой. Она спускалась по лестнице, стараясь смотреть только себе под ноги, чтобы не поскользнуться на ступеньках.
В кухне она налила треть чашки воды, достала пузырек с каплями… Нынче ночью ей просто необходимо выспаться. У дома, конечно, красивая история, но нужно относиться к ней как к легенде, чтобы окончательно не сойти в ума.
*
Удивительно, но Ксюха позвонила сама. Юрок не ждал этого, и даже слегка оторопел. Он держал телефон и смотрел на Ксюху, которая была где-то там, далеко на юге, но вспомнила о нем. Она позвонила среди ночи – может быть, думала, что он не ответит, или хотела увидеть его смешного, заспанного.
Сама Ксюха была такая же как всегда. Черные волосы, черная куртка, и этот чокер с серебристыми шипами.
Девушка молчала, будто это он позвонил ей, и он должен был начать говорить.
Ну, чё… Как ты? – Юрок не придумал ничего лучшего.
Не знаю, – сказала Ксюха, – Может, скоро домой сорвусь…
Юрок понял – или ей стало скучно там, где она сейчас, или она поссорилась со своим бойфрендом. Надеяться на воскрешение прежних отношений было нельзя, но надежда у него все-таки появилась. Теперь, главное, не спугнуть…
А ты там как? – спросила она.
С ее стороны этот вопрос можно было даже счесть за нежность. Обычно настроением своего парня Ксюха не интересовалась.
Да вот, призраков тут ловлю, – Юрок попытался рассказать о самом ярком, что происходило в его жизни, – Есть тут один дом с чертовщинкой, и мы на днях пойдем с этими чертями разбираться.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ
